«Зачем мне столько ярких глаз? Зачем мне столько нежных рук? Я не хочу обидеть вас, Мне дела нет до ваших мук». (Кукрыниксы - «Нежность»)
Странная то была манера отсчёта времени, но Кастор к ней уже привык. В уме он не переставал вести учёт каждому дню, год за годом, с тех самых пор, как пришёл в церковь. И вот впервые за шесть лет Кастор шагнул за пределы маленького полноправного государства, где хозяйничали боги-призраки. Спустя шесть лет со дня своей смерти. В глубине души Кастор надеялся, что вылазка за стены станет своеобразной передышкой, что позволит сбросить осточертевшую благодать церкви, сдуть с плеч пылинки святости, симптомы аллергии на которую с недавних пор молодой епископ начал за собой замечать. Но, по всей видимости, душа Феста была уж слишком глубока, так что утопленная в ней надежда не имела ни малейшей возможности хоть как-то повлиять на невзрачное будущее. На что может надеяться мёртвый бог? Одна только эта фраза и звучит-то как противоречие. Мёртвым богам надежда не к лицу. После сдачи экзамена на церковный сан ученики ещё год проводили в седьмом районе, набираясь опыта у своих учителей. По истечению этого срока их отпускали за границы «божественного» округа. Кто-то возвращался на родину, к оставленным семьям. Кто-то с самого начала планировал работать в другом месте. Кастор же отлично понимал, что для подобных ему это лишь формальный повод опробовать силы бога в действии. С этого момента призраков выпускали на охоту. Ни об отдыхе, ни о краткой возможности насладиться долгожданной свободой речи не шло. Кастор чувствовал, что нити, связывающие его с душой Розетт, оставшейся в церкви, натягиваются словно поводок, нестерпимо натирая шею, напоминая о том, что вне зависимости от его желания выбора иного, кроме как вернуться назад, у него нет. С горькой иронией он подумал о том, что поводок он вложил в руки Розетт сам, доверив ей половину своей души. Но привыкшему учитывать различные обстоятельства и брать на себя ответственность Кастору было достаточно легко смириться с неизбежностью и необходимостью поступать так, как это сделать стоило. Его жизнь или, если угодно, смерть, не принадлежит ему одному. Он прекрасно осознавал это. Сколько не говори красивых слов, а правду не изменишь. И всё бы хорошо, да только маячащий далеко впереди хвост чужого хоукзайля, поднявшегося слишком высоко, напоминал о том, что у кого-то ещё осталась неистребимая жажда свободы и воля к жизни. Желание, благодаря которому, вероятно, кто-то мог обрести бессмертие. Желание, укоренившееся в сердце, что всё ещё принадлежало живому человеку, хотя и не билось. Таким человеком был Фрау. В глубине души Кастор им восхищался. Ещё глубже со всеми удобствами в виде зависти и ревности расположилась… неприязнь. Но это были слишком человеческие чувства. А душа бога смерти чересчур глубока. И ничего-то в ней нет.* * *
Город, что был конечным пунктом их назначения, немногим отличался от других городов шестого округа, редкой сеткой раскинувшихся по всей его территории. Но Кастор знал весь округ как свои пять пальцев, так что и каждый из городов был ему хорошо известен. Вега находилась чуть дальше Рида. Покинув церковь на рассвете, сюда они добрались к полудню. На привал они остановились лишь единожды, так что достаточно длительный перелёт, первый после долгого перерыва, особо сил не прибавил. Поэтому Кастор едва ли не с радостью соскочил с сидения своего порядком изголодавшегося хоукзайля, когда они достигли ангара. Ему пришлось постараться выдавить из себя добродушную улыбку, когда к нему подошёл один из рабочих. Радости от возвращения на родину Кастор не испытывал. Два дня назад, слушая наставления Джио, он предпринял было попытку отказаться лететь сюда, объясняя то опасением столкнуться с «кем-нибудь нежелательным». Но отличное знание Кастором родного округа было тем контраргументом, против которого возразить он ничего не мог. «Дом Бога Феста далёк от Веги, нечего тебе опасаться», — добавил тогда Джио, махнув на Кастора рукой, и тем самым прервал возможные попытки молодого епископа спорить. «Действительно», — хмуро усмехнулся Кастор. В конце концов, наследник дома Хаузен мёртв и никому не придёт в голову принимать за него случайного путешественника. Да и найдётся ли сейчас хоть кто-нибудь, кто ещё помнит его настоящее имя? Навряд ли. А вот в кратчайшие сроки прослыть на всю округу совсем по другой, куда уж более непривлекательной причине, казалось чем-то вполне реально осуществимым, учитывая, кто был попутчиком Кастора. Стоило Кастору лишь расписаться в журнале, что подал ему управляющий стоянки, за спиной раздался голос Фрау: — Ох, прекрасная леди, я покорён! Вы изумительны! Не откажите в удовольствии угостить вас чем-нибудь, что вам по вкусу. Во сколько вы заканчиваете работу? Если вы не возражаете, то я… В ответ на тошнотворные сладкоголосые речи девушка только смущённо хихикала и непрерывно кокетливо охала и ахала. «На редкость легковерная попалась», — флегматично изрёк Фест. Кастор беззвучно зарычал, закрывая глаза ладонью. — Прошу прощения, — с мягкой улыбкой вмешался он, отстраняя Фрау в сторону, незаметно стягивая нити вокруг его шеи, так что тот и возмутиться не успел, только хватал ртом воздух. — Смиренно прошу прощения, что отняли ваше время, мы и сами очень спешим. Да пребудет с вами Господь! — добавил он, улыбнувшись ещё шире, поспешно уводя Фрау со стоянки, всучив ему сумку с вещами, а сам ухватил широкий футляр. Некоторое время Фрау пытался сопротивляться и потому активно привлекал к себе, и к Кастору заодно, внимание прохожих. Некоторые с удивлением провожали странную парочку взглядами, кто-то хихикал (в большинстве своём это были молодые девушки). Ни та, ни другая реакции Кастора нисколько не устраивали. Куда уж лучше было, если бы никто на них внимания вовсе не обращал. Кастор резко повернул один раз, а затем второй, и они очутились в безлюдном проулке промышленного района. — Отпусти, — прохрипел Фрау. — Мы не развлекаться приехали, — заставив Фрау наклониться, Кастор зло зашипел ему в лицо. — Ещё одна подобная выходка и… Глаза Фрау опасно блеснули. Почему-то подобная реакция Феста донельзя умилила. По всей видимости, что-то в облике Фрау показалось ему ностальгическим. Кастор же его восторгов не разделял. «Тц, — фыркнул он про себя. — Уж на мне это не сработает, будь уверен. Ты, скорее, трогательный, а не убедительный». — Мне всё равно, чем ты занимаешься, пока это не мешает работе, — сказал Кастор, возвращая себе утраченное самообладание. — Но чем быстрее мы покончим с делами здесь, тем быстрее закончится наше с тобой вынужденное сотрудничество. Ты ведь также не испытываешь от него особого восторга, так что не глупи. — Да мне плевать, — прошептал Фрау, не отводя глаз. «Мне тоже», — думал в ответ Кастор. Некоторое время они молча сверлили друг друга пронзительными взглядами. Всё же Кастор не выдержал первым, улыбнулся, ослабив хватку невидимых нитей. — Ладно, — проговорил Фрау, переводя дыхание. — Я всё понял. — Вот и славно, — ответил Кастор, поудобнее ухватив ручку своего футляра. — Пошли. Тут как раз можно срезать, — добавил он, осмотревшись. — Я всё ещё помню все твои многочисленные угрозы, коими я был удостоен за время экзаменов. И когда только ты собираешься их осуществлять, м-м-м? — спросил Фрау с насмешкой. — Я работаю над этим. — Пфф, чудесные перспективы, а? — рассмеялся Фрау, выуживая из внутреннего кармана пальто сигареты. — Кстати, насчёт сцены, что ты закатил на стоянке. Не думаешь, что со стороны это выглядело как вспышка ревности? — Льстит? — криво усмехнулся Кастор, не считая нужным возразить в более уместной форме. Фрау перекосило. — Не делай так больше. — В таком случае не стоит меня провоцировать.* * *
