Альфред, Сальвадор, Артюр
Воспоминания! Воспоминания! Воспоминания – это прекрасные цветы прошлого. Их несут красивые птички сознания в своих заостренных клювах. Но цветы эти таят под мясистыми зелеными листьями шипы. Мы живем или умираем вместе с этими воспоминаниями. Это колючие цветы будут лежать на наших могилах грузом камня и совести. Мы вспоминаем, стоя на краю пропасти, крича свою боль в звенящую тишину и мрак. И стонами отвечает эхо, и страхами полнится тьма. Альфред Он снился мне счастливым и безгневным, Цвела улыбка на лице его, С неуловимой музыкой родство Сквозило в нем, простом и повседневном… «Мертвый поэт» С чего рождается ненависть? Ненависть к себе? Из мелких случайностей, из воспоминаний, из душевных терзаний – всё это ты гонишь, гонишь от себя в своем яростном желании защититься от правды, скрыться, свалить вину на другого, на общество, на него, кто был тебе ближе всего!.. С чего рождается любовь? Внезапная встреча связала нас, но наше знакомство началось раньше, когда я читал твою книгу, книгу о юноше, так похожим на меня… может это схожесть твоего выдуманного персонажа и подтолкнула меня к тебе? Я не знаю… Я встретил тебя и полюбил. Но лишь в романтических сказках любовь побеждает: в моей же жизни мои чувства к тебе и твоя доброта ко мне не смогли выиграть бойню за мою душу у ненависти. Я помню, помню это сжигающее нутро чувство, это омерзение в голове при мысли о ненавистном тебе человеке, это страстное тошнотворное желание разорвать на куски того, кто отравляет твою жизнь лишь своим существованием. Я ненавидел своего отца. И трагедия моей жизни в том, что ненависть оказалась сильней любви. Как ты думаешь, Шекспир наверняка не предполагал, соединяя враждующие семьи жертвой чистой любви, что на самом деле ненависть сильней, нежели все тайные свидания и благородные смерти во имя мимолетного счастья с любимым человеком. Я знаю, что ты любил меня, знаю. Я знал это тогда, но не понимал. Понимание любви приходит потом, когда ты стареешь, когда время, внезапно развернув перед тобой все карты и дороги, ласково и неотвратимо показывает тебе, что конец близок, и тогда ты и понимаешь, что было важным в твоей жизни. Кто был важен для тебя. Кого ты предал своим глупым себялюбием и страхом ответственности… Тогда, в 1895 году, я предал саму Любовь, я предал свое Счастье, предал часть своей души. Ты простишь меня, Оскар?... Сальвадор Всякий раз, когда, опустившись в глубины одиночества, мне удается зажечь в мозгу искру гениальной мысли или нанести на холст мазок запредельной, ангельской красоты, мне неизменно слышится хриплый, глуховатый крик Лорки: «Оле!» – «Дневник одного гения». Я люблю маски. Они просто…хм….просто великолепны! Они как стены, как панцирь краба, закрывающий тебя от внешнего блеска! Надел маску – и ты свободен! Ты можешь быть самим собой, надежно скрытый за мишурой и блеском, которая так нравится обожающей тебя толпе! Но можно ли скрыться от воспоминаний? Почти каждый день, перед сном или вдруг застыв посреди обеда с ложкой, так и недонесенной до рта, я замираю, охваченный вдруг чередой смутных или же ярких воспоминаний. Я по опыту знаю, гнать их глупо, и я просто жду, глядя в черноту ночи или как капает суп с округлых краев ложки, пока образы, преследующие меня, вновь покажут свою утраченную, исчезнувшую в веренице лет прелесть. И я вспоминаю… Мягкость моря, мягкость песка, мягкость твоего голоса, читающего оду, посвященную мне… Знаешь… в этом сложно признаться, особенно мне, носящему маску перед общественностью так долго, что я стал забывать свою сущность, но правда такова, что из всех – ты слышишь? Из всех! – восхвалений, та ода, «Ода Сальвадору Дали», что ты написал, для меня важнее всех обожателей! Всех тех напыщенных речей, что произносят мне, как золотому божку, все эти богачи и сливки общества, гонимые модой из одного угла предпочтений в другой. Страх терзает меня, я виноват перед тобой, я уже не вижу за своими масками ни тех мадридских студенческих дней, ни мягкости моря, ни своих глубоко спрятанных чувств… Мои воспоминания, теряя новизну, теряя связь со мной нынешним – а я ведь меняюсь каждый день, каждый день встречаю с новой маской! – покрываются налетом излишней сентиментальности. Я пишу автобиографию, путая детство с мечтами юности, а любовные похождения с картинами. Но ты, ты, друг моей сумасшедшей юности, ты есть всегда, ты во мне, в моей голове, и никакие года не сотрут из моей души твой голос, твое лицо, никогда не исчезнет та мягкость, которая окружала тебя, как свет, и которой ты делился со мной! И твой возглас «Оле!» всё еще звучит в моей пустозвонной головушке как истинность существования моей души! Прочтёшь мне оду, Федерико?.. Артюр Но, дорогой Сатана, заклинаю вас: поменьше раздраженья в зрачках! И в ожидании каких-либо запоздавших маленьких мерзостей вам, который любит в писателе отсутствие дара описывать и наставлять, вам подношу я несколько гнусных листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят. - «Одно лето в аду» Отрава юности, сладость юности, наслаждение и муки юности. Вряд ли моя мать, рожая меня в тот пахнувший преющей листвой осенний день, знала, как глубоко я утону в своей греховной счастливой жизни. Я отринул всё, что можно, кинулся в пучину грехов и наслаждений, я бежал из плена провинции и, тайным пассажиром добравшись до Парижа, поселился в этом диком и прекрасном городе, где рыскала, сплетая судьбы, жизнь. Я практически напросился к тебе в дом – и вызвал скандал. Твоя жена невзлюбила меня с первого взгляда, и если честно я понимаю эту глупенькую девочку – иногда я сам настолько себе противен, что готов вонзить нож в свои мерзкие мозги!.. Я любил тебя, но не мог быть счастлив в любви. Любовь давно убежала от меня, я сам предал и разорвал все узы со счастьем, еще тогда, когда в первый раз окунулся в грехи ночного Парижа. Счастье не идет к таким, как я. И я до сих пор помню твое лицо… твое зареванное несчастное лицо. Помню, как ты протягивал мне пистолет и молил убить!.. я буквально слышал, как разбивается твое сердце, как разбивается мое сердце. Может и вправду стоило убить тебя тогда? Убить тебя, убить себя, убить все эти наши дни, наши каникулы у моря, наши дружные и любовные побеги, убить все страдания твоей жены и моей бедной матушки?.. Но я этого не сделал. Я просто смотрел на красную кровавую дыру на своей ладони и слушал, как разбиваются наши сердца. Это ведь было наше лето в аду, не так ли, Поль?.. Мы ворошим воспоминания, мы окунаемся душами в прошлое, мы задаем вопросы. Но не ждем ответа: те, кто мог голосами своими разрушить застарелые, но всё еще ядовитые, чувство вины и чувство сожаления, уже ушли. Кого-то унесла смерть от пули глупой власти, кто-то умер, стеная от боли и безвкусности обоев, а кого-то отдалила внезапная пропасть, вырытая временем и бессмертной гордыней. Мы задаём вопросы, но не ждем ответа. Мы просто слушаем, как эхом наших голосов отзывается тишина, как летят обратно бумерангом с болью выкрикиваемые имена:Оскар, Федерико, Поль.