Прикосновение духов

- Как же всё это осточертело! Ирвин удивлённо изогнул бровь, не отрывая взгляда от древнего свитка. Пергамент спустя столетия истончился, сильно пожелтел и готов был рассыпаться от любого неосторожного прикосновения. Чернила от времени и крайне пренебрежительного хранения выцвели настолько, что приходилось часами расшифровывать некоторые строчки, и, стоило немного отвлечься, как смысл ускользал от юноши. Чёрный вихрь, влетевший в маленькую комнату и выкрикивающий сомнительные проклятия, совсем не способствовал концентрации. - Ты должен поговорить с Настоятелем! Две лапы внушительного размера с грохотом обрушились на стол, заставив маленькую чернильницу испуганно подпрыгнуть. - А толку-то? – ответил Ирвин, меланхолично наблюдая, как аккуратная чернильная лужица медленно растекается по краю стола. Хвала всем духам, у него есть привычка ставить чернильницу как можно дальше от важных документов. - Ну он же твой отец, он тебя послушает. Ирвин поднял взгляд на это ходячее несчастье. Надо признать, вид у того был крайне взъерошенный. Лицо раскраснелось от гнева, длинные рыжеватые волосы в полнейшем беспорядке, в глазах перемешались ярость и мольба. - Это совершенно не выделяет меня среди всех остальных. С таким же успехом ты можешь сам пойти к нему и высказать всё, что ты думаешь по этому поводу. - Но я же не какой-то послушник, в конце концов! – взмолилось несчастье. – Ну как можно меня посылать разбираться с такой ерундой?! Ирвин аккуратно отложил древний свиток – сейчас совершенно бесполезно пытаться разобрать хоть что-то. - Хастас, какой смысл это мне говорить? - Тебе тяжело друга выручить? – насупился брюнет. - Признай, ты просто не хочешь говорить с Настоятелем самостоятельно, - Ирвин лёгким движением стёр чернильную лужицу и вышел из-за стола. – Не маленький уже. Пора перестать его бояться. - Тебе легко говорить. Тебя он в детстве не порол. – Хастас бесцеремонно загородил дверь, не выпуская друга. - Это потому что я не пытался разнести Храм по брёвнышку, дурная башка, - Ирвин попытался отодвинуть Хастаса. – Всё, отстань. У меня ещё куча дел, и раз уж ты вернулся, то мне стоит как можно быстрее отсюда свалить. - Я заставлю тебя передумать, - крикнул ему вслед Хастас. Ирвин быстро спускался по храмовым ступеням, полностью погружённый в свои мысли. Хастас бесился из-за того, что ему подсовывают пустяковые задания, не желая признавать, что проблема в нём самом. Последнее время творилось что-то очень странное. Жрецы, издревле способные призывать мощнейших сущностей и заклинать высшие материи, стали постепенно утрачивать силы. Не все и не сразу. Сначала это коснулось лишь некоторых послушников, но всё чаще и Жрецы высших ступеней ощущали, как сила вытекает из них, как песок сквозь пальцы. Это случилось и с Хастасом. Ирвин помнил, как во время ритуала голос друга дрогнул. Как светлые глаза расширились от удивления и ужаса. И если бы Ирвин тогда не решил составить Хастасу компанию, неизвестно что случилось бы. Мощная сущность при оборванном на середине ритуале способна снести несколько кварталов, прежде чем исчезнуть обратно в свой мир. После друг лишь отшучивался, мол, так некстати вспомнилась дочурка пекаря, каждое утро приносящая свежую сдобу в Храм. Но Ирвин видел, как всё больше формул не поддавались Хастасу, как всё тяжелее давались тому даже простые ритуалы. Естественно это ударило по его самолюбию. Естественно он взбесился, когда Наставник, прознав о случившемся, стал поручать ему самые простые задания. Естественно виноват в этом был Ирвин. А тот, сразу после случившегося, зарылся в покрытых многовековой пылью архивах, пытаясь отыскать в древних свитках хоть какую-нибудь помощь. Ему было невыносимо больно видеть, как лучший друг угасает на глазах. Издревле люди обращались к Жрецам за помощью – призвать удачу в будущей битве, изгнать смертельную