Кастор знал Фрау уже шесть лет. За это время некоторые черты его характера он изучил очень хорошо. Например, многие вещи Фрау делает не потому, что ему так хочется, а просто назло тому, кто просит их не делать. Бунтарский дух и всё такое, да. И ни капли чувства самосохранения. — …Как только я вошёл, так сразу был ослеплён вашей красотой. Не окажете ли мне честь… Оставив Фрау окучивать очередную девушку, Кастор поднялся по лестнице вслед за служащим, вызвавшимся помочь донести вещи до снятой ими комнаты. Номер на втором этаже — один на двоих, с двумя односпальными кроватями, расположенными на незначительном расстоянии друг от друга. Когда юноша, может, их ровесник, поставил немногочисленный багаж Кастора на пол у кровати (футляр тот всё равно оставил при себе), он обернулся к молодому епископу, чуть поклонившись и пожелав приятного отдыха. Кастор движением руки задержал его. — У вас тут ничего странного в последнее время не случалось? Необычного, скажем так, — заговорил Кастор, стараясь осторожно подбирать слова. — А вы?.. — неловко начал клерк, осматривая Кастора с ног до головы. — Я и мой… приятель просто путешественники, опасающиеся лишних проблем, — поспешно заверил его Кастор, вынужденно рассмеявшись. — Можно сказать, что мы кто-то вроде курьеров. — М-м-м, — протянул юноша будто бы с пониманием, задержав взгляд на широком футляре. В последний момент Кастор решил не говорить правду, раскрывая тем самым свою личность и цель прибытия. У него были некоторые опасения касательно их первой кампании, и потому хотелось подстраховаться. Иной раз не помешает. — Да, происходит что-то странное, — с явной неохотой отозвался клерк. — Просто… не знаю, как сказать. Кажется, что это кара господня. Простите, но я не могу сказать большего, — замямлил он, отступая к двери. — Да, конечно, — кивнул Кастор. Напоследок ещё раз учтиво поклонившись, юноша поспешно покинул комнату, прикрыв за собой дверь. — Х-м-м… Даже так? — пробормотал Кастор. В этом мире легенду о Ферлорене и Семи Призраках знал каждый. Но вера — явление сугубо добровольное. Не все считали нужным свои надежды и мечты связывать со скелетами в чёрных балахонах. Кастору было не в чем упрекнуть неверующих. Порой он сам в себя не верил. Но коры и варсы были более чем реальны, и их влияние на людей было куда ощутимей, чем «божественная» благодать богов-призраков, хотя об их истинной сущности мало кто знал. «Проклятье господне» или же дело рук маньяка-извращенца — велика ли разница для простого обывателя? Если и было в этом мире что-то, в чём нельзя было усомниться, так это в божественности падшего Ферлорена, влияние которого сравнимо с силой самого Владыки. И без того скудный энтузиазм Кастора обещал в скором времени упасть до отрицательных значений. Он не торопился делать какие бы то ни было выводы, но возможность того, что их работа может оказаться сложнее, чем уничтожение пары кор, его совершенно не прельщала. Впрочем, даже если окажется, что в городе кровавыми убийствами промышляет варсфайль, не это было самым страшным. Куда как больше Кастора настораживали слова Лабрадора, произнесённые им во время их диалога накануне отлёта. В тот момент, отведя Кастора подальше, укрывшись за колонной, долой от глаз чрезмерно воодушевлённого Фрау, Лабрадор тихо проговорил: «Если это возможно, постарайся разобраться со всем сам, не втягивая Фрау… Кое-что меня беспокоит». — «У тебя было видение?» — «Не совсем. Я не видел будущего, когда попытался заглянуть в него. Было слишком темно… Ты не замечал, чтобы Фрау в последнее время странно себя вёл?» — «Странно?» — «Коса Ферлорена… Кажется, что после долгого сна она, наконец, пробудилась», — произнёс Лабрадор едва разборчивым шёпотом, словно то был шелест листьев, а не человеческий голос, страшащийся быть услышанным. «Здорово, замечательно, лучше не придумаешь», — проговорил Кастор. Он вздохнул и в попытке отвлечься решил осмотреть комнату. Она была просто обставленной, не было ничего лишнего, но некое подобие уюта всё же ощущалось. К тому же небольшая ванная, душевая, тоже была, и этот факт чуть-чуть смягчил нарастающее недовольство Кастора. Фрау явно не торопился, а время как-то нужно было убить, так что Кастор открыл футляр. Обычно в таких хранили баклзы, но Кастор приспособил «переносной гроб» (как называл его Фрау) для своих целей. Внутри лежала кукла. Кастор нежно улыбнулся, склонившись над ней, убрал с лица растрепавшиеся от тряски волосы. Расслабив ремни, он аккуратно поднял куклу, усаживая её к себе на колени. Из сумки он достал гребень и, придерживая куклу за спину, принялся расчёсывать ей волосы так, словно восковая девушка в его руках была живой. В этот момент дверь широко распахнулась, и в комнату вошёл Фрау, прямо-таки лучащийся от самодовольства. Правда, при виде Кастора с куклой на коленях его улыбка разом померкла. — Э-э-э, как же всё-таки отвратительно выглядит, — сказал он, скривившись. — Сам понимаешь, что меня это не волнует, так что своё безусловно ценное мнение можешь оставить при себе, — фыркнул Кастор. — Полагаю, ты что-то выяснил? — Хах, а ты сомневался? Очевидно, что я с девушками куда лучше обхожусь, чем ты с мальчиками. Когда Фрау начинал ёрничать, заставить его замолчать было по многим причинам проблематично, так что Кастор лишь рукой махнул, не вступая в бессмысленный спор. — Ближе к делу. — Ну, хорошего мало, — начал Фрау, завалившись на кровать. — Когда я спросил о странных происшествиях у мальчика-носильщика, он явно не на шутку перепугался и ничего-то вразумительного не сказал, — произнёс Кастор. — Оно и не удивительно. По словам Милочки… — «Милочки»? — Девушки, с которой я познакомился. Та ещё штучка… — Гхм… — Так вот, незадолго до начала интересующих нас событий девушка этого твоего парня сошла с ума. Она-то и стала первой жертвой. То, что от неё осталось, едва сумели опознать. — Сошла с ума?.. Кор? — Вероятно так. А как три её желания исполнились, так её и убили. Ну и после этой девочки было ещё трое, и все стали жертвами в течение двух последних недель. Голодный варс, видимо, очень голодный. — В общем, всё как обычно. Наше дело лишь его выследить. — Угу. Кастор помолчал. — Что за бред? Чего ради мы вообще сюда приволоклись? Из-за одного-единственного варса? Не понимаю, — раздражённо проговорил он. — Отделения церкви нигде поблизости нет, так или иначе, разбираться со всякой нечистью — наша работа. Больше Фрау легкомысленного Кастор не любил только Фрау здраво рассуждающего. — Будь проще, в конце концов, эта одна из немногих возможностей улизнуть из церкви