Тонкая красная линия

Раскаленное солнце медленно плыло по ослепительно чистому небосводу. Пушистые серые тучки, рассыпавшиеся мелким дождем несколько дней к ряду, исчезли как по мановению волшебной палочки. Гермиона догадывалась, что без профессора МакГонагалл тут не обошлось: ни у кого другого сил и упорства не хватило бы. А ведь еще недавно директор говорила, что грядущая годовщина Битвы за Хогвартс — первая, к слову — недостаточный повод для того, чтобы вмешиваться в естественный ход вещей и уж тем более манипулировать погодой. Благо время позволяет, и все само наладится. Как же. Теплые апрельские дни утекали как вода сквозь сито, но погода не налаживалась: напротив, день ото дня становилась все хуже, словно природа, порадовавшая на редкость теплой и мягкой зимой, решила, что пришло время для промозглой и дождливой осени (до которой по календарю еще много месяцев). — Хорошо! — блаженно жмурясь, Гермиона подставила лицо ласковым, не по-апрельски теплым лучам солнца. — Ага, неплохо, — закусив губу, Рон резко опустил ноги в прохладную воду Черного Озера, поежился немного, но уже через минуту-другую довольно заулыбался. Приоткрыв один глаз, Гермиона оглядела Уизли с головы до ног — не смущаясь, с легкой улыбкой. Его лицо, не успевшее как следует загореть, выглядело не бледным, как могло бы показаться, а почти прозрачным, выцветшим. Ощущение усиливали белесые водные блики, скользящие по коже. — Что? — комично приподняв брови, Рон хитро улыбнулся, но уже через мгновение нахмурился и отвернулся. — Нравишься, — тихий, но очень внятный шепот. Так, чтоб он услышал. — Хорош, что скажешь. На этот раз даже уголки губ не дрогнули. Ее Рон вновь углубился в мрачные размышления, а может — воспоминания. Иногда она задавалась вопросом, о чем же он так напряженно думает? О Фреде? Или о ком-то другом, из тех, кого не вернуть? Спросить она не решится, наверное, никогда. — Волнуешься за матч? — сглотнув подступившую к горлу досаду, Гермиона попыталась изобразить жизнерадостность. Было грустно осознавать, что какая-то часть его души навсегда останется закрытой, недоступной. Невыносимо, гадко, особенно когда ее душа нараспашку и ему в руки… Иногда ей казалось, что если бы он потянулся навстречу, доверился, она смогла бы заполнить собой гулкую пустоту, образовавшуюся у него внутри. Вдвоем легче. Она знала это, пару раз пыталась объяснить, но он не понял. И все не тянулся. Так долго, что Гермиона почти перестала этого ждать. — Немного, как всегда. Это стало их традицией — проводить последние несколько часов перед матчем вместе. В Большом Зале, под сотней испытывающих взглядов, Рон чувствовал себя неуютно. Удержать его на месте, а уж тем более накормить, было просто невозможно. А делать это, безусловно, стоило регулярно, для своего же блага. Голодный Уизли — злой Уизли, ненавидящий все и вся вокруг. Гермиона долго и безуспешно старалась его расшевелить, а потом повела на прогулку. Помогло. Теплые бутерброды, заботливо приготовленные домашними эльфами, разговоры полушепотом и редкие поцелуи делали его гораздо спокойнее и миролюбивее. — Ты отыграешь замечательно, как всегда. — Может быть… — в один миг оказавшись рядом, он притянул Грейнджер к себе и звонко поцеловал в макушку. Они встретились глазами, но Гермиона сразу отвела взгляд. Ее улыбка померкла. Это короткое мгновение привело в смятение. Да и как могло быть иначе? Его небесно-голубые глаза были лишены всякого выражения, словно он смотрел сквозь, не замечая ее. Это было странно и… немного страшно — совсем капельку. — Я… — она замялась, не зная как продолжить. Рон быстро уловил перемену, осторожно приподнял ее подбородок и, улыбнувшись, коснулся губ — требовательно, с жаром. — Не волнуйся о ерунде, — осипшим голосом прошептал он, отстраняясь. — Я и не волнуюсь… — рассеянно, одними губами. Чувствуя, как мягкое безумие заполняет ее целиком, Гермиона потянулась за продолжением, но добраться до его губ так и не успела: пара крепких рук удержала ее в паре сантиметров от желанного лица. — Нам пора. — Уже? — вышло громко, обиженно и очень по-детски. — Только не переживай… Если все будет так, как ты предсказала, вечером будем праздновать победу. Гермиона кивнула. Вечером будут Гарри, Джинни, а может и еще кто. Хорошая альтернатива, ничего не скажешь. — Ты идешь? — Рон протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — Как я могу такое пропустить! С твоим настроем это будет лучший матч сезона. И плевать, что больше квиддича она ненавидит только Прорицания с профессором Треллони, от которых по счастливой случайности избавилась еще на третьем курсе. Рон счастлив, а