don't ever look back

- Мне больно. Я шепчу это тебе на ухо, не издавая ни звука. Я вкладываю эти слова в контур твоих губ, прижимаясь к нему своими и считая, что они никуда не денутся. Я оставляю напоминание об этом в следах от ногтей на твоей коже. Я сталкиваю свое сердце с твоим при каждом объятии, чтобы бешеными отчаянными ударами оно просило «забери, забери это, спаси меня». - Мне так больно. Ты злишься, если я плачу во время нашего поцелуя. Ты ненавидишь это, а я не замечаю ничего, что делаю сам и что происходит вокруг нас. От слез мне не легче, это наоборот унижает, но я не контролирую никакое свое действие. Я лишь быстро вытираю их и возвращаюсь к тебе. Раз ты так хочешь. Я сжимаю твое тело, царапаю и стремлюсь стать лишней его частью, злокачественной уродливой опухолью на прекрасном создании, которая продолжает расти и отравлять тебя. Я забыл, в какой момент все стало так сложно и покатилось по наклонной огромной давящей глыбой, но мне становится плевать на это, как только мы остаемся наедине. На утро я ненавижу себя за каждый синяк, засос, ушиб и царапину на твоем теле, но ни в одну из таких ночей я не могу остановиться. Ты отвечаешь мне тем же, но я принимаю все отметины как подарок, а ты… Я не вижу никакого ответа в твоих глазах. Ты уходишь, не пытаясь скрыть эти следы, и я не спрашиваю. Я хочу содрать с себя кожу и закричать во все израненные и избитые легкие, которые тяжелым грузом оседают на сердце. Я хочу, чтобы ты перестал делать это со мной. Я хочу отмотать время назад и попросить тебя не делать мне так больно. В обшарпанной комнатке мотеля я не вижу ничего, кроме темноты, но глаза нещадно саднит. Я никогда не могу поверить, что ты наконец в моих руках, такой знакомый и близкий. Шепотом я прошу тебя об одном и том же, что бы ни случилось. - Пожалуйста, скажи мне, пожалуйста… - Даррен. Звук моего имени из твоих уст разрезает напополам воздух между нами, а потом взрывает что-то внутри меня. Тысячи маленьких язв, продолжающих разъедать меня, наверное. Клянусь, мне плевать, только бы ты произнес его еще раз. - Пожалуйста… - Я люблю тебя. Нет. В ответ я бью костяшками пальцев в стену и скольжу ногтями по облупившейся штукатурке. Ты сжимаешь волосы на моем затылке в кулак и притягиваешь ближе к себе. Я беру твои ладони в свои и прижимаю их к стене над головой, лишая тебя любимой возможности удержать меня рядом. Ты чуть не хныкаешь, превращаясь в ребенка, обнажая себя. Боишься, что я уйду, потому что в таком положении так легко отстраниться и не возвращаться. Ты дрожишь и шипишь, когда я задеваю зубами еще свежую рану на твоей губе. Не пытаешься послать меня к чертям и убежать, хотя тебе больно. И мне тоже. Ты знаешь. - Ты делаешь мне больно. - Я люблю тебя. Никогда не говори, что любишь меня. Больше никогда. Я бью кулаком в стену еще раз, хотя такой удар не может помочь мне выбить из тебя даже поганую мысль о подобном. Эти слова исчерпали себя. Я просто сжимаю твое тело, не жалея его, будто хочу раскрошить в песок в своих ладонях и пропустить сквозь пальцы. Я царапаю его, отчаянно оттягивая кожу, будто хочу разорвать упаковку подарка под елкой. Добраться до сути. Получить то, что скрыто за чем-то физическим, материальным, но там нет ничего. У нас, между нами, в каждом из двух разлагающихся трупов уже нет ничего. Я подхватываю тебя и мягко кладу на постель. Даже секунда потери физического контакта сравнима для меня со смертью. Хочу поругать тебя за то, что ты такой легкий, словно совсем перестал есть, но лишь касаюсь твоей щеки кончиком носа и выдавливаю еле слышное: - И правда фарфоровый. Я сказал первое, что пришло в голову, чтобы услышать твой смех. Ты не любишь смеяться, но не можешь удержаться в этот раз. В номере такая кромешная тьма, что, кажется, тебя здесь и вовсе нет. Мне