Пять поросят

Как же жарко… Будто тело лижут языки беспощадного пламени, а истерзанное сердце бешено гоняет по венам не кровь, а расплавленный, добела накалённый свинец. Жара давит, не даёт дышать, нет сил даже поднять руку, чтобы утереть пот, струящийся по вискам. Тяжело. Больно. Алан уже не знает, что делать, куда себя деть, чтобы не чувствовать, как в лёгких кипит раскалённый металл… И тут кончики взмокших каштановых волос задевает долгожданный, несущий прохладу, ветер. Юноша тянется к этой крупице облегчающего холода, он хотел бы вырваться из этой душной комнаты навстречу серой ночной тиши. Но, когда Алан уже готов сделать первый шаг в вязкую темноту, он на секунду задумывается и отступает. Обман всё это, ложь. Будет, будет и покой, и облегчение, но не сейчас. Не такой ценой. Не в сером безмолвном мраке. Юноша делает шаг назад, а затем чувствует, как на его запястье крепко смыкаются прохладные пальцы. Держат его осторожно, бережно, и Хамфриз поддаётся, идёт туда, куда его увлекают… Горло обжигает кипящая кровь, в лёгкие с хрипом врывается воздух, боль на мгновение скручивает тело, но когда эта резкая вспышка отпускает, уголки сухих губ приподнимаются в улыбке. Приступ закончился. - Эрик? – тихим голосом спрашивает Хамфриз, распахивая глаза. Юноша сильно щурится и вглядывается в полумрак, царивший в комнате, пытаясь найти того, кто перенес его в кабинет – а в том, что он лежал на диване его со Слингби кабинета, парень не сомневался. - Я здесь, - спустя секунды тишины шепчет Эрик. Алан поворачивается на голос и принимает попытки передвинуться к нему ближе, как вдруг чувствует мягкие заботливые ладони наставника на своих плечах, - Не шевелись… - Эрик, мне лучше. Правда… Алан, не договорив, зашёлся в приступе кашля, оросившего ладони и губы юноши кровавыми бусинами. - Всё... хорошо... Правда... - обессилено выдыхает измученный юноша, откидываясь на подушки, - Только жарко очень. И пить хочется... Слингби осторожно помогает Хамфризу приподнять голову и прикладывает к его губам, иссушенным лихорадочным огнём, стакан с водой, и юноша пьёт, делая большие жадные глотки. Эрик мокрой тряпицей обтирает болезненно бледное лицо Алана, влажную от пота шею, покрытые алой росой узкие ладони. Напарник лишь устало наблюдает за ним: - Всё в порядке, - повторяет Хамфриз и замирает, когда Слингби на мгновение касается губами его лба. - Жар, вроде, спадать начал... - Я же говорю, что всё... - Алан вновь попытался привстать, прижимая руки к немилосердно ноющей грудной клетке. Но встать ему снова не разрешили. - А ну, лёг обратно! - сердито пробормотал Эрик, расстёгивая ещё несколько пуговиц на рубашке юноши, - Поговорить и попрыгать ему не терпится, видите ли... Вот как совсем оправишься - тогда хоть канкан с Сатклиффом на пару пляшите, а пока лежи спокойно и сопи в две дырочки! Алан слабо улыбнулся наставнику и тут же согнулся в приступе кашля. Слингби бережно прижал к себе юношу, поглаживая его по груди прохладной ладонью: - Не терпи, кашляй. Вот, вот так, молодец... - Эрик вытер кровь с губ Алана и уложил Хамфриза обратно, - Говорил же, помолчи чуток, а ещё лучше - поспи. Если хочешь, я с тобой поговорю, даже сказку почитать могу, только помолчи, Бога ради! - Правда? – едва слышным шепотом спросил Алан, слегка удивленно глядя на наставника. - Правда, - Слингби присел на край дивана, - Хотя я их плохо знаю, так что