Она одернула его руки от лужи крови, Опуская свои по самые локти. ©
Один из наиболее величественных кланов всея Конохи. Клан, что некогда положил начало всей деревне. Клан Учиха. Эта ночь изменила множество судеб, прервала слишком много жизней. Она навсегда запечатлена кровью. Необычно большая и яркая этой ночью луна навсегда останется свидетельницей кровавой расправы. Избранный исполнитель, бесшумно двигаясь по крышам, направился в самую дальнюю часть квартала. Там, где живут обычные представители побочной ветви, чей шаринган не смог и не сможет пробудиться из-за слабого гена в крови. Но ведь в каждом правиле есть исключение? Это самое маленькое и хрупкое исключение стоит посреди улицы своей части квартала. Она просто улыбается, улыбается своей смерти, хотя руки предательски подрагивают, а смерть ли он для нее? Слышали выражение: " любовь смерти подобна»? Пожалуй, в ее жизни все так и случилось. Юный убийца беззвучно приземлился напротив, буквально протяни руку и можно до него дотронуться, и устремил взгляд аметистовых глаз на нее. Почему же с ее губ никак не исчезает улыбка, улыбка для него. Словно некий призрак, хрупкий фантом или наваждение, что никак не может отпустить его. Что же это, кровь, почему на ее губах кровь? Почему одной рукой она придерживает бок, а кровавое пятно на небесно-голубом кимоно, что совершенно не подходит, все насыщается. Почему внезапно становится тяжело, еще тяжелее, чем при убийстве собственных родителей? Какой-то невидимый груз опускается на израненную душу, становится еще тяжелее. Тишина, что же это за давящее чувство? Внезапно пространство буквально прорезал хриплый, словно булькающий кашель, ее кашель. Столь знакомый, но уже не такой звенящий, словно ручей голос нарушил молчание: — Итачи-кун. Живи. Я смою кровь с твоих рук. — измучено, но искренне улыбнулась девушка, смотря в черные омуты. Но вновь закашлялась, прикрыв уста ладонью. Посмотрев на руку, она обнаружила кровь. С уголка губ потекла кровавая дорожка. Итачи хотел, было стереть ее, как был остановлен чистой, еще не запятнанной в алой жидкости тыльной стороной левой ладони. Девушка плавно отвела его руку в сторону и с нежностью посмотрела в его глаза: — Не нужно пачкать руки, это всего лишь моя кровь. — Более мягкая с толикой нежности и неизбежной грусти тень улыбки коснулась бледных губ. Они уже не были столь яркими и насыщенными как лепестки нежной сакуры, постепенно все бледнея. — Что ж. Вот и настает мой финал. — ироничная усмешка. — Немного по-другому я себе представляла собственную смерть. — легкий смешок был прерван еще одним приступом надсадного кашля, от чего содрогнулось все тело. А с запястья вниз побежала алая струйка, окрашивая рукав светлого кимоно. — Учиха, — тихо произнесла девушка, ловя на себе взгляд полный боли и вины, злости и ненависти к самому себе. — Итачи. — Она хотела дотронуться до его щеки, но одернула руку. Вглядываясь в алое пятно на бледной коже ладони, на тонкие дорожки, что скрылись за широкими рукавами, взгляд некогда светлых и искрящихся жизнью глаз начал потухать, а сознание впадает в прострацию. Миг и на этой самой руке чувствуется тепло, а ладонь прикасается к чему-то горячему, хотя, какая-то влажность заставляет опомниться. И вновь карие глаза устремились на единственного человека, кто станет свидетелем ее конца. — Что же ты, глупенький. — доброта и нежность с которыми были произнесены слова хриплым голосом, заставили Итачи вздрогнуть. Она до сих пор, хотя и знает, на что он решился, какую непоправимую глупость совершил во имя мира, мира в деревне, ради Саске… и, возможно, ради нее; доверяет. Вновь их взгляды встретились: ее такой теплый и нежный, но постепенно угасающий и его, постепенно пустеющий, наполняющийся невыносимой болью и