болезнь. Во все времена служители Храма были сильнейшими чародеями и едва представляли себе жизнь без магии. Простые люди, не обладавшие силой заклинать духов, тоже пристрастились к неистощаемому источнику дармового процветания и удачи. Они всё чаще приходили в Храм, их просьбы становились всё более повседневными, мелочными. Тому удачу в карты примани, другому насморк прогони. Вот и сейчас Хастас вернулся с какого-то похожего задания. Может кур заклинал, чтоб на яйцо больше несли, тёмные его знают. Ещё молодая, некогда красивая, но уставшая и осунувшаяся женщина окликнула Ирвина посреди шумной улицы и бросилась в ноги. В череде нескончаемых рыданий Жрец всё-таки смог разобрать самое главное – её младшая дочь больна и умирает, а знахари лишь разводят руками. Вот и отправилась она в Храм просить Настоятеля о помощи, а увидев в толпе красные одежды Жреца, восхвалила всех светлых за такой подарок судьбы. Ирвин лишь поморщился, порадовавшись, что лицо скрывает чёрная ткань, и со стороны все его махинации не заметны. Тёмные, как же не вовремя! Но и проигнорировать женщину он не мог. Последнее время дети всё чаще стали болеть какой-то неведомой заразой, от которой лекари всё никак не могли найти лекарство. Поэтому и звали Жрецов. Прям одна напасть за другой. Вот разберётся он с проблемой Хатаса, и сразу займётся этой неведомой болезнью. Сложный ритуал Ирвин провёл как по книге. То, что тяжело Жрецам третей ступени, ему, Жрецу первой, лишь забава. Молодой и талантливый, сдержанный и начитанный. Отец всегда им очень гордился. Впрочем, Хастасом он тоже гордился, когда тот дополз-таки до второй ступени. Ирвин вздохнул. Работать дальше было совершенно невозможно – все его мысли так или иначе сводились к одному – Хастасу. Поэтому, принимая от семьи благодарность и подношение Храму за избавление младшей дочери от неведомой болезни, Ирвин мечтал побыстрее добраться до дома, запереться в кабинете и продолжить изучение старых свитков. Оставалось только надеяться, что Хастас к тому времени уберётся восвояси. Однако когда Ирвин вернулся домой, его ждал сюрприз. - Ох, дорогой! С возвращением! – Хастас в розовом переднике поверх широких штанов и простой рубахи кинулся навстречу Жрецу и повис у него на шее. От такой наглости Ирвин на мгновение опешил. - Умом тронулся чтоли? – Ирвин брезгливо попытался отцепить всё никак не желавшего слезать с него Хастаса. - Милый, я приготовил тебе ужин, - продолжал паясничать друг. – Всё как ты любишь. И картошечку, и рыбку, и десерт даже! - Да прекрати ты этот цирк, идиот! – не выдержал Ирвин. Хастас резко умолк, отстранился и воззрился на друга каким-то немного бешеным взглядом. - А что мне ещё прикажешь делать? – обиженно выкрикнул Хастас, срывая с себя дурацкий передник и зашвыривая его подальше. – Предлагаешь так и заниматься мелкими поручениями, с которыми даже послушник справится? Уж лучше у тебя «жёнушкой» побыть, чем снова лечить какую-то расфуфыренную грымзу от мигрени! В маленькой прихожей повисло тяжёлое молчание. Хастас гневно сверлил взглядом Ирвина, пытаясь прочесть хоть какую-нибудь реакцию по не скрытым чёрной тканью глазам. Ирвин же вновь порадовался, что Жрецам первой ступени принято скрывать своё лицо. - А, - наконец махнул рукой Хастас, разворачиваясь и уходя в комнаты. – Что толку с тобой говорить? Ты ж гордость нашего Храма, о Великий и Мудрейший! Куда тебе до проблем нас, смертных? Жрать иди, а то остывает всё. Зря старался чтоли? Кусок в горло не лез. Особенно когда на подушках напротив уселся обиженный на весь мир Хастас. Скрестив руки на груди, он демонстративно отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, как он оскорблён. Но, несмотря на весь этот фарс, он украдкой поглядывал на Ирвина, когда думал, что друг занят расставленными перед ним тарелками и на него не смотрит. Устав от этих гляделок, Ирвин вздохнул, протянул