Исповедь

      Он плохо спит в последнее время, часто смотрит в одну точку, отключаясь от реальности. Он думает, что этого никто не замечает… Мне хочется подойти к нему, положить руку на плечо и сказать банальное «Ты не один», но я просто наблюдаю за ним и по нескольку раз в день запрашиваю у ИДИ отчет о его состоянии. Он измучен, вымотан, депрессия тянет к нему свои липкие лапы, но каждый день, перед вылетом на задание, он уверенно распрямляет поникшие плечи, проверяет обмундирование, и решительно смотря на новую посадочную площадку, идет в бой. Он знает, от него зависит жизнь всей галактики. Он часто бывает у Гарруса, может часами наблюдать, как тот калибрует орудия «Нормандии». Эта тишина ненавязчива и уютна. Они похожи. Поломанные жизнью, но не сломленные. Солдаты. В их тишине сквозит сила и стремление уберечь, защитить и поквитаться за тех, кого забрала все-таки эта адская бойня. Они молчат. Он смотрит на карту, где виден ход битвы за Палавен, Гаррус изредка оборачивается и бросает вопросительный взгляд на него. И безмолвное «ад» в ответ, в синих усталых глазах. Когтистые пальцы турианца продолжают бегать по панели, синие глаза наблюдают… На корабле напряженно, все ждут известий о семьях, родных, друзьях, сослуживцах, мои источники не умолкают до последнего, доставляя такие важные сейчас данные. Земля еще держится, мы знаем это, Андерсон выходит на связь, Горн почти построен, лучшие инженеры брошены на его строительство, кроганы отбивают родину турианцев. Он иногда напевает песенку Мордина… Он знает, что так было нужно, выбора не было. Смотрит на Рекса, жмет руку Гранту, желает удачи Бакаре, а в синих глазах отражается взрыв башни на Тучанке. На его столе в каюте лежит небольшой дреллский молитвенник, по обложке которого он порой проводит кончиками пальцев, нежно и бережно. И я как наяву вижу стройное гибкое тело, светящееся биотикой, пробивающее дорогу через ряды врагов. В одном из ящиков его стола есть небольшая коробочка, которую он никогда не открывает. И так все знают, что там. Там – одна из самых больших его потерь. Там – отзвуки эха в его снах «К черту! Ты знаешь, что это – правильный выбор, лейтенант!». Солдатские жетоны. Э.М.У. Верная, сильная, смелая, пожертвовавшая собою в войне. Он не забывает ее. Синие глаза пробегают по строчкам немного потрепанной книги, где на корешке потертые буквы складываются в «Тэниссон».       Я помню все, его глаза не дают мне забыть ни дня из проведенных вместе, плечом к плечу, лет. Каждое решение, каждую победу, каждую потерю. Я знаю его, я его чувствую как никто другой. Я горжусь своей ролью возле него. И не только, что стою в бою по левую руку от него и разрываю биотикой врагов, поддерживаю щиты или сингулярность. Не только тем, что за информацией он первым идет ко мне. Нет. Он позволяет мне видеть в его глазах все то, о чем никогда и никому не будет сказано вслух. И я берегу это. Мне кажется порой, что он позволяет среди всего этого ада, запаха гари и страха, криков помощи и рыданий, сохранить хоть небольшой кусочек его души. Настоящей, измученной человеческой души. Сирота с Земли, единственный выживший в бойне на Акузе, потерявший весь свой взвод, первый СПЕКТР-человек, капитан лучшего корабля в Галактике… Все так формально и черство. Для всех нас он – несущий надежду.       Нахожу его одного на жилой палубе в столовой. Большая чашка с крепким горячим кофе. Он не хочет спать, сны пугают его, голоса потерь острыми иглами впиваются в израненную душу. Синие глаза следят за паром, поднимающимся от поверхности горячего напитка. Сажусь напротив. Молчу, он сам скажет, если мне нужно это знать. Тишина обволакивает, тусклое освещение в ночные часы успокаивает уставшие от мониторов глаза. Мне тепло. Осталось несколько часов, и мы будем штурмовать базу «Цербера». Все знают, что обратной дороги нет. На корабле тихо настолько, что, кажется, даже аппаратура замерла в ожидании… Последняя ночь, последний шанс сказать что-то, на что раньше не хватало времени или смелости. Тали и Гаррус, нашедшие друг друга после стольких лет, наслаждаются последними моментами, Аленко, Вега, Кортез и Адамс за бутылкой чего-то крепкого вспоминают. Просто вспоминают, каждый что-то свое. И пьют в тишине. Явик держит в руках кристалл памяти. Его взгляд с каждой минутой становится все злее. Пускай, ненависть – сильное чувство, оно сейчас ему только поможет. ИДИ проверяет баланс систем, сверяет расчеты, вычисляет… Я ей, возможно, немного завидую. Джокер рядом. На панели управления стоит стакан с чем-то таким же крепким, как и у компании в правой смотровой палубе. Он подозрительно тих сегодня, даже привычных шуток непростительно мало. Зеленые глаза смотрят на мириады звезд вокруг, кепка надвинута на лоб. О чем ты думаешь, Джефф «Джокер» Моро?       