Неземной

…Говорили, что для эльфов это — дело обычное. Ог не сильно-то верил. Ясно, что остроухие далеки от святости, но принимать грязные сплетни о них за истину в последней инстанции он не собирался. Он вообще был от расовых предрассудков на порядок дальше, чем его собственные братья. Потому предложение Тулла работать с эльфом принял, и даже почти без лишних вопросов. Один все-таки задал, не удержался. Про боевой опыт. Эльф, кстати, был далеко не дурак. Договориться с Туллом — надо голову на плечах иметь, а не то, того гляди, как липку обдерет. У эльфа с головой все было в порядке, да и его странная трехлапая тварь пришлась как нельзя кстати. Словом, что дела с Ласом, как эльф позже представился, вести можно, Ог понял сразу. А остальное он вытерпит, включая разного рода… странности. О том, что эльф отличается не присущим его племени авантюризмом, Ог знал заранее. Видел чужака раньше в «Лихом вираже» и свидетелем его пари с Хавьесом стал, пускай невольно. Рисковый он был парень, этот эльф. И летал не просто «нормально», как Ог походя бросил чуть позже, — первоклассно. Что этот Лас забыл на Черепашьем острове? Звезднорожденный с короткой стрижкой и повадками благородного, среди летунов Черепашьего он казался пламенем глубин, невесть как затесавшимся в геологическую коллекцию человеческого мальчишки. И не в полете было дело — в том, как себя вел. Спокойный, знающий свое дело, Лас ухитрялся поддерживать хорошие отношения практически со всеми. Все для него были равны, только осанка — слишком прямая, и не в том дело, что сам — из военных. Такой и в бою, и на приеме для аристократии будет смотреться уместно. Тогда что здесь, на Черепашьем, делает? И зачем такому деньги? Вообще-то, Огу до этого дела не должно было быть. И эльф его заинтересовать не должен был. А ведь интересовал почему-то, еще до того, как их в пару поставили. Повадки там изысканные — это само собой, но не в них причина. Вернее, не только в них. У Ласа, которого Ог поначалу не знал, были особенные глаза. Огромные, как у всех эльфов, топазового оттенка — полное уродство, по орочьим меркам. И все же, поймав пару раз на себе взгляд этих глаз, на удивление теплый, без вражды, без желания унизить, Ог пришел к мысли: предложи ему ЭТОТ то, что для всех эльфов якобы дело обычное — он не отказался бы. Согласился, хоть из любопытства. Спал же и с человеческими женщинами, и с гроллийскими — разница между ними, представительницами других рас, и эльфийским мужчиной не так уж велика. И то, и то на материке было бы дикостью, но не на Черепашьем. Здесь с законами беда, как с фактическими, так и с моральными. После того, как «Носорог» разбился, а Ог практически за шиворот выдернул Ласа из морской пучины, воспоминание о теплых взглядах вернулось. Возможно, потому, что именно этого сейчас не хватало — тепла. Спасательный плот швыряло вправо и влево, до ближайшего берега, как резонно заметил Лас, было километров двести, а шторм даже не думал утихать. Сидя в полном молчании напротив друг друга, эльф и орк тщетно пытались согреться — ровно до тех пор, пока Ласу не взбрело в голову поблагодарить за собственное спасение. Бессмысленные слова. От эльфа их даже слышать странно. Да и потом, он ведь первый привел своего напарника в чувство. Там, на «Носороге». Ог просто долг возвращал. От слов про то, что теперешнее их положение более всего напоминает ситуацию из анекдота, полегчало еще больше, и Ог вдруг понял, что смеется. Так, как не смеялся уже очень давно. Будто натянутая струна, которая была в нем все это время, ослабла. Стало не так холодно, а глаза эльфа, весело прищуренные, неожиданно оказались совсем рядом, и на грудь Ога легла чужая узкая ладонь. Будто и не мужская вовсе, подумал Ог; в голове пронеслась череда полуразмытых воспоминаний с участием грудастых красоток, которые он порой вызывал намеренно, желая сбросить напряжение. Но сейчас все было иначе. Прикосновение Ласа обожгло даже сквозь плотную материю комбинезона. Ог подумал — невозможно. У него не могут быть такие теплые руки. Ладонь, в два раза меньше его собственной, скользнула ниже, а Лас наклонился