под самым что ни на есть благовидным предлогом, — расслабленно сказал Фрау, когда ждать от напарника ответа ему надоело. — Ни за что не поверю, что церковная жизнь тебя устраивает. Кастор ответил специально подготовленной для подобного случая фразой: — Пока я могу заниматься своим хобби, мне всё равно. Фрау только закатил глаза. — Ну и что будем делать? — спросил он. — А что нам остаётся? Отдохни, пока есть возможность. — Пожалуй, свободное время я потрачу по-своему, — довольно осклабился Фрау, поднимаясь. — Стоять, — окликнул его Кастор, когда Фрау собирался уже выйти из комнаты. — Что? Ты сказал, что не будешь мешать. — Делай что хочешь. Просто предупреждаю, что Лиззи будет следить за тобой. — Кто? — Она, — с недовольством указал Кастор на куклу. — Она будет держаться неподалёку. При необходимости я найду тебя. А если тебе понадобится связаться со мной, используй её. Довольным Фрау явно не выглядел, но и возмущаться не стал. Если ему не придётся таскать куклу с собой подмышкой, то всё нормально. — И к чему такие сложности? — проворчал он для порядка. — Предпочёл бы, чтобы свои нити я пропустил прямо через тебя? — хмуро осведомился Кастор, поднимая бровь. — Нет, я пас, — тут же сдал назад Фрау. Подобный опыт у него уже был. Повторять не хотелось. — Ну, вот и славно. Ступай. Да не оскверни ты лик Господень и не смути его своими нечестивыми деяниями, — мстительно добавил Кастор с каменным лицом. — Тьфу на тебя. Фрау скрылся за дверью. Его торопливые шаги пронеслись по лестнице и затихли. Тогда Кастор подошёл к окну и выглянул наружу. Окно выходило на безлюдную улицу, так что Кастор уступил место ожившей кукле, что, перебравшись через подоконник, по водосточной трубе забралась на крышу. Убедившись, что связь не была нарушена, Кастор потёр ладони, оглядываясь в задумчивости. Он на месте сидеть тоже был не намерен, хотя вздремнуть часик-другой было бы не лишним. Прибрав сумку и футляр в шкаф, туда же он спрятал свой плащ. После он прилёг на кровать, потянувшись. Что ж, не так уж и плохо. В чём-то Фрау действительно был прав. Стоило Кастору оказаться на мягкой постели, как послеобеденная дрёма мягко обволокла его. Но прежде чем уснуть, стоило кое-что сделать. Знак Феста на его руке засветился. Нити души сверкнули, заставив застывшее сердце вздрогнуть. «Розетт! Розетт!» — позвал Кастор, закрывая глаза, представляя образ любимой русалки. Вот она, сидит на бортике фонтана и недоумённо оглядывается, услышав знакомый голос и пытаясь найти его источник. «Розетт, это я, Ксинглу», — говорит Кастор, улыбаясь. Русалочка радостно засмеялась, вглядываясь в небо, словно голос Кастора доносился откуда-то сверху, а не из глубины её сердца. Она что-то залепетала на своём непонятном языке, такая смешная. «Розетт, милая, дай Лабрадору знать, что мы благополучно добрались. Хотя, он, вероятно, это и так уже понял. Он рядом? Поцелуй его в щёку за меня, пусть не беспокоится по пустякам. У нас всё хорошо». Всё под контролем, да. ...Засыпая, Кастор слушал знакомое пение.* * *
Проснулся Кастор от того, что кто-то очень наглый настойчиво звал его. От того, что голос звучал у Кастора в голове, проигнорировать его было попросту невозможно. «Кастор! Кастор, ты там заснул, что ли?!» Конечно же, это был Фрау. — … — неприветливо отозвался Кастор, не позаботившись о том, чтобы быть услышанным. «Мне совсем не доставляет удовольствия разговаривать с куклой. Приходи». Не было необходимости задавать очевидные вопросы «куда» или «зачем». Кастор прекрасно чувствовал место расположения куклы, да и причина не была нужна. У Фрау есть какая-то идея, почему бы ею не воспользоваться? Кастор проспал около трёх часов. Солнце медленно, но верно опускалось всё ниже, прячась за крышами домов, окрашивая небо в закатные цвета. С наступлением осени день становится всё короче. Кастор не мог утверждать, что ему это не нравится. Вся подготовка Кастора к выходу заняла не больше пяти минут. Главное — не забыть проверить карманы. Оказавшись на улице, он с мрачным удовлетворением осознал, что не так уж хорошо известен ему этот город.* * *
Фрау ожидал его, сидя на одной из скамеек возле фонтана. Вокруг резвились ребятишки, поодаль кучками расположились беспокойные мамаши, мимо чинно проходили парочки самых различных возрастов. Для встречи Фрау выбрал не самое уединённое место. Кастор осознал, что пребывание в подобном месте вызывает у него некоторый дискомфорт. Вероятно, всё дело было в его чрезмерной оживлённости — то был не тот эпитет, что соответствовал бы мироощущению Кастора. Заметив хмурого напарника, Фрау махнул рукой, привлекая его внимание. Поднявшись, он приблизился, кивком головы указав куда-то в сторону. — Как ты смотришь на то, чтобы пропустить пару стаканчиков, м-м-м? Для храбрости, так сказать, — со смешком произнёс Фрау. Кастор, проследив за указывающим жестом Фрау, с безразличием уставился на фасад здания, одного из многих, обступивших площадь по периметру. Оно казалось каким-то неестественно узким, но высоким. На вывеске, висящей над дверью, был изображён человек в шутовском наряде, удерживающий рукой шляпу с бубенчиками и висящий вниз головой, привязанный к некой условной опоре. Выражение лица его если раньше и было различимо, то ныне стёрлось. Кастор склонен был предполагать, что шут улыбается. В целом безрадостную картину украшала витиеватая очевидная надпись: «Повешенный». Кастор, поправив на переносице очки, усмехнулся. — Я подумал, что тебе может понравиться, — добавил Фрау не без доли самодовольства. — О, ты даже счёл нужным учесть мои вкусы, о которых тебе ничего не известно. Какой смелый и дальновидный ход, подумать только, — с притворным изумлением проговорил Кастор. Плюс общения с Фрау заключался в том, что подобная манера Кастора выражаться для него была делом привычным. — Ну так что, зайдём? — проигнорировав словоизлияние Кастора, спросил Фрау. Кастор не думал, что у него есть выбор. — Не откажусь. Так они и сделали. Всё же Кастор с опаской относился ко всему, что каким-либо образом было связано с Фрау. Вот и в этот раз от выбранного им бара он ожидал какого-либо подвоха. Но «Повешенный» располагался едва ли не в центре города, что, кстати, казалось по меньшей мере странным, и потому ничего такого, что можно было бы посчитать выходящим за приемлемые рамки, Кастор в его внутренней обстановке не заметил. Бар как бар. Разве что главный его зал был непривычно длинным и достаточно узким. Подав какой-то знак одной из подавальщиц, что заметила их, Фрау повёл Кастора вверх по лестнице. На втором и третьем этажах располагались несколько небольших комнат, в которых можно было уединиться. Видимо, у Фрау уже всё было схвачено. Возможность того, что Кастор мог отказать, в своих планах он явно не учитывал. Был убеждён, что напарник согласится, или попросту не посчитал нужным подвергать сомнению свои неимоверные дипломатические способности — вопрос без однозначного ответа. В комнате, куда Фрау привёл Кастора, у окна стоял небольшой стол, стулья были мягкими, стены были украшены какими-то невразумительными изображениями, но в целом обстановка неприятной не была. Официантка не заставила себя