When we die

Когда мы умрем, некому будет нас оплакать. Когда мы умрем, за нами последуют и оставшиеся. Когда мы умрем, человечество падёт.

      Вечность- иллюзия, а выживание всего лишь игра. Сегодня Мэри умерла. Как долго мы будем бесполезно цепляться за жалкую жизнь? Новый день — новая боль. Новый день — очередная смерть близких.       Надо сказать, что город был мрачным местом в смысле преступности. По всему миру распространилась анархия и разруха. Паника охватила разум последних выживших. Англия уже не была чем-то действительно значащим с её кэбами, довольно большими широкими улицами с оживленным автобусным движением, широкими тротуарами, многоквартирными домами в 4-5 этажей и фонарями, тускло светящимися сквозь туман. Старина обступала Лондон повсюду. На стенах многих старых домов красовались опознавательные знаки, заменявшие номера в те дни, когда посыльные и кучеры не обучались грамоте. То это изъеденный временем барельеф, то голова мавра в тюрбане или грифон, пусть и с отбитым крылом. Уютное и вполне скромное жилище в Лондоне по адресу 221 B Бейкер-стрит; в квартире одна просторная гостиная с двумя большими окнами и две удобные спальни. Что же это сейчас?       Первым делом, когда ты проходишь все 17 ступеней на второй этаж, в дверях тебя встречают не улыбчивая домовладелица, а пустая гостиная, пахнущая мертвечиной. По полу разбросаны медикаменты, справочники и поломанная мебель. Хаос уже стал привычным дополнением к всеобщему безумию. Под ногами мерзко хрустит бесполезный мобильник. Использованные шприцы с пробниками и кровью покоятся в углу комнаты рядом с пачкой сигарет. Этот запах гнили, смерти, крови и тяжелый сигаретный дым стали столь же привычными, как и мысли о неизбежном. Окна уже не выдерживают каждодневных взрывов, очень странно, что они не были выбиты полностью, а лишь обошлись трещинами. Вы думаете, кровь не может быть чёрной? Здесь возможно абсолютно всё. Кровь получила законное право на чёрный цвет в этом прогнившем месте. В этой звенящей тишине и полутьме разгромленных помещений, на стенах которых тянулись светло-голубые прямоугольники лунного света и взрывались мрачным фейерверком брызги этой самой чёрной крови.       Помню, что буквально год назад, вечерами, мы неслись раскрывать новое дело. Эмоции под стать мальчишечьему задору и детской радости. Теперь никому не нужен консультирующий-детектив для поимки преступника, а доктора смирились с ближайшим концом. Или, казалось бы, снова загорится камин, а сыщик, погружённый в размышления, начнёт свою невообразимую игру на скрипке. Сейчас же, когда человечество вымирает, когда *ДМСО смешан с другими элементами и проникает через кожу, когда он и был способом проникновения заразы в организм. Когда Шерлок успел установить только то, с помощью какого вещества ОН проникал в организм. Мутирующий вирус. Вроде бы никто не мог и подумать о возможном Конце света, не видя очевидной опасности в упор.       На тебя наведен прицел. Ты не видишь? Конечно же, что же я? Такая довольно незатейливая проблема, но последствия колоссальны. Всегда поражался твоей беспечности. Наверное, под наркотиками мир яркий, пафосный, он очень банальный, слишком пошлый. Мои глаза представляют собой сгусток боли и обиды. Я честно пытался до тебя достучаться. Шерлок, о, Шерлок! Ты был вдвойне самоотвержен и напыщен. Что сейчас представляет из себя этот ходячий труп? Если мне это снится, пусть я запру этот кошмар за дверью из самого прочного и надёжного сплава. Никогда не мог себе представить это в столь безобразном виде. Самые худшие догадки представляли собой нечто ещё более ужасающее, более мерзкое. Наши души готовы были рассыпаться в любой момент.       Модифицированный вирус мог взять начало от простой болезни. Так же, первые симптомы плавно, медленно и почти незаметно для носителя могли разрушать его нервные клетки. Бессонница, невменяемость, отказ органов и безумие были основными признаками болезни большинства зараженных. Замершие лица этих людей наполнены болью и грустью. По ним видны страдания и потеря надежды. А в их безжизненных глазах видны следы болезни и слез. Наш враг может принять любую форму. Он может быть везде.       