ты особо не смейся над моим рассказом, – мужчина выпрямился, деловито прокашлялся, и начал рассказывать юноше сказку. - Жили-были, значит, поросята. Все они были немного похожи – у них были похожие зеленые глаза, они носили очки и черную одежду. Даже имена у них были несколько похожи. Звали поросят Чмок-чмок, Хих-хих, Нах-нах, Фиг-фиг и Соп-соп. Поросенок Соп-соп был очень ответственным, хоть и самым младшим в компании, и постоянно занимался своими рабочими делами – писал отчеты и заполнял бумаги на работе, в то время как остальные поросята просто бездельничали, а поросенок Хих-хих, как самый старший среди всех, занимался своими повседневными делами. Соп-соп был очень мудрый, добрый и маленький. А какие у него были глаза-а-а! Большущие и светлые, светлее, чем у остальных. И вообще, он был похож на хомяка, маленького, глазастого и пушистого. Алан на мгновение нахмурил тонкие брови, о чем-то напряженно думая. Очень уж казалось юноше, что начало сказки ему что-то очень напоминает… Эрик, тем временем, продолжал: - Всем поросятам было неясно, почему Соп-соп так любит работать. Ведь он трудился даже в прекрасную солнечную погоду, вместо того, чтобы пойти погулять. Даже его лучшему другу, поросенку Фиг-фигу, зачастую не удавалось вытащить его на прогулку. Соп-соп все работал, казалось, с каждым днем все усерднее и усерднее… Алан издал странный хриплый звук, похожий на смех. Эрик одарил его взглядом, мол, не напрягайся, не то перестану рассказывать сказки. - Так вот… Наступила осень. Настало время, когда всем поросятам нужно было показывать выполненный квартальный отчет главе их леса – страшному Волку. Он был очень серьезен, сердит и строг с другими зверьками, и поросята не были исключениями. Говорят, что самых никудышных и бесполезных он съедал. Или бил. Ну, это как повезет. Спохватился, значит, Соп-соп, и давай вбивать в глупую головушку Фиг-фигу, что пора бы уже взяться за работу. Но Фиг-фиг был упрямой, скажем так, свиньей, и лишь отмахнулся: «Да не парься ты, успею я!» Поросенок Соп-соп только вздыхал, зная, что сейчас разговаривать с ним бесполезно. Поведение Фиг-фига полностью оправдывало его имя: большего пофигиста, чем он, было не найти… Эй, Алан, ты чего? Слингби растеряно и немного испуганно смотрел на юношу. Тот мелко трясся, уже успев перебраться ближе к Эрику, положив свою голову ему на колени, и тихо всхлипывал. От смеха, как оказалось. - Э-эрик, да ты же копия Фиг-фига! – сквозь смех сказал Хамфриз. - Да, я подлый свин-разгильдяй. Не отвлекай! – мужчина укрыл Алана потеплее пледом, и продолжил: - Так, на чём я остановился? А, точно, Фиг-фиг. Повздыхал Соп-соп, посмотрел грустно на друга, махнул копытцем, да пошёл к следующему поросёнку - Нах-наху. Надо сказать, этот поросёнок больше походил на другое животное, но вдаваться в подробности не будем. Свин этот работал, много работал, но не мог превзойти Соп-сопа. Он много работал, доделывал отчёты и прочую бумажную волокиту за своего непутёвого начальника-камикадзе - Чмок-чмока. В это время Нах-нах крутился возле миловидных морских свинок, пытаясь подкатить хоть к одной из них. Но дамы, зная, что он тот еще ловелас, возмущенно вздирали носики и уходили прочь. Подошел к нему Соп-соп, значит, и говорит: -Нах-нах, пора делать квартальный отчет.... Нах-нах со вздохом отмахнулся: - У меня, знаешь ли, работы куча, и не только работы... Т-то есть, за себя, за этого Чмокнутого шефа надо работать… Не дай Бог Волк его отчёт с отпечатком пятака увидит! Он тогда нас обоих на фрикадельки пустит, а пятаки на стену повесит, как трофей! - Но если ты не сделаешь квартальный отчёт... - попытался возразить Соп-соп, нервно сжимая копытцами папочку с документами. Нах-нах, конечно, был порядочным гадом, но идиотом далеко не был, а посему вздрогнул и пугливо хрюкнул: - Соп-соп, я же....