Настоящее отчаяние.

— Знаете, я никогда себя не прощу, — на выдохе, слегка дрожащим голосом начал было Хаято, изредка поджимая губы, лишь бы не уронить слезу. Он стоял посреди других членов семьи Вонгола и сжимал руку в кулаке, когда в другой держал прекрасный букет цветов. Сам же Гокудера стоял рядом с красиво украшенным гробом и можно уже было догадаться, кто был внутри. Взгляд зеленых глаз направлен вниз, когда сломленный мужчина в черном костюме то и дело вертел головой, кусал губы, в надежде, что сие лишь дурной сон. Но стоило ему вновь и вновь открывать глаза, как сердце будто бы сжимается, а к горлу поступает здоровенный ком. С каждой секундой слезы сдерживать все труднее. Единственный человек, которому Дымящая Бомба доверила свою жизнь, больше никогда не придет на помощь, не улыбнется и не похвалит за хорошую работу. — Я не был рядом с ним в тот самый момент. Я всегда верил в его слова, верил, что он разберется с совершенно любой ситуацией. Наш босс был поистине замечательным человеком. Даже сейчас перед моими глазами я вижу образ его улыбки, а его глаза полны решимости. Вы ведь все со мной согласитесь, что Савада Тсунаеши был всем для каждого из нас. Лучик света и надежды, освещающий этот безнадежно серый мир. Единственный, кто мог бы избавиться от Мельфиоре. Я верил каждым его словам. Верил в его силу, и был столь наивен, оставив его одного в такой момент. Я... Недостоин зваться его Правой Рукой! — тихие фразы срывались с его уст, с каждым словом преобразовывая в себе еще более отчаянные ноты, пока подрывник внезапно не перешел на крики. Он стоял спиной к Хранителям, прикрывая рукавом глаза, из которых уже катились горькие слезы. Все же не смог сдержаться. — Джудайме был всем для меня. Лучше бы... Лучше бы я умер вместо него! — стиснул зубы, отправив взгляд на босса, мирно лежащего в еще открытом гробу, столь величественный собой, казалось бы улыбающийся. Больше не было смысла мучить себя. Вытерев слезы, Хаято положил букет рядом с гробом и, спрятав руки в карманы брюк, повернулся ко всем лицом и уверенно пошел вперед. Вперед в неизвестность, сквозь толпу, что отступила от него на шаг, дабы он мог пройти. Каждый из них подавлен. Но не настолько, на сколько подавлен Гокудера. Смерть столь дорогого для него человека была смертельным ударом по его и так паршивому моральному состоянию. Единственное, что оставалось — достать сигареты из кармана брюк и прикурить. Выпустив дым из легких и вскинув голову вверх, Хаято приземлился на одну из скамеек и посмотрел в небо. — Ты говорил когда-то, чтобы мы жили, чтобы потом вновь смеяться вместе с друзьями. Я прекрасно помню эти слова, и от этого становится лишь больнее. Я больше не могу смеяться. Понимаешь, Джудайме? Но я не виню тебя в этом. Ты — мой последний лучик надежды, который внезапно угас. Ты — человек, который заставил меня плакать. Ты действительно удивительный, Джудайме. Мы ведь встретимся вновь? — будто бы вел диалог с Савадой с неуловимыми нотками надежды, что он услышит его слова. Но все летело на ветер. Подавленный Хранитель Урагана больше не может разрушать препятствия их Семьи. Без босса он не видит никакого смысла сопротивляться. Столь сильный удар по его состоянию полностью подавил в нем тот горячий пыл. Но осталось кое что еще. Поразмышляв еще немного, он пришел к выводу, что если бы не существовала кое-каких людей, Тсунаеши был бы жив. Именно эта мысль подвергла его в последний раз исполнить волю босса, показав ему свою решимость. Встав со скамьи и тяжело вздохнув, он все же нашел в себе силы улыбнуться. Притворно, лишь в последний раз, прежде чем уйти. Вновь бросил взгляд на небо, растоптал брошенную на землю недокуренную сигарету и, спрятав руки в карманы черных брюк, прошел вперед, опуская голову. «Я сделаю все, чтобы в последний раз доказать тебе, Джудайме, что я не утерял решимость, что я — твоя Правая Рука».