мерещится твой смех, шепот и ощущение твоего тела под моим? - Давно не фарфоровый. Ты столько раз бросал меня, а я еще не разбился. Ни трещинки. - Крис… Ты накидываешься на меня, сминая губы в поцелуе, ловя звук своего имени на последней букве, стараясь впитать это в себя. Я не хочу, чтобы ты позволял мне делать все это: причинять боль тебе и ловить ее в ответ. Можем ли мы просто быть теми же, кем были до этого взрыва? Я мечтаю отмотать время назад и снова сорваться, поцеловав тебя в Дублине, шутить, терпеть подначивания от всего каста, зная при этом, что мы на самом деле имеем нечто большее, чем все. То, что заполняет и стремится вырваться за пределы. Можем ли мы перенестись на несколько лет назад и стать сущими детьми, не представляющими, что ждет их потом? Сегодня утром один из нас уйдет: тот, кто проснется первым. Сегодня ночью я хочу почувствовать, что наше прошлое имело значение. Поздно понимаю, что сказал это вслух, не видя, но чувствуя на себе твой недоуменный взгляд. Просто вспомни первое, что сможешь. Первое, что близко и дорого. Неважно, твое или мое, с какой точностью и в каком порядке. Мне нужно. Сначала я вспомню… - Дублин. Прежде чем ты успеваешь издать хоть звук, я крепко обхватываю твое лицо ладонями и целую. Отстраняясь, открываю глаза и мечтаю увидеть цвет твоих глаз вместо черноты вокруг. - Никогда не говори никогда. Смеюсь, пока ты привстаешь и стягиваешь с меня куртку, затем откидывая в сторону. Что-то ржавое и ветхое ломается внутри меня с ужасным лязгом, которого ты не услышишь, но от этого даже легче. - Он похож на игривую лесную нимфу. Ты шумно выдыхаешь. Чувствую сердцем, кожей, теплом напротив моего лица – улыбаешься. Мягко глажу тебя по затылку и скидываю твою куртку вслед за моей. - Черт, Даррен, мне нужна сигарета прямо сейчас. Я не пытаюсь сдержать смех, беспорядочно скользя руками по твоему телу. Ты произнес это так же, как тогда, и я просто таю, распадаюсь на разбегающиеся в стороны молекулы и собираюсь снова. Оттягиваешь ворот моей футболки, игнорируя неприятный треск, и прикусываешь плечо, но на этот раз не причиняя боли. Поднимаю руки вверх, и ты стягиваешь с меня ненужную ткань. - Вау, Крис, я люблю тебя. Точно та же интонация, как несколько лет назад. Гнев не успевает охватить меня после трех ненавистных слов. Я не говорил тебе их так давно, но сейчас ты не комментируешь мою оплошность, а выцеловываешь немыслимые узоры на моей шее, пока я разрываю твою рубашку на куски. Если ты и уйдешь утром, то в моей одежде. Мы тонем в прошлом, цепляясь за какие-то отрывки воспоминаний, не несущих в себе больше ничего… Или мы просто так думали. Все было заперто и сожжено несколько раз для верности. Я не смог отпустить тебя, ты не смог отпустить меня, и все стало в разы хуже. И даже зная, что синяки и ссадины мылом не отмоешь, я продолжал делать это с тобой. Ненавидя нас обоих за то, что все изменилось. Что все случилось в принципе. Не успев начать целовать все твое лицо, я чувствую твои соленые холодные слезы на своих губах. Раньше ты не позволял скатиться ни одной, удерживая все в себе, как самое драгоценное, что у тебя есть. - Я… постоянно чувствую… Ты начинаешь дрожать всем телом, и я опрокидываю тебя на спину, обхватывая так крепко, как могу. - Я постоянно чувствую рот Даррена на своем. Теперь мне не хочется смеяться над теми глупостями, которые мы раньше вытворяли. Ты гладишь руками мои ребра, проходясь подушечками пальцев по еле заметным впадинкам, пока я сокращаю последние миллиметры расстояния между нами и целую. Я забочусь о тебе, отказываясь верить, что и ты распадаешься прямо сейчас. Ностальгия – плохая вещь, и мы всегда грешили ей, ошибочно полагая, что можем остановиться. Я должен чувствовать тебя рядом с собой. Это является обязательным, необходимым, тем, что