Слабое сердце сильного человека

Сегодня я видел — мой герой упал на колени. Тот, кто учил меня быть сильным. Papa Roach – Do or Die

Он пришёл уже за полночь, и шипение углей в дорожной жаровне стало тревожным. Руций не оглянулся. Перед его глазами — тёмная, высокая тень, отражающаяся в изогнутой поверхности стеклянного кувшина. У тени растрёпанные волосы и нож в поднятой руке. Тень замирает на пороге, и кардинал спиной чувствует острый, исполненный ненависти взгляд. Он не оборачивается. Тщательно втирает в запястья травяную мазь с горьким грустным ароматом, задумчиво поправляет смятый рукав сутаны. Отражение не двигается. Тень пришла убивать, но тень медлит. ...Привычно-весёлое солнце, ласково-игривый ветер. Топот копыт, лай почуявшей след своры. Всего лишь очередная охота, возбуждённая толпа вельмож. Адмирал Зорге, он же герцог Эрреро, догоняет Руция и натягивает поводья, вынуждая разгоряченного гнедого идти рядом. Зоро от соседства явно не в восторге, но он хорошо воспитан. - Так это правда? Мне следует называть тебя Вашим Высокопреосвященством? - строго вопрошает Зорге, поправляя щегольскую шляпу с великолепными перьями. Новоиспечённый кардинал Мон-Модеры рассеянно кивает. Герцог — его друг, но говорить о смерти предшественника тяжело даже с ним. - Невероятно! То есть прискорбно, - тут же поправляется Зорге, наткнувшись на суровый взгляд серых глаз. Руцию едва исполнилось тридцать, он молод и неподражаем. Его кандидатуру никто не оспаривал, его вступление в должность принято с восторгом. Как-то уж повелось нынче — все кардиналы становились первыми министрами. Возможно, дело в недееспособности нынешнего королевского рода, но Флоренцио молод, полон сил и... так же недееспособен. Даже Зорге знал - молодой король запустит страну, а молодой кардинал вернёт её на место и поведёт дальше. - Не терзай себя сомнениями, мой друг. Георг верил в тебя ничуть не меньше, чем верим мы... Руций осторожно поставил баночку с мазью на стол. Изогнулось пламя ближайшей свечи, встрепенулось и встало на место. Его Высокопреосвященство уже склонился над стопкой наконец-то подписанных документов, скосив глаза на неподвижную Тень. Это был Ангур. Бледный, с синими губами, нездоровым румянцем, без тёплого плаща и с растрёпанными волосами, в которых всё ещё не хватало деревянного амулета, отстрелянного Дидье ещё на казни. Возможно, из за этого Шаман и не поправлялся, игнорируя все старания Марселя. ...Луиджи болел долго и неправильно. Жар у юноши не спадал, пугающие его видения не прекращались. Вот и сейчас сон огромными глазами смотрел в потолок, шепча что-то неразборчивое. Сонный Руций у изголовья кровити провёл рукой по лицу, будто надеясь стряхнуть усталость, и тихо окликнул мальчишку по имени. Больной не ответил, но холодную руку кардинала сжал крепче. Его Высокопреосвященство с тоской покосился на недочитанные отчёты и велел позвать лекаря. - Х-хл-дно, - внезапно сообщил Луиджи, От неожиданности кардинал вздрогнул и выронил положенные по сану чётки. Подоспевший Марсель принялся менять компрессы и требовать покоя. В ответ кардинал предложил ему убраться к кошкам и попросил подать бумаги. Поудобнее устроившись в изголовье кровати больного, Его Высокопреосвященство неспешно разбирался с делами и иногда поглаживал горячую руку своего будущего секретаря.... Тень сзади встрепенулась и шагнула назад, прячась в полумраке походной палатки. Кардинал неспешно опустился в кресло, придвинул к себе бокал с горячим вином и опустил голову на переплетённые пальцы. Он хотел бы уснуть, но у него осталось несколько часов. На рассвете отвоевавшая своё армия переходит границу, оставляя несколько до неприличия больших повозок с провиантом. Руций бессовестно разделил единый Север на угодных и неугодных. Неугодными были племена, восставшие против договорённости и Ангура. Несмотря на попытки Шамана защитить соплеменников, несколько посёлков были выжжены вместе с населением. Угодными же кардиналу были те Северяне, что мирно сидели в своей глуши и занимались обыденными делами, не нападая на приграничные деревни. Они по старой договорённости получали еду и оружие, отдавая взамен меха и мясо. Им-то и предназначались продукты, уже вывезенные за пределы военного лагеря. Горячее вино помогало согреться, а аромат пряных трав, исходящий от напитка, отгонял сонливость. Тень не спешила со своим грязным делом, Руций не спешил сообщить ей о провале планов. Нет, не так. Ангур не спешил... ….