руку, откидывая непослушную рыжеватую прядь со лба, собрал волосы на затылке, и резко дёрнув упрямца к себе, легко коснулся его лба своим. - Я обязательно что-то придумаю. Я смогу помочь, - на грани слышимости прошептал он. Как ни странно, но детский ритуал подействовал как всегда. Плечи Хастаса расслабились, он как-то сразу перестал дуться, и даже соизволил перебраться к Ирвину на подушки и улечься, положив голову тому на колени. - Я тебе обещаю, - будто ни к кому не обращаясь сказал Ирвин. - Угу, - промычал Хастас, уткнувшись ему в бок носом. - Ты великолепный Жрец. - Угу. - Но вот рыбу ты пересолил. - Угу. - И овощи спалил. - Угу… Всю ночь и утро Ирвин при едва колышущемся свете свечей пытался разобрать древние рукописи. Получалось у него это с трудом. Строчки словно живые ускользали от его разума, а перед глазами стояло грустное лицо друга. Так некстати вспомнилось детство, солнечное, тёплое, беззаботное. Такое далёкое и недосягаемое. Как они вместе играли, учились, хулиганили. Как вместе терпели розги и подметали опавшие листья перед Храмом. А потом устраивали бои и валялись в уже убранных другими провинившимися аккуратных кучках листьев, и всё начиналось заново. Как вместе взрослели, бегали на речку подглядывать за девчонками, а потом всю ночь спорили, кто из них краше. Светлые, приятные сердцу воспоминания, которые враз меркли, стоило лишь вспомнить прерванный наполовину ритуал и тёмную бездонную пасть, вознамерившуюся сожрать незадачливого Жреца вместе со всем домом. Копание в бумагах было абсолютно бесполезным. Слишком долго они валялись никому ненужные, чтобы сейчас можно было хоть что-то разобрать. В порыве отчаяния Ирвин запустил пустой чернильницей в стену, переборщил и попал в застеклённый стеллаж с книгами. Взгляд скользнул по корешкам. «Управление духами», «Духи низших ступеней», «Призыв опасных сущностей»… В конце концов, если люди не нашли ответа на его вопрос, он всегда может спросить у духов. Руки Жреца предательски дрожали. Если отец узнает, открутит голову. Если узнает Хастас, то прикрутит голову обратно и самолично вновь открутит, придумав походу ещё что-нибудь. Ритуал был сложен. Даже для него. Вызывать мелких духов, знающих ответы на вопросы из ряда «когда будет дождь?», не имело смысла. Если играть, то играть по крупному. Вот Ирвин и решил призвать рыбу покрупнее, предварительно окружив комнату барьером, чтоб, не дай светлые, кто-то пронюхал. Из-за закрытых окон и тлеющих благовоний в комнате стояла одуряющая духота. Ирвин глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Его голос зазвучал тихо, но чётко и уверенно – в ритуале такой сложности важно не испугаться и не сбиться. Солнце палило на славу тёмным, выжигая всё живое. Хастас в своих чёрных одеждах уже чувствовал себя хорошо пропечённым цыплёнком. А всё из-за Ирвина, выгнавшего его в самый солнцепёк на улицу и велевшего держаться подальше от его комнат. Да и от Храма вообще. Вот и спекался несчастный брюнет в нисколечко не спасавшей тени деревьев. На ступенях Храма какой-то несчастный провинившийся послушник в широкополой шляпе покорно гонял пыль туда-сюда, делая вид, что подметает. К нему подбежал растрёпанный и очень взволнованный старичок. Он долго пытался втолковать что-то хорошо прожаренному на солнышке послушнику, активно размахивая руками и разве что не приплясывая на месте, но безрезультатно. Пришлось Хастасу покидать своё укрытие и выползать на помощь. Свечи в душной комнате внезапно дрогнули, когда последний звук призыва сорвался с губ Ирвина. Оставалось ждать – тёмная древняя сущность не спешила вытаскивать своё тело в этот мир. Но Ирвин продолжал надеяться. В конце концов, это последний вариант. Других просто нет. Наконец воздух в центре комнаты загустел, скрутился тёмными кольцами в воронку и выпустил в этот мир древнего духа. Сначала показалась голова со спутанными