[1]
- Будете что-нибудь еще, сэр? - спросила молоденькая официантка, хлопая ресницами и держа наготове блокнот с ручкой. Ее глаза были широко распахнуты, а на губах застыла легкая улыбка, не вежливая и формальная - настоящая. Предвестник еле сдерживаемого смеха, которому девушка предастся, как только скроется с глаз. Анна заметила это и тоже улыбнулась. - Нет, спасибо, Бэтти, - ответила она за сидящего напротив нее мужчину. - Ему уже хватит. - Как скажете. Официантка ушла, стуча каблуками ботинок по линолеуму. Мужчина с набитыми едой щеками перестал жевать и задумчиво посмотрел ей вслед. - Анна, разве ты не говорила вдобавок о торте? Со сливками и клубникой. Я бы хотел попробовать, если он хотя бы вполовину так же хорош, как эти яства. Ты обещала мне. Анна взглянула на пустую тарелку из-под пиццы, самой большой, калорийной и вкусной из всех, что давали в этом кафе, которую мужчина съел один, а до этого - еще одну, и наконец рассмеялась. - А ты обещал мне, что тебе не понравится, Кас. Ответом ей был долгий испытующий взгляд. Как у обманутого ребенка, обидчики которого, однако, имеют все шансы закончить свои дни с колом в заднице. Кас был мастер таких взглядов. - Я пошутила, - сдалась Анна, подняв руки в примирительном жесте. - Это была шутка. Бэтти! - она помахала хихикающей официантке. - Еще пару кусков клубничного чизкейка, пожалуйста, и чай с мятой. Мой друг еще не наелся. Бэтти кивнула и согнулась пополам, краснея от рвущегося наружу хохота.[2]
Это началось утром следующего дня после того, как умер Уриэль. После того, как она его убила. Кас сам позвал ее, и она пришла - встала за его спиной, пока он, облокотившись на каменное ограждение набережной, смотрел вдаль, на реку и шумный, как всегда, город. - Хочешь снова оскорбить или, может быть, сказать спасибо за спасение? Он ответил не сразу - его все еще держало волшебство момента: красота утренних лучей, играющих в нервной воде и тонкой топливной пленке на ней. - Я не за этим просил прийти тебя, Анна, - ответил он, повернувшись к ней, и Анна подошла ближе, чтобы встать с ним рядом и тоже опереться на холодный камень. - Я желал задать тебе вопрос, который давно не дает мне покоя. Она улыбнулась, прикрыв глаза. Она уже знала, что он спросит, зачем, и что она ответит ему. - Говори, Кас. Ветер теребил ее рыжие волосы и хлестал ими по щекам. - Почему ты пала? Что так влекло тебя сюда, что здесь такого, что могло заменить тебе Рай? - проговорил он, склонив голову набок и вглядываясь в ее лицо. В ее человеческое лицо. Она улыбнулась снова и открыла глаза. - Ты ведь спрашиваешь, потому что сам чувствуешь это, верно? Хотя бы немного. Ты чувствуешь, но не можешь... не хочешь осознать и принять то, что зародилось в твоей душе. Он отвернулся, сжав губы, и Анна поняла, что была права во всем, о чем она подумала, прежде чем он заговорил. - Ладно, я знаю, тебе не нравятся эти мои слова. Тогда я просто покажу. Позволь мне, - она коснулась его руки, и Кас недоуменно взглянул на ладонь, сжимающую его пальцы. Он долго молчал, прежде чем ответить. - Хорошо, - сказал он так, будто это "хорошо" не предвещало ничего хорошего. Наверное, так и было.[3]
- Надо сделать... что? - Кас вытаращил глаза. Растрепанный вид, небритое лицо и взлохмаченные волосы, а теперь глаза, как у лягушки из того дурацкого детского анекдота. Если бы он только знал, как трогательно и мило он выглядит. Он, Воин Господа. Анна вздохнула и покачала головой. - Ну прости меня. Я забыла тебе сказать, что такова расплата. Таковы правила в этом мире, - хотелось хихикнуть, но она сдержалась. Люди, появлявшиеся из дверей туалетов или только направляющиеся туда, проходя мимо, время от времени задевали странную парочку, перегородившую узкий коридор, руками и полами плащей. Некоторые возмущенно цокали языком и бормотали что-то себе под нос. - Забыла? Сказать? - произнес он раздельно неповторимым тоном. Он был напуган. Анна могла свидетельствовать об этом на Страшном Суде - она видела в его глазах страх. - В этом нет ничего ужасного, поверь мне, я знаю, - успокаивающе сказала она, погладив его плечо. - Физиология человеческого тела сама подскажет, что к чему. - Ваш муж боится взглянуть в лицо унитазу, мэм? - бросила проходящая мимо тинейджерка в рваных джинсах и с вульгарным макияжем. - Не ходит без вас на горшок? Кас посмотрел ей вслед. Анна закатила глаза и дернула его за рукав. - Не обращай внимание, слушай меня. Зайди, посмотри, как это делают другие, но только не слишком пристально, а то в лучшем случае тебе дадут по лицу, в худшем - пригласят на свидание. Ни с кем не говори, и главное - ничего ни у кого не спрашивай. Человек, в чьем теле ты находишься, наверняка не заслуживает в личном деле пометку о сексуальных домогательствах к мужчинам. Кас недоуменно моргнул, и Анна почувствовала, что ее щеки пылают. Хотелось расплакаться от бессилия. Подумать только, какая мелочь может вытрясти всю душу и лишить терпения. - Не могу же я пойти туда с тобой! - резко сказала она и, открыв дверь мужского туалета, решительно втолкнула Каса внутрь. - Иди. Все будет хорошо. Когда дверь за ним закрылась, Анна прислонилась к ребристой коридорной стене и сползла по ней вниз, устало проведя рукой по горячему лбу и думая о том, как все это нелепо, неловко и смешно. И о банке холодной газировки.[4]
