34.
Веки затворяются, Грозы приближается. Нет сил для политики, Были правы критики. Вот конец мгновенного, Бренного и тленного. Путь до бесконечности… Выдержат ль конечности? Нива плодородная – Не дорога водная! Где ж освобождение? Рядышком спасение. Только нужно выстрадать. Трудно судно выстругать, А идти на исповедь Что-то рано ведь. Неизвестный автор.
Мокрый песок был под ногами, ветер немного холодил спину, когда я шёл по берегу неведомой земли, и единственным моим спутником была собственная тень. Вначале, конечно, следовало обойти берег, так как это было легче, чем пробираться среди зарослей в глубину. Так я и поступил. Теперь опасения относительно ареста и прочих неприятностей были уже позади, никто, как думал я, ни за что бы не догадался о том, где я сейчас. Места эти, разумеется, являлись ещё таинственными и во многом недоступными для мореходов. Да даже если и кто и подумал бы о существовании ещё каких-то островков поблизости от того, где я находился прежде, то никто бы уж точно не стал бы терять время и подвергать судно опасности, что бы обойти их все. По крайней мере, в ближайшее время об этом можно было не беспокоиться. Никто сюда не заглянет. Это обстоятельство несколько озадачивало меня, так как в таком случае одиночество по-прежнему грозило мне, и всего остального, что происходило в моём внутреннем мире, никто не отменял. Но здесь были и тенистые места и достаточно еды – всё то, что я некогда лишился по собственной глупости. О будущем не стоило пока и думать. По сравнению с тем, что должно было служить моей временной темницей, новые места казались просто увеселительными садами. Да, всё в этой жизни – туман и обманчивые видения. Иксион полагает, что обнимает Юнону, хотя на самом деле – это всего лишь воздушная Нефела, несбыточная мечта. И дети её, нефелимы, горды и самонадеяны, но стоит начаться настоящему потопу, как он сразу смоет этих исполинов без остатка. Сознание потихоньку приходило в порядок. После всего того, что произошло со мной в море, такое неожиданное обретение почвы под ногами казалось невероятным чудом и исполнением всех мечтаний, и было совершенно исключено, что бы я захотел вдруг повторить проделанное только что путешествие: без карт и достаточных запасов еды, имея лишь под собой готовый вот-вот опрокинуться плот и то, что он способен вместить. « Возможно, мне и удастся выбраться отсюда, но конечно, не скоро и уж точно иным путём», – мыслил я. Почти весь день ушёл на то, что бы изучить и осмотреть окрестности. Ничего стоящего почти не попадалось. Начинался отлив, везде, где только можно, суетливо возилась различная морская живность. Я уже начал сомневаться, стоит ли продолжить путь, или же всего лучше, возвратиться к месту моей прежней стоянки и позаботиться о ночлеге, как передо мной возникла внушительного вида скала, ступенчатой грядой пересекавшая песчаную полосу и вдававшаяся на десятой ярдов в море. « Вот отсюда, – подумал я, – будет замечательно всё видно. Хотя бы узнаю, насколько велика эта земля». Я принялся карабкаться по этим отрогам. Поднявшись вверх по склону, я оказался на плоской возвышенности, как раз у того самого места, где с обратной стороны скалы из расселины стекал поток, образуя собой шумный водопад. Отсюда было видно хорошо, что суша там, оттуда, где я стоял, завершалась узким мысом, почти целиком скрытым под пышной растительностью. Однако песчаный берег, так неожиданно прерванный, всё же продолжался за скалой. Остров ли это был или же даже полуостров, сообщавшийся небольшим перешейком с более крупной землёй в направлении, обратном тому, какое я избрал, я не мог пока решить. Но вид, открывавшийся мне, способствовал появлению определённых раздумий. Суша, терявшаяся с одной стороны в густо разросшемся и высоко стоящем лесу, а с другой плавно закруглявшаяся, уходя в море, была значительно меньше в ширину, чем остров, недавно покинутый мной. Но для одного меня этого было больше чем достаточно. « Каждый правитель