***
Кофе-автоматы и автоматы с газировкой, расположенные на первом этаже филиала автомобилестроительной компании, где Дерек Хейл имеет честь или честь — его, были привезены сюда откуда-то из Фукусимы. Или из глубинки третьего мира, где этот кофе делают дистрофики негроидной расы за еду, и в каждой чашке ты волей-неволей чувствуешь привкус дешевого сахарозаменителя и жирного плевка, а то и чего похуже. Почему он продолжает покупать и пить — сам не знает. Почему продолжает продираться сквозь бытовые говеные тернии на пути к идеальному образу яппи, какой-то гипотетической американской мечте — он не может дать ответ. Каждое утро начинается с трели будильника, и он смотрит в подвесной потолок, загоревшийся десятком ламп. Эти лампы светят не слишком ярко, а приглушенно, чтобы не травмировать зрение владельца после сна. Если хотите включить на полную, хлопните в ладоши. Хлопните еще раз, чтобы выключить. Еще раз — включить приглушенный свет. Дерек принимает душ, одевается, едет в филиал автомобилестроительной компании, где честь имеет его по полной; если нет командировок, вечером он заходит в бар с парой коллег, возвращается домой один, смотрит ящик, ложится спать. Перед сном он хлопает в ладоши один раз, и лампы гаснут: не мгновенно, а как бы постепенно, чтобы глаза владельца, не дай бог, не были травмированы резкой переменой. В определенном смысле, его жизнь налажена и вылизана до блеска. Добиваться уже нечего. Совершенствовать — нечего. Если ему и хотелось бы чего-то еще — так это уволиться и продать лофт, и пожертвовать состояние в Сомали или Замбию на нужды умирающих от оспы, голода и всего, что можно вообразить. Но он, в определенном смысле, мазохист. В нем, не иначе, костяк из стали. Как сказал Питер: — Твоя дисциплинированность и традиционность загонят тебя в могилу. Он сказал это в одну из пятниц в нескончаемом круговороте этих самых пятниц. В баре было людно, как и всегда в этот день. Питер сидел справа от Дерека, повернувшись боком, чтобы было удобнее пялиться то на его лицо, то на часы на его руке: «Ролекс» с платиновым ободком. Дерек их купил, чтобы посмотреть, попытается ли кто-нибудь спереть их. Видимо, его везение фатально, или он выглядит как зэк — каким бы загаженным и глухим не был переулок, никто не беспокоит его по пути. Питер спросил между третьей и четвертой стопкой, со своей ехидной улыбкой: — Который час, племянник? Дерек отстегнул часы и запустил по стойке к его рукам. Питер удивленно поднял брови. — Забирай, — Дерек поднял стакан, — хотел избавиться с момента, как купил. Питер надел часы на запястье и принялся любоваться своей рукой на две тысячи семьсот долларов. И он сказал: — Твоя дисциплинированность и традиционность загонят тебя в могилу. Я уже чувствую запах гниения. Может, это твоя душенька? — и добавил: — спасибо. Я в восторге. Дерек промолчал. — Тебе нужна женщина, — сказал Питер, покручивая винтики настроек в «Ролексе». И Дерек не помнил такого пятничного вечера в баре, когда Питер не сказал бы: — Постоянная женщина, любовь, семья, горячий ужин по приходу домой, ты понимаешь. Такие полезные для здоровья вещи. А то ты захирел совсем. Дерек допил из своего стакана, пока Питер продолжал монолог: — И нет, шлюхи не спасут тебя. Дерек заказал себе еще. — Какая-нибудь шлюха тебя отымеет в самом грустном смысле слова. Отмоет денежки, пока ты спишь. Нароет еще пару таких у тебя в столе, — Питер постучал пальцем по циферблату, — заберет ключи от твоей машины. Или найдет у тебя ствол и вышибет тебе мозги, пытаясь отомстить за свое испорченное детство. Для шлюх в их несчастьях всегда будут виноваты богатенькие клиенты, эти извращенцы, покупающие их чувство собственного достоинства вместе с дырками в теле. Дерек помолчал, потому что это — забота Питера. Так он пытается оградить племянника от проблем, наставить на истинный путь, отблагодарить за все подарки — когда тот избавляется от ненужных дорогих побрякушек. Раньше эти уроки жизни доводили Дерека до каления, он затыкал Питера еще в на первых аккордах, но со временем свыкся. Бармен налил на два пальца виски, Дерек поднял стакан и, рассматривая янтарную