Не отрекаются, любя

      По голубому небу плывут белые кудрявые облака. Вокруг, насколько хватает глаз, расстилается бескрайнее поле с колосящейся рожью. Сквозь густые высокие стебли синими звездочками проглядывают цветки васильков. На краю поля, клином вдаваясь в него, растет небольшая березовая роща. Около одного из деревьев, небрежно оперевшись рукой о белый с черными крапинами ствол, стоит молодой мужчина и смотрит на меня. На нем вышитый длинный жилет и брюки, тончайшая шелковая рубашка и светлый пояс, концы которого шевелит легкий ветерок. Что-то в его лице и фигуре кажется мне знакомым, и я пристально вглядываюсь в силуэт, пытаясь разгадать, что именно.       И вдруг узнаю его. Это с ним я венчалась в самой большой церкви Румынии, ему приносила клятву верности перед алтарем, он надевал мне на палец обручальное кольцо. «Влад!» — радостно зову я и делаю шаг вперед. Но ни единого звука не срывается с моих губ, а тело остается неподвижным. В непонимании я делаю еще один рывок, но по-прежнему не могу пошевелиться. Словно невидимые нити охватывают каждую часть моего тела, приковывая к месту. Воздух становится плотным, густым, сквозь него невозможно пробиться.       А муж смотрит на меня, словно ждет чего-то. Что я должна сделать? Что должна сказать? В воздухе повисает напряжение, ощущение неотвратимости. Если я немедленно не вспомню что-то очень важное, хрупкое равновесие нарушится, картинка разобьется на тысячи осколков, и я останусь одна в полной темноте. Мысли мечутся, путаются, я всматриваюсь в дорогие черты, с ужасом ожидая, что каждый миг может стать последним.       Внезапно налетает ветер, колючий, холодный, пробегает по колосьям, а они тихо звенят будто льдинки. Откуда-то сверху начинают падать снежинки, кружатся, подхватываемые ветром, завиваются спиралями, засыпают спелую рожь. Силуэт любимого мутнеет и начинает расплываться. «Подожди, Влад! — в отчаянии кричу я. — Я хочу сказать тебе…» Но поздно, метель занимает все пространство, воет, стонет, лютым холодом пробирая до костей…       — Если ты замерзла, могла бы попросить второе одеяло, мне не жалко.       Я открыла глаза. На то, чтобы понять, где нахожусь и вспомнить события вчерашнего дня ушло несколько секунд. Я лежала, свернувшись калачиком, закутавшись в одеяло, но тонкая шерстяная ткань не могла согреть и защитить от холода, растворенного в воздухе. Подо мной на утоптанном земляном полу была расстелена солома, еще достаточно мягкая, но уже местами слежавшаяся. В углу чадила свеча, то и дело угрожая потухнуть и сдать последний светлый рубеж во власть полумрака. Сквозь частые щели в стенах шалаша уже пробивался рассвет.       Охранника на прежнем месте не было, вместо него у дверного проема, привалившись к косяку, стоял Ричард Грей. Слегка наклонив голову, он наблюдал за мной. Я не знала, когда он вошел, но скорее всего, недавно, слишком много чести для пленницы, чтобы ее охранял лично сам атаман. Наверное, решил дать передохнуть ночному караульному или продолжить вчерашний допрос, хотя последнее было бы совсем некстати, учитывая методы, которыми он пользуется.       Неуклюже опираясь связанными руками о свое ложе, я попыталась сесть. Бока ныли от непривычной постели, а запястья, туго стянутые веревкой, при каждом резком движении обжигало болью, но я старалась не подавать виду. Придав лицу невозмутимое выражение, я подняла глаза на атамана:       — Я не сомневаюсь в твоей щедрости, но беспокойство напрасно, мне вовсе не холодно.       — Я это заметил, — ухмыльнулся он. — С добрым утром, Александра Ван Хельсинг!       Я так и подскочила, забыв про намерение не проявлять эмоций.       — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — воскликнула я.       Логично было предположить, что разбойники наведут справки о пленнице, но моей девичьей фамилии никто в Англии не знал. Только муж и румынские слуги, но те никогда не раскрыли бы рот без указания господина, а в обычаи самого графа не входила подобная откровенность.       — У меня свои информаторы, — молодой человек отлепился от косяка и не спеша подошел ко мне. Присев рядом на корточки, обнажил меч, наполовину вынув его из ножен. — Давай сюда! — кивнул головой на мои связанные руки.       Подумав, я протянула ладони и с подозрением спросила:       — Послабление режима или мой муж ответил положительно на вопрос о выкупе?       — Снисхождение, которое я хочу оказать красивой девушке, — атаман улыбнулся. Осторожно проведя лезвием меча, он разрезал путы на моих запястьях. Смахнув остатки веревок, я принялась растирать онемевшие кисти. На коже отпечатались широкие красные полосы, кое-где она была стерта до крови — похитители не церемонились, связывая меня вчера.        — Что до твоего освобождения, я еще не обговаривал условий, — продолжил молодой человек, убирая меч. — Только передал кольцо в замок, чтобы сообщить, что сегодня графиня ночует не дома.       Двусмысленность была настолько очевидной, что я вспыхнула:       — И после таких слов граф отпустил посланника живым?       — Представляешь, сам удивился! — заговорщическим голосом сообщил Ричард. — Наверное, постепенно граф учится держать себя в руках. Но, быть может, причина в том, что за сохранность гонца ты отвечала своей головой?       Последнее предположение заставило меня вздрогнуть. До сих пор я не отдавала себе отчета, какой опасности подвергаюсь, находясь в руках лесных грабителей. Я воспринимала происходящее как неприятное и досадное приключение, которое скоро закончится, причем непременно выгодным для меня образом. Но что произошло бы, если бы гонец не вернулся или вернулся, но в виде обезглавленного тела, привязанного к лошади, чего вполне разумно было ожидать, учитывая характер графа? Этот симпатичный вежливый разбойник, делающий мне странноватые комплименты и говорящий о снисхождении, хладнокровно убил бы меня? Без сомнений, иначе пропадает весь смысл в содержании заложницы.       Ричард Грей вдруг вздохнул и отвернулся.       — Не волнуйся. Если твой муж будет вести себя разумно и воздержанно, тебе ничего не грозит.       — Мне бы не хотелось, чтобы моя безопасность зависела от чьих-то поступков, — заметила я.       — Сожалею, — развел руками атаман, — и сделаю все возможное, чтобы помочь графу принять верное решение, — в глазах молодого человека появился странный блеск, который, впрочем, тут же пропал.       Мне не понравился его ответ. Все, что говорил разбойник о моем супруге, имело какой-то тайный подтекст, да и тон слов нельзя было назвать дружелюбным. А уж если вспомнить, что вчера он назвал его противником… Однако сформулировать свои подозрения в какое-то конкретное предположение я пока не могла.       Возникла пауза. Я не знала, что сказать дальше, а Ричард Грей просто беззастенчиво меня рассматривал. Чтобы скрыть смущение, я принялась вынимать соломинки, застрявшие в волосах.       — Скажи мне, Александра, как вышло, что дочь славного рода Ван Хельсингов стала принадлежать Владиславу Дракуле? — прервал молчание атаман.       Я взглянула на него. Может, пора уже раскрыть карты?       — Для английского разбойника, живущего в лесу, ты слишком осведомлен о внутренних делах Румынии, — сказала я. — Ты умеешь говорить по-румынски. Ты знаешь моего отца. Ты знаешь моего мужа. Ты когда-нибудь бывал в моей стране?       Ричард отрицательно покачал головой:       — Я не знаком с твоим отцом и никогда не бывал на твоей родине.       — Тогда откуда тебе известна моя девичья фамилия и почему ты считаешь, что мой род не должен был породниться с Дракулой? А может… — я задохнулась от внезапно осенившей меня догадки, — может, ты знаком с моим братом? Его зовут Гэбриел, — я внимательно заглянула в глаза разбойнику, пытаясь прочесть в них ответ.       Атаман отвел взгляд.       — С твоим братом, Аликс, я тоже не знаком, — ответил он, после чего отодвинулся и встал. — Пора отдать распоряжение насчет завтрака, пленников тоже нужно кормить.       — Подожди! — я вскочила. — А мой муж, что связывает вас? За что ты его ненавидишь? И не отрицай, это очень хорошо заметно.       — Дела давно минувших дней, — усмехнулся разбойник.       — Несколько лет назад?       — Что ты знаешь о тех временах? — атаман вопросительно посмотрел на меня.       Я пожала плечами:       — Ничего, кроме того, что Влад какое-то время жил в Англии, исполняя обязанности румынского посла.       — А чем именно он занимался, тебе известно?       — Нет, он не говорил мне.       — Весьма предусмотрительно с его стороны. Что ж, тогда я тоже пока умолчу об этом, — Ричард повернулся и собрался уходить.       — Что он тебе сделал? — закричала я. — Увел у тебя девушку?       — Что? — скривился разбойник. — Какая глупость! У меня тогда не было девушки. Да и сейчас нет… — зачем-то добавил он. — Приводи себя в порядок, а я подожду на улице, — с этими словами он вышел из шалаша.       — Постой! — я принялась отряхивать помявшееся за ночь платье от налипших на него соломинок. Да что ж такое! Куда не плюнь, везде секреты, сговорились они, что ли?       Кое-как поправив одежду и пригладив волосы, я откинула парусиновый полог, заменявший дверь. Белое безмолвие, встретившее меня за порогом, заставило затаить дыхание и восхищенно замереть.       