несчастен, если он одинок, и у него нет верных единомышленников, что поймут его и поддержат в его невероятно трудных начинаниях. Ведь управлять страной означает возвратить своему народу то состояние, поднять его до того уровня, на котором он находился во времена славных предков, сохранить и приумножить наследие, оставленное ими. Но что ждёт его, если и удастся ему привести своих подданных к великой цели всеобщего процветания и благосостояния, хоть на шаг продвинуться на пути к ней? Пусть он только завершит своё земное существование, ведь ни одному, даже самому знатному, мудрому и справедливому из людей не дано здесь бессмертия, как все они сразу ещё глубже погрязнут в бездне варварства, упадка и невежества. И он может поплатиться за свои великие замыслы намного раньше, вызвав гнев и ожесточение непонимающих его приближённых, которыми, в конце концов, он будет беспощадно свержен и, возможно, даже убит. Не таков ли ныне наш добрый и разумный монарх Яков Стюарт? Доколе те, которым их прежние заблуждения и собственная выгода дороже всего, выше отвлечённых нужд государства, будут терпеть его правление? Пока он противостоит Риму, испанцам, мятежным ирландцам и прочим врагам страны, пока он не мешает торгашам обогащаться. Но стоит ему прекратить всё это независимо от причин, как падение не заставит себя ждать и произойдёт если не лично с ним, то настигнет его ближайшее потомство. Всем нам не стоит входить в искушение и следует отвратиться от неправды. Кому сейчас труднее? Мне или моему королю, которого я, похоже, предал навсегда, совершив поступки, решительно недостойные британского джентльмена. Мне следовало всё же помышлять не только о Боге и самом себе, но и об интересах нации и короны», – так думал я. Вот, каким глупым и бесполезным рассуждениям я стал предаваться! Вероятно, на это повлияло то, что я стоял так высоко, совершенно один, а подо мной расстилалась долина. Но приближение вечера заставило меня поторопиться. С затейливыми размышлениями и излишествами красноречия следовало покончить, не до того было, да и могло всё это снова привести меня к тщательно избегаемому высокомерию. Но я слишком хорошо уже знал ему цену, что бы возвращаться к подобному ложному мнению о себе. Что же было и думать, мы уже далеко не дети, рай утерян, и легко и просто возвратиться в него нам уже нельзя! После того, как я перебрался через этот скалистый хребет, я к великому моему огорчению обнаружил, что подошвы моих туфель совершенно износились, так что сами они походили скорее на ножные колодки, чем на ту удобную и прочную обувь, которой они были когда-то. Пальцы ног торчали наружу, причиняя мне сильную боль при соприкосновении с мелкой и острой галькой на берегу, по которому я продвигался. И так как я шагал почти босиком, то скоро натёр ноги до такого состояния, что почти их не чувствовал. Но рано или поздно подобное должно было произойти. И всё же я не был готов к такому неожиданному осложнению. Но надо отдать должное башмачнику, ведь изделие его прослужило довольно длительный срок в таких не подходящих для него условиях. Теперь же туфли прямо-таки разваливались на каждом шагу, заставляя меня ощутимо хромать. Настал миг, когда мне это окончательно надоело, и я сбросил их, хотя мне стало от этого не намного легче. Оказалось, что я не готов к долгому хождению босиком. Я просто не представлял, чем же помочь себе в подобном несчастье. Оставалось лишь терпеть, дрожа от мысли, что на обратном пути придётся лезть через те же скалы. Я прошёл ещё немного и остановился, увидев нечто такое, что не могло оставить меня равнодушным. Зрелище, открывшееся передо мной, могло бы повергнуть меня в ужас, если бы прежде я не испытал иных, гораздо сильных потрясений. На берегу, испуская зловоние, лежали три человеческих трупа, по всей видимости, вынесенных на него морем. Стаи пернатых хищников с громкими криками сновали над ними, расклёвывая тела. Иногда птицы тяжело поднимались и вдруг камнем падали, сложив