жидкость, ответил: — Мне ничего не нужно ни от какой женщины постоянно. — Да, у тебя скромные запросы: позвал, оттрахал, заплатил, помахал ручкой, — сдавленно засмеялся Питер. — Даже на шлюху не позволяешь себе выплеснуть накопившееся. Я уж не знаю, что тебе предлагать: семейную жизнь, йогу или службу. Война прочистила бы тебе мозги. Мне прочистила — о, поверь. — По тебе не заметно. — Поверь, — серьезно повторил Питер, — два года по горячим точкам, и я переосмыслил всю никчемную жизнь. Несмотря на мгновение откровенности, спустя пару секунд он уже ухмылялся, флиртуя с подсевшей блондинкой. У Питера это получается: находить женщин на одну ночь и не платить им денег, а обаять так, что на утро ему приходится исчезать бесследно, чтобы на хвост не села очередная потенциальная партнерша в долгих и крепких отношениях. Этот талант явно не имеет отношения к генам, потому что в Дереке нет ни капли обаяния, любопытства, с ним не интересно говорить, а ему не интересно слушать. Его отношение к людям, в том числе: привлекательным блондинкам, в том числе: с впечатляющим бюстом и глубокими глазами, — это равнодушие, помноженное на равнодушие, возведенное в квадрат. Он привык удовлетворять свои потребности, получать разрядку в разовых встречах. Партнерши и партнеры проплачены. Никакой ответственности за чужое удовольствие, чужое самочувствие, никаких бессмысленных масок: ты платишь за секс. В последнее время напряжения больше, запросы в получении разрядки становятся более специфическими. Он возвращается с работы, ослабляет галстук, ходит от стены к стене. Энергия, которой нет выхода. Варианты: семейная жизнь, йога или служба. Шлюхи не спасут его. Но он ограничивается ими. Постепенно переходит с женщин на мужчин. Какие-то безусловные рефлексы не позволяют ему грубо обращаться с женщиной, схватить за волосы или оставить на ее теле синяки — будто в психике возведен барьер. Когда трахаешь парня — барьер растворяется. Уже не думаешь, что можно сломать, сдавив слишком сильно. Суббота, третий час пополудни. Дерек просматривает интернет-страницу эскорт-агентства, которое на вид ничем не отличается от остальных эскорт-агентств: сотня фотографий девочек, сотня фотографий мальчиков. Сортировать по: рейтинг, возраст, рост, вес, цвет глаз, сексуальная ориентация, готовность к экспериментам. Оральный секс: да, анальный: да, фистинг, римминг, групповой секс, мастурбация и бондаж, и это только начало списка. Дерек просматривает все это наискосок. За пару минут выбирает себе: «Стайлз», 22 года, рост 178, глаза карие, темные волосы, на фотографии — неискренняя улыбка в один край губ. Парень довольно симпатичный. Туча «да» по всем десяти или тридцати пунктам, указанным в анкете. Дерек набирает номер, потирает глаза и идет достать бутылку коньяка из бара. Ему обещают Стайлза через два часа — на один час. Это будет стоить от ста до шестисот долларов. В зависимости от того, что Дерек собирается делать. Когда Стайлз приходит, Дерек предлагает ему выпить. Обычный приветственный ритуал обязательно включает предложение выпить, и никто никогда не отказывается — сразу говорят, что предпочитают, ослепительно улыбаются и начинают заговаривать тебе зубы, чтобы истратить больше времени на болтовню и меньше — на дело. И вот, когда проходит сорок минут, ты понимаешь, что выслушал исповедь о чьей-то унылой жизни, на положенную еблю осталось двадцать минут, а у тебя даже не стоит. Новый парень, Стайлз, осматривается и присвистывает: — Хоромы. Он — долговязый, бледный и худой, предположительно во вкусе любого мужика, пользующегося эскорт-услугами — не смотрит Дереку в глаза, когда спрашивает: — Какие планы? Вопрос как-то связан с предложением выпивки, и Дерек слегка пожимает плечами. — Ничего особенного. Хастлер окидывает его кратким бегающим взглядом — не так, как это обычно делают мальчики и девочки по вызову. Без приторных улыбок. — Актив? — говорит Стайлз. Дерек кивает. Стайлз пару секунд размышляет и резюмирует: — Выпью немного. Дерек наливает ему коньяка и передает стакан. Случайно касаясь пальцев парня: холодные как лед. Пока хастлер пьет — залпом, стоя боком к Дереку, Хейл