Самый красивый рассвет

Он никак не мог понять, где находиться. Было холодно, очень холодно. В которой раз пытался открыть глаза, но все вокруг крутилось и вертелось, голова раскалывалась и он снова соскальзывал в мутную тьму. - Вам плохо? Кто-то тряс, толкал в плечо и он опять с усилием открыл глаза, пытаясь сфокусироваться. Наконец, в голове немного прояснилось и Шемрок понял, что над ним склоняется женщина, ее лицо настороженно и озабочено. - Где я? – он не узнал собственного голоса. Женщина назвала какую-то улицу и спросила: - Вам плохо? Вызвать врача? - Оставь его, он сейчас сдохнет, а нам придется разбираться с полицией. Вечно ты лезешь не в свое дело! Шемрок с трудом повернул голову, голос принадлежал высокому мужчине, стоявшему чуть в стороне. - Ах, перестань, разве ты не видишь, ему плохо! Мы же не можем оставить его умирать на автобусной остановке, на окраине города! – возразила женщина и снова обратилась к Шемроку: - Вы можете подняться? Я помогу. Она подхватила его за плечи и Шемрок приподнялся. Голова опять закружилась, в глазах на мгновение потемнело, но потом отпустило и кажется, стало чуточку легче. - Сэм, ну что ты стоишь, вызови скорую! - крикнула женщина. Шемрок на мгновение представил, какой разразиться скандал, если в прессе узнают, что его подобрали на улице в таком виде. - Не надо скорую, спасибо, мне уже лучше,- торопливо проговорил Шемрок и вымученно улыбнулся, - просто голова закружилась! Дорогу осветил яркий свет фар. - Слушай, хватит возиться с этим дерьмом, – мужчина подошел ближе и, брезгливо плюнув в сторону Шемрока, решительно взял женщину под руку, - наш автобус, поехали! - Это последний автобус в центр, - сказала женщина, - где вы живете? - Я тут недалеко, - зачем-то соврал Шемрок, - спасибо за беспокойство, я справлюсь. - Видишь, ему лучше, - раздраженно повысил голос мужчина, - хватит, идем. Подъехал автобус, Шемрок прикрыл рукой глаза от яркого света, из распахнутых дверей повеяло теплом. Уже поднимаясь на ступеньки, женщина оглянулась. - Со мной все в порядке, спасибо! - повторил Шемрок, стараясь, чтобы голос звучал увереннее и помахал рукой. Автобус уехал и Шемрок вдруг осознал, что оказался совершенно один в незнакомом месте. Он сидел на скамейке, на автобусной остановке, вокруг ни души. С одной стороны заросший бурьяном пустырь, с другой забор - грязный, облупленный, расписанный выцветшими граффити и возвышавшаяся над всем этим старая кирпичная труба какого-то завода,. Шемрок вспомнил, что видел эту трубу, когда несколько раз проезжал мимо, опаздывая на съемки. Но он не мог понять, как здесь оказался. Голова раскалывалась, поясница ныла, сидеть было больно. Он порылся в карманах: ключи, телефон, какая-то мятая бумажка. Пальцы замерзли и плохо слушались, он медленно разгладил ее, пытаясь прочитать в тусклом свете фонаря. Маленькие буквы, цифры... Внизу стояла знакомая подпись Томаса. Яркой болезненной вспышкой полыхнуло в голове воспоминание. Довольная ухмылка Вонг Ли, вкладывающего ему в руки эту бумажку. Шемрок вспомнил удивительно ярко каждую деталь: его жесткие, крючковатые пальцы, распахнутый алый шелковый халат, украшенный сплетенными драконами и сладковатый мускусный запах, исходящий от его татуированного тела. Тонкие губы произносили слова, которые Шемрок почему-то понимал с трудом: - Передай своему дружку, он больше ничего не должен! Держи, это - его долговая расписка. Ты меня понял? Ничего, скоро придешь в себя, поймешь, – узкие глазки превратились в маленькие щелочки, когда он засмеялся и, приблизившись, прошептал на ухо, - ты был невероятно хорош, мой горяченький мальчик! Шемрока качнуло в сторону, он как будто снова почувствовал жаркое дыхание китайца у своего лица. Внезапно нахлынули образы мутные, отрывочные, смазанные. Он вспомнил тяжесть