Сейчас ты ровня всему человечеству. Ты тоже медленно умираешь. Кожа на лице кровоточит от аллергической реакции, она может кусками сползать с твоего тела. Спутанные волосы, мутные глаза, сильнейшая худоба. Часто беспокоят такие симптомы, как лихорадка, снижение массы тела, нарушение электролитного, белкового обмена, нарушение сердечного ритма, снижение артериального давления, обезвоживание, судороги, снижение иммунитета и функциональная недостаточность внутренних органов, атрофия головного мозга и постоянный кашель с густой кровью. Когда ты спишь, то эта кровь накапливается где-то в лёгких. Ты стал меньше спать, потому что тебе страшно. Мне тоже страшно, Шерлок. Мне чертовски страшно, обидно и больно.       Чем больше людей ты любишь, тем сложнее их отпустить. Чем крепче ты к ним привязываешься, тем разрушительнее твоё горе. Все мертвы. А ты последний. В скором времени я буду держать тебя на руках и плакать так, как не плакал за всю свою жизнь вовсе. Этот поток горьких слёз ничего мне не подарит, кроме опухшего лица и ещё одной головной боли. Как бы долго я ни плакал, эти слёзы не вернут ни тебя, ни наших близких, ни тех ребят, что воевали со мной бок о бок. **«Самолёты машут крыльями на высоте. Без пилота самолёты спешат умереть». Если бы я мог выбрать собственную смерть, то я бы погиб, прикрывая тебя. Если сейчас это было бы осуществимо, то я был бы согласен пойти прямиком за тобой. Все семь кругов ада открыты для нас с тобой, о, Шерлок. Я согласен. Чёрт возьми, я только за, если с тобой, если вместе. Только один выстрел. Позволь мне это сделать.       Ты сидишь на полу и что-то невнятно мычишь. Повреждены голосовые связки и язык. Я пользуюсь случаем и подношу дуло пистолета к твоему холодному лбу. Ты поднимаешь на меня безжизненный взгляд и тихо, на одном лишь выдохе, проговариваешь моё имя. Это даётся тебе сложно и с немалыми усилиями. Увы, срок жизни существ не имеет стабильности и никем не установлен. Как ни жаль, но и у воспринимаемых объектов Шести чувств тоже нет никакого постоянства. Глотка горит, на душе «скребут граблями», под ногами хрустят ампулы, и у меня паника. «Не смотри на меня так, чёртов ублюдок. Не смей умолять, » — думаю я и убираю пистолет. Ты останавливаешь меня слабым движением руки и пытаешься сжать как можно сильнее моё запястье. — Пожалуйста, — срывается с твоих уже посиневших губ. Верно, я должен сделать задуманное и прекратить мучить нас обоих. Нет нам спасения, Шерлок. Я последний раз смотрю в твои глаза, когда ты ещё жив только для галочки, подтверждая, что ты не так слаб, что ты можешь ещё многое, но слишком устал. В уголках скапливаются слёзы. Да, верно, эти слёзы мне кажутся фонтаном настоящего счастья. Ты никогда не плакал при мне. — С тобой мы ещё не прощаемся, — искренне улыбаюсь я. — Шерлок. Выстрел — и твоё уже бездыханное тело падает на дряхлый и мерзко скрипящий пол. Края раны имеют разрывы, широкое кольцо осаднения за счет действия предпулевого воздуха. Отложение вокруг раны копоти темно-серого цвета, бездымного пороха и черного или темно-коричневого цвета дымного пороха. Частицы не полностью сгоревших порошинок. Опаление волос и следы оружейной смазки. Могли бы вырасти замечательные цветы, удобренные Шерлоком Холмсом.       Со мной же всё немного проще. Я очень боялся этого часа. Я чувствовал, что буквально задыхаюсь от душевного волнения. Вот она — боль, которая практически не поддается описанию и потому для всех, кроме страдающего от нее, является почти бессмысленной. Я восчувствую: всё вокруг было вовлечено в ужасный водоворот смятения. И я подумал, что у меня остался один-единственный выбор. Мне нужно просто потерять сознание, решил я. Это казалось единственным путем к избавлению. А что касается отваги, так она вновь не сопутствовала мне. Последовал второй выстрел. Если рядом вы все, то я готов бороться.