грязно-серыми волосами, скрывающими лицо. Затем – узкие костлявые плечи, с тонкими, словно ветки руками, замотанный грязными лохмотьями торс. И наконец, длинный, гладкий, противно-зелёный хвост. Он вываливался в этот мир особенно долго, обвивая комнату кольцами, закручиваясь вокруг Жреца. Когда воронка между мирами закрылась, древнее создание заполнило всю комнату. Ирвин старался даже не шевелиться, пока дух оглядывался по сторонам и рассматривал осмелившегося призвать его Жреца. Наконец лицо древнего оказалось напротив лица юноши, и существо изящным жестом откинуло свои пакли назад. Зрелище было не из приятных. На вытянутом, гладком лице, словно чёрные бусины, были рассыпаны десятки глаз, устремлённых на юного Жреца. Рваная полоса рта изогнулась в хищном оскале. - Какой маленький нахальный мальчик, - пропел дух. Его голос, похожий на змеиное шипение, звучал, казалось, в голове Ирвина. Древний наклонился ещё ближе едва не касаясь лица Жреца. – Ты хоть знаешь, мальчик, кого вытащил в свой поганый мир? - Ты – Оракул. Один из древнейших. И именно ты мне и нужен. – Ирвин даже не попытался отстраниться. - Маленький, нахальный, да ещё и самонадеянный! – рассмеялся дух. – Люблю таких. Что ж, пожалуй я отвечу на твои вопросы. Но учти, плату я возьму соответствующую. - Я готов на любую цену, - выпалил Ирвин и тут же прикусил язык, что очень позабавило древнего. - Нет, мальчик, жизнь твою я не заберу, не волнуйся. Какой смысл мне давать советы, а потом лишать тебя возможности им следовать? Нет, - тонкие руки обвились вокруг шеи Жреца, не касаясь кожи, - я возьму кое-что другое. - Согласен. - Идёт, - дух убрал руки и удобно улёгся на кольцах своего хвоста. – Стоит ли ограничивать тебя тремя вопросами? - У меня их всего лишь два, - нахмурился Ирвин. - Я весь внимание, - ехидно прошептал Оракул, растягивая рот в хищном оскале. - То, что происходит с Жрецами. Какова причина? Древний дух сухо засмеялся. Какое-то время он рассматривал свои длинные чёрные когти, а потом тихо произнёс: - Духи. У Ирвина перехватило дыхание. Где-то в глубине души он подозревал, но даже думать не хотел об этом. Почему так произошло? - Вы надоели нам. - Жрец не заметил, как хищная морда вновь оказалась рядом с его лицом, и вздрогнул от неожиданности. Оракулу понравилась такая реакция, и он снизошёл до объяснений: - Вы вызываете нас по малейшей ерунде. Притягиваете сладким запахом благовоний, завлекаете звуками заклинаний, опьяняете пышными ритуалами. Это нам нравится. Но вы не знаете меру. Зовёте нас каждый раз, когда сами не хотите справляться со своими проблемами. Вы должны знать своё место. Оракул так же внезапно снова очутился на кольцах своего хвоста. - Дальше? Ирвин, пытаясь осознать услышанное, долго молчал. Наконец он тихо спросил: - Как обратить это вспять? - Никак, - так же тихо ответил ему Оракул и вновь рассмеялся. – Что ж, маленький нахальный мальчишка, ты задал все вопросы, которые хотел. Так что меня здесь ничто не держит. И всё же, прежде чем уйти, позволь мне ответить на твой третий вопрос. Огромное змеиное тело древнего духа в мгновение ока обвило тело Жреца. - То, что тебе дорого, - раздался шёпот у его уха, - ты уже потерял. Не успел Ирвин опомниться, как от тёмного не осталось и следа. Жрец вскочил и на неслушающихся ногах выскочил во двор. То, что ему дорого. Потерял? Солнце нещадно раскаляло мир. В полдень на Храмовой площади было совершенно пусто. Куда идти? Где искать? В панике Ирвин замер на пороге своего небольшого дома, оглядываясь по сторонам. В тени деревьев он заприметил худую фигуру в широкополой шляпе и уверенно направился в её сторону. Завидев алые одежды Жреца, послушник резво вскочил и вытянулся по струнке. - Хастас, - севшим голосом спросил Ирвин. – Видел? - Да, господин, - быстро ответил послушник, стараясь не смотреть в неприкрытое чёрной тканью лицо Жреца. – С час назад