долго ждать, принеся выпивку и закуску. И всё бы хорошо, да не иначе как чрезмерная подозрительность Кастора мешала ему просто расслабиться, как советовал Фрау, наполняя его стакан янтарной жидкостью со сладким ароматом. Некоторое время они просто выпивали, обмениваясь несерьёзными комментариями. Кастор пристально следил за Фрау, лишь только делая вид, что пьёт, ожидая, когда же тот, оставив, наконец, прелюдии, перейдёт непосредственно к сути всего этого мероприятия, что так славно укрылось под ширмой простой дружеской посиделки. На самом деле, не нужно было быть Лабрадором, чтобы заметить перемены, произошедшие с Фрау, стоило ему лишь услышать о скорой поездке. Можно было подумать, что внешне своего предвкушения он не выдавал никак. Но Кастор привык ревностно следить за мелочами, а также всегда смотреть человеку в глаза, и потому блеск, что загорелся во взгляде Фрау, не мог остаться для него незамеченным. Взгляд — словно у восторженного ребёнка, которого впервые за много лет выпустили из дома поиграть во двор. Насколько Фрау был мёртвым до сих пор, Кастор осознал в полной мере, лишь увидев его настолько живым. Тогда же он понял, что ничего-то о человеке, что был его напарником в течение трёх лет, не знает. Всё, что Кастору известно, так это то, что желания Фрау не совпадают с его собственными. Фрау желал свободы и освобождения, мечтая однажды отправиться в путешествие, прочь из церкви, куда угодно — куда глаза глядят. У него это было на лбу написано. И поэтому Кастор смел предположить, что новостью слова, которые Фрау собирается ему сказать, для него не станут. Для признания Зехелю понадобилось поочерёдно осушить и наполнить заново четыре стакана. — Кастор, у меня есть к тебе просьба, — тихо произнёс Фрау. Подняв глаза на сохранявшего невозмутимое выражение лица Кастора, он продолжил, вернув голосу утраченную твёрдость: — Когда придёт время, позволь мне уйти. Кастор едва заметно усмехнулся, играя с жидкостью, плескавшейся в стакане. Он опустил глаза, тем самым прося Фрау продолжить. — Я уверен, что ты можешь меня понять. Я просто не могу и дальше продолжить жить так. Это же невыносимо! — горячо начал Фрау. — Церковь никогда не была убежищем для нас — мы словно заключённые в тюрьме, находящиеся день и ночь под строгим наблюдением. Боги-призраки? Дар? Второй шанс? Курам на смех! — Фрау не сдержался, хлопнув ладонью по столу, заставив стоящие на нём бутылки и тарелки вздрогнуть. — Я об этом не просил! — едва ли не зло прошипел он. — Я должен был умереть там, вместе со всеми! Но кому-то пришло в голову рассудить иначе!.. Но, знаешь же, я привык доверять только своим чувствам. И теперь, когда появилась возможность сбежать, я её не упущу. Раз «второй шанс» был дан мне, я сам решу, как им воспользоваться. Мне не оставили выбора, возвратив меня к жизни, но теперь я вправе эту жизнь растратить по-своему. Никому не позволю встать у меня на пути. И поэтому прошу тебя не вмешиваться. Кастор тяжело вздохнул. Нужно было что-то сказать. — Я всё понимаю, — сказал он. — Правда, понимаю, — «Действительно понимаю», — с горечью неслышно произнёс Кастор. — Но ты ведь знаешь, что нам не место среди людей. — А уж это позволь мне решать самостоятельно, — огрызнулся Фрау, но без особой уверенности. Должно быть, алкоголь уже ударил ему в голову. — Мне совершенно ни к чему твоё одобрение. Но всё же мы пробыли вместе достаточно, чтобы, как мне кажется, не быть друг другу совсем уж чужими людьми. Я подумал, что… — Фрау зарычал, оборвав самого себя на полуслове. — В общем, я не хотел тебя обманывать. Если ты попытаешься помешать мне, у меня не останется другого выбора, кроме как вступить с тобой в бой. Можешь связать меня по рукам и ногам, но меня это не остановит. Обещаю, сомневаться я не стану. Фрау покачал головой, недовольный собой, не сдержавшимся, сказавшим явно лишнее. Он залпом осушил оставшуюся в стакане выпивку. — Давай ты тоже пей, не отлынивай. Нам ещё сегодня ночь не спать, — поторопил он Кастора, неуклюже попытавшись сменить тему. Слова его чудеснейшим образом друг с другом не вязались совершенно. Кастор только усмехнулся, провожая его взглядом, когда Фрау поднялся из-за стола, чтобы выглянуть в коридор и позвать официантку. Подобный поток откровений не был чем-то характерным для Фрау. «Он думал, что…» Поразительно просто. Уж Кастор с самого начала поставил себе установку — не думать об отношениях между призраками, как о дружбе. Чревато последствиями. Всякими разными. А Фрау хоть и не сказал этого вслух, но непроизнесённое было очевидным. Он считал Кастора своим другом. Признался в том, от чего отнекивался на протяжении всех лет их знакомства. Стоит ли теперь ожидать подвоха? Не думал ли Фрау таким образом усыпить бдительность Кастора? Ну, конечно, нет. Он сказал всё прямо, без утайки. Несмотря на его внешность, маску неугомонного бунтаря, которому и сам Ферлорен не брат, Фрау был честен и всегда поступал по совести. Он и правила нарушал только потому, что таков был зов его сердца. Прожив уже двадцать лет на земле, что не отличалась святостью и чистотой, Фрау умудрился не растерять детскую непринуждённую наивность, хотя чрезмерных надежд по отношению к реальности и не испытывал. Просто он был таким. Он не станет обманывать, а уж понятие «хитроумная уловка» ему и вовсе незнакомо. Хоть в этом и сложно было Кастору признаться, но он не хотел бы, чтобы Фрау однажды изменил этим своим качествам. Но подобных иллюзий по отношению к себе самому Кастор не строил. Когда Фрау вышел из-за стола, Кастор быстро высыпал в его опустевший стакан содержимое маленького свёртка, что дал ему Лабрадор, до сих пор хранимого в кармане пальто. Полупрозрачный порошок в одно мгновение растворился в каплях оставшейся на гранёных стенках влаги. Вот так вот дела и делаются. — Эта последняя, — предупреждающе заметил Кастор, когда Фрау верн/aулся с новой бутылкой. То была уже третья. К собственному своему неудовольствию, Кастор осознал, что по количеству выпитого он немногим уступает Фрау. Правда, очевидных признаков опьянения не выказывал ни один их них. Наполняя стакан Кастора, Фрау хитро прищурился, бросив короткий взгляд на сотоварища. То был явный вызов с приветом из далёкого прошлого. И Фест был совершенно не намерен его игнорировать. Наблюдая за Фрау, что уже словно бы забыл о давешнем разговоре, Кастор испытывал непривычное для себя чувство, что вызывало некоторый дискомфорт у его совести, и потому он не сдержался, проговорив с улыбкой: — Никому-то в этом мире нельзя верить. Фрау посмотрел на него с сомнением, после опустил взгляд на свой стакан, фыркнул. — Ну и хрен с ним! — азартно оскалившись, сказал он. — В таком случае, если что, я предупреждал, — поднимая перед собой руки, словно бы в примирительном жесте, сказал Кастор. — На всё воля Господа, — саркастично провещал Фрау, закатывая глаза. — Хотя ему до нас и дела нет. Как, впрочем, и мне до него, — с этими словами Фрау поднял свой стакан. — Выпьем? — За нас? — До дна.* * *