крылья, и только над самой добычей внезапно раскрывали их и вонзали острые когти в эту падаль. Насытившись, они садились неподалёку на песок или траву, грузно переминаясь. Тучи самых различных пестрых насекомых озабоченно вились в воздухе над телами, которые уже почернели и были сильно раздуты, оттого что долго пробыли в воде. Но каким сильным ни было моё отвращение, я всё же прошёл вперёд, ожидая найти что-нибудь полезное, или хотя бы узнать, кем были эти люди, когда ещё имели способность жить и выглядели иначе. Ведь это могло объяснить мне многое. Эти чужие мертвецы были менее страшны мне, несмотря на все те изменения, какие с ними произошли и которые их вовсе не украшали, чем труп Роджера. Это могло быть объяснено тем, что, во-первых, они были незнакомы мне, во-вторых, все были обращены лицом к земле, в-третьих, здесь я был совершенно свободен от чувства вины перед ними. Тем более что, при ближайшем рассмотрении, все трое оказались испанскими военными, судя по цвету и форме некоторых частей одежды и тому, что все они были брюнетами, о чём свидетельствовали уцелевшие клочья волос на темени. Оружия при них не было, но все они, как явствовало по их виду, не просто утонули, а оказались в воде уже мёртвыми. На это указывали несомненные признаки насильственной смерти. Скорее всего, они были убиты во время какого-нибудь сражения неподалёку отсюда несколько дней назад и брошены в море. Это означало для меня либо близость некой большей суши, либо то, что остров находится не так далеко от корабельных путей, как я полагал ранее. Сделав всё эти выводы, можно было идти обратно, но я всё же не смог устоять пред тем, что бы не снять отличные крепкие сапоги с высокими голенищами с одного из них, справедливо решив, что мёртвому, к тому же испанцу, они уже ни к чему, а мне-то будут как раз кстати. Сделав это наконец, стараясь особо не рассматривать то, с чего я их стащил, и не дышать смрадным воздухом, я решил, что больше мне незачем здесь больше находиться, и что я ни за что больше не ступлю на эту часть острова. Отойдя далеко от мертвечины, где страшный запах уже не достигал меня, я тщательно прополоскал сапоги в морской воде и надел их. Они оказались мне очень велики, голенища пришлись мне значительно выше колен, но неудобство, связанное с их ношением, было всё же меньшим, чем хождение вообще без обуви. Я направился в обратный путь и вместо того, что бы вновь подниматься на скалу, свернул в чащу леса, надеясь обогнуть ещё. Теперь ноги были надёжно защищены, и я мог уже не бояться змей и колючек. Через некоторое время мне удалось протиснуться на небольшую поляну, от которой я без труда нашёл путь к месту своей высадки. Всё это время я пребывал в самом что ни на есть отличном настроении, мне даже хотелось от испытываемой мной странной радости пуститься в пляс, чего не сделал, поскольку за день сильно устал. Я оттащил сундук под деревья вверх по ручью, думая о том, что не мешало бы на следующий день заняться постройкой жилища, устроил себе постель из травы и, положив голову на сундук, сразу же заснул. Наутро я отправился в лес обеспечить себе завтрак, развёл небольшой костерок и перекусил тем, что мне удалось добыть из плодов и мелкой дичи, а затем пошёл назад за топором к сундуку. Но неожиданное обстоятельство заставило меня остановиться, когда я был уже почти на месте. Стараясь не повторять своих прежних ошибок и не выбегать на берег раньше времени, я затаился за одним из стволов и стал внимательно рассматривать то, что творилось между лесом и морем. Возле ручья суетилось несколько человек, а у берега чуть виднелась пришвартованная лодка. Незнакомцы были одеты в морское платье, у многих из них за поясами торчали сабли, а у некоторых и пистолеты. Несколько моряков несло на себе большие бочки, которые вскоре они принялись наполнять водой из ручья и, обливаясь потом, откатывать к лодке. Действительно, стояла ощутимая жара, но мне, в моём прохладном и тенистом убежище было намного