смуглых мужских тел украшенных яркими, невероятными татуировками. Сильные руки, безжалостные движения, крепкая тугая плоть, проникающая в его тело, густая сперма, наполняющая рот. Шемрок почувствовал приступ тошноты, и его вывернуло чем-то мерзким и кислым. - Я не буду об этом думать, - прошептал Шемрок, - это был сон, мне снился кошмар, но теперь я проснулся. Он торопливо достал из кармана мобильник, чертов сенсорный экран не слушался холодных пальцев. Шемрок потер ладони и подышал на них, наконец, набрал номер: - Томас, - голос был хриплым, Шемрок кашлянул и повторил, - Том, алло? Из трубки слышалась громкая музыка, восторженные вопли, их с трудом перекрывал голос Томаса: - Шем? Шем – это ты? Ни черта не слышно! Шем, я в «Койоте» приезжай, тут офигенная вечеринка, я… - Том, - перебил его Шемрок, - послушай, у меня сейчас сядет телефон… - Что? Алло? Тише, вы, дайте поговорить! Шем? Алло! - Том, мне очень плохо, пожалуйста, приезжай! - Что? Алло! Я не могу, Шем, я тут с барышней, она просто очуметь! Ночка обещает быть жаркой! Ну, ты понимаешь?! Давай к нам, будет весело, ебаный телефон... ты слышишь меня? Алло!.. - Слышу… Шемрок нажал кнопку отбоя и сидел, тупо глядя на телефон, а потом вдруг засмеялся. Смех рождался где-то в глубине, внизу живота, из тупой тянущей боли, и рвался наружу. Он не мог сдержаться и смеялся, пока стало не хватать воздуха. С трудом отдышавшись, он поднялся и, еле переставляя ноги, побрел вперед, придерживаясь рукой за неровную шероховатую стену забора. Первые шаги дались с трудом, но потом он почувствовал, как начинает злиться, на себя, на Томаса, на весь гребаный мир! И эта злость внезапно придала ему сил. На первом же перекрёстке он поймал машину и договорился, чтобы его довезли до дома. *** Шемрок долго сидел в ванне пытаясь согреться и смыть с себя прикосновения чужих рук. Волосы слиплись, испачканные чем-то белесым… он вдруг вспомнил, чтО ими вытирали и, схватив ножницы, отрезал длинные серебристые пряди, которыми всегда так гордился. Судорожно оттирая себя мочалкой, он не сразу понял, что синевато-бурые пятна на теле это не грязь, а синяки. Он не помнил, чтобы его били, наверно просто слишком сильно сжимали в настойчивых объятиях. Смутные картины то и дело всплывали в его измученной болью голове: касание холодных пальцев на своих губах, сладковатый привкус терпкого чая и нависающие над ним смеющиеся лица с раскосыми восточными глазами. Он словно опять услышал жаркий шепот: - Пей, пей, мальчик! Тебе же лучше будет, да и нам веселее. - Я же сам им отдавался, - прошептал он, вспоминая, как хотел еще и еще, как горело тело от каждого прикосновения, - Какой же я идиот! Долбаный кретин! Дерек же предупреждал!.. Когда он рухнул в кровать, ему казалось, что не сможет уснуть, но усталость взяла свое, и Шемрок провалился в сон. *** Он проснулся от прикосновения и заметался в ужасе, думая, что его кошмар продолжается. - Тише, Шем, что ты, это же я! Тебе что-то приснилось? Сердце бешено стучало и прошло несколько мгновений, прежде, чем Шемрок осознал, что это Томас. Он прижался к нему, обнимая обеими руками за шею. - Шем, что с твоими волосами? - Том, ты меня любишь? - Теперь, когда у тебя нет твоих чудесных серебристых волос, даже и не знаю, - попытался пошутить Томасу, - но увидев взгляд Шемрока и, заметив в каком он состоянии, замолчал. - Пожалуйста, - одними губами произнес Шемрок, - будь со мной! И потянулся за поцелуем. - Шем, постой, - Томас попытался отстраниться, - нам надо поговорить… я давно хотел… даже вот выпил для храбрости… - Том, - перебил его Шемрок и заговорил торопливо, захлебываясь словами, - возьми меня, пожалуйста! Люблю тебя, люблю! Каждый изгиб тела твоего! Руки твои сильные, уверенные, люблю, прикоснись ко мне. Губы твои… - Шем, шем, что ты ... - Нет, не включай свет!.. Том, пожалуйста… Томасу показалось, что Шемрок на грани истерики, даже в неясном ночном свете было видно, как лихорадочно блестят его глаза, как нервно трясутся губы… «Возьми меня! Как же ты мне нужен, пожалуйста! Хотя бы один поцелуй, одно прикосновение, чтобы стереть с моего тела следы их грязных рук! Почему он не хочет меня? Неужели он заметил синяки? Может, ему будет противно прикасаться ко мне после всего? Том, пожалуйста, спаси меня, я так люблю тебя…» - Пожалуйста… - только это Шемрок позволил себе произнести вслух. Как никогда он жаждал близости и задохнулся от счастья, когда Томас коснулся его губ поцелуем. Шем цеплялся за него изо всех сил, двигался навстречу. Но если сердце, душа, кричали - возьми, то тело, измученное тело отзывалось лишь болью. Но и эта боль показалась юноше сладкой, очищающей. Затаив дыхание, кусая губы и едва сдерживая стоны, он отдавался любимому, шепча как молитву: - Прости меня, Том… Я люблю тебя… Люблю… А потом, на самом пике, за гранью ощущений, Шемрок вдруг словно потерял сознание. Он не знал, сколько времени провел в странном забытьи, ему казалось, что он парит в невесомости и видит со стороны затемненную спальню, широкую кровать, смятые простыни, скомканные подушки и сползающее на пол одеяло. Он увидел Томаса, лениво курящего, безразлично смотрящего куда-то в потолок. Он казался усталым и раздраженным. А рядом Шемрок увидел себя: он лежал на боку, прижимаясь, обнимая любимого, словно цепляясь за него. Собственное тело показалось Шемроку мертвенно-бледным, угловатым и каким-то нелепым. Парню стало не по себе, он дернулся и понял, что пришел в себя. Он почувствовал тепло Томаса, дым сигареты, мягкий уют кровати и странное умиротворение. Он лежал тихо-тихо, боясь пошевелиться и нарушить хрупкое ощущение покоя. *** Томас долго смотрел на Шемрока: серебристые, мягкие, как шелк волосы спутались, неровно отрезанные, они непривычно торчали во все стороны, под глазами пролегли глубокие тени, губы чуть припухли. Том попытался осторожно выбраться из его объятий. - Опять уходишь? – спросил Шемрок, не открывая глаз. Томас не ответил, стараясь быстрее ускользнуть. Шемрок задержал его, обнял со спины, прижался, покрыл поцелуями плечи, запустил пальцы в рыжие взлохмаченные волосы: - Мне не нужна твоя верность, но мне нужна преданность. Ты просил моей любви – я полюбил сильно и страшно, и я хочу ответной любви. Это нехорошо, когда хочешь чего-то взамен, но что я могу поделать с собой? - Наверно, нам надо было давно поговорить, - Шемрок почувствовал, как Том вдруг стал напряженным и чужим, – но я не знал, как сказать об этом. Даже сейчас, увидел тебя, твои глаза, руки, губы и опять не сдержался. Шем, я больше не могу… Я ухожу… Совсем... Шемрок почувствовал, как под ногами разверзлась земля и он падает. Руки безвольно опустились, выпуская из объятий любимого. Томас встал и нервно заходил по комнате. - Не смотри на меня так. Я давно хотел уйти, но ты всегда смотришь на меня так! Ни слова упрека, только взгляд! Лучше бы орал или бил! Это просто невыносимо! Я видел на столе мою расписку, ты заплатил за меня? Впрочем, мне все равно, я устал от твоей нежности, заботы, понимания, прощения. Пойми же, в конце концов! Мне не нужно, чтобы меня прощали! Защищали! Мне надоело быть идолом и соответствовать твоим нелепым представлениям о любви! Да, я сплю с другими, это все моя блядская натура, я без этого не могу. Шем, ну ты же знал, что я тебе изменяю. Только не делай вид, что тебе все равно! - Знал, - одними губами, голос вдруг пропал, Шемрок собрался с силами и с надеждой спросил, - но… это же был просто секс? Я знаю, что тебе это нужно - внимание, восхищение, новые впечатления. Ты всегда говорил – доверься мне в главном, не верь во всем остальном… - То есть