невзначай рассматривает его. В жизни парень лучше, чем на обмусоленных студийных фото. У него необычная, острая привлекательность, к которой требуется попривыкнуть, чтобы принять за таковую. Часто моргает, быстро двигается, слегка мельтешит. Дерек думает, что парень вполне мог закинуться чем-то, прежде чем идти сюда, и тогда порция коньяка была не лучшей идеей, но, в сущности, это не его проблема. Еще Дерек думает: пацан не выглядит на двадцать два. Восемнадцать — максимум. И это уже касается его напрямую. Стайлз ставит стакан на барную стойку. — Туда? — спрашивает, махнув в сторону спальни. — Туда. Стайлз идет быстро, на ходу стягивая тонкий черный джемпер, и Дерек следует за ним. Под джемпером — бледное стройное тело, чуть выпирающие ребра и резинка трусов, выглядывающая из-под джинсов. Стайлз не болтает, и это одновременно удивляет и устраивает. — Сколько тебе лет? — спрашивает Дерек, прислонившись спиной к дверному косяку. Стайлз расстегивает пуговицу на ширинке. — Двадцать два. Двадцать три? Как хочешь. — Если тебе нет восемнадцати, ты зря раздеваешься. Я не собираюсь трахать ребенка. Стайлз вдруг улыбается ему, выражение его улыбки слишком взрослое для подростка, как и ширина плеч, и широкие кисти рук. Он подходит к Дереку. — Расслабься, — голос низкий и мягкий, — возраста, когда принято самостоятельно отвечать за свой зад, я достиг. Стайлз подходит совсем близко и обнимает Дерека за шею. Хейл почему-то цепляется за его неловкие осторожные движения, обращает внимание на какие-то незначительные вещи вроде впалого живота и синяков под глазами, но в следующую секунду его внимание полностью переходит к двум моментам: одуряюще приятный запах одеколона и чистой кожи, и глаза Стайлза, оказавшиеся в сантиметрах. Теплый взгляд в сочетании с кривой улыбкой. Стайлз смотрит на его губы или куда-то в пространство перед собой. Ровно спрашивает: — Целовать можно? — Можно, — говорит Дерек. — Минет? — Обойдусь. Стайлз целует. Дерек, не торопясь, обнимает его за талию и притягивает к себе, оглаживая голую спину. Стайлз целуется хорошо: медленно, подстраиваясь под Дерека, в меру настойчиво. Его руки на плечах Дерека, пальцы приятно скребут затылок. Дерек полностью одет, ладони у него горячие, и кожа Стайлза кажется ледяной. И сам он — тонкий, гибкий и подвижный, кажется слишком… холодным. Что хочется согреть. Дерек заостряет на этом внимание, толком не понимая, почему это вообще приходит в голову. У рта Стайлза привкус коньяка и какой-то ягодной зубной пасты. Дерек разрывает поцелуй и негромко говорит: — Ложись. Стайлз проводит ладонью по раскрасневшимся губам. Смотрит немного пьяно. Слегка лукаво. Улыбается. Родинки на лице. Теплые карие глаза. Дереку хочется сморгнуть. Этот «Стайлз»… в нем есть что-то. И Дерек не понимает, что. Схема не меняется. Ему нужна шлюха, пусть шлюхи его и не спасут. Чья-то проплаченная задница, находящаяся в его распоряжении на указанный час, помогает снять напряжение. И это «что-то» скорее мешает. Поэтому Дерек велит «Стайлзу» лечь лицом вниз. Он размеренно вбивается в плохо растянутую дырку, наблюдая за низом собственного живота, опускающимся на бледные ягодицы. Наслаждаясь тем, как плотно обхвачен член. Как Стайлз хрипло стонет в сжатые губы, и Дереку нравится, что он не пытается работать на Оскара, изображая актера ссаного порнофильма. Эти стоны — глухие, редкие, больше напоминают выбиваемые выдохи. Чем дальше, тем чаще. Тем больше напрягаются мускулы: широкие плечи и бледная спина. Прогибается узкая талия. Кисти рук с длинными пальцами неловко сжимают скомканное одеяло. Дерек удобнее упирается ладонями в постель, пробуя найти темп и угол, которые больше понравятся Стайлзу. И находит: в какой-то момент парень вздрагивает и позволяет себе более громкий, отчего-то удивленный стон. Короткий, как удар. И сразу за ним: шипящее «Блядь». Дерек запоминает и продолжает метить в ту же точку, для удобства отодвинув бедро Стайлза в сторону. Он двигается ритмично и ровно, уже выше поднимая бедра и опускаясь низко: до звонкого шлепка. Стайлз приподнимается на локтях и пытается обернуться через плечо, посмотреть на него. Лицо