легче, чем им. Люди громко переговаривались между собой, и самое удивительное, что говорили они, как ни странно, по-английски, чего я, признаться, менее всего ожидал. Изумление и некоторый страх овладели поначалу мною. Главным среди них, очевидно, был черноволосый человек средних лет в красном, он был довольно низок и всё время сутулился. Он внимательно следил за заготовкой, по всей видимости, воды и провизии для какого-нибудь судна, капитаном которого, верно, и являлся. Стоял он, как все, тесно связанные с морем, широко расставив ноги, наклонив голову вниз и немного вперёд, как человек, собирающийся в следующее мгновение броситься бежать куда-то и кого-то настичь. При этом он отдавал грубым, несколько сипловатым голосом короткие, отрывистые распоряжения остальным, которые они с почтением старались исполнить. Когда последняя бочка была наполнена, он, казалось, совсем забыл о своих людях, иное заняло его мысли, и он принялся внимательно изучать окрестности. Видно было, что эти люди, так же, как и я, впервые на этой земле и совершенно не знают этих мест. Мужчина поглядывал то на берег, то на ручей, а затем обернулся в мою сторону. Я отступил глубже в лес, что бы он меня не заметил, и хорошенько разглядел его. Незнакомец в красной одежде отличался неестественной бледностью лица, тяжеловесной нижней челюстью, выпуклым упрямым лбом. Он не расставался со странной, довольно неприятной улыбкой, не выражавшей ничего, кроме безличного презрения, и всё это указывало на то, что это человек, привыкший к беспрекословному исполнению своих повелений, умеющий ценить власть и дорожащий ею. Таким было моё первое впечатление от него. Тогда я счёл его закоренелым негодяем, и, верно, таким он и был, хотя мне самому не пришлось затем особо в этом убедиться, даже напротив, более близкое знакомство с ним, казалось, доказало обратное. Начальник прибывших с моря людей так был уверен в своей безопасности, что позволил себе беспечность и, вроде бы, некоторое легкомыслие. Впрочем, в неосмотрительности его упрекнуть было нельзя. То и дело осматриваясь по сторонам, он неуклонно и верно приближался к месту моей засады. Возможно, ещё недавно я полагал иначе и ожидал совсем другого, но такая неожиданность заставила меня забыть о благоразумии. Желание рискнуть оказалось сильнее всего, я ухватился за этот случай, как за единственную возможность в короткий срок выбраться отсюда. Мне так повезло, что я, естественно, не мог упустить редкой удачи. Может быть, я избрал не лучший из способов, но на это повлиял и страх, и томительное ожидание, в котором я слишком долго пребывал в последнее время, и, видимо, особенность моей натуры. Что-то в этих людях заставило меня опасаться их, и первой мыслью было, что это те, что прибыли за мной и теперь разыскивают меня. Но нет, отряд солдат, посланный за мной, не мог появиться здесь так скоро. Вероятнее всего, они совершенно не имели ко мне никакого отношения и даже не подозревали о моём существовании. Но всё же, хотя я мог ошибаться, что-то в них заставляло меня связать их с британским флотом, особенно красный мундир капитана, что и действовало на меня сильнее всего. Дальше медлить я уже не мог. Сгорбленный командир отдалился от своих спутников настолько, что они уже не могли мгновенно поспешить к нему на помощь. Я осторожно, временами пригибаясь к земле, приблизился к нему. Незнакомец не успел заметить меня раньше, чем я совершил задуманное. Одним прыжком я оказался у него за спиной и, прежде чем он потянулся за оружием, обхватил его за шею, выставив копьё перед его глазами. Перепуганный насмерть господин только и вымолвил: « Что за»!.. « Стоять и не двигаться»! – приказал ему я. Сколько позволяли ему мои руки, он вывернул голову и попробовал оглядеться, но лишь он заметил моё двухцветное лицо и кабаньи клыки на нём, он зажмурился и вернулся в обычное положение. « Кто ты: демон или человек? И что тебе от меня нужно»? – прошептал он обречённо и, вместе с тем, полный