вперед, прижимаясь губами к Оговым. Похоже, перспектива рассадить себе язык об орочьи клыки эльфа нимало не пугала. А вот сам Ог испугался почему-то. Братья его, наверное, и не признались бы, что им такое чувство ведомо. Но Ог не считал, что пугаться — позорно. Он видел в страхе силу, которую из него можно черпать, потенциал; обычно, разобравшись в себе, Ог мог сказать, что именно его страх вызывает. Он не боялся взглянуть в глаза собственным чувствам, а страх был одним из них. Не лучше и не хуже. Но сейчас страх был необъясним. Казалось, что так — неправильно, а омерзения не было, как и желания оттолкнуть; Огу казалось, будто он сейчас пересекает важную черту, но не это его пугало. То, при каких условиях все происходило. — Нужно согреться, — сказал Лас почти буднично, отстранившись. Он больше не улыбался. — Если тебе неприятно, закрой глаза и представь, что я — красивая девушка. Это была спасительная соломинка, которую Лас протягивал. Но Ог отказался ее взять, сам не понимая, почему: — Красивая? Цвет кожи у тебя не тот. И сисек нет. А руками уже скользил по Ласовой спине, чувствуя под непромокаемой курткой чужое тело, до того хрупкое, что сломать — ничего не стоит. Лас откинул голову назад; с его губ сорвался тихий вздох. Ог сжал зубы. Да, всякое говорили об эльфах. И о том, что для иных из них нет ничего слаще, чем забавляться с пленными орками, говорили тоже. И пытки, и насилие, и оскорбления, на насилии завязанные — о всяком. Возможно, что-то из расхожих сплетен было правдой. Может, Ласа, отменного летуна, изгнали из Великого Леса не за военные преступления или еще какую чушь, а за вот такие как раз пристрастия. Может, он пересек грань, допустимую для остроухих. У богатых свои причуды, да и благородные многое могут себе позволить; допустим, Ласу, как благородному и летуну, все сходило с рук. А потом он, не отягощенный расовыми предрассудками, совершил нечто немыслимое даже для растяжимой эльфийской морали. На Черепашьем каждый волен развлекаться как хочет и придумывать себе какие угодно оправдания; если такое оправдание, вроде «согреться», нужно Ласу, чтобы Ог его трахнул — он не разочарует напарника. Вот что в этом было не так; то, что у Ласа было прошлое, а Ог об этом прошлом не знал ничего. Но вполне мог себе представить. Лас воевал с орками. Лас был благородным и, вполне вероятно, брал кого-то из сородичей Ога в плен, и, возможно, ложился под них, прежде чем отправить на казнь. Отсюда такие теплые взгляды: так насильник любит свою жертву. Огу стало жаль, что он вытащил эльфа из океана. Нужно было дать ему вдоволь наглотаться горько-соленой воды — может, тогда бы он не захотел наглотаться спермы, и не было бы этой грязи сейчас. Ог не нуждался в оправданиях; он был орком, а орки не прячутся за моралью. Он хотел напарника и не собирался себе в этом отказывать. О неправильном он подумает позже. Если Лас вздумает его подставить… Но что-то говорило: нет. Не в том дело, что Лас предпочитает межрасовый секс и неизменно пассивную роль, не потому его изгнали из Великого Леса, не этим объясняется отсутствие предрассудков, не потому таким теплым казался взгляд глаз топазового оттенка. И не потому Лас сказал о необходимости согреться, чтобы оправдать собственную похоть, и не размышления о грязи были причиной чувства неправильности происходящего. Ог чего-то не понимал. Тут бы подумать, отстранить Ласа, выкурить трубку-другую — х-ха, не смешно, Ог не брал с собой табак, а если бы и брал, он давно бы промок, в таких-то условиях, да и как думать, когда чувствуешь под собой желанное тело? Неземной. В отрыве от земли, в отрыве от неба тоже — посреди моря. Ог не мог думать или говорить, как эльфы, он не знал, что такое их пресловутая красота, ему не был доступен пафос высоких речей и, тем более, переживаний. Он даже влюблен никогда не был. Он всю жизнь заботился о том, чтобы сохранить то, что уже есть, укрепить, поддержать. Он заботился о своей семье, как умел, и никогда не стал бы жертвовать надежно-выверенным ради пары сладких минут. Риск у каждого летуна в крови, однако риск не есть стремление к сиюминутному удовольствию; а только