ушёл. Пришёл старик и попросил кого-нибудь из Жрецов третей ступени, а тут как раз господин Хастас. Вместе с ним и ушёл. Ирвин лишь застонал хватаясь за голову. Если старику потребовался Жрец третей ступени, значит случилось что-то достаточно серьёзное. А Хастас пусть всё ещё и был номинально на второй ступени, но фактически не мог поспорить и с четвёртой. И это очень-очень плохо. - Куда? – растерянно шептал Ирвин. Осознание того, что лучший друг добровольно влез в нечто опасное для жизни, подкашивало ноги. – Куда же..? - Так я знаю куда, - спохватился послушник. – Знаю я старика. Жил я в детстве по соседству. Это если на запад от Храма идти четыре квартала, а потом на север ещё квартал. Там и будет здание низенькое. И крыша зелёная. А там уже спросите. Господина Хастаса трудно не заметить. Но Ирвин уже его не слушал. В голове барабаном стучала одна мысль – успеть. В комнате, как и во всём доме, было душно, и стоял какой-то противный пряный запах. Ещё и окна пришлось закрыть для ритуала. Перед Хастасом на тонком выцветшем матрасе лежал мальчик лет десяти. Его кожа была смертельно бледна и холодна, дыхание едва угадывалось, и лишь дрожащие ресницы на закрытых глазах показывали, что надежда всё ещё есть. Осталось только провести ритуал. И Хастас был уверен, что в этот раз он справится. Просто обязан. Тихий мелодичный голос наполнял затхлый воздух, проникал в маленькие трещинки между мирами. К сожалению, Жрецу нужна была тёмная. Лишь Пожирающая могла забрать неизвестную болезнь у ребёнка. И расплатой станет сама болезнь, которую дух сможет откушать на обед. Или что у них там в мире духов по расписанию? Воздух задрожал, привычно заворачиваясь чёрной воронкой, и под звуки тихого, мелодичного голоса Жрец в мир начал выползать дух. Тёмная – огромный круглый дух, состоящий, казалось, из одних только скалящихся пастей – повела маленькой головой, оглядывая комнату, на мгновение задержала взгляд на больном ребёнке в своих ногах, и повернулась к Жрецу, скалясь всеми своими пастями. Хастас вздрогнул, запнулся, и заклинание призыва с мелодичным звоном лопнуло, опадая осколками на пол. Пожирающая истошно рассмеялась. - Какой забавный человечек, - противным писклявым голосом заявил дух, медленно обходя оцепеневшего Жреца. – Носит чёрные одежды, а сам слабее любого ученика. Что такое, милый, не ожидал такого? Хастас резко вскочил на ноги, и огромная, казалось бы, неповоротливая туша тёмной оказалась в сантиметре от него. - Что же мне делать? – печально наклонила Пожирающая свою маленькую головку. – Я не ем мясо. А силы в тебе осталось так мало, что я лишь разыграю аппетит. Что же делать? Скажи мне. Хастас попытался отступить, но дух легко оказался у него за спиной. - Скажи мне, - теперь в её голосе звучала нескрываемая угроза. Хастас постарался ответить спокойно, но его голос дрожал. - Ребёнок. Он болен. Он умирает. Болезнь очень сильна. Забери её, и ты надолго насытишься. - Какой умный человечек! – заулыбалась Пожирающая, всплеснув коротенькими ручками. – Болезнь этого маленького человечишки действительно сильна. Чёрная, тягучая, пальчики оближешь. Тёмная склонилась над ребёнком, обвела его лицо руками и медленно потянула на себя. В её руках начало собираться что-то чёрное, отвратительное. Спустя несколько мгновений оно приняло форму маски. Ребёнок задышал ровно и спокойно, а Пожирающая выпрямилась, держа болезнь в руках. - Действительно, прекрасная чёрная смертельная болезнь, - улыбнулась она Жрецу. Солнце окрашивало всё вокруг в белый, и казалось, что он никогда не доберётся до места. Люди, попадавшиеся на его пути, завидев Жреца, бросались навстречу, пытались цепляться за длинные красные одежды, что-то говорили, о чём-то просили. Ирвин не слышал их. Не хотел слышать. В голове звенела одна лишь мысль. Наконец впереди показалось старое здание с выцветшей зелёной крышей. В таких домах селятся