Поможешь, а? Он же меня сожрёт и не подавится! Не успеваю я из-за этого психа ничего-о... Пожалел Соп-соп бабника всея Леса, пообещал помочь. А потом к Чмок-чмоку пошёл... Чмок-чмок, наверное, был самым странным поросенком. Хотя на поросенка он был совсем не похож. Он красил ресницы и губы, а порой и пятачок, подпиливал копытца и красил их же в красный цвет, а хвостик завивал для красоты... Все и не перечислишь. Сидел он, в общем, на столике у своего домика, любовался собой в зеркале и о чем-то причитал. Соп-соп немного опасался этого странного поросёнка....По секрету скажу, - Эрик слегка склонился к юноше, заботливо убирая с его лица влажные от пота мягкие волосы, - Сам Волк обходил домик Чмок-чмока по большу-у-ущей дуге. Зато Чмок-чмок бегал за неприступным строгим Волком, как только мог. А тот в ответ либо поспешно ретировался каждый раз, как Чмок-чмок появлялся в его зоне видимости, либо принимал оборонительные меры. Таким образом, Чмок-чмок был единственным, кого боялся Волк. Опять я отвлёкся... Как только Чмок-чмок увидел Соп-сопа, то сразу прыгнул со стола и с воплем "Соп-сопочка!" быстро-быстро побежал по направлению к растерянному поросёнку, грозя оставить на его ушках и щеках большие отпечатки напомаженного пятачка. Но, к счастью, Соп-соп успел увернуться, и на огородике Чмок-чмока появилась собственнопятачно вспаханная им грядка. Хамфриз сидел, прижимаясь к Эрику, и попросту заливался смехом, слушая сказку. - Поняв, что это гиблое дело - пытаться разговаривать с пси... Чмок-чмоком, Соп-соп отправился к себе. Работы у него прибавилось: помимо своего отчета и помощи Фиг-фигу ему нужно было помочь еще и Нах-наху.Но Соп-соп был очень-очень трудолюбивым и упрямым поросёнком, а посему закончил работу вовремя, да ещё успел привести в божеский вид отчёты Фиг-фига и Нах-наха. Что настрочил Чмок-чмок оставалось загадкой, но от одной только мысли об этом у Соп-сопа дрожал хвостик... Большой серый Волк, уже готовый сердиться на некоторых непутевых свинок, подходил все ближе и ближе к домишкам поросят. Больше всех суетился и нервничал самый маленький, но самый ответственный Соп-соп, хотя его квартальный отчёт был выполнен безукоризненно. Фиг-фигу и Нах-наху тоже было не по себе. Умненький поросёнок помог им, но Волк тоже был не дурак, и мог догадаться, что свинки за отчёт и не брались. Чмок-чмок нервно теребил свой завитый хвостик. Нет, не от страха, а от предвкушения встречи с Волком. Чмок-чмок спрятался за остальными поросятами, дабы Волк его не заметил и не ушел. Его отчет был так же готов. Но, разумеется, он сильно отличался от отчетов остальных: бумагу он выбрал красную, писал черной ручкой, нарисовал сердечки и рожицы, а в углу отчета красовался отпечаток его разукрашенного пяточка (ну ничего, ничегошеньки не мог сделать Нах-нах с пагубной привычкой своего наставника!). И вот пришел Волк. Костюм грозы всея Леса был идеально отутюжен, когти и острые клыки хищно сверкали, а