это Ог мог получить от Ласа и Лас — от Ога. Если эльфа все устраивало, то Ога устроить по определению не могло; отсюда было чувство разрыва. Этого не должно было случиться, не на спасительном плоту, не посреди моря, не так, неземной; пальцы, как у девушки, нежные, но одновременно сильные — да кому она нужна, эта проклятая нежность? Бледные пальцы, обвивающие зеленый член — хороший повод придумать еще один анекдот, да что-то не получается, слишком сильное чувство, сильнее, чем с любой из женщин, а почему — неясно. Почему? И перестать об этом думать, перестать думать вообще, несмотря на то, что член стоит колом, тоже — невозможно, и тоже — почему? Ога не могло устроить сиюминутное удовольствие, — не в таких условиях. На удовольствие он всегда отводил определенное время и платил за него по счетам, и все было честно. А здесь он не знал цены, и рисковал только потому, что не мог иначе, что умер бы, если бы остановился. Сейчас удовольствие было для Ога важнее собственной жизни, всего того, что он строил годами — он мог с легкостью отшвырнуть все это в сторону, разрушить все, что так кропотливо создавал, ведь ничего оно на самом деле не стоило. И было уже неважно, грязь или не грязь. Грязью было не оградиться точно так же, как Ласовыми оправданиями — Ог не мог оградиться. Он точно знал, что, будь на месте Ласа любая женщина, хоть самая красивая орка в мире, — ничего бы не случилось, он бы не позволил ей ласкать себя пальцами, на одном из которых тускло сверкало кольцо летуна, — он бы с легкостью ее оттолкнул. Мужчину оттолкнул бы тем паче, потому что секс ничего не значил, секс был необязательным, секс был удовольствием, за которое полагалось платить. Но с Ласом все получилось иначе. Желание снесло крышу, оказавшись сильнее доводов разума. Это было сродни жажде жить и вместе с тем ради этого можно было умереть или убить, и Ог понял, почему многие путают желание с любовью. Он путать не собирался. *** — В Лесу, — задумчиво сказал Лас, — я был первым. Он едва заметно морщился. У него получалось дышать ровно — почти. Даже речь сбивалась лишь чуть; Ог молча смотрел на него. Делать на Ла-Плате, куда их доставили крашши, было совершенно нечего. Денег, чтобы провести здесь месяц, дожидаясь, пока вновь начнется летный сезон, у обоих оказалось более чем достаточно — Тулл расщедрился на аванс. Несомненно, благодаря их слаженной командной работе. Хотя тогда они друг друга почти не знали. Ог не мог сказать, что за прошедшее время узнал Ласа лучше. Среди орков говорили: переспи с женщиной — и поймешь ее, но Лас женщиной не был. Он был — равный… Нет. Он был выше. И еще он оказался на удивление невинным, хотя то, что тогда вытворял ртом на спасительном плоту, в общепринятые представления о невинности не вписывалось. Ог не думал, что его член может поместиться во рту у эльфа. У человеческих блудниц — не помещался. И в человеческих блудницах не всегда помещался тоже; рвать их Ог не собирался, они справлялись руками, если занимались своей профессией недостаточно долго и не знали, как увлажнить себя и расширить, чтобы принять любой, даже самый широкий клинок в свои ножны. Лас знал, как себя расширить. И это касалось не только рта там, на спасительном плоту, но и другой части тела; сейчас Ог смотрел, как эльф играет пальцами со своей задницей, и затруднялся с тем, что должен испытывать. Чувство, что все неправильно, никуда не делось. Ог не хотел задумываться об этом и не мог не задумываться; вот бы было весело, застань крашши их с Ласом во время того минета… Убили бы на месте небось. А возможно, и нет. Если Лас был неземным и не видел грязи в том, что делает, потому грязным и не был, то крашши были — подводными. И кому, как не им, знать о подпороговых чувствах вернее наземных обитателей. Делать на Ла-Плате было нечего, потому Ог не стал сопротивляться своим подпороговым чувствам; а для Ласа они и подпороговыми-то, похоже, не были. Он больше не говорил о том, что нужно согреться. Он вел себя так, будто все шло по плану, и, возможно, сам в это верил. Может, именно так эльфы сближаются с напарниками — Огу-то откуда знать. Он не собирался