Преображение души.

Она никогда не смотрит в его глаза — только в переносицу, где звериная толстая кожа чуть морщится, оставляя складки. Она говорит с ним, улыбаясь так, как улыбаются любящие, но смирившиеся. Знающе, тепло, но взгляд не скользит жадно по любимому лицу. Он привык. У него теплый мех и невероятно сильные руки, когда он обнимает ее, у Бэлль перехватывает дыхание, и она закидывает голову. Щурится. Смотрит в его человеческие глаза, в которых давно уже нет и следа боли. Только непомерная усталость. — Люблю тебя, — говорит она, — дорогой мой. И он — Чудо, как жена называет его, — верит ей, больше не рычит и не ищет покоя в бокалах с бочковым вином. Просто нет на это времени, ведь мир вокруг так требователен, дети, их дети, родившиеся людьми, требуют внимание отца и Адам думает, что все не так уж плохо. Сегодня не плохо, завтра, быть может, будет лучше. Он стоит перед зеркалом и смотрит на себя — тяжелая фигура, засунутая в звериную шкуру, крепкий оскал белоснежных клыков. Но она не боится отдавать свое тело в его руки, со временем Адам смог найти идеальную формулу любви для них обоих. Просто меньше силы, не выпускать зубы, ведь у нее такая нежная кожа, и любить, любить так сильно, как ни один человек не сможет полюбить. — Адам, — говорит она, кусая губы. — Тшшш, волчонок мой, тише, — улыбается он, и мягкая шерсть ласкает чувствительную кожу. — Все будет хорошо. И Белль верит ему, потому что он такой хороший, такой любимый и слишком долго она привыкала к тому, что у них никогда не будет все по-человечески. Все нормально. В тот момент, когда Люмьер и остальные становились людьми… она никогда не забудет, как Адам смотрел на нее. «Он знал?» подумала Белль, бросаясь к любимому и обнимая его, не давая уйти. — Она сказала, — выдохнуло Чудовище, сжимая свою Красавицу, забывая о той силе, что несли его руки. — Сказала, что никто не говорил о том, что я вновь стану человеком. Изменения души не несут изменение плоти, сказала она. Ведь я могу и забыть, почему стал таким, а это… — он криво улыбнулся, — будет уроком. И Белль прячет лицо на его груди, но ей не приходит в голову, что их может не быть, она готова на все, чтобы ощущать, как бьется сердце Адама под ее ладонями. Поэтому она выходит за него замуж, несмотря на горестные стоны отца, злорадные смешки сестер и недоумение старых знакомых. И первая брачная ночь, заставившая ее краснеть под внимательным взглядом мужа. — Ты еще можешь уйти, — сказал Адам, отступая назад, словно совершая побег. — Я не буду тебя держать… — Я останусь, — Белль не намерена отступать. — Мы справимся. И они справляются, конечно, справляются. Когда Адам берет ее, Белль не сдерживает крика боли и не может удержаться от того, чтобы не уцепиться пальцами за его шерсть. Слезы, бесконтрольные слезы, брызнули из глаз, заставив его замереть и со смесью испуга и отчаяния посмотреть ей в глаза. — Все хорошо, — слабо улыбается Белль, — все пройдет. И со временем к ним обоим пришло понимание, как им стать лучше друг для друга, отец смирился с выбором дочери, а сын, родившийся первым, был человеком. «Магия не распространилась на малышей…», — плакала она, не в силах нарадоваться на светлую кожу малыша и его большие карие глаза. Все проходит, время приручает, и больше она не жалеет, что ее муж не стал человеком, а Адам почти не раздражается, видя себя в зеркале. У них все хорошо.