Когда Кастору пришла в голову мысль выпить с Фрау на брудершафт, он решил, что, во избежание нежелательных проблем, самое время их затянувшийся сабантуйчик свернуть. Произведя над собой бог знает какое усилие и воззвав к притупившемуся здравомыслию и силе воли, он решительно поднялся, потянув следом за собой и порядочно захмелевшего Зехеля. Тот не сопротивлялся, но и способность самостоятельно стоять на ногах ещё не растерял, хотя и вёл себя подозрительно тихо. Каким бы действием ни обладал загадочный порошок Лабрадора, Кастор был ему благодарен за то, что влияние его не оказалось чрезмерным, избавив Феста от необходимости волочить напарника на себе. Но на всякий случай Кастор ухватил Фрау под руку и для повышения устойчивости шаткой конструкции имени Зехеля подстраховал его своими нитями. Следовало поторопиться. Благо гостиница, в которой они остановились, была недалеко. Девушка-администратор, тихо дремлющая у своего стола, встрепенулась, встретив их с улыбкой. Кастор натянуто улыбнулся в ответ, извиняясь и пытаясь спрятать за собой Фрау, впавшего в полубессознательное состояние. Наконец, добравшись до заветной двери их номера, Кастор едва ли не ввалился в комнату, когда в самый неподходящий момент Фрау всё же упал прямо на пороге. Поминая всех Зехелей до седьмого колена, Фест с пыхтением кое-как подхватил напарника подмышки и поволок его по полу к кровати. За два подхода Кастор сумел-таки водрузить Фрау на постель. Для надёжности следовало бы Фрау ещё и связать — трезвый Фест так бы и сделал, но, кажется, две бутылки спиртного в одно горло лишили его ценной способности мыслить здраво, да и прочих жизненных ориентиров. Кастор, низко склонившись над Фрау, прислушался. Дыхание товарища было тихим, размеренным, а спящее лицо — раздражающе одухотворённым и расслабленным. Не сдержавшись, Кастор подул в лицо Фрау, заставив того сонно поморщиться и с неразборчивым бурчанием перевернуться на другой бок, в попытке выдернуть из-под себя одеяло. Поддавшись мимолётному светлому порыву, Кастор упростил Фрау задачу, сняв покрывало со второй кровати и накрыл его им. Фест улыбнулся — до того уж это было мило и трогательно. У Кастора же картина спящего Фрау вызывала несколько другие чувства. Но, может, все спящие люди выглядят одинокими. Когда раздался тихий звенящий стук, Кастор подошёл к окну и распахнул его, впуская куклу. — Милая моя, — проговорил он с нежностью, протянув Лиззи руку. Она доверчиво прильнула к своему создателю, а тени, падающие на лицо, рисовали на её губах улыбку. — Ты разузнала, где может скрываться варс? Кукла едва заметно кивнула, хотя в том и не было никакой необходимости. Кастор уже и так услышал звон колокольчика, привязанного к натянутой нити, что указывала путь. — Умница моя, ты отлично поработала, — ласково приговаривал Кастор, развязывая узелок на руке куклы, чтобы обмотать нить вокруг собственного запястья. Нить подрагивала, натягиваясь сильнее или же расслабляясь. Видимо, Лиззи привязала колокольчик к чьей-то душе, что непрестанно передвигалась по некоторой территории. Может, это был какой-то бездомный бродяга, в таком случае он мог стать сегодняшней жертвой. Но также это могла быть душа кошки или собаки — это не имело значения. Важнее то, что у Кастора был ориентир, что значительно упрощало ему работу. — Прости, милая, ты, должно быть, устала, но у меня для тебя есть ещё одно поручение. Проследи за ним, пока меня не будет рядом, — прошептал Кастор, указывая на Фрау. — Только тебе я могу довериться. Хорошо? Поставив у изголовья кровати Фрау стул, Кастор усадил на него куклу. Проведя ладонью с меткой Феста по руке товарища, он вытянул тонкую сверкающую ниточку, гладкую и невесомую, словно шёлк. У Фрау такая нежная была душа, что невольно Кастор задержал её частичку в ладонях, пропуская между пальцами. Её трудно было удержать, она была похожа на воздух. Попробуй натянуть её сильнее — она порвётся. Для манипуляций, которые Кастору приходилось совершать над собственной душой, душа Фрау была непригодна. Стоит потянуть лишь одну нить слишком сильно, как всё полотно души в мгновение ока распустится и растворится в воздухе. Душа Лабрадора и то была прочнее. Кастор вложил ниточку в ладони Лиззи, и тотчас маленький узелок связал её с нитью души Феста. — Если вдруг что-нибудь случится, обязательно дай мне знать, — по привычке обратился он к кукле. Между тем настенные часы уже показывали час ночи. Кастор прошёл в ванную. Ополоснув лицо и руки, он заглянул в зеркало. — Как нехорошо, — проговорил Кастор, разглядывая своё отражение. — Совсем нехорошо. Из зеркала на него смотрело улыбающееся сумасшедшей улыбкой лицо с шальными горящими глазами. Впервые, сколько себя помнил, Кастор испытывал столь сильное предвкушение.* * *
Алкогольное опьянение — явление сугубо физиологическое, не имеющее никакого отношения к состоянию духа. Но, по всей видимости, это было заблуждение. Даже покинув своё тело, излишнее воодушевление Кастор испытывать не перестал. Стараясь мыслить рационально, он решил, что это уже не его чувства, а чувства Феста. Наблюдать со стороны за самим собой было занятно, хотя зрелище оставшаяся внизу оболочка являла собой в некотором роде печальное. Кастору как-то недосуг было задумываться о своей внешности, но паря под фонарями в облике Феста, он осознал, что вид у него слегка диковатый. Наибольший вклад в общий беспорядок его облика вносили волосы, оказавшиеся значительно длинней, чем им следовало быть. Кастор попытался припомнить, а расчёсывался ли он сегодня. Не вспомнил. В принципе, его мозги остались внизу, так что провалы в памяти — вещь не столь уж необычная. Ещё одна примечательная деталь, относящаяся к оставленному внизу телу — отсутствие тени. Тенью был сам Фест. Кастор надеялся, что во мраке ночи, лишь самую малость освещаемом искусственным светом редко попадающихся на пути фонарей, на подобное обстоятельство никто внимания не обратит. И хотелось верить, что разыскиваемый варс окажется невнимательным и непривередливым, так что не самый приятный запах перегара и отсутствующее выражение лица возможной жертвы не испортят ему аппетит. Не самое это было разумное решение — использовать своё тело как приманку, но другой вариант остался мирно посапывать в гостиничном номере в нескольких кварталах отсюда, так что особо рассуждать и искать другие пути решения данной проблемы у Кастора не было ни времени, ни, если быть совсем уж честным, желания. Желание — это и вовсе такая штука, которую лучше не тратить попусту. Так что Фест, управляя телом Кастора, словно марионеткой, вёл его по одной из тёмных улиц на окраине города. Ниточка привела его сюда. Другой её конец, оказалось, был привязан к кошке. Связь с ней Кастор разрывать не торопился и сейчас следовал за ней. Так уж получилось, что им было по пути — одинаково безразлично, куда идти. Хотя у кошки цель, может, и была более осмысленной. «Потерпи, родной, просто потерпи ещё немного, — утешал Кастор самого себя. Привычка такая — разговаривать с бесчувственными вещами. — Я чувствую, что мы на верном пути». «Да… Хотел бы я тебе поверить, но ты — я, тот ещё лгун», — ответил он сам себе. Кастор бы усмехнулся, если бы серый костяной череп был способен демонстрировать эмоции. Вокруг было тихо. А хоть какие-то признаки жизни подавала лишь гордо