спрашивать, а Лас говорил, но не о том, и Ог просто слушал. Просто слушать, просто трахать — чего еще ждать от орка? — Первым летуном, — уточнил Лас; в нем было уже три пальца, и лишь сведенные брови выдавали то, что в теории он может потерять самообладание. Теория эта, как подумал Ог, была далека от практики. Самоконтроль Ласа был куда как надежнее, чем самоконтроль самого Ога. Ему хотелось повалить и оттрахать, просто, незамысловато, разорвать — так разорвать. Лас не человеческая блудница, недолго занимающаяся своим ремеслом. Лас напарник и эльф, а значит, враг, Лас мужчина, и его хочется, впиться клыками в шею, растерзать, выебать, закусать до смерти — хочется. Ог перевел взгляд на свои руки, вцепившиеся в подлокотники. Старое кресло, и кровать надежной не кажется; комната на двоих в дешевой гостинице, где всем плевать друг на друга, и ему, в общем-то, должно быть плевать. На Ла-Плате нечем заняться, а из любой ситуации можно извлечь пользу, во всем есть свои плюсы и свои минусы… — У меня был боевой товарищ, — добавил Лас задумчиво. Не глядя на него, в жизни нельзя было предположить, чем именно он занимается. Слов его, впрочем, Ог слышать не хотел. Он был согласен слушать всякую эльфийскую мутотень, глупые теории, идеи и планы, но никак не постельные откровения. У него не было желания убеждаться в том, что догадки, которые он не смог признать справедливыми, на деле более чем справедливы, что благородному Ласу не хватало развлечений, потому он покинул Лес или был изгнан. Он был согласен трахать тело, но не вникать в душу, и не понимал, где ошибся. Что-то было неправильно, и слишком сильно оказалось желание, настолько, что его нельзя было сдержать, настолько, что понятие «сдержать» вообще существовало. Ведь с блудницами сдерживаться на самом деле не требовалось. Ог мог легко обойтись и без них. Просто дрочить было предосудительнее в глазах общества — что ж ты за орк, что ж за мужик, если не хочешь есть, пить и размножаться, утверждая свое альфа-самцовое право? С Ласом все было не так, и Ог не понимал, почему. Он где-то допустил ошибку. Он не знал Ласа, как и раньше, но одновременно — знал с самого начала, и секс на самом деле мало что изменил. Только в сознании сместилось что-то, но что именно — Ог не мог понять. Ог хотел Ласа, даже не глядя, просто слыша его голос; и не тело хотел — душу, и ее на самом деле трахал, только называлось это по-другому. В таких тонких материях не допустима грубость; грубости и не было. Ог придумал ее себе сам, пытаясь культивировать, цепляясь за свои представления о жизни, а жизнь была не такой, как он думал, и он боялся идти дальше, все так же не понимая, почему. — Его звали Нелан, — певучий голос Ласа, продолжавшего рассказывать о боевом товарище, ввинчивался в уши. Ласа не трогали размышления Ога и вряд ли тронули бы, даже знай он о них. Лас был постоянной величиной. Огу казалось, что его напарник никогда не сомневается. В этом, должно быть, и заключалась его чистота. Коротко стриженый изгнанник без эльвегарэ, но со взглядом того, кто когда-то был достоин эльвегаре носить; впрочем, зачем летуну меч эльфийской гвардии… Наверняка гальгеррэ пользовался, когда приходилось — тоже клинок не из простых. — Он всегда хотел меня превзойти. Ог мог понять, почему. Наверняка у бедняги Нелана не было другого выхода. Лас устанавливал всюду свои правила, незаметно, но жестко; на него сыпались подарки судьбы — только потому, что он не принимал мир в штыки, но при этом и не сдавался. Никогда. Потому и стал первым. Потому и был неземным. А Нелан захотел эти правила поломать. Ог не знал и не хотел знать, почему. Возможно, из зависти? Или потому, что однажды Лас тоже предложил товарищу «согреться», а потом сделал вид, будто ничего не было? Поступи он так с Огом — Ог вздохнул бы с облегчением. Он надеялся, что облегчение еще ждет его, когда они вернутся на Черепаший. Но, странное дело, искать себе другого напарника Ог не хотел. Лас устраивал его, все равно, с сексом или без; после секса ничего не изменилось. Ог, конечно, что-то упустил, и это было важно, но связь, которую он чувствовал с Ласом, касалась