Любимая девушка

Такие разговоры никогда не бывают ко времени. Они происходят именно тогда, когда от них хотелось бы уйти. И именно тогда, когда это возможности нет. И когда все началось – он тоже уже не может сказать. Шесть лет – или шесть месяцев? Не так важно, когда речь идет о «до» и «после». - …и каждый из вас должен получить высшее образование, - спонтанно-нелогичное заявление в один солнечный летний день. Когда закатные лучи окрашивают малиновые занавески на окнах в насыщенный кармин, а за окном еле слышно напевает фонтан, и душные сумерки медленно опускаются на город, разливая пламя по небу, подобные заявления воспринимаются как что-то потустороннее, как воспоминание о фразе из сна, приснившегося еще под утром. - Но у меня оно уже есть. - Значит, пойдешь на второе. - Но… - Это приказ, - короткое звяканье металла в голосе, короткое звяканье льдинок в бокале. Опущенные светлые ресницы, короткий поклон: - Да, босс. Стук отодвигаемого стула – еле слышный, как все звуки в этот вечер. Беззвучные скользящие шаги к двери – его небольшая привилегия свободного ухода. - Скуало… - Да? - Не туда, ты слышишь меня? Не с ней, – все тот же звон металла – не колокольчика, но пули ложащейся в ствол. - Да, босс, - короткая заминка перед обращением почти незаметна. И вот он отмечает успешную сдачу сессии с компанией таких же как он студентов. Он пьет неизвестно какой по счету коктейль, но не пьянеет. И он знает, что завтра будет пятница, и утром с реки будет дуть сильный ветер. И белые цветы будут дрожать у белого камня. И на занятия он завтра не пойдет. А потом – два свободных дня, которые пройдут по инерции, по расписанному давно графику, потому что так началось «до» - и менять что-то «после» невозможно. - Так значит, в воскресенье ты идешь с нами? Он кивает, хотя ему интересно, на что же он согласился. На что? Ах, всего лишь пострелять в тире. И коктейль льется не в то горло, выжимая из глаз слезы – первые слезы за три недели. И звучит самый обычный вопрос – вопрос, который ему рано или поздно должны были задать. Если уж знают «расписание» его работы – великолепную легенду, позволяющую ему иногда побыть собой и наедине с собой, - то обязательно спросят про личную жизнь. Спросили. - А у тебя есть любимая девушка? - Есть. Он не видит причин лгать – просто боль скручивает изнутри, так же как в тот день, когда он увидел ее. А на хрупком плече властно лежала рука другого. Любимого. И она улыбалась – тонкая, в белой рубашке, и темные волосы летели по ветру. А взгляд не отрывался от того – другого. На какие пружины жал Савада, чтобы вытащить его? Неизвестно. Но сейчас официально объявлялось, что в Вонголе Хранителей Тумана – двое. Или – один, но просто в двух телах? Подобные вопросы не волновали Скуало. Все силы, все мысли ушли на то, чтобы просто устоять на ногах, когда тот целовал ее губы. Губы, снившиеся ночами, губы, шепчущие во сне слова, которые она скажет не ему. Навеки – по сердце – алой ниткой кровавых стежков боли – Хром Докуро. - Тогда почему ты по воскресеньям всегда свободен? - Сложно объяснить. Сложно объяснить что такое «навсегда». Еще сложнее – что такое «навсегда», скрытое от всех. Он не помнил погоды. Он – впервые – не помнил куда и зачем он ехал. И с кем – тоже. Ему говорили – он не помнил. Помнил лишь самое главное – ее крик. И красных пятна на белой ткани. Весь мир затопила ее боль, плещущаяся в широко раскрытом фиалковом глазу. И медленно растянувшееся время. Раскрутить ремень, цепляя его за ветку. Подтянуться. Скользнуть по ветвям. Перепрыгнуть на водосточную трубу. И оказаться на крыше. Целая вечность в воспоминаниях. Меньше пяти минут в действительности. И меньше минуты - чтобы превратить в кровавый фарш незадачливого киллера. Показания? Допрос? Заказчик? Да, конечно, поторопился, дал волю эмоциям, и совсем не изменился… Он выслушал упреки, не слыша их совсем. Он видел лишь белое как мел лицо – и красное пятно на щеке. Красное пятно с капиллярными линиями, уже размазывающими свой рисунок. И стеклянно-мертвые глаза Мукуро с безжизненной благодарностью на дне зрачка. Не-соперники так хорошо понявшие друг друга в этот миг. А ночью он пил виски стаканами, не пьянея, и слишком светлые глаза казались такими же мертвыми как у обоих Туманов Вонголы, только пульсирующей иголкой – точка зрачка. В белых волосах седина не заметна. Утром у реки всегда дует ветер. И шевелит белые цветы, которые он приносит к белому камню каждую пятницу. Докуро Хром. Если произнести на ее родном языке и перемешать слоги получится – Рокудо Мукуро. Человек, которого она любила шесть лет. Человек, с которым она была рядом только шесть месяцев. Была ли она счастлива? Скуало наделся, что была. И если он не сойдет в воскресенье с ума в тире, слушая хлопки выстрелов – в следующую пятницу у камня снова будут свежие цветы. Так будет всегда. Когда-нибудь он сможет связать слова «Хром» и «была». Когда-нибудь он сможет сказать «любил». Когда-нибудь… А пока - дует ветер. - А в чем сложность-то? Другого любит? У него даже находятся силы улыбнуться – безумной улыбкой, зажигающей огоньки боли в глазах. - Три недели назад… она умерла.