вышагивающая впереди кошка. Кастор не ощущал присутствия живых. Но, всё же, он доверял свой кукле, которая привела его сюда, и склонен был подозревать худшее. Потому, гремя костями, Кастор продолжил следовать за кошкой. Странной кошкой. Бредущий позади неё человек нисколько её не пугал, она лишь раз обернулась, окинув бессознательное тело Кастора пренебрежительным взглядом, едва ли ни фыркнув высокомерно. В тот момент Фесту показалось, что он заметил в звериных глазах вовсе не звериный взгляд. У такой умной и с виду ухоженной кошки обязательно должен быть хозяин. Или, скорее, хозяйка. Фест не ошибся. Кошка остановилась у одного из домов, в окне которого горел тусклый свет — маленькая уже догорающая свеча. Кошка пару раз протяжно мяукнула, запрыгнув на широкий подоконник. Вскоре входная дверь распахнулась. — Вернулась, наконец, сладкая моя, — проговорил приятный женский голос. Свет из дома пролился прямым прямоугольником на улицу. За спиной женщины громоздились тени, не давая рассмотреть её лицо. Она шагнула за порог, присев на крыльце, подзывая кошку. Та и сама уже радостно спрыгнула к ней и тёрлась о ноги. — Проходи, налью тебе молочка. Кошка прошмыгнула мимо, словно только приглашения и ждала. Её хозяйка ещё задержалась у двери, вглядываясь в темноту, в ту сторону, где стоял Кастор, точнее, его тело. Ему показалось, что она увидела куда больше, чем просто человека. Всё нутро Феста словно вздрогнуло, незнакомые Кастору чувства разом охватили его. Отвращение, ненависть и… восторг? Кастор не был уверен наверняка, но такой эффект на него оказал взгляд женщины, смотрящий сквозь него, Феста. Смотрящий выжидающе, с насмешкой, принадлежащей кому-то ещё. Кому-то, кто был Кастору не знаком, но которого прекрасно знал Фест. Знал, как себя самого. — Молодой человек, — обратилась она к Кастору, застывшему без движения в темноте. — Простите. Вы не похожи на местного. Быть может, вы заблудились? Или… ищете кого-то? «Чёрт», — выругался Кастор, следя с высоты за приближением женщины к его телу. Лучший вариант — пара взмахов косы и дело сделано. Но всё же он не был уверен, что женщина перед ним действительно варсфайль. Хоть и чувствовал, что что-то не так, но сказать наверняка ничего не мог. Пронзить её нитями и извлечь наружу душу? Грубо, но препятствовать ему и уныло и неубедительно рассуждать о морали, взывая к совести Кастора, никто не станет. «Плевать… Просто плевать», — подумал Фест, выпуская нити. Женщина среагировала мгновенно, лишь неуловимо проведя рукой, рассекая воздух и нити, устремившиеся к ней, вместе с ним. Сомнений не осталось. Женщина рассмеялась, запрокинув голову назад. — Ты думаешь, что всё будет так просто, мёртвый бог? Глупец! Жалкое подобие великого Ферлорена! — сорвалась на крик она. — Приди же, всемогущая тьма, и забери себе то, что принадлежит тебе по праву. Фест едва успел взмахнуть рукой, подхватывая нитями своё тело, когда тени ожили и устремились к нему. Протягивая свои чёрные, дурно пахнущие щупальца к Кастору, тьма, заменив собой всё вокруг, смеялась ему в лицо множеством разных голосов… …Плакали и смеялись дети. Их лица были масками, обезображенными жестокостью, злыми улыбками, искренне желающими ему смерти. Лица были Кастору знакомы — это было одно лицо, которое некогда он не раз видел в зеркале. «Ты ненавидишь себя, — говорил себе он, — вот и умри». Фест сильнее сжал древко материализовавшейся косы. …Десятки мужчин выкрикивали ругательства. Неразличимая толпа, словно кишащие в нечистотах жуки, обещала разорвать Кастора на части, так, чтобы каждый нерв его вопил от боли. Кастор словно бы различил в толпе голос своего отца. И кровавый цветок снова, как и в десятке старых снов, расцветал на его груди, груди умирающего мальчика, разрывая своими корнями сердце. «У тебя нет выбора, — говорил ему отец, окропляя своими слезами его лицо. — Умри, ведь я так сильно тебя люблю»… Взмах косой. Один, другой. Крики ненависти сменялись криками боли, становились сильней, оглушали. …В непроглядной обволакивающей темноте стонали женщины, не знающие стыда. Кастор видел их лица, их извивающиеся под страстными невидимыми ласками тела. Они манили его, смеялись механическими голосами и разваливались на части сотней кукольных деталей. Лишь одна осталась, самая красивая, с прекрасными чёрными волосами, разметавшимися по девственно белым простыням. Взгляд её полуприкрытых глаз был затуманен. Она следила за ним неотрывно, направляя его, руководя его неловкими движениями. Кастор ласкал её грудь, проводил языком по её животу, очерчивая замысловатые дорожки. Тусклые смешинки мерцали в её глазах. Ему так хотелось, чтобы они стали ярче! Женщина тяжело дышала, вцепившись в его плечи, пытаясь сдержать стоны, зная, как они его смущают. А когда сдержаться не было сил, она улыбалась ему, протягивая к его щеке руку, поощряя, успокаивая. «Всё хорошо, — говорила она. — Ты ведь любишь меня. И я люблю тебя, очень люблю. Так что не бойся сделать мне больно. Всё хорошо, пока это ты». Голос его матери. Кастор, не помня себя, полностью подчинившись Фесту, рассекал черноту, пока не пробил в ней брешь, выбравшись наружу… Кастор резко раскрыл глаза, вернувшись в своё тело. Он суматошно оглянулся. Вокруг всё осталось прежним. Варс исчез, словно его и не было никогда. Но совсем не призрачные ощущения, пережитые в видениях, были столь яркими и чёткими, что казались реальными. Слишком реальными. Кастор не сдержался, тошнота подступила к горлу, и его вырвало. «Успокойся», — приговаривал он, тяжело дыша, прижав ко рту платок. «Успокойся», — повторял он без устали. Бессильно привалившись к стене, Кастор старался перевести сорванное дыхание и забыть всё, что ему пришлось испытать. — Если бы это было так просто, — прошептал он. Его руки дрожали. Со всей возможной силой он обнял себя за плечи. Но стоило ему лишь закрыть глаза, как перед глазами снова проявлялся образ матери. Тихо плачущая, спрятавшись в уголке, где, как она думала, никто её не найдёт. Уставшая и безумно одинокая. Грустно улыбающаяся прекрасная женщина, срезающая красные маки. И млеющая от его неуклюжих ласк. — Чёрт… — выругался Кастор, ударив в стену кулаком. Захотелось вернуться, бросить всё к чёртовому Ферлорену. Прийти в номер, разбудить Фрау, требуя того немедленно подняться, собрать вещи и сесть на хоукзайль, пуститься в бега и поминай как звали. Фрау будет в восторге. И уж он точно поможет Кастору всё забыть, найдёт способ. Он просто не оставит ему ни минуты покоя, у Кастора не останется времени рефлексировать почём зря. И, словно в ответ на его мысли, его душа вдруг вздрогнула. На мгновение, длиной в одно касание острого лезвия к тонкой нити, Кастор словно упал в бездонный чёрный колодец, в который превратилась его душа. Связь с куклой, оставшейся охранять Фрау, была разорвана. Кастор знал, что немного в мире существует вещей, способных разрубить что угодно и даже нити души Феста. Все они связаны с единым богом смерти — их божеством, охоту на которого они, семь духов, ведут уже не одно столетие. Спрятавшийся под маской зло хохочущей женщины-варсфайля. Укрывшийся тенью человеческих сердец. Причина, по которой