- Это трудно объяснить словами, Кас. Они сидели на пожухлой луговой траве и смотрели, как солнце опускается за горизонт, освещая янтарными лучами этот безлюдный, тихий уголок почти что на краю света. Разукрашенные осенью деревья, пруд, луг. Как долго они уже тут? Анна не помнила. - Трудно объяснить, как мне хотелось вдохнуть запахи леса, слушать, как шелестят кроны деревьев, чувствовать ветер, что их качает, и мокрый холод земли. Жить тем, чем живут люди. В них так много жизни. Так много счастья и любви, - она замолчала и нахмурилась, ее лоб разрезали глубокие морщины. - Я не Люцифер. Я не бунтовала и пала не из-за гордыни и ревности. Я любила творение нашего Отца, вот и все. Несправедливо судить меня так, как его. Она поджала губы, жалко, очень по-женски, и, склонив голову, увидела, как Кас проводит ладонью по траве. Трава щекотала ему пальцы. - Кас... В груди было тесно и жарко. Душили так и не пролившиеся слезы, рожденные не грустью и не горечью, а волнением, которое сейчас, рассказывая, она переживала заново и уже совсем по-другому. Волнением еще и от того, чему она только что стала свидетелем, - от этого жеста, столь не присущего ангелам. - Не я судил тебя, Анна, - спокойно отозвался Кас, глядя на темнеющее небо, и Анне показалось, что в ту секунду в его глазах она видела сочувствие. Сочувствие и вечность, которую он прожил - ту, от которой она когда-то отказалась. - Я знаю. А еще я знаю, что если бы реки времени были обращены вспять... как бы там ни было, я бы снова поступила так же. Кас опустил глаза и ничего не ответил.[5]
На улицах этого города даже ночью никогда не бывает пустынно. В это время свершаются всякие гнусные дела, которые обязаны своим появлением людским слабостям и порокам, снуют туда-сюда парочки, направляющиеся домой из баров и с ночных сеансов в кино. Проститутки зазывают клиентов. Спят в картонной коробке бездомный и его неправдоподобно грязная собака - такая грязная, будто бы она вся слеплена из земли и пыли. Изредка слышится визг тормозов, мат и глухие звуки ударов. Город живет. Город не останавливается ни на секунду. - Ну... Как ты себя... чувствуешь? - Хочу есть, - отвечает Кас после недолгих раздумий. - Но больше не буду. Анна тихо смеется. Ей хорошо, ее лицо спокойно и безмятежно, а в больших грустных глазах светится улыбка. Кас глубоко вдыхает ночной воздух - так, как она учила его. Они смотрят друг на друга в тусклом свете фонаря и окон домов, пока он не отводит взгляд и не сжимает губы в задумчивости. - Что-то гнетет тебя, - говорит Анна, и улыбка исчезает с ее лица, сменяясь тревогой. - Что-то серьезное. Скажи мне. Он качает головой. - Я не могу. Она вздыхает и сжимает ладони в кулаки, царапая кожу ногтями. Она всегда делает так, когда нужно заглушить что-то другое. Он видит, что ей больно и противно от его недоверия. - Извини, Анна, - это звучит искренне, почти по-человечески, и боль, кольнувшая ее сердце, сменяется нежностью и пониманием. Как мало для этого нужно, и как много. - Я правда не могу. Она кивает. Наверное, он действительно не может - ей ли об этом не знать. - Я должна тебя кое о чем попросить, Кас, - ее голос крепок и уверен. Она подходит ближе и касается его плеча. Смотрит, как свет фонаря падает на его лицо и путается в ресницах. - Помоги Дину. Он сможет, если ты поможешь ему. Он долго вглядывается в ее глаза, не двигаясь, не моргая, и наконец кивает. Губы Анны вздрагивают в невесомой, еле заметной улыбке. - Я хочу оставить тебе кое-что на память, - почти шепотом говорит она и, проведя холодными пальцами по его небритой щеке, наклоняет его голову к себе и целует в губы легким, детским поцелуем. Один, потом другой раз. Когда она отстраняется, он смотрит на нее недоуменно, широко распахнув глаза. Она улыбается и отступает назад. - До встречи, Кастиэль. - Анна... - окликает он, прежде чем она успевает исчезнуть. - Прояви осторожность. Если даже позову я - не являйся. Она как будто не слушает - смотрит куда-то ему за спину. Он следует за ее взглядом, и видит, как там, наверху, по темному небосводу скользит далекий яркий огонек. Срывается по дуге и исчезает где-то на земле. - Так я и пала, - слышит он голос Анны за своей спиной, торжественный и нежный. - Как звезда с неба. Когда он вновь оборачивается, ее уже нет. Он подходит к истокам - к серой каменной изгороди, с которой начался сегодняшний день. Облокачивается на нее, чувствуя холод камня и слушая, как воды реки плещутся о него в поисках выхода из длинного, сложенного людьми лабиринта. Он проводит рукой по губам. Он вспоминает.