Из размышления меня вырывает громкий стук чашки о столешницу. Он все так же смотрит на пар. Глубоко вдыхает. Его голос звучит надтреснуто. Он делает глоток и кашляет, пытаясь подавить предательскую в голосе дрожь.       - Я помню первый день на палубе этого корабля. Я стоял за спиной у Джокера и слушал их разговор с Аленко. Удивился тогда такому неформальному общению. Думаю: «Ничего себе, какой пилот дерзкий! Как его на место не поставят?». Хотя, он тогда прав ведь был. Во всем прав. А дальше закрутилось и понеслось, сама знаешь. Да и его комментарии после твоего спасения ты слышала. Я… Ты знаешь, я ж солдафон, как с улиц Земли сбежал, так и продолжил бежать уже на службе в Альянсе. Хотелось доказать. Всем. Себе, командирам, сослуживцам, всем, что я смогу, я сделаю, я справлюсь. И я бежал, бежал, гнался за какой-то призрачной целью… А потом геты, Сарен, вы все, Совет, политические игры, от которых трясло. Знаешь, когда я остановился? Нет, не тогда, когда твоя мать умирала у тебя на руках, а царица-рахни спасалась бегством, не тогда, когда огромное растение, умеющее подчинять своей воле, гибло от наших рук. И даже не тогда, когда Эш осталась в лабораториях Сарена. Позже, тогда, когда ублюдок-Удина посадил «Нормандию» на прикол, а я остался в своей каюте. Я пил в ту ночь. Реально, банально пил. Утром мы должны были убраться с корабля, а я не знал, что делать. Я почти сдался. В каком-то хмельном угаре решил покопаться в пока еще не блокированных досье. Пил и читал о вас то, что смогли нарыть агенты Альянса. Мне попалось личное дело Джокера. Я читал и понимал, насколько я жалок. Ведь он сделал себя сам. Несмотря на болезнь, он шел к своей цели, переступая через все. Он не отчаялся, не утопил свое горе в бутылке или красном песке. Раз за разом он собирал свои поломанные кости и шел вперед. И в ту ночь, когда у него отбирали самое дорогое, он держался, а я… Мотал сопли на кулак и пускал слюни в стакан.       Еще один глоток уже немного остывшего кофе. Взгляд блуждает по поверхности стола, слова не идут. Ему тяжело, я вижу, но подталкивать боюсь, это не тот разговор, где нужен собеседник. Кажется, у людей есть такое понятие как «исповедь». Наверное, сейчас происходит именно она. И я терпеливо жду, когда он продолжит.       - В ту ночь я начал его уважать. Нет, ну я и до этого его уважал, но после изучения его дела это стало как-то… По-другому, что ли, прости, слова не найду. Наверное, готов был преклониться перед его мужеством. После победы над Властелином, вернувшись к «рядовым» полетам, то чувство осталось со мной. Я не переставал восхищаться силой этого человека. Но рутина и бесполезность полетов постепенно погребли те вспышки эмоций. До нападения Коллекционеров на первую «Нормандию». Тогда в огне и криках я расслышал только «Джокер не хочет уходить!». Как я был зол! Думал: «Вот упрямый сукин сын! Мы тут горим, а он уходить не хочет, уже полкорабля нет, а он все рулит!». Я не думал в тот момент ни о чем, кроме как о том, куда я засуну его дурацкую кепку, когда вытащу с горящего корабля. А потом… Потом я умер. Я летел в открытом космосе, понимая, что вот он – героический конец первого СПЕКТРа-человека. Кислород перестал поступать – трубки были повреждены, я задыхался, бился в агонии. Последнее, что слышал – его «Шепард!». Значит он жив. Когда Цербер вернул меня к жизни и Призрак для затравки решил вернуть мне «Нормандию» и Джокера… Честно? Повелся как мальчишка. Как только эту кепку дурацкую увидел. Я не понимал, представляешь, долго не понимал, почему и как, но в тот момент готов был в ноги кланяться этому уроду с сигаретой. А дальше… Дальше ты и сама все знаешь. Все помнишь. Я показывал тебе свои воспоминания о том, что с нами было до нашей встречи на Иллиуме.       