«Во имя нашей любви, Билл!»

Средневековая Германия. Известный в те времена писатель Томас Трюмпер отдыхал в саду своего поместья, искоса наблюдая за придворным мальчишкой, который приходился сыном прислуги Тома. Красивого и женственного юнца величали Вильгельмом. Он, сам того еще не зная, вызывал у господина нежные и трепетные чувства. Порой, когда паренек пробегал мимо писателя, тот улавливая его мимолетный запах, хватался за нахлынувшие впечатления и уходил творить. Страстные и чувственные строки появлялись из-под руки поэта. Он вспоминал каждое очертание, каждую улыбку, посланную ему, каждый томный взгляд и каждую слезу юного создания. Томас плакал вместе с ним. Его сердцебиение учащалось, стоило Вильгельму лишь сделать намек на откровенность. Мячик ребятишек укатился к ложу Тома, и за ним, вприпрыжку побежал темноволосый мальчишка. - Добрый день, герр Трюмпер! – лучезарно приветствовал юнец. Он, кажется, единственный не боялся открыто говорить с господином. - Здравствуй, Вильгельм! – Томас искренне отразил улыбку. Певучий голос мальчишки отрезал его от внешнего мира. Он наблюдал, как ветер волнует края его прозрачной рубахи, вырывая глазам участки молочно-белой кожи, к которой так хотелось прикоснуться. Стройный стан пленил, а душа рвалась наполнить любовью. В этом порыве господин сорвался с сада и, оказавшись в своей комнате, начал записывать отрывки посетивших его мыслей. Вильгельм шел по длинным коридорам. Был уже вечер, мать отправила его зажечь свечи в комнате Томаса и унести чистые листы. Брюнет волновался, его странно влекло к писателю. Герр Трюмпер не заметил, как мальчик оказался в его комнате и в свете догорающих свечей завидел одно предложение. « Я прошелся кончиками пальцев по ребрам мальчишки, ощущая шелк его прозрачной кожи…» - Что это? – шепотом спросил юнец. Том обернулся и увидел перед собой растрепанного Вильгельма, который теребил подол слегка просвечивающейся сорочки. Тусклый свет делал его еще более загадочным: длинные волосы россыпью лежали на плечах, темные глаза, горящие огоньком интереса, и еще нетронутые никем губы. Все это сводило с ума и пленило. Трюмпер так часто представлял его таким. - Я покажу тебе… Мужчина аккуратно взял Вильгельма за руку и, подведя к кровати, положил на нее. Его трясло. Это было столь волнительно и нереально, что, казалось, одно неосторожное движение, и происходящее рассеется. Но вопреки этому, мальчик доверялся Томасу. Господин отошел к столу. Вернувшись со свечей, он поставил ее на табурет, стоящий рядом, чтобы видеть любимого. - Позволь мне посмотреть. Трюмпер, опустившись на корточки, развел ноги брюнета, открывая своему взору алеющую дырочку ануса, глубину и жар которой, он еще будет описывать в своем романе. Поддавшись порыву, Том мокро провел по ней языком и распределил меж ягодиц обильно выделившуюся слюну. Вильгельм сладко стонал от ласк, трепеща душой. Наверно, это и есть любовь, о которой писал господин – самозабвенно отдаваться и принимать! Томас продолжил свой путь и, вобрав в рот розовенькую головку члена, принялся посасывать, даря неизведанные ощущения мальчишке. Полностью погрузил его во влагу рта, окутывая наслаждением, и принялся активно двигать головой, надавливая на отверстие уретры, заставляя любовника выгибаться и громко стонать, просить большего… Писатель впервые попробовал губы Вильгельма. Переминая мягкие параболы, он прошелся языком от края до края и, наваливаясь на брюнета всем телом, погрузился в его рот языком, горячо и влажно. Он самозабвенно исследовал его юркий, но неумелый язычок, проходился по деснам и небу, впитывая в себя. А пальцы уже пробирались под ткань, сжимая хрупкое тело, просясь стать ближе, и вскоре ненужная вещь была скомкана телами. Вильгельм стал срывать одежды с мужчины и, оставив его обнаженным, попросил крепче обнять. Оголенная кожа соприкоснулась с