они всё ещё живы. Ферлорен. Кастор надеялся, что всё не так плохо, как ему могло показаться в первый момент. Его губы скривились в жестокой улыбке. Он ничего не мог с собой поделать. Кастор ускорил шаг. Он шёл по быстро остывающему следу чёрной, похожей на грязь, крови. Фест чувствовал гнилостный запах, что становился всё сильнее с каждым пройдённым им шагом. Кастор уже знал, что опоздал. Раздавшийся в отдалении пронзительный крик не удивил его. Варсфайль был мёртв, он не сомневался в этом. Но слова Лабрадора уже некоторое время всё звучали у Кастора в голове. «Коса Ферлорена пробудилась». Каким образом это повлияет на Фрау? Отбросив всякую предосторожность, Кастор побежал. Зловонный запах усилился. Кастор промчался по длинной тускло освещённой улице и остановился в проулке, оканчивающимся тупиком. Невольно Кастор сглотнул. Перед его глазами на стене расплывалось тёмное маслянистое пятно, склизкая чёрная масса из кишок и разорванных внутренностей с запахом гниющей плоти — всё, что осталось от уничтоженного варса. Кастор прикоснулся к своему крестику на цепочке, быстро прочитав молитву. Чёрные останки исчезли в ворохе золотых искр, ненадолго осветивших ночь. Но плохие предчувствия на этом Кастора не оставили. Он услышал раздавшиеся за его спиной шаги. — Фрау, — позвал он, оглянувшись. Напарник возник из ниоткуда, так, словно и не исчезал вовсе. Просто Кастор, излишне взволнованный, не заметил его, скрытого густой тенью. Кастору отчаянно хотелось верить в то, что молчаливость Фрау и его странное поведение — последствия Лабовского зелья. Очень хотелось. Но даже когда Фрау сделал шаг вперёд, вступая в неровный круг света под одиноко горящим фонарём, тень всё также скрывала его склоненную голову и всю правую часть тела. Кастор присмотрелся. Тень была живой. Она слабо пульсировала, и то, что поначалу он принял за дыхание Фрау, было дыханием темноты, окутавшей его. Кастор шагнул назад, обогнув Фрау, протянув руку в предупреждающем жесте. — Фрау? — снова позвал он. Тогда, словно отозвавшись, Фрау поднял своё лицо. Кастор успел лишь чертыхнуться, заметив выражение глаз Фрау, как тот, словно сорвавшись с цепи, бросился на него, опрокинув наземь. В любой другой раз Кастор не уступил бы в силе Фрау или, по крайней мере, недостаток физической подготовки сполна восполнил упрямством. Но этот раз был другим. Сокрушительная давящая сила прижимала Кастора к земле, обдавая его ледяным дыханием. И только кровь была горячей. Она капала с губ Фрау на лицо Кастора. Чужая кровь. Кастор крепко сжал зубы, вцепившись в плечи Фрау в попытке оттолкнуть его. Но, словно дикий зверь, он вырывался, рыча и смеясь. Он не был собой. Радужка его глаз была окрашена в красный, мерцающий в темноте пугающий цвет. Перепачканный рот был раскрыт в широком оскале, обнажая клыки. Фрау дышал Кастору в лицо запахом горячей плоти, кровь от которой осталась на его губах и подбородке. Вот так он и уничтожил душу варсфайля — съел её, разорвав ещё человеческое тело руками. И сейчас эти руки с удлинившимися когтями вместо ногтей тянулись к горлу Кастора. «Ну, здравствуй», — усмехнулся Кастор, глядя в горящие безумные глаза. Глаза косы — глаза Ферлорена. Глаза их бога, отчаянного мечтателя, стремящегося вернуть утраченное, ненавидящего их и желающего раздавить в своих руках. Кастор рассмеялся ему в лицо. — Ты его не получишь, — прохрипел он. Когти косы глубоко влились в плечо Кастора, угрожая оторвать ему руку, но иного шанса вырваться у него не было. Он со всей возможной силой оттолкнул Фрау, откатившись в сторону, и тут же вскочил на ноги, взмахнув рукой. Жёсткие нити обвились вокруг Фрау, плотно прижав его руки к туловищу. Упав на колени, он взвыл, силясь порвать путы. Кастор тяжело дышал, сжимая ладонью раненое плечо. Времени на раздумья не было. Не хватало ещё, чтобы на шум прибежал кто-то из горожан. — Заткнись, — проговорил Кастор. Дыхание было неровным, язык не слушался, руки дрожали. Нервно хихикнув, Кастор облизнул губы. На самом деле смешно не было. К подобной ситуации он готов не был. Да, чёрт возьми, он и вовсе понятия не имел, что стоит ожидать от жизни после смерти. Он не думал, что ему придётся сражаться, чтобы снова жизнь защитить. И в этот раз не только свою. Коса рычала и брыкалась, силясь едва ли не зубами порвать ненавистную верёвку. — Не думай даже, теперь не получится, — сказал Кастор, подойдя ближе. Фрау оскалился, снова показывая звериные клыки. Во внутреннем кармане пальто ещё сохранился один маленький флакон с кристально чистой водой. Кастор, чувствуя себя донельзя глупо, выплеснул её в лицо Фрау. Но эффект оказался мгновенным. Фрау яростно закашлялся, стараясь выплюнуть попавшую в рот воду. Тогда Кастор резко подскочил к Фрау, зажав тому рот. Клацающие клыки рвали ему кожу на ладонях, но укусы становились всё мягче. Темнота медленно уходила, и от того сопротивление косы становилось всё более яростным. Из последних сил она стремилась протянуть свои когти, полоснуть ими Кастора. — Фрау, — позвал Кастор, напряженно вглядываясь в его лицо, убрав ладони, когда сопротивление ослабло. Глаза Фрау словно застыли, слепо смотря в одну точку. Синий цвет постепенно возвращался к ним, но взгляд всё ещё был невидящим. Кастор убеждал себя, что осталось уже совсем чуть-чуть, всё худшее позади, мрак ушёл, и Фрау стал прежним. Но его напарник всё ещё ничего не видел, сознание не вернулось к нему, а у Кастора не осталось терпения ждать. — Фрау! — крикнул он. — Ответь же ты, ну! Кастор встряхнул Фрау за плечи. Его голова безвольно качнулась, точно кукольная. Кастор ударил его наотмашь по щеке и снова закричал: — Фрау! — он ударил ещё раз, оставляя на щеке Фрау красный след от собственной крови. — Посмотри на меня, посмотри сейчас же! Нет ответа. «Да, посмотри на меня, посмотри, какой я смешной, — стал умолять Кастор. Он беззвучно рассмеялся над самим собой. — Ты меня таким никогда не видел. Я не знаю, что делать. Ничего не знаю… Мне страшно, Фрау». Проникшие в грудь Фрау нити встряхнули скрытую внутри душу. Фрау бесшумно шевельнул губами, прежде чем закрыл глаза, потеряв сознание. В забытьи Фрау произнёс что-то, кажется, это было какое-то незнакомое Кастору имя, он не придал этому значения. Главное, что Фрау вернулся. Мокрым тонким дорожкам на его щеках он тоже значения не придал. Как и своим собственным слезам, что залили ему очки.* * *
