Что вы плачете здесь, одинокая глупая деточка? (с)

Она медленно открыла глаза. Начинается. Еще не так сильно, а значит сделать это нужно именно сейчас. Едва встав с кровати, она медленно проходит к столу, с трудом передвигая ватные ноги, после чего всё тело снова пронзают судороги. Схватив мятый лист и почти засохшую ручку, она обессиленно сползла на пол. После чего трясущимися и почти обездвиженным руками принялась писать своё, уже последнее письмо. "Моя милая, бедная мама! Ты еще не знаешь, насколько тяжело больна я. Я пишу об этом именно тебе, хотя смутно понимаю для чего. Сегодня я умру, сегодня или завтра, но это уже не столь важно, ибо жизнь моя уже давно и верно шла к логическому финалу, к страшному завершению, к неминуемому концу. В редкие минуты, когда по воле случая, моё сознание оставалось чистым, я всё чаще задумывалась, кто кинул меня в эту бездну бесконечного поиска сомнительного и мимолетного счастья, кто подвёл к краю, а кто безжалостно столкнул вниз. Так вот, на этот вопрос я не помню ответа, быть может оттого, что его просто не было. А всё это явилось плодами моего осознанного выбора. Милая мама, я не хотела такой судьбы! Но здесь нет виноватых. Я сама медленно, но верно шла к этому краю самой страшной пропасти. И на притяжении этого пути, который длится и по сей день, я мечтала лишь об одном - почувствовать чью-то сильную руку и услышать самые важные слова, способные воскресить обрубленные под корень крылья. Но, мама, ты снова молчишь... Ты, наверное, ошибочно думаешь, что вышибленный и напрочь пропитанный грязью мозг не способен видеть ничего кроме заветных граммов, которые в свою очередь подарят еще несколько часов никчемного существования или же наоборот, облегчат страдания, забрав уже навсегда. Мама, я бы не задумываясь отдала всё, чтобы разуверить тебя в этом. Да, я много врала, загоняя себя и остальных этим самым враньём в безвыходный тупик. Но сегодня я говорю как никогда честно. Ведь перед смертью врать не принято. Вокруг всегда сновало слишком много лиц, хотя лицами-то их едва ли можно назвать. Я тоже уже давно лишилась человеческого облика и не помню, существовал ли он вообще. Я не могу видеть свои старые фото, не потому что больно (я перестала её чувствовать, а может быть слишком привыкла к постоянным ощущениям этой боли), я не смотрю их, дабы не чувствовать такого сладостного, но уже слишком далекого и безвозвратного запаха жизни. Милая мама, не вини себя и знай: я сама рыла могилу, сама спустилась в еще сырую землю и собственноручно закопала себя в ней по самое горло. Поэтому, пожалуйста, только не плачь, когда придёт скорый конец. Ты ведь сама говорила, что главное в любом человеке - душа, а не внешняя оболочка. Так вот моя душа уже давным-давно покоится вместе с сотнями других, так же загубленных и заживо погребенных в одночасье. А у меня ничего не осталось, кроме гнилой пустоты, ежесекундно пожирающая ничтожные, чудом уцелевшие, остатки хоть какой-то чистоты. Хотя, вряд ли тебе станет легче. После нашей последней встречи, а она была по-настоящему последней (уж я-то понимаю), я запомнила твои серые, переполненные скорбью глаза и такой спокойный, казалось, уже смирившийся голос. Тогда у меня еще была надежда, я даже хотела просить тебя о помощи, но потом поняла, что не стоит. Ты ведь всё видишь. А главное, ощущаешь своё бессилие, отчего становиться совсем тяжко. Милая, милая мама, только не плачь, пожалуйста... Из-за таких ведь не стоит плакать! Запомни меня другой, а знакомым, скажи, что уехала. Уехала далеко и надолго. Мама, спаси меня, только ты сможешь это сделать... Мама, милая, я снова вру! У меня ведь есть еще душа, израненная, но живая!.. А я всё также чувствую боль. По щекам предательски текут слёзы, а эта боль в сотни тысяч раз больше той, что приходится ежедневно испытывать, загибаясь от героиновой ломки. Мне хочется сказать тебе слишком многое. Мне всегда хотелось выговориться и если бы хоть раз нашелся подходящий слушатель, я бы смогла. Но вместо бесчисленного количества гнетущих слов, мне хочется сказать лишь одно, то о чём всегда молчала из глупых принципов, то о чем никогда просто не умела говорить. Прости меня. Моя милая, бедная мама... Прости!.. Прости...". Подняться уже давно не было сил. Она обреченно прикрыла влажные глаза. За мутными стёклами заходило Солнце. Её нашли спустя несколько дней, на окраине города, в заброшенном притоне. За ней пришла самая обычная смерть, самого обычного наркомана, не дав дожить до 18-ого дня рождения ровно месяц. Тяжелый ботинок угрюмого лейтенанта убил последнюю надежду. Растоптанное письмо спустя несколько дней было подхвачено порывами осеннего ветра. ...Оно так и не дошло до адресата.