значит, она вновь залезет на хлипкую деревянную трибуну и будет выше всех размахивать флагом Гриффиндора, а потом, когда ее доблестный герой отобьет пару-тройку когтевранских мячей, начнет вместе со всеми скандировать «Уизли — наш король» и хлопать с такой силой, что после матча будут болеть ладони. Так должно быть, и так будет. Ладонь Рона оказалась настолько холодной, что Гермионе самой стало холодно, пусть и совсем чуть-чуть, самую капельку. * * * Полуфинальный матч Гриффиндор-Когтевран превзошел самые худшие ее ожидания. Игроки, за исключением разве что ловцов — Гарри и Майкла Корнера - вели себя вяло. Эти двое же напротив носились над полем как оголтелые — больше друг за другом, чем за снитчем. Наверняка опять переругались перед матчем. Гарри, неожиданно для всех, проявил себя как заправский собственник и ревнивец, не способный простить Джинни очень старую и легкую интрижку. Больше, конечно, не ей, а незадачливому кавалеру… Но дело это не меняло. Хорошо хоть до кулаков дело не дошло. — Да поймай же ты уже! Поттер наконец вспомнил, что главная его цель — маленький золотой мячик, а не ловец чужой команды: резко затормозил, вышел в крутом пике и, напрягшись как струна, помчался куда-то в сторону. Гермиона видела подобное столько раз, что и не сосчитать, но все же вновь невольно замерла, предчувствуя самый зрелищный и, что уж говорить, любимый момент матча. Главная прелесть его была, конечно, в том, что он последний. Этакий яркий штрих в пелене беспросветной скуки. Дикая скорость, адреналин, вытянутая вперед рука, тревожное, напряженное, звенящее мгновение и — провал. Снитч скрылся из виду. По трибуне Гриффиндора пронесся шепоток, заглушаемый оглушительным треском аплодисментов на соседней трибуне Слизерина. Поначалу Гермиона, признаться, решила, что после войны отношения между факультетами изменятся — но нет, все осталось по-прежнему. Хотя сейчас в этом виделась особенная прелесть. Что-то же должно было остаться прежним… Ее Рон, напряженно-сосредоточенный и пугающе спокойный, смотрел куда-то перед собой — то ли настроившись отбивать, то ли погрузившись в свои мрачные думы. Какое-то время Гермиона смотрела на него во все глаза, помня детскую байку о том, что если внимательно смотреть на человека, то тот непременно почувствует взгляд и посмотрит в ответ. Пяти минут хватило, чтобы понять — вранье. Ни один крошечный мускул не дрогнул. Абсолютное спокойствие. — Рон, — тихонько прошептала она, — да что с тобой такое? Ее спокойствию пришел конец. Ее маленький мир пошел трещинами. Боли, мучавшие ее с памятного вечера в Малфой-мэноре, каждый раз начинались неожиданно и в самый неподходящий для этого момент. Вот и сейчас тело скрутил сильный спазм, а к горлу подступила едкая тошнота. Бросив быстрый взгляд на Рона и убедившись, что тот по-прежнему ее игнорирует, Гермиона, не разбирая дороги, бросилась вниз. Прохладные порывы ветра и холодная вода озера немного освежили ее. Постепенно боль отступила, оставив после себя леденящий озноб, как после тяжелой, изматывающей тело и душу, болезни. — И все-таки… — Гермиона осеклась на полуслове: яркий солнечный зайчик на мгновение ослепил ее. Кто-то быстро двигался с противоположной стороны озера. Понять, заметили ли ее или ослепили случайно, было невозможно. Впрочем, она собиралась это проверить. Прошлый год сделал ее болезненно подозрительной. Уж лучше сто раз все перепроверить, чем потом жалеть. Большинство учителей и студентов на матче, и шастать по территории в течение игры у обитателей Хогвартса как-то не принято. Прошлый опыт, как оказалось, не забылся. В мгновение собравшись, Гермиона поднялась на ноги и затаилась в тени раскидистой ивы. Неужели на территорию влез кто-то чужой? Нет. Она ведь лично помогала МакГонагалл накладывать новые, более совершенные чары защиты. К тому же их работу проверяли два серьезных дядьки из Министерства… Не могли же они?.. Чем ближе приближался незнакомец, тем тревожнее становилось Гермионе. Все внутри сжималось, скручивалось в тугую красную нить. Знакомое чувство неотвратимости грядущего, душившее ее в темные ночи странствий, расцвело с новой силой. — О, Мерлин… — с шумом выдохнула она, рассмотрев-таки лицо нежданного гостя. Он выглядел старше, гораздо старше, чем должен. Но все же это был он. Как такое вообще возможно? Ответ очевиден. Она, как никто другой, должна понимать, как он это провернул. Выскользнув из своего убежища, Гермиона встала у мужчины на пути. Ее била дрожь — больше от гнева, чем от страха. — Ты использовал маховик?! — выпалила она. — Ты? — на мгновение он опешил. — Вообще… У меня не было другого выхода.