тебе все равно, что я трахаюсь со всеми подряд? - Мне не все равно, но ты говорил, что любишь только меня! Я готов принять тебя любым, со всеми твоими заморочками, изменами, капризами … - Хватит! Замолчи и услышь меня хоть раз! Я честно пытался любить тебя, но… Я не хочу больше обманывать. Я понял, что мне нравятся восхищенные завистливые взгляды, которыми провожают меня, когда я вхожу с тобой; нравиться, что могу получить удовлетворение в любое время, стоит лишь чмокнуть тебя в щеку; нравиться, потому что мне это удобно. Знаешь Шемрок, я тут недавно почитал твоего Станиславского. Он считал, что основной принцип игры актёра — правда переживаний. Эмоции, испытываемые актёром должны быть подлинными, настоящими. Актёр должен верить в «правду» того, что он делает. Видимо, я хороший актер, Шем, играя любовь, я просто убедил себя, что люблю! Заигрался… А теперь, этот морок рассеялся… Шем, ты же понимаешь меня? Ты всегда понимал меня лучше, чем я сам. Томас сел рядом, коснулся легким поцелуем напряженно сжатых губ. Отвечая на привычную ласку Шемрок потянулся навстречу. - Шем, я сделаю тебе на прощанье маленький подарок. У нас с тобой всегда был качественный секс, но ты никогда не позволял себе сделать то, что действительно хотел. Давай, сделай мне больно, я пойму. - Я не хочу причинять тебе боль! Я люблю тебя! - Да как ты не понимаешь?! Ты уже делаешь мне больно, в очередной раз прощая меня! Шемрок, ты просто невыносим! Ты душишь меня своей любовью! Ты простил мне Дерека! Ладно! Я догадываюсь откуда появилась эта расписка. И ты все равно твердишь – люблю?!. И ведь опять меня простишь! Я так больше не могу, Шемрок! Можешь считать, что мне надоело быть сволочью. Хотя бы из уважения к тем чувствам, которые я когда то испытывал, я ухожу. - Но зачем Томас? Зачем? Неужели, ты сделал все это просто, чтобы тебе было в чем меня обвинить? - Ну, что ты милый, я не столь коварен! – усмехнулся Томас, - устав от твоего постоянного обожания, я надеялся, что познав кого-то еще, ты станешь другим! Ты поймешь, что не только на мне свет клином сошелся! И тут подвернулся Дерек! И ты с готовностью изобразил жертвоприношение во имя своей великой любви. Дерек давно пускал слюни глядя на тебя, но ты же у нас сама недоступность, а от этого ему хотелось еще больше. А ты наверно до сих пор считаешь, что ему нужен твой талант, а не умелый ротик и раздолбаная задница? Да, продюсер по достоинству оценил твой «талант»! После ночи с тобой он, практически не глядя, подписал контракт, согласившись на все мои условия. Чем же ты так подкупаешь их? Или тоже твердишь без конца о своей безграничной любви? Какого черта ты вообще поперся к китайцам? Разве я тебя просил? Что же ты молчишь? Хочешь еще что-нибудь спросить на прощанье? Шем молча смотрел перед собой и отрицательно покачал головой. Ему вдруг стало ужасно неуютно оттого, что он голый. Он закутался в одеяло, словно пытался спрятаться, отгородиться от того, что происходит. Он столько хотел сказать, но был уверен, что Томас не поймет: - Нет, - горло схватил спазм, он кашлянул и с трудом продолжил, - не надо Томас, достаточно. Наверно, ты прав, я все делал не так, но теперь уже невозможно ничего изменить. Я благодарен тебе за все. Прощай и будь счастлив. - Благодарен? – воскликнул Томас, полный негодования, будто его ударили, - Благодарен! Ты сам виноват, что позволил делать с собой такое. Ты всегда за все мне благодарен! Черт бы тебя побрал, Шемрок! Желаю тебе найти того, кто сможет вынести бремя твоей любви! - Из какого это монолога? - спросил Шемрок, - ты опять заигрался? Томас горько засмеялся в ответ. Шемрок отвернулся, чтобы не видеть, как Томас мечется по комнате, собирая вещи, и вздрогнул, когда хлопнула дверь. На губах все еще оставался горьковатый привкус последнего поцелуя.