Дом, наполненный водой

В просторных комнатах с высокими потолками царила тишина, изредка прерываемая звуками падающих капель. Краска на стенах из-за влаги пошла волдырями, словно дом был болеющим животным. Только косо свисающие с петель двери и пустые окна с мелким крошевом стеклянных осколков указывали на то, что дом не болел. Он умер, захлебнувшись под водой, хлынувшей в долину после подрыва плотины. Были в доме и совсем странные изменения, которые нельзя объяснить разрушительными силами наводнения. На полу вперемешку с мутным песком и хрустальными подвесками разбитой люстры лежала крупнокалиберная гильза. На стенах, очерченных горизонтальными полосками постепенно спадающего уровня воды, виднелись отверстия от пуль. Покинули хозяева дом во время потопа или незадолго до этого на них обрушилась беда, не имеющая ничего общего с природным бедствием - тайна двухлетней давности. Впервые после долгого времени солнце пробралось внутрь комнат сквозь плотный туман испарений. В его лучах парили крохотные смертоносные частицы. Они подобно пыли оседали на вышедшей из-под воды мансарде, расколотых садовых статуях и оставшихся в долине водорослях. Прошло всего два дня, как вода сошла, но, поскальзываясь на илистой почве, через всю улицу, расположенную в низине, к дому уже шел человек, который ждал этого момента два года. Всю нижнюю половину его лица скрывала массивная чёрная маска с титановыми вставками, застёгнутая ремнём на затылке, но по напряженному взгляду всё равно было видно, что человек нервничает. Он то и дело оглядывался, словно боясь, что его заметят в этом месте. В рюкзаке за его спиной покоилось самое лучшее оружие, выкраденное накануне у командира отряда. Сегодня Чо Кюхён готов был применить его даже против своих напарников, если те вздумают помешать ему. Он остановился у покрывшихся ржавчиной ворот дома и замер, так и не дотронувшись до калитки рукой, облачённой в прочную чёрную перчатку с неизменными титановыми застёжками. Парень тяжело вздохнул, словно успокаиваясь. Он чуть задрал подбородок, чтобы расстегнуть ворот защитного костюма и достать из-за пазухи измеритель. Красная стрелка уперлась до критической отметки загрязнения воздуха. Кюхён убрал прибор и нащупал с обеих сторон маски плоские кнопки для дополнительной очистки. Калитка отворилась с громким скрипом, и парень вошел во двор дома. Прежде он был здесь всего пару раз. Первый раз его встречали радушно - Чо Кюхён тогда был одет в кипельно-белый защитный костюм с нашивкой армии противника. Хозяин дома был командующим войсками, охранявшими плотину и расположенными возле неё заводами по производству бронетехники. Кюхён же выглядел в глазах пожилого командира как юный энтузиаст. Весь вечер приглашённые на званый ужин гости отпускали в меру дружелюбные колкости в адрес молодого солдата, которого в неполные двадцать лет уже поставили на высокую должность. - Им кажется смешным, что мы тратим свою молодость на их бесполезные войны, - протянул Сонмин, со скучающим видом размазывая консервированную еду по тарелке. Сын командира даже не постарался приглушить голос. Быть может, знал, что ему ничего не будет. За столом возникло напряженное молчание. - Выйди из-за стола, парень, - отчеканил пожилой командир. Щёки его побагровели, а на виске запульсировала жилка. Сонмин лениво встал и, застегнув белый костюм, вышел на улицу. Кюхён тогда пожалел, что не мог улыбнуться этому странному парню - безупречная репутация помогала тем, кто работал под прикрытием. Он подождал, пока обстановка за столом вернётся в прежнее русло, и незаметно вышел следом. Сонмин сидел на заднем дворе и ни капли не удивился, когда увидел, что Кюхён последовал за ним. Он улыбнулся и подвинулся, позволяя парню сесть рядом с собой. - Я знал, что ты их не выдержишь. Твои родители тоже докапываются к каждому слову? Кюхён неопределённо пожал плечами, не желая вдаваться в подробности о своей семье, чтобы не навлечь жалость. Сонмин в его глазах выглядел легкомысленным и избалованным, как человек, которого война