Им не было страшно

За окном безжалостно светит яркое горячее солнце, и в комнате из-за этого душно, и воздух кажется спёртым, лишившимся такого важного кислорода. От сильной духоты не спасает даже вентилятор, включённый на полную мощность, и он лишь противно и монотонно гудит. Девушка с янтарными глазами даже слегка завидует юноше, сидящему рядом с ней, он-то почти без всякого стыда может снять мокрую от пота рубашку — что он и сделал несколько минут назад. Кёко кажется, что её аккуратный почерк на тетрадном листе дрожит, и буквы, собравшись в маленькие группы, свободно гуляют и задорно смеются. Хори слишком жарко, чтобы доделывать домашнее задание, поэтому она поворачивается к Миямуре, надеясь, что юноша сможет отыскать интересную тему для разговора, и им не придётся чувствовать себя, как курицы в духовке. Но уставшая девушка просто молчит, изучая пристальным взглядом широкую спину, чувствуя странное щемящее чувство в груди. Идзуми что-то пишет в своей толстой тетради, даже не подозревая, что за ним пристально наблюдают, хитро прищурившись, глаза цвета расплавленного янтаря. Кёко легко может заметить, как едва различимо двигаются сильные плечи в такт пишущей руке, как чуть больше открывается взору длинная татуировка на левом боку. В хрупкой тишине едва слышно, как внезапно падает шариковая ручка из длинных тонких пальцев на мягкий ковёр. Горячее дыхание обжигает болезненно бледное плечо, тёплые пальцы осторожно касаются выпирающей косточки, проводя невидимую линию по чёрной татуировке на плече. Удивлённый юноша лишь молчит, поджав в неуверенности тонкие губы, и с лёгкостью отдаётся во власть судьбе, у которой тёмно-русые волосы и тёплые глаза цвета старого мёда. Мягкие губы касаются едва ощутимо, словно крылья бабочки, до ещё одной татуировки, Хори будто заворожена каждым чёрным украшением на бледном теле, и ей совсем не страшно вот так вот касаться широких плеч и выпирающих лопаток, перебирать редко отдельные чёрные пряди и дотрагиваться осторожно до всегда холодной мочки уха. И пальцы у него всегда холодные, и мягкие щёки — тоже. Она находит его чуть ледяные ладони, сжатые в крепкие кулаки, большим пальцем успокаивающе поглаживает, словно перед ней сидит безмолвно не юноша её возраста, а маленький робкий мальчик. Но Кёко всегда замечает смешную детскую робость Идзуми, когда он протягивает очередную картонную коробку с вкусными пирожными, которые стали чем-то привычным в обыденной жизни девушки. Юноша в такие моменты всегда улыбается в лёгкой заботливой улыбкой, от которой её сердце словно готово вот-вот вырваться из груди свободной птицей. Сейчас оно тоже бьётся в безумном ритме, даже не собираясь успокаиваться, и сдаёт её перед ним с головой. Чуть холодные для неё пальцы касаются её нежной ладони, начинают медленно, будто растягивая удовольствие, вырисовывать зримые только ему узоры рядом с хорошо заметными линиями жизни. Вдруг Хори понимает, что даже её спокойное дыхание срывается внезапно вниз, и кажется, что спасительного кислорода не хватает даже тогда, когда она глубоко дышит, вздыхая полной грудью и наполняя сжимающиеся лёгкие до предела. Её тёплое прерывистое дыхание касается его шеи, заставляет белую кожу покрываться приятными мурашками, девушка прижимается к сильной спине чуть ближе, стараясь сократить такое ненавистное сейчас расстояние. И сильные прохладные пальцы кольцом едва крепким сжимают её тонкие запястья, Идзуми тяжело, рвано дышит, вздымается устало грудь, будто бороться с чем-то сильным не осталось ни горстки сил. Нежные губы снова касаются успокаивающе, как-то ласково до тонкой кожи плеча, он чувствует, как мягко расплываются они в улыбке, и сам улыбается невольно тонкими сухими губами. Юноша берёт её изящную руку осторожно, словно боясь разбить или оставить на память ноющую царапину, нежно касается губами тыльной стороны мягкой ладони, выдыхает едва ощутимо, будоража горячую кровь, которая, как кажется им, стала огненно-горячей. Он касается снова едва ощутимым поцелуем еле заметно выпирающей косточки на хрупком запястье, проводит чуть холодными пальцами по приятной мягкой коже, и улыбается игриво так, ласково и мягко, что Хори совсем не страшно, и мурашки по телу проходят лишь приятные. Она, щурясь хитро, по-кошачьи, проводит снова тёплыми пальцами свободной руки по чёрным татуировкам, выделяющимся так ясно на бледной коже, и останавливается внезапно, не собираясь переходить поставленную грань и касаться ноготками позвоночника, груди, едва видного пресса. Потому что грань слаба и вот-вот может