взгляд жёлто-зелёных глаз, скрытых за стёклами прямоугольных очков, ничего хорошего поросятам не сулил. Многие были твёрдо уверены, что станут обедом строгого педантичного Волка. Волк прищурился, разглядывая собравшихся в кучку поросят. Какие-то подлые поросята (нет, ну совсем свиньи!) подтолкнули чуть заметно трясущегося от страха Соп-сопа к Волку, зная, что его работа безупречна и ему, в общем-то, бояться нечего. Соп-соп тихо икнул, зажмурился, и протянул Волку свой отчет. Волк быстро пробежался глазами по его работе, нахмурился (в тот момент Соп-соп до ужаса перепугался) и молча оставил отчет себе, немного снисходительно и одобрительно взглянув на волнующегося поросенка. Затем Волк подошел к Фиг-фигу. Фиг-фиг смиренно ждал своей участи. Он уже не раз и не два попадал в лапы к Волку, но тот почему-то до сих пор не съел его. Возможно, тайна крылась в качестве полевых работ этого поросёнка, а может, и в неотразимом свинячьем обаянии... - Эрик! - наигранно возмутился Алан, по-прежнему лежащий на коленях старшего жнеца. На мелово-бледных щеках вспыхнул неяркий румянец, и Хамфриз тихо, едва сдерживая смех, произнёс: - От скромности ты не умрёшь. - Не умру, конечно, - фыркнул Эрик, погладив Хамфриза по растрепанной голове, - Подошел к нему, значит, Волк требовать отчет. И Фиг-фиг, гордо посмотрев в глаза противнику, протянул листы бумаги. Волк, читая отчет, хмурился все сильнее и сильнее. Дочитав злосчастный отчёт, серый хищник так посмотрел на Фиг-фига, будто собирался взглядом прожечь в нём дыру. Но, столкнувшись с наглыми и притом кристально честными глазами поросёнка, Волк только закрыл глаза лапой, назвал его форменной свиньёй и вернул ему отчёт на доработку. Настала очередь Нах-наха. Боялся он не по-детски. Ну, еще бы! До сих пор он остался жив лишь благодаря помощи Соп-сопа и Чмок-чмока. Зажмурившись, Нах-нах протянул Волку отчет, с тихой фразой: "Пощадите!". Прочитав отчет, Волк со вздохом покачал головой и сообщил поросятам: "У нас в лесу ужасная работоспособность! Загрызу до смерти!" Загрустили поросята, повесили пятачки и хвостики и приготовились к тому, что слопает их всех беспощадный строгий Волк. Но в суете свинки совершенно забыли про Чмок-чмока, который тихонько побирался к Волку, стараясь не слишком громко цокать ярко-красными копытцами. Фиг-фиг отважно закрыл собой Соп-сопа. Волк, глухо рыча, подбирался к поросятам. Подойдя к ним совсем близко, Волк внезапно услышал дикий вопль: "Во-о-о-олчи-и-и-ик!!!" Серый в ужасе обернулся. Прямо на него бежал...нет, не так... Прямо на него летел Чмок-чмок в прозрачном алом пеньюаре накрашенный, как сто пять тысяч индейцев, вставших на тропу кровопролитной войны. Самый неправильный поросёнок во всём лесу радостно похрюкивал, мечтая о самой страстной и жаркой ночи, которую должен был подарить ему Волк. Тот, конечно, не прочь был подарить ему жаркий вечер. На вертеле. С яблоками... Но, как говорится, мечтать не вредно. Мечтать опасно. Воскликнув что-то неясное, Волк побежал прочь, позабыв об остальных поросятах. Однако Чмок-чмок поставил перед собой четкую цель и от хищника отставать не думал. Так Чмок-чмоку удалось спасти друзей от страшной участи; удалось ли ему догнать бедного Волка - история умалчивает... - В общем, сказочке конец, а Алан у нас не молодец, потому что я говорил ему полежать спокойно и не слишком напрягаться... - сердитые нотки в