удивительным образом не коснулась. У него не было той ожесточённой сдержанности в эмоциях, не было и тяжести во взгляде. Сонмин казался легче бабочки. Эти создания исчезли после первых ударов смертоносного оружия, но Кюхён запомнил, какими красивыми они были. - Мне бы снова попало, если бы я рассказал, что болею за противников. - Что? - Кюхён прекрасно расслышал сказанное, но спросил, чтобы выиграть себе несколько мгновений на принятие. - Отец любит поговорить о спорте. Я болел за «Техасских тигров», так что тайно радовался, когда они разгромили нашу сборную. - Что? - словно неисправная говорящая игрушка повторил парень. Сонмин повернулся к нему лицом и чуть приподнял брови. - Ну, «Техасские тигры». Бейсбол. Ты в детстве не играл в бейсбол? Кюхён сжал повлажневшими ладонями колени: - Не приходилось как-то. Парни неловко замолчали. Из гостиной через приоткрытое окно послышался звон разбитого хрусталя и взрыв смеха. - Когда всё это закончится, хочешь сыграть? - Сонмин всё ещё пристально смотрел на собеседника, а тот старательно избегал встречи взглядов. - Конечно, - Кюхён вымученно улыбнулся. Не было ни единого шанса, что Сонмин выберется живым из той ловушки, которая уготована его семье. Кюхён даже не мог сказать наверняка, выживет ли сам. И уж точно никто не давал гарантий, что война закончится в ближайшие несколько лет. Но Сонмина ответ, кажется, убедил. Блондин принялся объяснять правила, активно при этом жестикулируя. И Кюхён слушал, позволяя себе хоть ненадолго представить поле со скошенной травой, сильный ветер и палящую жару. Сонмин в простой летней одежде. Он вытирает со лба пот и делает подачу. Кюхён сжимает биту, и после звонкого удара мяч взмывает в яркое небо. Несмотря на все доводы разума, мысль о том, чтобы научиться играть в бейсбол, была безумно приятной. Второй раз Кюхён пришёл в этот дом ночью, когда его не ожидали увидеть. Теперь на нём была именно его форма - чёрная, с нашивкой подразделения внешней разведки. Это случилось в ту ночь, когда их армия должна была нанести решающий удар. Даже прорыв плотины не гарантировал, что командир погибнет. Чтобы исключить малейшую вероятность того, что семья Ли выживет, парню предстояло за пять часов до начала цепочки взрывов проникнуть в дом, который он успел изучить во время прошлого визита. Чо Кюхён ступал по коридору бесшумно. Он не чувствовал ничего, когда выпустил первую пулю в спящую в гостиной женщину. Парень спокойно спустил курок, прицелившись в одного из двух её сыновей, который пятился, раскрыв рот в немом крике. Теперь на месте двух трупов не осталось даже пятен крови. Кюхён шёл всё по тому же коридору, и к массивным подошвам его тяжелых сапог устремлялись стайки маленьких хищных рыбок. Они погибнут, как только спадут последние сантиметры воды. В последней комнате слева раньше располагался кабинет старого командира. На стене, над сгнившим, когда-то красивым столом из тёмного дерева, висели картины. Кюхён прекрасно помнил, как хвалился мужчина выполненным на заказ портретом сына. Сейчас краски сошли на нет, лицо юноши превратилось в несколько расплывшихся пятен, среди которых угадывались лишь глаза и овал лица. Кюхён заставил себя перевести взгляд с портрета на отодвинутый в сторону книжный шкаф. В горле пересохло. За отъехавшими вбок книжными полками виднелась круглая крышка полутораметрового люка, ведущего в соседнее помещение. Кюхён подошёл поближе и вытер рукавом грязь с кодового замка. Каждую ночь, засыпая, он повторял семь цифр. То, что он может забыть код, стало его навязчивым страхом. Замок запищал, подтверждая правильность введённой комбинации. Внутри механизма послышался глухой щелчок. Швы на перчатках затрещали, когда парень трижды повернул заржавевший вентиль в центре люка. Внутри крохотной комнаты зажглась только половина ламп, высвечивая ужасный кавардак, словно сложенные на полки вдоль стен припасы еды и медикаментов снесло какое-то обезумевшее от боли раненное существо. Большую часть пространства занимал квадратный контейнер из металла и пластика. На