желанием смерти, собственной смерти, полный сожаления и раскаяния за свой грех и…не только. Итачи не хочет, чтоб она умирала. Сердце пропустило удар, он действительно не хочет, чтоб ее жизнь угасла. Ведь, эта девушка стала для него чем-то большим. Лишь она никогда не считала его гением, эта девушка видела в нем обычного человека с массой недостатков. Только она ставила под сомнения его гений, с каждым разом находя такую уловку, которую сложно было разгадать, а в другой раз до безобразия простую, жизненную. Ответ на которую Итачи мог искать часами, а все было легко и просто. Здесь, рядом с ней, заботы, клан, чужая лесть, проблемы- все отходило на второй план, предоставляя место банальному душевному отдыху. Именно так, рядом с ней и Шисуи Итачи отдыхал душой. Даже после смерти лучшего друга, в которой его подозревали, отношение этой девушки не сменилось, она всегда принимала его таким, какой он есть. Эта, обычная на первый взгляд, представительницы женской части побочной ветви ворвалась в его жизнь совершенно внезапно. Как бы это не звучало банально, но она буквально сбила его с ног, а вместо извинений просто улыбнулась и скрылась за поворотом. В таком духе прошло еще пару столкновений, пока Учиха, наконец, не узнал ее имя. Ничего необычного, самая типичная представительницы клана Учиха: бледная кожа и темные волосы; но вот ее глаза. Если обычно в клане были преимущественно черные, аметистовые глаза, то вот она. Ее глаза были светло-карего оттенка, что выделяли ее среди соклановцев. Да и прибыла она в квартал Учиха относительно недавно. После Второй мировой войны шиноби, когда селение скрытого в водовороте не стало, одним из беженцев была принесена в Коноху маленькая девочка не старше Итачи. Бледная, еле дышащая, ее еле успели спасти. Тогда она долго молчала, но благодаря внешности в ней смогли признать представительницу побочной ветви клана Учиха. С тех пор жила она в клановом квартале под опекой какой-то старенькой женщины, оставшейся без семьи из-за войны, дальше от главного поместья, ближе к окраине деревни, где и размещались Учихи со слабым геномом. — Я же так старалась, чтоб ты не испачкал своего чистого сердца. — очередной кровавый хрип вырвался из тонкой шеи, резанул по слуху. Дышать становилось тяжелее. — Итачи. — словно гром среди ясного неба, сердце вновь необычно отозвалось в груди шиноби листа, нет, уже нукенина.- я, прости меня. «За что она извиняется?» — промелькнула мысль в сознании Учихи. — Прости. — Вновь тихо произнесла она. — За то, что пережил весь этот кошмар, прости. — Непонимание отразилось в темных омутах, хотя и лицо не изменилось. «Это очередная ее загадка? Но, ведь сейчас не время.» Словно прочитав его мысли, на лице девушки появилась тень ироничной улыбки. — Это не игра, к сожалению. Итачи, у меня не так много времени. — она на мгновение замолчала, обдумывая, что сказать. Тишина гулким звоном пронеслась в ушах, отзываясь в сознании. — Итачи, тебе не нужно убивать. — стальной отблеск появился в глазах Учихи, что-то не так. Горькая усмешка коснулась ее губ. — Я сделала все, чтоб твои руки остались чисты. — Она опустила руку от его щеки, попытавшись тыльной стороной ладони оттереть кровавое пятно. Но получилось только размазать, на что девушка тяжело вздохнула. — Саске жив, но, пожалуйста, забудь весь тот ужас. Забудь об этой резне. Малыш Саске услышит твои слова, но запомни, ты не убивал своего клана. — непонимание быстро сменилось раздражением. Как это, он только что своими руками убил родителей, он только что погрузил Саске в иллюзию их смерти, и она смеет говорить, что ничего не было. — Это иллюзия. — ее тихий голос вновь прозвучал слишком отчетливо и громко в его голове, появился слабый огонек надежды. — Это моя иллюзия. Столько горечи и