Белоснежке четырнадцать лет

Белоснежке четырнадцать лет. Расцвела, словно розы бутон, что покрылся росой поутру, приоткрыв ей свои лепестки. И сказало вдруг зеркало мне, что разбит красоты моей трон — у подножья теперь я сижу чьей-то чистой, чужой красоты. Что король мне? Давно не указ — на пути моем только ступень он, поднявшая имя мое на положенную высоту. Лед и ярость на дне моих глаз, на лицо опускается тень — как посмело ты, чадо ее, так низвергнуть мою красоту? Пусть лохмотья висят на плечах и измазано сажей лицо — красоту им твою не затмить, как бы я ни старалась — никак. Проводя год за годом в трудах, голос нежный и ласковый тон ты смогла вопреки сохранить, словно некий таинственный знак. Ах, не знать бы тебя мне совсем! Ты — сорняк в моем летнем саду, что тобой, как весною, пропах, наполняя тоскою мой сон. Так иди прочь от замковых стен — Белоснежку на смерть обреку, пусть охотник забудет свой страх — принесет ее сердце мне он. Белоснежке четырнадцать лет. Ты угасла, как месяц Луны, что низвергнут был в звездную тьму — но без права вернуться назад. Лишь покоя все так же мне нет, и тоскою наполнены сны, словно шепчешь, но я не пойму — как? Ведь мертвые не говорят. Снова зеркало, словно удар мокрой плетью — и вновь по лицу — повторяет мне свой приговор, что прекрасней тебя в мире нет. Лес дремучий, предательство, жар. Или, думала, я не найду? Мне поможет мое волшебство передать тебе сладкий привет. Ну же, милая, только чуть-чуть надкусить — и ты крепко заснешь вечным сном, что так нравится мне в легком трепете сомкнутых глаз. Ты затронула самую суть, и теперь ты за это умрешь. Плачет небо дождем по земле, словно свет его солнца угас. Пусть сорваться мне вниз со скалы уготовано было судьбой, я взлечу черной птицею ввысь, мокрым крыльям всю силу отдав. Слезы горя, проклятья, мольбы и отчаянный горестный вой не вдохнут в нее новую жизнь, не разбудят от вечного сна. Что же принц? Он, вконец заплутав, не найдет ту лесную тропу и поляну, где семеро бдят, исполняя печальный обет. И к губам твоим алым припав, я с собою тебя заберу, потому что ты — только моя. И была ей четырнадцать лет.