нескрываемой ярости. Но после той битвы с морским львом, после встречи с самим Вельзевулом мне ли было бояться всего лишь человека ниже среднего роста, которому даже я, пятнадцатилетний подросток, был выше почти на голову? Перья на его шляпе лезли мне прямо в глаза и резким движением, не ослабевая, однако, хватки, я сбросил её на землю. « Обещай, что исполнишь мои условия и не причинишь мне вреда, а кто я, тебя на касается. Делай, что я тебе скажу». Он отчаянно пытался вырваться, и я вдруг понял, что он намного сильнее меня, и долго я его не удержу. Я был ещё слишком молод, что бы бороться с взрослым, и не очень уверен тогда в своих силах. А тот, едва я на миг замешкался, как я не сжимал его, успел издать громкий крик. Вся команда, услышав его, бросилась в нашу сторону. Люди, среди которых были один или два темнокожих, увидев, что произошло со старшим из них, пришли в изумление, они явно не решались применять своё оружие из-за опасения навредить своему капитану, а так же из-за некоторой неопределённости относительно меня. Но они быстро догадались, с кем имеют дело. « Эй, чего ты добиваешься»? – наконец сказал кто-то из них. « Да, что ты всё время размахиваешь этой своей палкой? – поддержал его мой пленник, поскольку мои руки не так сильно цеплялись ему за горло, и он мог говорить, – чего ты этим добьёшься? Погляди вокруг, ты окружён, кем бы ты ни был». « Этого хватит, что бы выколоть глаза вашему предводителю – ответил я твёрдо и всем сразу, – а уж убежать в лес я смогу. Вы, конечно, можете меня убить, но ещё раньше вы останетесь без капитана»! Мой голос выдал меня, но моряки всё же опустили поднятые было сабли и ножи. Вдруг зажатый мной мужичина резко откинулся назад, и вместе с этим я почувствовал такой сильный удар, что вскрикнул и разжал руки от боли. Освободившийся взрослый, повернулся ко мне и вновь ударил ногой прямо в живот, опрокинув меня на траву. Он подобрал оброненное мной копьё и переломил его через колено. « Никогда не пытайся такое проделать со мной, не один только я ведь не знаю здесь, с кем имею дело»! Он вынул из ножен рапиру и приставил кончик лезвия прямо к моей шее. « Теперь моя очередь, – сказал он, – Что, не ожидал? Вот мой совет: никогда так больше не делай. Теперь ты отстанешь от нас, или же эта штуковина вонзится тебе прямо в горло». Тяжелые сапоги мешали подняться. « Да, – ответил я, всё ещё пытаясь справиться с болью и отстраняясь от занесённого надо мной клинка, – вот, возьмите даже сапоги, только пощадите, мистер». Мне вдруг стало самому противно из-за того, что мой голос вдруг приобрёл такое просительное и скулящее звучание. « Кстати, откуда у тебя эти сапоги? Согласись, что они тебе несколько велики», – спросил насмешливо капитан. Теперь он, несмотря на низкий рост, держался подчёркнуто гордо и независимо. « Я клянусь, я их не украл, – заголосил я, – они были на мёртвом испанце, там, за скалами». Капитан отдалил рапиру, и я вздохнул свободнее, указав рукой в направлении своего вчерашнего пути. Человек в красном рассмеялся: « А, это с тех троих… То-то я и смотрю, что-то знакомое, а я ещё думал, чего один из них босой. Мы наткнулись на них сегодня утром, ведь мы как раз там и высадились. Как приятно, что здесь обнаружилась некая земля. Впрочем, судя по картам, кое-что подобное я предполагал. Их вынесло течением прямо на берег. Эти трое с того испанского корабля, который мы потопили четыре дня назад. Славно мы постарались, ребята»? – обратился он к команде. « Да, конечно, сэр», – ответили дружно матросы. « Пришлось их закопать. Не хотелось, что бы подобная гадость поганила такой замечательный островок. А здесь ещё ты, оказывается»? – добавил носитель красного кафтана. « Простите, сэр, – только и ответил я, – что причинил вам беспокойство, я, действительно, слишком перепугался». « Понятно, – ответил капитан более дружелюбно, – давно ты здесь»? « Со вчерашнего дня», – признался я. Матросы и сам красный человечек разразились громким