печали было в ее словах, что буквально чувствовалась на кончике языка. Через мгновение обстановка вокруг изменилась, вместо переулка побочной ветви, они находились на главной улице квартала. Не было следов крови, трупов и даже маленького Саске, что упал без чувств от сильного потрясения. Лишь подозрительная и гулкая тишина так и остались вокруг. Но это сейчас не волновало Итачи. Перед ним была она. В ранее столь знакомых и родных карих глазах он не узнавал ее. Теперь вместо привычных медовых зрачков горели красные, столь знакомые клановые знаки мангекё шарингана. Извечные спутники в виде кровавых слез и все та же алая дорожка, отходящая от краюшка бледных губ. — Я погрузила их в вечный сон, Итачи. — произнес уже не такой знакомый голос, что звучал на периферии сознания. — Запомни, ты никого не убивал, твои руки чисты, и не запятнай их не нужной кровью. Всегда иди к выбранной цели. И, — ее голос постепенно садился и уже переходит на хриплый надломленный шепот. — И живи, Итачи-кун, живи. Вновь она выдавила улыбку, но теперь уже последнюю. Та, которая начала угасать так же стремительно, как безвольное тело измученной темноволосой девушки начало падать на землю. Но Итачи мгновенно подхватил ее. Резкое осознание, что уже никогда не услышит ее голоса, никогда больше она не попытается проверить его гениальность своими, порой, глупыми, но такими забавными методами, только в ее стиле. Она больше не улыбнется ему теплой, такой родной и нежной, иногда ироничной улыбкой. Она одернула его руки от лужи крови, опустив свои буквально по локти в эту вязкую жидкость, которую теперь никогда не сможет смыть. А надо ли? Да и не успеет, последняя искра угасающей жизни. Грудь постепенно перестает подниматься в такт затихающему дыханию и сердце навсегда замирает. Последние слова «Живи» набатом отзываются в мыслях, а ведь именно сейчас так хочется умереть. Так нестерпимо больно в районе сердца, оно настолько сжалось. Приходит осознание, что что-то бесповоротно разрушилось внутри, их маленький мир навсегда разрушен. А ведь было намного легче решить, что он сам уничтожит клан, своими руками. Но нет, она не позволила. Ценой своей жизни, она оградила его, проявила свойственную только ей странную заботу. Как когда-то просто прикрыла его глаза своими прохладными ладошками. Тогда, когда Шисуи попрощался с этим миром, оставив Итачи одного. Нет, тогда он не был один. Хрупкая брюнетка в светло-голубом кимоно с медовыми глазами, что прижалась к его спине и прикрыла его глаза, позволяя отгородиться от всепоглощающей боли. Тогда, непроизвольно на его щеке появилась мокрая дорожка, которую парень попытался побыстрее стереть, отойдя от шока. Тогда она наивно спросила: " Можно открыть глаза?» Вначале Итачи не совсем понял, к чему был этот вопрос, а потом усмехнулся, осознав, что даже себе она не позволила видеть его слезы. Вот и сейчас, как пол года назад, она так и не увидела его слез. А ведь так хочется заплакать горько, выплеснув все чувства. Но нет, она не позволила ему даже этого. Ведь Итачи и сам понимал, что даже о себе она не позволит ему плакать. Она так хотела забрать всю боль, всю его боль. Но почему-то все равно стало больнее, сердце невыносимо болит, и вновь лишь одна слеза капнула не ее бледную уже безжизненно-мраморную кожу. Смешавшись с ее кровью, прозрачная капелька приобрела алый оттенок. Прикрыв остекленелые, уже безжизненные медовые глаза, что когда-то искрились радостью при виде него. Итачи редко видел этот взгляд, но его тепло всегда предназначалось только ему ее детский интерес и наивность, ее шуточные проверки хваленого гения и частое, но столь приятное молчание, хотя иногда так хотелось услышать ее голос. Но теперь он затонул во тьме.А ведь так хочется отправиться в эту тьму за ней.