его выглядит больным, шокированным. Прерываться не хочется. — Все в порядке? — Дерек все-таки останавливается: опускается медленно, пока не прижимается пахом к заднице. Стайлз, пока он это делает, прикрывает глаза, и Дереку чудится, что они едва не закатываются. На щеках Стайлза румянец. Он облизывает губы. — Нормально, — выдыхает он. — Просто ты… — Мне прекратить или нет? — Дереку не хочется разговоров. — Нет. Я скажу, если что. Дерек отнимает одну руку от постели, чтобы положить ладонь пацану на затылок и заставить лечь. Наваливается и продолжает: под углом, который запомнил. Стайлз начинает мелко дрожать, и звуки, которые теперь вырываются из его рта, больше не глухие. Это хрипловатые, задыхающиеся стоны удовольствия. Которые, судя по тому, как отчаянно он пытается себя заткнуть, удивляют его и стыдят. Но Дерек не имеет ничего против. Он не дает Стайлзу уткнуться в подушку лицом: берет за волосы и поворачивает голову на бок. Стайлз слизывает с раскрытых губ избыток слюны, краснеет еще сильнее, но больше не пытается спрятаться. Его глаза зажмурены. Он дергается, кончая, и Дерек вбивается резче, изо всех сил себя сдерживая, когда кладет ладонь на его поясницу и прижимает к кровати. Дерек чувствует, как капля пота скатывается по виску. И злость. — Разворачивайся. Стайлз медленно, растерянно переворачивается на спину и поднимается на локтях. Дерек неторопливо переносит ногу над его животом, становясь на колени над его бедрами. Стянув резинку, он дрочит себе и наблюдает за расфокусированным, раскрасневшимся лицом пацана, который, думает Дерек, возможно, никогда раньше с клиентами не кончал. Не то чтобы это хоть каким-либо образом его дело. Стайлз уставился на него во все глаза. Дерек выдыхает и пару секунд приходит в себя. Поднимается и берет со стола пару салфеток. Стайлз не тянет руку, так что он бросает их ему на грудь. Опускается в кресло. Ему лучше, но ненамного. Стайлз медленно садится и утирает капли, потекшие по животу. Переводит взгляд на Дерека. Хейл кивает на дверь слева от себя. — Душ. — Двести пятьдесят, — говорит Стайлз. — Хотя у тебя еще есть… — он смотрит на часы на своей руке, — двадцать минут. Дерек окидывает его коротким взглядом. Он пытается не обращать внимания на него, на что-то, продолжающее цеплять его, как чертов рыболовный крючок, даже после того, как Дерек кончил. Он не позволил себе проявить грубость. Он не чувствует удовлетворения. Эти «двадцать минут» ему хочется потратить на то, чтобы еще раз трахнуть Стайлза. Так не должно быть. Стайлз на него не смотрит. Поднимается и влезает в джинсы — и эти драные «скинни» ему великоваты по ширине. Без ремня болтаются на бедрах. Узкая дорожка волос маячит на белой коже. Дерек прикрывает глаза и потирает веки. — Душ, — повторяет он, открыв глаза и поняв, что Стайлз теперь стоит и пялится. Как идиот. С приоткрытым ртом и учащенным дыханием. — Я в порядке. — Так и пойдешь? — Ага. Дерек выгибает бровь, не моргая. У Стайлза взгляд — как сквозь стекло. И бледные щеки подернуты вспыхнувшим розацеа. Похуй. Дерек отсчитывает из бумажника деньги и передает ему. Водянистые не то от усталости, не то от злоупотребления средствами против оной карие глаза смотрят на него с ноткой скрытой на дне иронии. — Плохой день? — спрашивает Стайлз. — С чего взял? — С твоего лица. «Серый волк». — Иди, — говорит Дерек. Стайлз посмеивается, отворачиваясь. Хейл цепляется за его смех. Идет закрывать дверь, и на пороге Стайлз оглядывается: — Не то чтобы мне хотелось увидеть тебя когда-либо еще, но… как тебя зовут? Никто из шлюх еще не спрашивал его имени. Никто не оставлял его настолько, блядь, неудовлетворенным. По неясной причине. И никто его не «цеплял». Пожалуй, именно поэтому Дерек говорит: — Оставь мне номер. Я скажу тебе в другой раз. Стайлз вскидывает брови. Пару секунд тянется тишина. Дерек не собирается объясняться. Стайлз достает из рюкзака маркер, снимает зубами колпачок, берет руку Дерека и выводит на ладони номер и «Стайлз». — Это настоящее имя? Хастлер дописывает, убирает маркер обратно в рюкзак и выходит за порог. Он улыбается и подмигивает Дереку. — Я скажу тебе в другой раз.***