Дидье отыскался в одном из пустующих по случаю праздника коридорах. Шестнадцатилетний парень уютно устроился у стены, обвив руки вокруг согнутых коленей и опустив на них голову. Руций осторожно подобрал парадную сутану и опустился рядом, прислонившись спиной к холодной спине. Позвал маркиза. Тот не ответил. Его Высокопреосвященство тяжело вздохнул и закрыл глаза. - Ненавижу его, - выдохнул парень минут через десять. Его голос дрожал от напряжения и едва сдерживаемых слёз. Он действительно ненавидел. - Первого маршала? - тихо спросил Руций просто чтобы что-то спросить. - Он виноват в его смерти! Как человек, не сумевший защитить одного герцога, может быть Первым маршалом?! - продолжал парень, не поднимая головы. Руций поёжился, по спине пробежали очередные мурашки. Сидеть на полу вообще плохо. Можно простыть и слечь на несколько недель, но подниматься кардинал не спешил. - В случившимся нет его вины, Дидье. Он внезапно вскидывает голову. Аккуратно-завитые рыжие волосы рассыпаются по плечам, влажные карие глаза смотрят твёрдо и уверенно. - Теодор. Его зовут Теодор, верно? Ещё один тяжёлый вздох. Руций догадывался, но надежда на лучшее ещё теплилась в его сознании. Теперь ей там нет места. Его Высокопреосвященство тяжело поднимается на ноги, расправляет смятую сутану и приглаживает волосы. - Ты ошибаешься на его счёт, но сейчас не время говорить об этом. Давай вернёмся на праздник и сделаем вид, как будто всё хорошо? Протягивает руку. Закатным пламенем отражают рассеянный свет кардинальские перстни. Дидье молчит. - Да, его действительно так зовут. Улыбка. Мимолётная улыбка, мелькнувшая на устах парня. Он берёт Руция за руку и легко поднимается, сощурив повеселевшие карие глаза... Тихие шаги, тяжёлое дыхание. Уже совсем рядом. Руций вновь скашивает глаза - у Ангура определённо жар, но происходящее он вполне осознаёт. Шальные глаза смотрят сурово и прямо, рука, сжимающая нож, слегка подрагивает. Кардинал не удивляется и не паникует. ….Он был жалок в его руках, у копыт его лошади он был жалок.... Снаружи бушевала северная ночь — испещряли небо далёкие авроры, пели многоголосую песню голодные волки. В палатке же тихо шипели угли, источая тепло, и потрескивали восковые свечи. Слишком поздно, чтобы ложиться. Слишком рано, чтобы вставать. Он всегда засиживался допоздна. Сегодня дурная привычка может спасти целых две жизни.... и только одну душу. Руций не раскаивался в содеянном, не жалел перебитых северян и не просил прощения у Ангура. Долг и служение на благо стране давно вытеснили из его сердца прочие обязательства. Голос совести был помещён в пыльный сундук с многозначительным названием «бесполезная сентиментальщина». Возможно, в глазах людей Руций и выглядел жестоким чудовищем, но себя он ощущал совсем иначе. Со всех сторон давило и напирало одиночество, ускоряя биение и без того больного сердца.... ….Он боялся умереть. Здесь, сейчас, в какой-то пыльный галереи, держась за стену и оседая на пол. Он боялся умереть именно так. Ангур был рядом. Его полупрозрачный силуэт с развевающимися волосами возвышался над кардиналом, и холодные глаза ловили каждое движение побеждённой жертвы. В правой руке Шаман держал деревянный амулет, словно светящийся изнутри. Он ничего не говорил, но Руций понял и без слов — ему конец. Слишком сильно ненавидел этот взгляд, слишком тёмными были крылья ужасающего демона, вышедшего из тьмы за спиной Ангура. Невыносимой болью горела спина, отнявшаяся левая рука безжизненно упала в складки сутаны. Правой Руций ещё цеплялся за жизнь, прижимая ладонь к груди. Он пытался дышать, пытался смотреть прямо, пытался выбраться. Бесполезно. Он многое мог бы сделать в последние минуты, но случившееся было нечтом неожиданным, подсознательным и странным. Сорванный с шеи алмазный крест с ровным свистом рассекает воздух, и с каждым его оборотом пропускало очередной удар уже остановившееся сердце. Демон за спиной Шамана раскрыл клюв в беззвучном крике, сложил крылья и растворился мраком. Исчез и Ангур, напоследок удивлённо сверкнув широко открытыми глазами. Руций всё-таки осел на пол, продолжая раскручивать крест, ставший его спасением, и тихо, сдавленно закричал.... Сейчас. Он сделает это сейчас. Тяжёлое дыхание уже за плечом, сверкнувшее в полумраке лезвие чужого ножа. Замахнулся. Остановился. Его Высокопреосвященство наполняет второй бокал до краёв, отодвигает в сторону открытую чернильницу и откидывается на спинку кресла, поднося к лицу не дрогнувшую руку. - Положи нож и садись.