хохотом. « Сам-то ты не испанец, случайно»? – недоверчиво задал вопрос другой моряк, по виду – помощник красного. « Нет, господа, могу поклясться в этом даже Богом, если потребуется», – заверил я со страхом. Красный капитан продолжал расспрашивать, а его люди обступили меня со всех сторон. Бежать было невозможно. Я собрал ноги и сидел уже на корточках, ожидая, чем же всё-таки окончится эта история, и не теряя надежд на избавление. « Да, ты слишком хорошо говоришь по-английски для испанца, противный щенок. И среди них куда меньше рыжих, – рассудил вслух мой недавний соперник в борьбе, – Ты здесь один»? – вдруг добавил он, пристально меня рассматривая. « Кроме меня, на острове никого нет! – воскликнул я, – Но я так рад вашему прибытию». « В самом деле? – усомнился капитан, – почему же ты так набросился на меня»? « Я принял вас за солдат. А вы… Я решил, что так просто не сдамся. А теперь… Вы, конечно, можете прикончить меня. Вас много, и, вообще, всё такое. Таков, верно, мой фатум», – заявил я, всхлипывая. « Умный мальчик, – весело похвалил низкий мужчина, хотя губы его вновь скривились в какой-то странной усмешке или же ухмылке, – знаешь такие слова»… Он вернул рапиру в ножны, достал из-за пояса небольшую фляжку и плеснул из неё что-то себе на ладонь, а затем быстро нагнулся и провёл этой рукой по моей щеке. Мне некуда было скрыться от множества взоров направленных на меня. Хотя я и не заслуживал особого внимания, ничтожный голый и чумазый мальчишка, пусть даже и с кабаньими клыками или же очками на груди! « Так я и думал, – оживился он, – это всего лишь краска. Бояться нечего»! Он заметил, что многие его подчинённые всё ещё испытывают суеверный страх, глядя на меня. Первая опасность прошла, и я с любопытством ждал, что же со мной будет дальше. « Тебя высадили с корабля»? – снова спросил предводитель отряда. « Нет же. Я приплыл сюда на плоте», – ответил я, старясь улыбнуться. « И ты боишься британских солдат», – осведомился он. « Да, как вы появились, перепугался почему-то», – решил я быть честным с капитаном. « Ну, что ж, у тебя для этого, должно быть, свои основания, до которых мне нет никакого дела», - рассудил он. « Так вы не солдаты и не причините мне вреда»? – уточнил я. « Не велика значимость твоей персоны. Разобрались уже. Никто не собирается тебя мучать и тем более убивать. Успокойся. Да, мы не совсем солдаты»! – строго прикрикнул он на меня. « Этот остров слишком мал, что бы мы все могли на нём поместиться. Не лучшее место, что бы основывать колонию», – отозвался я. « Никакой колонии мы вовсе не собираемся здесь основывать. С чего ты взял, что мы хотим поселиться здесь? Просто у нас были на исходе запасы воды и провизии, а этот островок подвернулся как раз кстати, – сказал он и, обратившись к команде, продолжил, – мальчишка принял нас за солдат. Верно, его в заблуждение ввели наши куртки». Моряки понемногу успокаивались, кто-то смотрел в мою сторону с презрением, кто-то с добродушной насмешкой, но злости не наблюдалось не у кого. « Ты мне нравишься, парень, – просиял капитан, – знаешь, если честно, на твоём месте я бы поступил так же. Тебя бы следовало жестоко проучить за твою наглость и глупую шутку со мной, но всё же это лучше, чем ты стал просто просить нас о чём-нибудь. Никогда никого ни о чём не проси, сами дадут. Догонят и ещё дадут». Он засмеялся собственному острословию, а я робко улыбнулся ему в ответ. « Говорите, что испанцев убили вы. Но кто же вы тогда, если не солдаты»? « Мы – люди вольные, – пожал плечами капитан, – оказываем кое-какие услуги британскому правительству. Но если честно, с королём у нас сложные отношения». « Так вы пираты»? – вырвалось у меня. « Какое грубое слово! Конечно же, нет, – обиделся мой собеседник, – но откуда тебе знать? Хоть мы и захватываем суда в открытом море и не принадлежим к флоту, но действуем по лицензии и не трогаем английских судов. Мы каперы, дружок, следует уже научиться понимать разницу». Он важно огладил