не тела. Кто их знает, эльфов. Возможно, Лас считал иначе. И тот, Нелан, тоже мог думать по-другому. Переспать с товарищем, который лучше тебя, а потом упорно пытаться превзойти его, чтобы что-то доказать — может, у эльфов это распространенный вариант дружеских отношений? — Я убил его, когда бежал из Эллатейры, — эти слова заставили Ога вскинуть взгляд. Ему не стоило этого делать, потому что теперь Лас касался себя не только сзади, но и спереди, и кусал губы. А по голосу и не понять. На его пальце блестело кольцо Развоплощения — точно такое же, как у самого Ога. Лас не принадлежал Эллатейре — Лас принадлежал небу. Лас был неземным. — Я был в тюрьме, — он говорил чуть быстрее, чем раньше, но и только. — Меня оттуда вытащили… товарищи… поклонники. А друзей… Лас закусил губу. Его самоконтроль дал первую трещину. Ог встал. Ему представились эти товарищи-поклонники. До войны или во время, и эти несомненно опытные движения Ласа: когда тебя трахают, главное — не потерять контроль? Не показать, что тебе это приятно. Отнестись ко всему как к мимолетному увлечению, ничего не значащему; так, как относился к сексу сам Ог. Выдержать марку, как положено среди благородных лэдов, развлекающихся игрой в сиэлвэ, правила которой Лас пытался объяснить вчера, бегло говорящих на своем непроизносимом лейрэ и пьющих вино вперемешку с кофе… — Друзей никогда не было, — Лас завершил фразу. Его глаза влажно блестели. — Я тебе не друг, — тяжело уронил Ог и сделал шаг вперед. Лас кивнул, улыбаясь: — Я знаю. А потом Ог повалил его на кровать и имел сколько хотел, впиваясь пальцами в кожу, нежную, как хасамский шелк, и послав все сомнения в Изнанку. Только одно из них продолжало жечь изнутри. *** Подойдя к двери своей комнаты, Ог услышал не то мурлыканье, не то насвистывание — Лас иногда так «пел», и чем дальше, чем чаще Ог задумывался: на самом деле предками эльфов были птицы. Уг, Ёг и Иг наверняка отнеслись к его партнеру без должного почтения. А чего еще от них ожидать. Можно поколотить, но ума у них от этого не прибавится. А уж объяснить им, что Лас — не только напарник, и вовсе не получится. Ог не мог сказать, что это его устраивает. Так получилось, что секс, которым они с Ласом в первый раз занялись по пути в Ла-Плату, получил продолжение и на Черепашьем, и говорить о случайности больше не приходилось. Превратившись в закономерность, она, не вписывающаяся в привычное мировоззрение, не могла не вступить в конфликт со взглядами Ога на семью. Следовало жениться на порядочной орке и завести детей. Вместо этого Ог думал о том, примет ли его семья Ласа, и ничего не мог с собой поделать. Как напарника — примет, пусть даже ему придется вбивать это «приятие» в братьев кулаками. Но как… еще кого-то? И согласится ли на это сам Лас? «Делай то, что считаешь нужным», — сказала ма ему минуту назад, после того, как увидела Ласа. Она поняла и, кажется, приняла. От нее, госпожи Гу, другого и ожидать нельзя было. Она могла простить не только эльфов, в сражениях с которыми погиб ее муж, но и собственного сына — за то, что с эльфом связался. И не по стечению обстоятельств — по собственному выбору. На обстоятельства пенять было глупо. — О чем поешь, Лас? — спросил Ог, заходя в комнату. Лас замолчал и улыбнулся. Он не спешил отвечать. Возможно, это было и к лучшему. Возможно, Ог бы не сумел понять. Что-то было не так. Не собираясь прислушиваться к этому чувству, Ог обнял Ласа и не заметил, в какой момент невинное, почти дружеское объятие перешло в другое, заставляющее кровь быстрее бежать по жилам, стучать в висках, приливать к паху. Ог всегда думал, что приведет в свой дом женщину, и в свою семью, и возьмет ее на своей кровати, — но место этой абстрактной орки занял Лас. Ог не знал, что с этим делать. *** Ог знал, что у Ласа есть свои секреты. Не все они касались прошлого — многие относились к настоящему и были причиной происходящей череды событий. Но выяснять, в чем дело, Ог не торопился. Лас сам расскажет, если захочет. Было что-то важное, о чем он умалчивал, и это «важное» касалось только их двоих, Ог чувствовал. Он подозревал, что именно в этом секрете