белой крышке мерно мигали синие огоньки, изнутри прибора исходило едва слышное жужжание. Контейнер приходился парню до пояса, а в длину и ширину намного превосходил его рост. Кюхён уперся руками в тяжёлую крышку, и та, медленно отъехав в сторону, рухнула на пол. Внутри наполненной прозрачно-синей жидкостью ёмкости лежал парень с тёмными прожилками на сомкнутых веках и белыми, прилипшими ко лбу и скулам прядями волос. Все биологические показатели Ли Сонмина приближали его к глубокой коме, но всё же он был единственным из своей семьи, кто выжил. На парне не было одежды. Единственным, что касалось его исхудавшего тела, была широкая белая полоска эластичной ткани на шее. Таким образом закрывалась трубка внутри трахеи Сонмина. Почти все солдаты из армии противника носили подобные фильтры, крепящиеся прямо к шее. Они не признавали масок. Во время работы под прикрытием Кюхёну тоже пришлось перенести операцию, о которой сейчас напоминал только рубец. Он склонился над контейнером, одной рукой аккуратно придерживая парня за спину, а второй - под коленями, вытащил Сонмина и уложил на пол. Невероятно холодная прозрачно-синяя жидкость, оказавшаяся чуть гуще воды, скатывалась по обнаженному телу. Сонмин поморщился, кончики его пальцев чуть дрогнули. Кюхён достал из кармана небольшой фильтр - им нужно было закрыть отверстие в трахее до того, как парень попытается сделать первый глоток отравленного воздуха. Он закрыл рукой нос и рот Сонмина как раз в тот момент, когда тот распахнул глаза. Испуганный парень, не понимающий, что с ним происходит, попытался высвободиться, и Кюхёну пришлось всем телом навалиться на вырывающегося Сонмина. Резким движением он сорвал с его шеи белую повязку и на место отверстия приладил округлый фильтр. Только тогда Кюхён позволил парню отпихнуть себя в сторону и сделать первый хриплый вдох. Ноги и руки ещё плохо слушались Сонмина. Его сил не хватало даже на то, чтобы самостоятельно встать. Он лишь смотрел на Кюхёна с нескрываемым ужасом и пытался отползти как можно дальше. Кюхён тем временем отвернулся, чтобы достать из рюкзака большую свернутую куртку и затем завернуть в неё слабо выворачивающегося парня, словно в одеяло. Он стоял на коленях, крепко сжимая блондина в объятиях. - Сонмин, ты помнишь меня? - голос Кюхёна прозвучал спокойно, в противовес тому, что сейчас творилось в его мыслях. Сонмин замер, услышав знакомые интонации, и отстранился, чтобы получше рассмотреть того, в ком сначала увидел лишь солдата в форме противника. Он произнёс "Кюхён" одними губами - после двух лет молчания голос подводил его. - Почему ты в чёрной форме? - Сонмин вцепился пальцами в края тёплой куртки. Его тело заходилось мелкой дрожью, словно только сейчас он почувствовал холод, в котором спал два года. Кюхён с горечью рассматривал тёмные круги под глазами парня и посиневшие губы, гадая, сколько лет жизни ему пришлось отдать в обмен на пребывание в аппарате жизнеобеспечения. Некоторые сослуживцы Кюхёна после полугода такого сна сохраняли молодость лишь внешне - их сердце и сосуды становились слабыми, как у стариков. - Кто-то вломился в наш дом, - воспоминания возвращались к Сонмину быстрее, чем он мог сложить из них целостную картину. - Этот человек сорвал мой жетон с шеи. Я успел закрыться здесь, но дверь заклинило. Воздуха не хватало. Я не мог выйти. Я думал, ты скоро придёшь и поможешь мне. Думал, ты... - блондин изменился в лице. - Это был ты. Кюхён всё ещё сжимал руками плечи Сонмина, с которых соскальзывала слишком большая куртка. Он не прерывал потока слов и с тяжестью на сердце ждал, когда же парень вспомнит всё до конца. Точнее, Кюхён малодушно надеялся, что некоторые эпизоды выпадут из памяти Сонмина. - Это ведь ты был тогда у нас дома? - Ты не знаешь всего. Пожалуйста, дай мне сказать. - Ты убил Сонджина и маму? - Сонмин сказал это очень тихо, словно ужасаясь каждому слову. Было что-то дикое и неправдоподобное в происходящем. - Они бы умерли через пять часов, после подрыва плотины. Даже если бы выжили, твоего отца бы