небольшую бородку и задумался. « Да разницы теперь уже никакой, – не удержался я, – ведь война уже окончена, Англия победила и подписала с Испанией мирный договор, а королю может не понравиться, что вы продолжаете обогащаться за счёт испанцев. Не всякому понравится, когда бьют лежачего». « Так война кончилась! – изумился главный капер, – откуда ты знаешь, друг мой? И давно»? « Совсем недавно. Быть может, месяц назад. Я встретился не так давно кое с кем с одного английского военного корабля и получил эти новости». « Встречаю тебя на пустынном острове, несчастный мальчишка, а ты, оказывается, осведомлён лучше меня. Хорошо, я, собственно, никому не обязан, и британский монарх – мне не господин. Неужели он думает, что я откажусь от промысла. Мирная жизнь – это хорошо, но не для таких, как мы. Верно, господа? Поэтому я просто порву дурацкие лицензии и возьмусь за дело, так сказать, шире. Я и раньше избегал встреч с судами регулярного флота, а теперь… Теперь сдерживаться больше ни к чему»! – воскликнул он в каком-то исступлении. « Верно», – ответил его помощник. « Тогда окончим погрузку и вернёмся на судно, спрятанное в бухте», – предложил капитан. Команда уже собиралась исполнить его приказание и едва пришла в движение, как человек в красном вновь обратился ко мне, верно вспомнив о моём присутствии. « И всё-таки кто ты такой? Как твоё имя»? – обратился он и протянул мне руку, что бы помочь мне встать. « Джекил, Иезекииль», – просто отозвался я и охотно встал на ноги с его помощью. « Красивое имя, библейское. Кто бы ни были твои родители, а они знали толк в именах»! – промолвил он. « Неужели это так заметно»? – удивился я. « Учёного человека сразу видно, – сказал он загадочно, – как бы ты ни появился в этих водах, из-за кораблекрушения ли, или по иной причине, но ты пришёлся мне по нраву. Не будем врагами. Я ведь и сам в молодости стремился к образованию, к философии и богословию». Теперь я стоял прямо против него, а он, произнося свои слова, не сводил глаз с очков с единственным стеклом. Потом он отвернулся, посмотрел на море, на небо, как бы опасаясь изменений погоды, и задумчиво замолчал. « Но вы можете звать меня просто Джеком», – торопливо добавил я. « Хорошо, Джек! – почти торжественно вновь обратился он ко мне, – Знай же, что я – капитан Эдвард Хайд»! Я молча склонил голову. В любом случае, спорить с ним было нежелательно. Он задал мне ещё несколько вопросов, обращаясь со мной, как с настоящим островитянином, но на половину из них я не мог ответить. Откуда мне было знать, водятся ли на острове, например, хищные звери. Я-то предполагал, что нет, но выяснить это поточнее ещё не успел. И вообще, насчёт этих мест я знал не более, чем они сами. Он с удивлением осмотрел плот, на котором я прибыл, и пришёл в сильное восхищение моей смелостью и отвагой. Только храбрец, если не безумец, мог, не зная пути, пускаться наугад в такое плавание по открытому океану! Теперь он относился ко мне более сочувственно, чем раньше. И я покорно терпел это снисходительное ко мне отношение, ничего другого для меня просто не оставалось. Он уточнил, сколько поблизости островов, подобных этому, и я, с некоторой осторожностью относительно мест моего прежнего пребывания, рассказал ему, что и сам склоняюсь к мысли о существовании здесь, возможно даже многочисленного и обширного архипелага. « И их всех рано или поздно нанесут на карту, не так ли? Но я всё же не думаю, что их здесь так много. Один или два – не больше. Но у нас нет времени это выяснять, – отозвался Хайд, – да, так чего ты хотел от нас, Джек? Что за условия ты хотел нам поставить»? « Когда я испугался, увидев вас, сэр, самым лучшим, конечно, было бы спрятаться где-нибудь и дождаться, когда вы уплывёте отсюда. Но я подумал, что вы исчезнете, а я здесь останусь, быть может, надолго», – признался я. Капитан Хайд досказал за меня: « Поэтому ты попытался заставить нас взять тебя с собой, причём так, что мы должны были поступиться перед