Опять повисает тишина. Мимо проходит дежурный, отдавая капитану честь. Кофе совсем остыл и после очередного глотка капитан морщится. До меня начинает доходить смысл сказанного. Я прокручиваю в голове те воспоминания. Миссии Призрака, сбор команды, информации, бои с Коллекционерами и стычки с бандами. Помощь членам команды и… Каждый раз, после выполненной миссии, разговор на мостике. Саркастичные комментарии, смеющиеся зеленые глаза, порой недовольные высказывания о новом члене экипажа. И странное чувство, сопровождающее эти разговоры. Фоном изнутри… Тепло? Осмыслить до конца это чувство не успеваю, он продолжает:       - Уже будучи арестованным и под присмотром Веги, я все думал, что же стало со всеми вами. А вдруг вас тоже под арест? Хотя, я понимал, что такую команду, как вы никто и никогда не упрячет за решетку, просто потому что или не найдут или замучаются ловить. А вот он… Куда он сбежит? Я ненавидел себя, проклинал тот день, когда погибли от взрыва ретранслятора сотни тысяч батарианцев. Я понимал, на какую судьбу я его обрекаю. Я метался по комнате и снова не знал, что делать. И снова и снова клял себя за слабость. Ведь он-то, по – любому, держится, он сильный! Значит и я не имел права раскисать. Когда «Нормандия» забирала нас с горящей Земли, я понимал, что это последний мой полет. Я чувствую это… И не спорь! Я снова стоял на мостике и слушал его подколы, его перепалки с ИДИ и остальными. Я смотрел на него и понимал, что пропадаю и без Жнецов. Это мой личный ад. Как-то вечером на Цитадели, я встретил их с ИДИ в баре. Он просил совета, а я… Я смалодушничал тогда и сказал, что нечего ему делать с киборгом. Дружите и работайте вместе, но чтобы ничего личного. Я нес какую-то ересь о том, что на войне места нет чувствам, что он должен все положить на благо дела, забыть о всяких соплях и сосредоточиться на работе. Ты бы видела его взгляд… Я опять пил всю ночь. В ту ночь я понял, что не имею права выжить. Пожалуйста, не перебивай меня. Я – солдат Альянса, поклявшийся любой ценой защищать человечество. Я – СПЕКТР, поклявшийся служить на благо Галактики и так же любой ценой защищать ее. Я спас Галактику уже дважды, я помог излечить генофаг и примирить турианцев и кроганов, вернул Тали ее родную планету, я дал гетам свободу решать, я собрал огромную армию против самого страшного врага и… Полюбил пилота своего корабля. Мужика. Солдата. И вместо того, чтобы думать о том, как бы спасти побольше народу, как бы развернуть атаку и обойти Призрака, я думаю о том, как он выглядит без дурацкой кепки. Я проклят, подруга, проклят. Это неправильно, так не должно было случиться. Это должна была быть ты, Тали, Миранда, Джек в конце концов, но не он. Я закрываю глаза и вижу, как он улыбается, чувствую, что хочу протянуть руку и почувствовать кончиками пальцев щетину на его щеках, я…       Голос срывается, чашка разлетается вдребезги, тело капитана сияет ярко-голубым, его биотика вышла из-под контроля. Я вздрагиваю и поднимаю глаза. На небритых щеках блестят дорожки слез. Синие глаза затравленно смотрят на осколки. Вот, что ломало тебя, капитан… Не смерть, идущая рядом, не грязные игры политиков и предательства. Твое сердце. Даже под мощнейшей броней и щитами, твое сердце оставалось живым и способным чувствовать. Вот только выбор оно сделало странный. Это твоя запретная любовь ломала тебя днями, заставляя смотреть в зеленые насмешливые глаза. Она же и ночью рвала то самое сердце. Неправильная, запретная, неправомерная, не по уставу, она жила в тебе столько лет, постепенно съедая. Я молчу, он быстро вытирает с щек следы своей, как ему кажется, постыдной слабости. Он не понимает, насколько он на самом деле силен. Осколки летят в мусорное ведро, биотика утихает, капитан встает со стула.       - Ты прости меня за все это, я… Я просто не мог иначе, мне нужно было кому-то об этом рассказать, он – все для меня, я проклят, да, но спасу гребаную Галактику еще раз. Ради него, он заслужил быть сча…       - О! Вот уж не думал, что встречу тут кого-то в такое время! Не спится? Предвкушаете победу, капитан? Представляете, как заставите Призрака задохнуться от вони его сигарет?       - Да, Джокер, именно так. Этот план требует дополнительной подготовки, так что я вынужден вас покинуть. Спина прямая, плечи напряжены, уходит не оборачиваясь. Смотрю ему вслед. Я чувствую его боль, она пригибает меня к земле, мне становится тяжело дышать.       - Что это с ним?       - Все в порядке, Джокер, просто нервы.       - Ааа, кстати, ты тут не видела кружку с зеленым ободком. Моя любимая, я кофе из нее пью обычно. Отрицательно качаю головой, вспоминая осколки на столе. Как и твое сердце, капитан. Красивые блестящие осколки. Ухожу к себе в каюту. Глиф занят сбором данных, я ложусь на постель и долго лежу, глядя в стену. За что?