В очередной раз волоча Фрау в злосчастный гостиничный номер, Кастор только рукой махнул в сторону сторожа, заставив того заснуть. Кастор притащил Фрау в ванную. Не побеспокоившись о том, чтобы снять с него изорванную заляпанную одежду, Кастор затолкнул напарника в душевую и включил холодную воду. Разодранные руки она жгла нестерпимо, смывая кровь. И притупившаяся было боль в раненой руке вновь вернулась с новой силой, но Кастор не придал ей особого значения, позволив о сохранности своего тела побеспокоиться Фесту. Каких-либо видимых повреждений на Фрау Кастор не заметил, вода смывала с него чужую кровь и клочья чужой плоти. Некоторое время Кастор наблюдал за розовыми струйками, окрашивающими воду, стараясь привести мысли в порядок. В забытьи он сидел на коленях перед Фрау. Вода отрезвляла, очищала, и Кастор как никогда был ей благодарен. Очнувшись, Фрау простонал что-то неразборчивое. Кастор встрепенулся и, покрутив краны, отрегулировал температуру воды, сделав её горячее. Когда тепло стало возвращаться в застывшее тело, Фрау окончательно пришёл в себя. Часто моргая, он качал головой, привыкая заново к утерянным ощущениям. — Фрау, — позвал Кастор, легонько встряхнув напарника за плечо. — Слышишь меня? Видишь? Ничего нигде не болит? Ответь. — Кастор? — Фрау сфокусировал взгляд на нависшем над ним лице. Вздох облегчения Кастор оставил при себе. Отстранившись, он вдруг почувствовал себя неуютно. Непривычно было беспокоиться за кого-то. Да и сидеть мокрым на кафельном полу тоже. — Всё хорошо, мы разобрались с варсфайлем, — сказал Кастор, продолжая внимательно следить за Фрау. Тот всё ещё сидел без движения, не обращая ни на что внимания. — Фрау, ты помнишь, что произошло? «Лучше тебе не помнить…» Фрау невидящим взором смотрел сквозь товарища, но вдруг его взгляд прояснился, глаза расширились. Фрау подался вперёд. Кастор прикрыл глаза, отворачиваясь. Он поднялся, не в силах и дальше терпеть этот тоскливый, заполненный до краёв печалью взгляд. Вот-вот синяя плотина рухнет, и слёзы снова польются из глаз. И не дай бог ему ещё начать извиняться. Кастор, подойдя к зеркалу, увидел то, что так изумило Фрау. Белый свитер был разорван на плече и Кастор мог рассмотреть не очень глубокий, но пугающе выглядящий след от когтей. Кровь уже не текла, но торчащее оголённое мясо привлекательным не выглядело. «Ну, ничего, рука не отваливается, а уж Лабрадор на раз-два плечо подлатает, подумаешь, какая-то там царапина», — так и нужно сказать. Обернуться с легкомысленной улыбкой и заверить обеспокоенного Зехеля, что ничего-то страшного не случилось. Но Кастор прекрасно понимал, что он не может этого сделать. А даже если бы и мог, его слова Фрау нисколько бы не утешили. Но обернуться всё равно нужно было. Нельзя поворачиваться к нему спиной сейчас, нельзя оставлять одного. — Фрау, послушай, ты… — начал было Кастор, но Фрау оборвал его. — Я ведь убил её, ту женщину, — тихо произнёс он. — Она была васфайлем, а душа её была насквозь прогнившей — её невозможно было спасти. Не бери в голову… — Нет! — упрямо возразил Фрау, покачав головой. — Я набросился на неё, едва заметил варса рядом с ней… Я разорвал её… вот этими руками, — Фрау уставился на свои ладони, протянул их, показывая Кастору. — У меня её кожа под ногтями, — произнёс он, криво улыбаясь. — Я поглотил её душу. Я не оставил ей ни шанса… — Я же говорю, её..! — Её можно было спасти! Теперь я понимаю это… вкус её души… сладковатый. Я убил её, — произнёс Фрау спокойно. — Это был не ты. Это была коса. — Нет, — упрямо возразил Фрау. На мгновение Кастору показалось, что это Фрау пытается его утешить, а не наоборот. — Это был я. Я помню, как она билась в моих руках, пытаясь вырваться, а я просто вырвал ей сердце. Только после этого коса Ферлорена захватила моё сознание. Понимаешь, что это значит? Она… защитила меня. Фрау спрятал лицо в ладонях, вздохнул тяжело. — Прости, — услышал Кастор. — Прости. Я виноват перед тобой, — Фрау произнёс это, уже отняв ладони от лица, пригладив мокрые волосы. — Я не знаю, как просить у тебя прощения. Просто не знаю. — Не нужно. Я и сам виноват. Фрау покачал головой. Снова подняв взгляд на Кастора, он сумел выдавить из себя улыбку. — А ведь ты был прав, — сердце Кастора простило удар, когда он увидел глаза Фрау, потускневшие, снова обратившиеся в бесчувственные стекляшки. — Нам нет места среди людей. Мы не можем жить с ними. Мы вообще не можем жить. А это значит… Это значит, что свободными нам не стать. Сам того не осознавая, Кастор быстро приблизился к Фрау, упал перед ним на колени и порывисто обнял его. Крепко прижимая голову Фрау к себе, зарывшись пятерней в его волосы, он беззвучно шевелил губами, пытаясь подобрать нужные слова. А когда чужие руки сомкнулись за его спиной, обнимая в ответ, он не сдержался, зажмурился. Страшно было сказать что-то не то, произнести неверные слова. Страшно было обещать кому-то защиту, не зная наперёд, будут ли у тебя силы её обеспечить. Страшно и непривычно было слышать сдавленные рыдания, тяжёлое сбитое дыхание на ключице, и ощущать, как чьи-то пальцы сминают ткань одежды на спине. Страшно быть не одиноким. Страшно было делить с кем-то свои чувства. Страшно было обоим. И они молчали.* * *
Недолго думая, испорченную одежду Кастор выбросил в ведро. Из ванной он вышел в сменных штанах и полотенцем на плечах. Фрау, сидя на кровати, обернулся. — Давай я, — сказал он. Кастор, протирая очки, посмотрел на напарника с сомнением. — Нет, сам разберусь, — в привычной холодной манере ответил он. — У меня есть помощник, которому я куда больше доверяю. С этими словами, под осуждающим взглядом ярко-синих глаз, Кастор присел на свободную кровать, где его уже поджидала с антисептиком и бинтами кукла. — Нет, всё же я утверждаю, что подобные увлечения тебя до добра не доведут, — сказал Фрау. — Думаю, что это целиком и полностью только мои проблемы. Не тебе об этом переживать. — Да я не переживаю, — хмуро пробурчал Фрау. Кастор усмехнулся. Было очевидно, что Фрау всё ещё чувствовал себя смущённым из-за сцены в ванной. Сорвался же, дал слабину. Кастору же здорово помогла его привычная толстокожесть и невосприимчивость к чему-то подобному. «А ведь дело могло и не ограничиться простыми утешающими объятиями», — запоздало осознал Кастор, сам себе удивляясь, ведь подобные мысли совсем не вызвали у него отвращения. — А знаешь, что мне вдруг вспомнилось? — произнёс вдруг Фрау. — ..? — Не знаю, может, мне приснилось или привиделось, но я видел мальчика. Маленького мальчика, чудного такого, всклоченного, лохматого, с яркими большими-большими зелёными глазами. С чего бы это вдруг? Кастор едва сдержался, чтобы не прокомментировать померещившихся Фрау маленьких мальчиков весьма язвительным образом. — Понятия не имею. Спроси у Лабрадора. — И спрошу. — Не забудь только. А то свалится на тебя однажды этот твой зелёноглазый малец и представится сыном, а ты не будешь знать, что с ним делать. Хоть подготовишься. — Да ну тебя, — фыркнул Фрау. Кастор чётко услышал непроизнесённое: «Я тебе тут о сокровенном, а ты всё язвишь». — Поспи лучше, — просто сказал Кастор, проверяя наложенную куклой повязку. — Ладно, ладно. Спокойной ночи, — отозвался Фрау. — Спокойной. Хорошо было с таким Фрау, робким, тихим, послушным. Благодать просто. «Вот прям ты мигом и заснёшь, ага», — покачал головой Кастор, глядя в спину накрывшегося одеялом Фрау. — Что ты делаешь? — нервно отозвался Фрау, обернувшись, когда Кастор присел на край его кровати. — Ляг на спину, — скомандовал Кастор. — Потерпи просто. Фрау кивнул, сглотнув, не став перечить. Он закрыл глаза, когда Кастор положил свою ладонь ему на грудь. …Он слушал песню Розетт, тихую, нежную мелодию, струящуюся из самого сердца. Кажется, мотив был ему знаком. Один его старый знакомый знал много песен и пел все подряд по поводу и без оного. По счастливой случайности именно эта песня была одной из его самых любимых.