тобой своими интересами. Но не забудь, Джек, что на своём корабле, хозяин я. Впрочем, так и быть, я могу взять тебя с собой и совершенно ничего не потребовать взамен. Почему бы и нет, мальчик? Видишь ли, и от тех испанцев и не раз ранее мы славно поживились, поэтому я надеюсь пойти в Европу в ближайшее время. Довольно с нас этих широт. Да и ты, я вижу, того же мнения Джек»… « Да, было бы замечательно, – воскликнул я, – если бы вы помогли мне добраться до одного из европейских портов, а дальше уж я сам»… « Хорошо, не надейся только, что мы возьмём курс прямо в Англию. Если дело действительно обстоит так, как ты сказал, то там пока я появляться не собираюсь из-за возможности угодить на виселицу, дружок, как ты, может быть, понимаешь», – возразил он. « Да мне, признаться, нужно как раз не в Англию», – успокоил я его. « Очень хорошо, – одобрил он мой ответ, – ты замечательный парень, хотя и кажешься совершенно дикарём. Быть может, ты побывал в плену у них?.. Но если тебе неприятны эти расспросы, то, хорошо, продолжать их и не стоит… При попутном ветре, если поторопиться, мы окажемся у европейских берегов уже скоро. Знаю я там несколько укромных уголков, где и паписты не будут особо возражать против нашей высадки». « Благодарю вас»! – ответил я. Эдвард Хайд и часть его команды провели на острове вместе со мной ещё день, соорудив для капитана около ручья что-то вроде навеса. Наутро, после того как команда достаточно отдохнула, Хайд нагрузил лодку всем, чем можно, и распорядился: « Оставаться здесь нам нельзя, а потому, чем скорее мы уедем, тем лучше»! « Вы возьмёте меня с собой, – спросил я, заметив, что матросы грузятся в шлюпку с таким видом, будто совершенно обо мне забыли, – вы же обещали»? « А мой сундук»? — забеспокоился я. « Так у тебя ещё и сундук есть? – поморщился Хайд, – Думаю, не очень тяжёлый, верно? Сундук мы, конечно, захватим с собой. Можешь за него не бояться. Что там – мне всё равно. У нас и так уж достаточно добычи, что бы мне, Эдварду Хайду, ещё и грабить тебя». Я побежал в лес и скоро вернулся, крепко прижимая к себе увесистый сундук, скрывавший в себе драгоценную чашу – главное и почти единственное моё имущество. Прежде чем я занял место, которое освободил для меня в лодке этот морской бродяга, он произнёс: « Вот ещё что: всё, что ты увидишь или услышишь на моём корабле, ты должен забыть, едва только ступишь на твёрдую землю. Никому не говори, что знаешь меня. Но, возможно, наши пути ещё пересекутся. Когда у меня будет нужда в тебе, я сам постараюсь тебя найти. И тогда я напомню тебе, что ты у меня как бы в долгу, мой мальчик! Но особо не надейся на меня и молчи обо мне до этих пор! Держи язык за зубами, понял»? « Понял», – кивнул я и устроился, как мог, втиснувшись между одним из гребцов и своим сундуком. Лодка отчалила. Через несколько часов я был уже на палубе корабля, который должен был возвратить меня к нормальной человеческой жизни. Что касается Эдварда Хайда, то с тех пор прошло достаточно времени, что бы я мог хотя бы в личных записях упомянуть его имя, тем более что я с ним больше не встречался. Не исключено, что его уже и вовсе нет в живых. Но о том, что происходило на его корабле, я всё же не собираюсь распространяться. И не только по этой причине. Встреченные мной были, во многом, людьми, конечно, грубыми и жестокими, но на то, как они со мной обращались во время всего плавания, я пожаловаться не могу. Всё это оказалось даже лучше того, на что я мог надеяться и имел бы право претендовать. Но пришло время и меня, крепкого, рослого мальчишку лет пятнадцати-шестнадцати с наголо остриженной головой, в серой и скромной парусиновой одежде, со странными глубокими шрамами на щеках и небольшим сундучком в руках, в котором умещалось всё принадлежащее мне, высадили не где-нибудь, а в итальянском вольном городе Генуе. Я вновь оказался один в незнакомом и чужом для меня мире. Но всё было вовсе не плохо. Начиналась новая жизнь.Конец первой части
.