голосе Эрика сменились облегчёнными, когда жнец услышал звонкий смех юноши. Смеялся Хамфриз долго, до слёз, уткнувшись в грудь Слингби и комкая плед. Мужчина запустил пальцы в мягкие волосы Алана, так же тихо посмеиваясь. - Уже почти утро, а ты так и не отдохнул, - немного укоризненно сказал старший жнец, глядя на часы. - Но Эрик... - юноша, не в силах справиться с собой, широко зевнул и совсем по-детски протёр кулаком глаза и посмотрел на Слингби немного виноватым осоловевшим взглядом ясно-зелёных глаз. - Засыпай, - только и смог вымолвить старший жнец, укрывая Алана пледом. Тот уснул сразу, стоило ему лишь смежить веки. Бессонная ночь совершенно лишила его сил. Остатки ночи Эрик просидел около юноши, бережно и осторожно сжимая в своих руках ладони Алана. Всю эту беспокойную ночь за окном лил дождь, как из ведра. Казалось, ливень не собирался останавливаться ни на минуту. А спал Алан очень беспокойно, вздрагивая от каждого громового раската. Жар у него спал, но ещё пару часов юноша покашливал во сне, отхаркивая мокроту. К утру и дыхание Хамфриза пришло в норму, стало размеренным и глубоким. Мертвенная бледность исчезла окончательно, уступив место слабому румянцу. Убедившись, что Алану легче, мужчина позволил себе пару часов сна. Проснулся же он раньше Хамфриза - тот продолжал спокойно спать, свернувшись в комочек возле Эрика. Слингби заботливо поправил на нем одеяло и принялся ждать его пробуждения, стараясь не шуметь и дать ему вдоволь выспаться. Вскоре ресницы юноши задрожали, и тот распахнул глаза, щурясь на яркое утреннее солнце. Дождь прекратился совсем недавно, и теперь на листьях деревьев и сочной зелёной траве искрилась роса. - Алан, ты же совсем не поспал… - Поспал я, - убедительно-сонно пробормотал Алан, сладко потягиваясь. Юноша выглянул в окно, - Эрик, смотри! Там радуга! Настоящая! Слингби не уставал дивиться тому, как его напарник радовался. Открыто, с детской искренностью. Вот и сейчас Алан во все глаза смотрел на радугу, пытаясь встать с дивана. Ослабевшее тело слушалось его с трудом. - Красиво, - Эрик укутал юношу в плед, а потом внезапно подхватил его на руки и, бережно прижимая к себе, подошел к окну. - Эрик... Прошу, вынеси меня во двор. Я только посмотреть, на минутку, Эрик, пожалуйста! - Алан так смотрел на напарника, будто от короткой прогулки зависела его жизнь. Хотя, может, так оно и было... - Только ненадолго, хорошо? Утро холодное, а ты совсем ещё слаб, можешь простыть. - Хорошо, - обрадовано выдохнул Алан, покрепче прижимаясь к Слингби. Утро было еще совсем раннее - и на улице не было никого. Алан заворожено смотрел на небо и радугу, счастливо улыбаясь. Неожиданно младший жнец заёрзал, спускаясь с рук удивлённого наставника, и, медленно ступая босыми ногами, пошёл к лужайке. Роса нежила ещё совсем недавно пылающую в лихорадке кожу прохладными поцелуями. Капли кристально чистой воды ласкают уже не только босые ступни, тёплый летний дождь касался лица и плечи юноши, смывает остатки боли и страха, а яркое слепящее солнце стрелой пронзает затаившееся в измученном сердце отчаяние. Алан подставляет лицо освежающим каплям, тянет к ним руки, заливисто смеётся и даже не пытается вытирать слёзы облегчения. А Эрик с улыбкой смотрит на того, кто стал ему дороже жизни и понимает: однажды они оба сумеют вырваться из мрака Шипов. И он сделает всё, чтобы это случилось как можно быстрее.