даже не обсуждается. Ты такой восхитительный, Крис. Такой невероятно сильный и смелый. Ты любил контролировать все, защищать родное и близкое, и мне посчастливилось стать родным для тебя. Сначала мы срывались по неосторожности, давая журналистам и окружающим недвусмысленные намеки на то, что между нами что-то есть, а потом все просто… исчезло. Ты ослаб, сломался, не справился со всей сложностью. Тебе было так трудно меня защищать, хранить все, что у нас было. Теперь нет ничего. Все забылось. Потеряло значение. Исчезло и умерло. Все, что ты любил и чем дорожил. Каждый синяк является простым доказательством того, что ты зря в меня верил. Ты сдался перед всем миром, но не передо мной. Продолжаешь говорить мне противное, режущее слух «я люблю тебя». Кого? Кого ты любишь, Крис? Кого-то, кто причиняет тебе тонны душевной боли с приправой в виде физической? За что ты держишься? Почему ты еще здесь? И почему я не могу ослабить хватку, сжимая тебя так сильно и игнорируя рваные болезненные выдохи? Ты терпишь, держишься, не говоришь ни слова. Лишь я жалуюсь на вечную боль тебе и от тебя, а ты гордишься вечной любовью ко мне. Ты плачешь ужасно соленой и холодной водой. Внутри меня снова что-то ломается и падает вниз, задевая острым ржавым краем комок бьющихся нервов слева. Это неприятно, и я прижимаюсь к тебе сильнее. Ты никогда не был таким слабым, Крис. И ты заслуживаешь лучшего, ты всегда заслуживал кого-то лучше меня. Кого-то, кто может открыто заявить всему миру, что любит человека одного с собой пола, и не бояться ничего. Ты остался со мной, обрекая себя, и за это я тебя ненавижу. Ты скулишь, когда я случайно нажимаю пальцем на недавний синяк. В некоторые моменты, подобные этому, я чувствую вину, которая сводит меня с ума. Кому нужны были отношения, губящие обоих? Где ты сейчас, Крис? Посмотри, что ты с собой сделал. - Ты просто не отпускай меня, ладно? Нет ничего проще. - Держи меня тоже. Ты киваешь и обвиваешь любимыми мной руками мои обнаженные плечи, слегка поглаживая кожу. Я чувствую, что скоро продавлю твой и без того впалый живот и изменю форму ребер, если продолжу лежать вот так, навалившись. А ты лишь рад. Я ощущаю тебя, живого, бьющегося и дышащего. Отказываюсь верить, что сам довел тебя до такого состояния. Чувствовать тебя кожа к коже – все, что когда-либо было мне нужно. Я продолжаю отравлять тебя, терзать и мучить. Воспоминания о том, как светло и легко все было раньше, задушили нас обоих и встали комом в горле. Мы плохо их похоронили, Крис, но ты не жалеешь. Ты начинаешь мягко перебирать мои кудри, скользя по всему затылку, массируя кожу головы. Спустя время прижимаюсь к венке на твоей шее и слышу, как бьется пульс. Спокойно. Впервые за столько времени твое сердце бьется ровно. - Скажи мне… ты жалеешь о чем-то? Я ненавижу себя за этот вопрос и замираю в ожидании ответа. - Нет. Я не жалею ни о чем, что связано с тобой. Так твердо, уверенно, искренне. Ты такой, каким я тебя помню после стольких лет. Я скатываюсь с тебя и ложусь рядом, прижимая к себе за талию. Мне совершенно не спится, но я радуюсь за твой долгожданный покой, когда твоя рука на моей спине замирает: ты уснул. Сопишь, как ребенок, слегка дергаешься во сне, изредка недовольно мычишь. Я не знаю, сколько мы так пролежали, но мои глаза болят сильнее, а первые тусклые лучи солнца падают на твое тело. Я мягко-мягко касаюсь губами твоей щеки, плавно переходя на скулу и висок. Приближаюсь к уху, когда едва ощутимая слеза падает на твое плечо и медленно и неровно стекает к шее. Я не чувствую никаких колебаний внутри, я просто сразу же разлетаюсь на миллионы маленьких осколков. Нет никакой боли. Ее больше нет. - Я люблю тебя, Крис. И сегодня утром я не хочу уходить. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.