сразу несколько семей, деля на всех общие комнаты. На пороге стояло несколько фигур, среди которых чётко вырисовывался высокий чёрный силуэт. - Хастас! – Ирвин подскочил к другу и взял его под локоть. Очень вовремя. Жрец обессилено уткнулся ему в плечо. Сгорбленный старик и невысокий мужчина начали обеспокоенно что-то лопотать. - Ничего, ничего, - улыбнулся им Хастас. – Просто жара стоит невыносимая. С мальчиком вашим теперь всё хорошо будет. Не волнуйтесь. Мужчины рассыпались в благодарностях и благословениях. - Пошли отсюда, - тихо сказал Хастас, и Ирвин, аккуратно придерживая друга, повёл его прочь от старого покосившегося дома с когда-то зелёной крышей. Тело Хастаса казалось невесомым и источало невозможный холод. Ирвин лихорадочно пытался придумать хоть что-то, когда друг слабо засмеялся и сказал: - А помнишь в детстве мы бегали на речку за девками подглядывать? - Что это тебя на воспоминания развело? – нахмурился Ирвин. - Так наше укромное местечко тут совсем недалеко. Пошли. - Хастас, тебе надо.., - начал было Ирвин, но Хастас его перебил. - Пошли. Ирвин сидел в тени старой ивы. От реки тянуло прохладой, но он бы с радостью вернулся под палящее солнца. На его коленях, привычно уткнувшись носом в бок, лежал Хастас. Ирвин нервно перебирал длинные тёмные волосы, пытаясь отогнать плохие мысли. Не получалось. Сердце бешено колотилось о рёбра, на глаза постоянно наворачивались слёзы. - А ловкая тварь попалась, - тихо усмехнулся Хастас. – И глазом моргнуть не успел, как эта падлюка рядом оказалась, руку протянула и… - Он закашлял, и Ирвин краем глаза заметил красную струйку, стекающую из уголка его рта. - Ирвин, - ещё тише позвал Хастас. - Да? – как он ни старался, но голос у него дрожал. - Пообещай мне одну вещь, приятель, - Хастас повернул голову и постарался заглянуть в глаза другу. - Что угодно. Так не хотелось опускать взгляд, заглядывать в стекленеющие светлые глаза. Глаза человека, с которым он прожил всю жизнь. Самого близкого человека. - Никогда не торгуйся с духами, - прошептал Хастас. Ночной ветер дышал приближающейся грозой. Он легко поднимал белые полупрозрачные ткани, весело играл с маленькими слабыми огоньками свечей, но, наткнувшись на ярко-алое пламя, испуганно шарахался в сторону и отступал. На каменном ложе резвились маленькие, но свирепые огненные духи. Они жадно пожирали тело, замотанное в погребальный саван. После их трапезы останется лишь пепел, который подхватит испуганный предрассветный ветер и унесёт в начинающуюся грозу. Ирвин стоял немного поодаль, задумчиво вертя в руке нераскрывшийся бутон хризантемы. К нему неслышно подошёл пожилой мужчина в белых одеждах и положил руку на плечо. - Тебе будет приятно узнать, - помолчав сказал он. – Ребёнок, которого он спас, обладает хорошим стойким даром. В следующем году мы сможем забрать его в Храм. Из него выйдет прекрасный Жрец. Ирвин лишь усмехнулся. - Зачем ободрал клумбу? – насупился мужчина. - Он любил хризантемы, - пожал плечами Ирвин, аккуратно сбрасывая чужую руку. – Хочу подарить ему на прощание. - Так духа бы вызвал - он бы тебе цветов и принёс, - недовольно проворчали в ответ. – Ты мне смотри, не хулигань. Накажу, как послушника, будешь знать. На храмовой площади было пустынно. Небо на востоке заволокло грозовыми тучами, и слабые лучи восходящего солнца не могли пробиться сквозь их плотную завесу. Огненные духи уже давно вернулись в свой мир, оставив лишь пепел. В конечном счёте, каким бы ни был человек, всё, что он оставит после себя миру – лишь горстка пепла. И лишь в сердцах немногих – память. Ирвин задумчиво крутил в руке нераскрывшийся бутон, наблюдая за тем, как ветер легко поднимает серебристые песчинки в воздух и уносит куда-то. Уносит того, кто всю жизнь был рядом. Оставляя в душе пустоту. Прежде чем уйти, Ирвин положил на каменное ложе один единственный почти завядший белый бутон.