кожей любимого, отдаваясь покалыванием в подушечках пальцев и желанием отдаваться. Том звучно оторвался от раскрасневшихся губ юнца и проложил цепочку поцелуев, смакуя родинку под нижней губой, до затвердевших сосков. Он втянул один в рот и принялся водить по нему языком, причмокивая и иногда покусывая, затем выпускал и дул на влажное место, продолжая сладкую муку. Выводил самым кончиком мокрые узоры на ключицах и трепещущем животе, а мальчик извивался, цепляясь за простыни. Плоть господина уже изнывала от желания, он терся ею о ноги брюнета, распределяя смазку, пробираясь все выше к подрагивающему отверстию. Не имея больше сил терпеть, протянул длинные пальцы к колечку мышц, массируя, и как можно аккуратней, ввел один. Слеза скатилась по щеке Вильгельма, которую тут же впитала простынь, храня. Господин ловил каждую эмоцию на его лице: от любви до вожделения, от наслаждения до боли, от абсолютной покорности до сопротивления… Комната наполнилась томными вздохами и стонами, которые порой переходили в крик. Томас ввел второй палец, разглаживая стенки прохода, и задел внутри любимого кнопочку удовольствия. Мальчик мучительно простонал и выгнулся с невыразимой грацией, притягивая Трюмпера к нервно двигающемуся кадыку. - Ааа, глубже! – Вильгельм просил большего, его собственный член сочился, а душа намеревалась взлететь от испытываемого счастья. Том добавил третий палец, активно двигая, вырывая звуки боли из уст любовника, который не желал останавливаться. Он подставил член к дырочке и, проведя им от копчика до яичек, втолкнул головку. - Дааа… - с их губ сорвался общий крик, и остановиться уже невозможно. Трюмпер резко вошел до конца и, не дав привыкнуть, задвигал бедрами. Он врывался в ранее девственное тело множеством вторжений, разрывая, причиняя боль и вознося на вершину блаженства. Дыхание сбилось, все вокруг наполнилось их стонами, уводя в тот мир, где только они. Мужчина взял в руку член мальчишки и начал водить вдоль изнывающего эрекцией ствола. Он оттягивал ему яички, поглаживал бедра, все, чтобы сделать приятней. Вильгельм обильно излился в его руку и, впившись искусанными губами в рот любимого господина, сильно сжал изнутри плоть Тома. Сперма заполнила все нутро брюнета, покрывая семенем их ночи. Писатель, так и оставшись внутри, прошептал: - Я люблю тебя, Вильгельм. – вдыхая запах любимых волос. - Я тоже люблю Вас герр…Том. – брюнет подарил ему поцелуй в плечо. Они могли бы лежать в объятиях вечно, чувствуя тонкую связь двух любящих людей, не взирая на мир, где их чувства считаются пороком. У них был собственный. Мир их кокона. Но на земле царила реальность, в которой мальчика наверняка искала мама. - Мне пора, но… Томас приложил палец к набухшим губам. - Ничего не говори, я знаю. – и, поцеловав его напоследок, освободил юное тело. Он помог одеть мальчику сорочку, и Вильгельм отправился к себе. - Сынок, почему ты так.. что с тобой? – мать завидела алые пятна на легкой ткани. - Я … - Он тебя ударил? – она подбежала к парнишке и начала ощупывать его, - Боже… - женщина увидела вязкую жидкость, стекающую по бедру. - Герр Томас меня любит, он любил меня!!! – Вильгельм визжал, он терял обретенное за несколько часов счастье, действительность разбивалась на тысячу осколков, режа покровы юной души. Мальчик пытался заверить Симону, но она, не внимая сыну, подняла мужа. - Гордон, вставай, мы покидаем этот дом! Наутро Томас не обнаружил никого из семьи Каулитц в своем поместье. Его внутреннее устройство сломило это событие, он много плакал, превращая именной дом в свалку. Поползли слухи, и слуги покинули его, Трюмпер остался один. Остаток своей жизни поэт посвятил написанию книги, которую будет не суждено прочесть брюнету, заболевшему астмой во время ночного побега. Книгу, что заканчивается строками: « Во имя нашей любви, Билл!» И подписью… «Навсегда твой Том.»