поймали и тогда всё равно погибли бы все. Они убили бы и тебя - всех ваших людей, спасавшихся из низины, расстреливали с возвышенности. Ты слышишь? Сонмин не слышал. Он смотрел за плечо Кюхёна. Там, в стене зияло круглое отверстие люка, а за ним - затопленный водой кабинет и расплывшиеся пятна на месте портрета самого Сонмина. - Когда ты забежал в комнату с аппаратом, я заблокировал дверь снаружи, чтобы вода не проникла сюда. Сонмин всё ещё не смотрел на Кюхёна. Его взгляд теперь метался по обрушившимся полкам и раскиданным по убежищу вещам. - Воздуха не хватало, - бесцветно повторил он. - Так трудно было решиться на это, - Сонмин кивнул в сторону тяжелой откинутой крышки и расплёсканной по полу синей жидкости. - Я ждал тебя, даже когда перед глазами были чёрные точки. Из парня словно выкачали последние силы. Подбородок опустился, руки безвольно покоились на коленях, как у небрежно усаженной шарнирной куклы. - И вот, я здесь. Сейчас ты оденешься, и мы уйдём, пока нас не нашли, - Кюхён поднял с пола расстёгнутый рюкзак и принялся выкладывать из него украденный комплект чёрной формы. Вместе с одеждой выпало что-то белое. Кюхён запоздало попытался схватить бейсбольный мяч. Тот покатился к ногам Сонмина. Блондин замер и поднял его, словно припоминая что-то давно забытое. - Надо было сразу застрелить меня, как ты сделал это с моей семьёй, - после долгого молчания вдруг прошептал он. Кюхён наотмашь ударил Сонмина по лицу. Тот лишь охнул, прежде чем растянуться на полу. Мяч выпал из его рук и откатился к стене. Свои последние силы Сонмин тратил на то, чтобы оказаться хоть немного дальше от парня в чёрной маске, скрывавшей половину лица. Кюхён подтащил вырывающегося парня к себе за лодыжку и заключил его в объятия. - Ничто не может быть важнее жизни. Если надо пожертвовать семьёй ради жизни - жертвуй. Ты будешь благодарен мне за спасение. Ведь будешь? - Кюхён провёл рукой по щеке Сонмина, но получил в ответ лишь полный отвращения взгляд и истолковал его по-своему. - Я только про твою жизнь, разумеется. С пятнадцати лет Кюхёну внушали, что любая единица военной техники дороже него. Жизнь солдата ценилась только в том случае, если от неё зависел успех боевого действия. Теперь это не имело значения, но изменить отношение к себе Кюхён не мог. Два года назад, после самовольного спасения Сонмина, он испытывал колоссальное чувство вины перед бригадиром. Пять лет его стегали за любую провинность, вырабатывая тем самым привязанность и чувство долга. Тогда Кюхён ходил среди утопленников, которых солдаты в чёрной форме оттаскивали от берега. Среди мертвецов были и застреленные - люди, выплывающие в поисках спасения, получали пулю. Некоторые были настолько слабы, что солдаты даже не тратили патроны - с их шеи сдёргивали жетон с данными, а самих закапывали, так и не давая прийти в сознание. Жетоны семьи Ли уже лежали в кармане Кюхёна, но он всё равно всматривался в лицо каждому найденному человеку, опасаясь, что Сонмин смог освободиться и, открыв дверь, захлебнуться хлынувшей на него водой. - Кюхён, - бригадир с накинутой на плечи шинелью подошёл к солдату и кивнул в сторону ямы, куда сбрасывали умерших. - Там есть все четверо? Кюхён кивнул, боясь, что сказать вслух сможет только правду. На самом деле нашли только пожилого командира и его жену. Они лежали среди груды обезображенных и распухших тел. Возможно, Сонджин так и остался в гостиной. Но нельзя было допустить, чтобы на его поиски отправился отряд. За спиной бригадира насмешливо скривил губы Йесон. Он все пять лет жил бок о бок с Кюхёном, и, хотя отношения между ними сложились натянутые, этот странный парень, казалось, видел насквозь своего напарника. Потом, когда на дне улеглась поднятая пыль, Кюхён каждый день приходил к озеру, вглядываясь в прозрачную воду, по поверхности которой кружили опадающие листья. Дом с такой высоты казался игрушечным. По возвращению на военную базу Кюхён каждый раз ловил на себе насмешливо-мрачный взгляд Йесона. Все два года по мере спада воды росла угроза