Ласа, одном из множества его секретов, причина того, почему Ог воспринимает происходящее как неправильное. Лас, однако, угрызений совести по этому поводу не испытывал. В одну из ночей, проведенных в «Лихом вираже», он с чистой совестью спаивал Ога круситским ромом и не сопротивлялся попыткам споить себя, и, когда они шли к «Ласточке», мысли обоих были утоплены в этом самом роме; они поддерживали друг друга, смеялись, сами не понимая отчего, а потом долго целовались в кабине — во всяком случае, пытались. С поцелуями у них никогда толком не получалось, все-таки у Ласа был рот, а у Ога — пасть, но пытаться им это не мешало, и они оба находили результат своих попыток вполне удовлетворительным. «Ласточка» в ту ночь сохранила их общий секрет — надежнее, чем могли они сами. *** Квезаллэ были мертвы. Эльфы с красными татуировками под глазами, подчиняющиеся напрямую шеллэну — из объяснений Ласа Ог понял, что эта должность у эльфов была аналогом главы военной разведки. Квезаллэ были мертвы, а Ог узнал о Ласе чуть больше. Темная эльфийка по прозвищу Миу подтвердила догадки Ога по поводу того, что Лас — звезднорожденный, из благородных. — Топазовый оттенок глаз означает, что твой друг — из династии Первых, — эльфийка чуть морщилась. Лас позволил квезаллэ забрать его при условии: ее больше не тронут. Что ж, вполне в его духе. — У него очень чистый акцент… Ты не обратил внимания? Куда уж тебе. — Эй, полегче, — сказал ей тогда Ог. Он спешил. Если верить эльфийке, его напарника похитили. Нужно было вернуть его любой ценой. Нужно было отправляться в погоню. — Он родственник кираллэты, — продолжила эльфийка. — Но Кленовый Трон его не интересует… Он был изгнан, потому что отказался подчиняться новой кираллэте. О ней ходят слухи как о вздорной девчонке. Может, вся его вина в том, что он не захотел на ней жениться? Династия Первых нередко заключала внутрисемейные браки… А может, он убивать ради нее не захотел. Ог не слушал дальше. Он тогда спешил. Но сейчас, вернув Ласа, сидя рядом с ним на «Громе» и только что за руки не держась, Ог вспомнил слова эльфийки. Он был вынужден признать, что по-прежнему ничего не понимает. Он знал больше, чем раньше, и одновременно — меньше. Они с Ласом были хорошей командой, понимающими партнерами, но разрыв никуда не делся. Все оставалось неправильным, а Лас, как водится, ничего не спешил объяснять. Ог начинал думать, что, наверное, не поймет его никогда. Головы эльфов забиты глупостями, им не понять, почему в бою за того, кого хочешь вернуть, нужно наносить на себя красную краску, а самому Огу не понять, почему они после смерти превращаются в семена и возвращаются в свой Лес. Эльфы мало спят, поэтому — хорошие летуны, в большинстве случаев они не нуждаются в эликсире от сна, они отлично выдерживают перегрузки, неважно, касается это полета или неумеренного секса, у них острый слух и чутье на магию; но этих сведений недостаточно, чтобы понять их лучше. Например, почему у них такие странные отношения с семьей, которая при первом удобном случае подсылает наемников, или почему они дружат с лилипутами навроде Буваллона, или почему спят с орками. Впрочем, Ог мог судить об эльфах только по Ласу, а тот, похоже, был исключением. Неземным. — Нам выделили каюту, — Ог все же взял Ласа за руку, чуть повыше запястья. — Пойдем. Тот не сопротивлялся. Он, наверное, понял, чего опасается Ог и в чем ему нужно убедиться: что плен был просто пленом, а слухи о том, что эльфы насилуют своих пленных, пусть даже других эльфов — гнусная ложь. *** — А ты эффектно разделся, — Лас поливал цветы, Трехлапый раздувался в ожидании того, что его покормят; Ог просто сидел на стуле, все еще не в силах отойти от впечатления, которое произвела на него Риолка. Оказывается, все это время Лас жил с потрясающей женщиной — медовые волосы, фиалковые глаза, ноги от ушей, короткая туника, неспособная скрыть великолепие фигуры. — Что? — Там, в джунглях. Это было эффектно, — Лас обернулся. — Повторишь? Ты ведь в первый раз у меня в гостях. Ог вдруг понял, что Лас пытается отвлечь его от Риолки, которую Ог по инерции продолжал выглядывать. — У тебя