Лес утопал в тумане. Вязкий и тягучий словно кисель, он просачивался между деревьями, ласково обволакивая их стволы, съедая листья, и из белой мглы вырисовывались лишь призрачные бледные тени. И только на самый верх крон ему не хватило сил, ветви несмело выглядывали из тумана, нависая над поляной, на которой расположился лагерь разбойников. Впрочем, лагеря как такового тоже видно не было. Несколько метров пожухлой травы да крыша соседнего шалаша, накрытая какой-то шкурой — вот и все, что открывалось ясному взору. Было прохладно и свежо.       Откуда-то сбоку, из глубины плотного белесого марева доносились голоса переговаривающихся разбойников, окрики и смех. Оттуда же тянуло вкусным запахом жареного мяса и слышалось потрескивание костра. Ричард Грей стоял снаружи у стены и, по-видимому, ожидал моего появления. Я открыла было рот, чтобы заговорить, но он перебил меня:       — Здесь ты можешь умыться, — он указал рукой на большую деревянную бочку с водой, наполовину вкопанную в землю. — Сейчас тебе принесут завтрак, сожалею, но изысканных блюд у меня не водится, так что придется довольствоваться тем, что есть. Можешь побыть на улице, подышать свежим воздухом, однако по лагерю ходить запрещено. Бежать же даже не пытайся, ничего хорошего из этого не выйдет, тебя лишь заново свяжут и бросят в шалаш. Лишишься единственной привилегии, которую я тебе дал.       — Ричард… — начала я.       — Я должен идти, — отрезал атаман. — Если леди так сильно желает моего общества, я непременно окажу ей эту честь, но позже. Сейчас я занят. Посему позволь откланяться.       Он слегка кивнул мне на прощание и ушел в сторону костра. Из тумана тут же вывалился уже знакомый мне верзила с тощей бородкой на каменном лице. В руках он нес жестяную тарелку с дымящимся мясом, кусок хлеба и глиняный кувшин с питьевой водой. Поставив все это на землю передо мной, он отошел к стене, достал свой тесак и принялся флегматично ковырять ногтем засохшее пятно на рукояти.       Со вздохом покосившись на широкий с еле заметными зазубринами по краям (что говорило о его частом применении) клинок, я подошла к бочке, зачерпнула ладонями холодную воду и плеснула в лицо. Меня пробрала дрожь, а пальцы чуть онемели — после сна я так и не успела согреться, но чистая влага освежила и прояснила мысли. «Наверное, дождевая» — подумала я. Умывшись, тщательно отряхнула руки — полотенца мне, конечно же, не дали, а вытирать об платье было неряшливо.       Охранник исподлобья наблюдал за мной. Стараясь не встречаться с ним взглядом, я села на длинную сучковатую корягу, подпирающую стену шалаша, и с сомнением взглянула на тарелку. Половина жареной тушки какой-то небольшой птицы, возможно, перепелки, пахнет аппетитно и еще горячая. Поджаренная хрустящая корочка местами треснула, из-под нее на тарелку вылился прозрачный сок. Я не очень хотела есть, но было неразумно отказываться от возможности восстановить силы, особенно, когда не знаешь, что ждет тебя дальше. Я отщипнула кусочек мяса и положила в рот. Вкусно.       Не спеша отрывая кусочки перепелки и медленно пережевывая их, я со скучающим видом разглядывала окружающий пейзаж. Взошло солнце, оно просвечивало мутным желтым пятном сквозь сплошную завесу облаков. Туман не рассеялся, лишь опустился ниже, еще больше обнажив ветви деревьев. От нечего делать я вполуха слушала разговор разбойников в отдалении, иногда среди словесных переплетений чужой речи угадывая знакомые сочетания. Среди грубых голосов рядовых воинов выделялся более спокойный и ровный голос атамана.       — …расставить посты в известных местах…       — …проверить готовность…       — …смена часовых каждые шесть часов…       — …засада круглосуточно…       — …в грудь не стрелять, только в ноги, я хочу убить его самолично…       Постепенно я стала вслушиваться, пытаясь уловить суть разговора, а в голове зарождалась догадка, слишком страшная, чтобы сразу принять ее. Я жадно ловила английские слова и, когда в контексте прежних фраз прозвучало имя моего супруга, последние сомнения рассеялись. Я вскочила, опрокинув кувшин. Так вот что ты задумал, Ричард Грей!       Тяжелая массивная ладонь опустилась мне на плечо, я вскрикнула от неожиданности и резко обернулась. Верзила с нескрываемой неприязнью смотрел на меня.       — Мадам понимает английский язык? — язвительно спросил он.       Отпираться было бессмысленно, а согласиться — невозможно, и я лишь с ужасом смотрела на него, понимая, что выдала себя с головой.       — Эй, атаман! — гаркнул охранник в белую пустоту. — К тебе дело есть!