раскрытия. Влюбиться в Сонмина - вот самое эгоистичное, что позволил себе Чо Кюхён. Прежде он никогда не делал то, чего хотел. Детским желаниям обычно потакают родители, но Кюхён рос в интернате. Там, среди больных детей, которые по ночам мочились в постель и кашляли кровью, среди отморозков, из которых нещадно "выбивали дурь" крепко сложенные воспитатели, он прожил до пятнадцати лет. Затем его забрали в лагерь военной подготовки и перебросили сюда, на базу возле заводов бронетехники противника. У Кюхёна не было никого, кто бы расстроился в случае его смерти. Убийство врагов бригадир называл любовью к родине. Избиение солдат за непослушание - отеческой любовью. Кюхён плохо понимал, что такое любовь, но безропотно соглашался. До тех пор, пока Сонмин не поцеловал его в ту первую встречу на заднем дворе. Блондин тогда долго смотрел Кюхёну в глаза, приблизившись к его лицу вплотную. И не всё так легко и просто было во взгляде странного избалованного парня, как казалось сначала. Потом Кюхён думал, что Сонмин намеренно давал ему время - чтобы передумать и перевести всё в шутку. Но в те секунды Кюхён только рассматривал бледное лицо и, чувствуя едва ли не болезненное сердцебиение, пытался дышать ровно. Наверно, Сонмин тоже видел что-то в его взгляде - блондин коснулся губ Кюхёна так осторожно, словно пытался заставить забыть всю накопленную боль. Но её было слишком много. Кюхён чувствовал, что внутри так уродлив и искалечен, что не способен справиться с простым проявлением нежности. Сонмин то чуть покусывал его губы, то целовал их аккуратно, едва касаясь. Своей рукой он нащупал руку Кюхёна и сжал её. Сонмин не подал вида, когда ощутил на своём лице чужие слёзы. Это было больше похоже на любовь, и, как оказалось, ничто не может сделать Кюхёна счастливее. - Может, ты и прав, - как-то странно процедил Сонмин, вдруг перестав вырываться. Он встал на колени, и куртка всё-таки осела на пол, оставив парня обнаженным. - Мне есть, за что тебя поблагодарить. Сонмин прижался щекой к холодной маске Кюхёна. Тот растерянно приобнял блондина за спину, чувствуя, как сдавило лёгкие и защипало в глазах. Сонмин провёл пальцами по каштановым волосам. Послышался лёгкий щелчок застёжки. Сонмин откинул маску в сторону и увидел страх и непонимание в округлившихся глазах. Тот закрыл нижнюю часть ладонью и задержал дыхание, но первый вдох уже был сделан. Кюхёну казалось, словно его огрели по голове чем-то тяжелым. Всё вокруг расплывалось, встать не получалось. Кюхён упал на бок и потянулся к маске, но уже не смог увидеть, где именно она лежит. Лицо Сонмина превратилось в такие же неясные пятна, как у прототипа на портрете. Блондин с грустью наблюдал, как стекленеет взгляд парня. Он, наконец, смог встать и сделать несколько шагов, которые теперь отделяли его от Кюхёна. Сонмин закрыл его веки и наклонился, легко целуя тёплые губы парня. Только на секунду. Что ты наделал, Кюхён? Это всё я виноват, что позволил тогда привязаться к себе? Теперь Сонмин слышал, как где-то в соседней комнате в тишине падают капли. Больше не было слышно ничего. Блондин сидел на полу среди разбросанных вещей, всматриваясь в лицо Кюхёна. Сонмину снилось это лицо. Ночь на заднем дворе длиною в два года: Кюхён в белой форме, совсем юный, с тяжёлым загнанным взглядом, который так сильно портил красивое лицо. Все два года Сонмин провёл, разговаривая с Кюхёном, который смущался такому вниманию к себе. Блондин ещё несколько минут сидел, проводя пальцами по бледному лицу совсем другого человека, а затем встал. Он поднял с пола белую полоску ткани и переступил высокий борт аппарата жизнеобеспечения. Закрыв белую крышку, Сонмин погрузился в ледяную жидкость и нащупал на шее фильтр, который следовало вытащить. Через сколько лет аппарат выйдет из строя, парень не знал. Возможно, через два или три года. Если, конечно, изношенные от нагрузки внутренние органы не откажут ещё раньше. Одно Сонмин знал наверняка - он не почувствует тот момент, когда аппарат отключится. Он увидит продолжение прекрасного сна.