разбиться вдребезги. Миямура осторожно и медленно, словно боясь сделать чего-то лишнего, необдуманного, тянет хозяйку дома, у которой глаза всегда тёплые, напоминающие вкусный мёд, за запястье, кольцом всё ещё сжимая пальцы, и смотрит теперь ей в лицо прямо, ничего не тая. Он открывает её слегка удивлённому взгляду тёмно-синие глаза, почти не умеющие быть приятными и греющими душу, юноша опускает такое хрупкое запястье, чувствуя страх оставить синяк-кольцо от своих сильных пальцев, и смотрит теперь виновато куда-то в сторону, как провинившийся щенок. И вдруг ощущает нежное прикосновение к своей холодной щеке, как родные такие пальцы проводят свободно по скуле, и умиротворённо прикрывает глаза, выдыхая чуть устало. Приятно для того, кто хочет быть невидимкой, вот так вот сидеть безмолвно рядом с тёплым уютным солнцем. Такое быстрое время словно остановилось, как стрелки острые на часах, и кажется, что ничего не может помешать Кёко вот так вот привычно и ласково держать тёплую руку на его мягкой щеке, а Идзуми абсолютно никто не сумеет отучить наслаждаться приятными прикосновениями, ставшими родными и желанными каждый день. Он открывает медленно глаза, смотрит украдкой на неё, словно что-то обдумывая, переживая, и теперь холодные пальцы касаются тёплой щеки, поглаживая медленно, успокаивающе так большим пальцем. И Хори теперь хорошо, от бледной кожи исходит такая приятная сейчас прохлада, и выдыхает девушка свободно и легко, слегка приоткрыв губы. И сухие губы накрывают тёплые осторожно, едва касаясь. Девичье сердце неистово бьётся в хрупкой груди, желая вырваться на свободу, и Кёко отвечает медленно, уверенно переплетая свои изящные пальцы с холодными, но такими родными и ставшими близкими. Ей снова жарко, горячо, и хочется безумно снова касаться прохладного тела, проводить горячими пальцами по плечам, по тем же татуировкам-узорам, бесстыдно путать волосы цвета ворона крыла и перебирать отдельные мягкие пряди. Хори пододвигается ближе, обнимает крепко хрупкими руками за шею, проводит кончиком языка по контуру тонких губ, глубоко в душе улыбаясь счастливо. С каким-то детским сожалением чувствует, как желанные губы отдаляются, и теперь тяжёлое хриплое дыхание опаляет бессовестно её мягкие губы. Расстояние между ними мало — даже вечно холодному Миямуре становится слишком жарко. Он обнимает тёплое тело за тонкую талию, прижимает к себе как можно крепче, оставляет лёгкие кроткие поцелуи на чуть покрасневших щеках, лбу, шелковистых волосах, вдыхает их дурманящий запах. Мёд и молоко — так чарующе пахнут длинные мягкие волосы, переливающиеся под жаркими лучами солнца оттенками рыжего, делая Хори в глазах этих тёмно-синих всё больше похожей на доброе дитя Солнца и пьянеющее лето, когда собирают сладкий, чуть приторный мёд. Идзуми улыбается хитро уголками тонких губ, нежно, почти невесомо целует мягкую, как атлас, белую кожу на шее, рядом с бьющейся сейчас так сильно от волнения жилкой. И Хори совсем не страшно, и частые мурашки появляются на спине лишь от сладкого, щемящего чувства, словно разливающего из своего большого сосуда тягучее, как нуга, ощущение лёгкости. Кёко водит медленно изящными руками по плечам и спине, выгибается кошкой и тяжело, прерывисто дышит, когда такое горячее для холодного тела дыхание опаляет ключицы, и губы сухие целуют легко и ненавязчиво так, что девушка закрывает в наслаждении глаза, отдаваясь в такие надёжные крепкие руки целиком. Её ловкие пальцы перебирают чёрные как смоль волосы, оттягивают бесстыдно слегка назад, но Миямура боли и не чувствует вовсе. Он чувствует лишь, как горяча тонкая кожа под его прохладными пальцами, слышит только прерывистое, чуть хриплое дыхание почти рядом с ухом, и улыбается снова легко и беззаботно. Кёко отдаётся Идзуми полностью, без всякого жалкого остатка и страха. И Идзуми Кёко — тоже… И стрелки длинные остановились на часах. Рваное дыхание с едва заметной хрипотцой рядом с мочкой её уха, чуть холодные пальцы, водящие свободно, едва касаясь по позвоночнику, лопаткам, пояснице, нежные поцелуи на открытой гладкой, как бархат, шее. Тёплые ловкие пальцы в смоляных волосах, мягкие шелковистые волосы цвета коньяка, касающиеся бледной холодной кожи, быстрые поцелуи, легко опаляющие скулы и губы. Сухие губы ловят прерывистый стон, едва слышится её бессвязный шёпот, тонкие холодные пальцы касаются разгорячённой кожи мягко, бесстыдно, и изящное хрупкое тело выгибается в родных руках. И важное время стало чем-то простым и ненужным. И Кёко совсем не было страшно. Идзуми — тоже.