суровая хозяйка, — сказал он. — Она запретила мне водить сюда женщин, — согласился Лас. — Сказала, что проблемы ей не нужны. А вот тебя одобрила. Ог не знал, что ответить. — Мы с Риолкой в какой-то степени родственники, — продолжил Лас. — Она — моя семья. Даже не так… богиня. Заметил, как она действует на мужчин? — На тебя тоже? — уточнил Ог. — Нет. — Ты что-то недоговариваешь, — вырвалось у Ога. — Все это время… пока мы напарники. — Пока мы любовники, ты хотел сказать, — поправил Лас. — Ты прав. Я не сказал тебе одну вещь… и не думаю, что стоит говорить. Нам следует вернуться на «Гром». Эта история с медальоном не кончена. — Ты всегда влипаешь, — проворчал Ог, — и мне приходится тебя вытаскивать. — Не надо, — возмутился Лас, — сегодня это я спас твою шкуру. — Потому что тебе жалко терять хорошего штурмана? — поинтересовался Ог. Он не сомневался, что Лас отшутится, но тот неожиданно посерьезнел: — Не поэтому. — Договаривай, — потребовал Ог. Он сам не ожидал от себя такой напористости. — Видишь ли… у нас, эльфов, специфическое отношение к сексу, — Лас смотрел в пол. — Это я заметил, — согласился Ог. — То, что о нас говорят — чушь, — сказал Лас. — Мы не насилуем пленных… просто не можем этого сделать. И не из соображений высокой морали. — Дальше. — Дальше… у нас и вправду много пар, состоящих из двух мужчин. Но не потому, что для нас это — дело обычное. Просто… мы можем заниматься сексом только с тем, кого полюбим. Или с той. Пол не имеет значения. Это — проклятие нашей расы. Или, возможно, благословение… У людей, орков, гномов… у вас не так, — Ласу было тяжело. Едва ли не в первый раз на памяти Ога его напарнику давалось что-то с трудом. — Вы не воспринимаете… секс всерьез. Вы не разделяете любовь и похоть. Это меня удивило… когда я в первый раз покинул Эллатейру. Мне всегда были симпатичны люди, и я хорошо их изучил. Я знаю, что ты… как они. — Погоди, — Ог был вынужден перебить напарника, — ты хочешь сказать… — Ты был первым, с кем я занялся сексом, — Лас не дал ему договорить. Сам по себе этот факт был удивительным. Лас не казался неопытным — он нисколько не смущался и точно знал, что делать. Ог раньше думал, что дело в богатой практике эльфа. А оказывается, Лас не смущался, поскольку в его культуре к сексу было совершенно другое отношение. Его бесстыдство проистекало из невинности, и он правда мог отказаться заключать брак с кираллэтой, только вот за это его бы не приговорили к смерти, потому что среди эльфов браки, стало быть, заключались только по любви. А значит, и секс не был для них сексом. Лас использовал это слово на всеобщем, чтобы не говорить о... — Стоит нам увидеть… один раз, — теперь было еще тяжелее, но Лас продолжал говорить, — и мы начинаем любить. А потом делаем все, чтобы добиться взаимности. Для каждого из нас секс… возможен только с одним партнером. Только с любимым. Первая ночь, проведенная вместе, скрепляет наш союз навсегда. Некоторые ждут встречи с любимым или любимой всю жизнь. Некоторым удается дождаться, но они понимают, что их любовь не взаимна… Поэтому нас так мало, Ог. Раньше дрэгайки были исключением из правил. Их любили все, но это не было любовью на всю жизнь. Они рожали эльфов и выращивали наши леса… а потом они ушли. Мы — оставленные дети. — Ты говоришь это все только потому, что мы отправимся на «Гром», — скучно сказал Ог, — и ты считаешь, что нам не удастся вернуться живыми. Лас, наконец, посмотрел ему в глаза. Ог поднялся со стула: — Мы вернемся. И тогда я расскажу тебе, как заключаются браки по обычаям орков. Лас выразительно приподнял брови. — Думаю, вы, эльфы, влюбляетесь в орков не чаще, чем орки женятся на мужчинах, — Ог больше ничего не мог сказать в свое оправдание. Он наконец-то узнал секрет Ласа. И понял, что было неправильно. Он думал, будто Лас воспринимает их связь как развлечение, и потому упорно гнал от себя мысли о том, что его «желание» к партнеру с самого начала было другим чувством, связанным с душой не в меньшей мере, чем с телом. Ему следовало понять с самого начала; но, в определенном смысле, он и понял. Ведь он с первой же встречи знал: Лас — неземной.