Цикличность

      — Хм, привет, — его голос ещё хриплый после сна, и он говорит почти шёпотом. Слышу лёгкую усмешку, и по моей щеке проводят пальчиком, очерчивая скулу и перемещаясь на губы. Едва заметно жмурюсь и позволяю себе улыбнуться. Так меня встречает каждое утро уже почти два года, практически не меняя сценарий.       — Привет, — открываю глаза и замечаю его, нависшего надо мной на локтях с лёгкой улыбкой и заинтересованно изучающего.       — Как ты здесь оказался? — спрашивает он; глубоко вздыхаю, уже собираясь в который раз объяснить причину моего мистического появления в квартире, но он перебивает меня: — Постой, не говори, — он машет ладошками с оттопыренными пальцами, запрещая мне говорить, а я знаю все его действия наперёд. — Просто объясни мне: почему я тебя не помню? – он слегка хмурит брови, а я уже знаю, что могу спокойно всё рассказать.       — Может, ты помнишь аварию около двух лет назад? — он, находясь в замешательстве, кивает. — Ты забыл меня после неё, — он грустно опускает голову, стараясь хоть что-то вспомнить и изучая складки на простынях, и я знаю, что он сожалеет.       — Прости, мне очень жаль, — что и требовалось доказать. Тем временем он продолжил более воодушевлённо: — Как тебя зовут и кем ты мне был? Надеюсь, парнем? — он широко улыбнулся, подняв голову, и подмигнул.       — Меня зовут Фрэнк, — он разглядывает меня, нежно водя пальцами по моему лицу. — Я твой муж, — еле слышно на выдохе произношу я, в который раз заворожённый его поведением. Поднимаю его и свою руку, демонстрируя наши аккуратные кольца на безымянных пальцах.       — Вау, — шёпотом произносит он, уже глядя на меня с неподдельным обожанием и восторгом. Он подаётся вперёд, удобнее укладываясь у меня на груди, чуть ли не залезая на меня полностью и переплетая пальцы наших рук. А я элементарно счастлив в этот момент.       Это произошло совершенно неожиданно для всех, доставляя немало проблем. Обычная авария, каких происходит ежедневно сотни, но мой милый в тот момент не пристегнулся, поэтому судьба всё-таки решила сыграть с нами злую шутку, словно наказывая нас за всю «неправильность» наших отношений и неповиновение родителям, заставляя расплачиваться за это каждый день.       У Джерарда диссоциативная амнезия. Но он забыл не какие-то отрывки из жизни, а полностью стёр из памяти меня, пусть и непроизвольно. И это повторяется изо дня в день. Он помнит, как ходил вчера на работу, как встречался в кафе с братом или что ел на завтрак неделю назад, но он не помнит ничего, связанного со мной. К примеру, если в разговоре было что-то про меня, то именно этот отрезок диалога выпадал на следующий же день. Он забывал все мои слова поддержки, если он расстраивался даже из-за малейшей чуши, и забывал, что именно я оказывал ему ту или иную помощь. Если, допустим, мы ходили в кино, то он помнит сам фильм, но не помнит, как добрался, ибо мы делали это вместе, не помнит моменты, когда мы целовались, будто просто отвлёкся от экрана и понятия не имеет, что на нём происходило. И так абсолютно во всём.       Какое-то время он оставлял для себя под подушкой записки с кратким описанием ситуации, чтобы утром меня порадовать, сладко позвав по имени, как я понимаю, но я объяснил, что это будет приятно в первую минуту, но никакой радости не принесёт, когда правда откроется. К удивлению, они пропали в течение недели и ежедневных просьб действительно быть самим собой. Именно таким, каким я его и полюбил. Есть, конечно, вероятность, что он всё вспомнит, но пока что я каждый раз терпеливо рассказываю всё, что ему заблагорассудится узнать.       Он резко садится, удерживаясь на одной руке, и следом поднимаюсь я, опираясь на спинку кровати.       — Ты такой красивый, — он уже в течение нескольких минут бесстыдно рассматривает меня, правда, уже в который раз. А я всё так же смущаюсь его словам, будто слышу это впервые. — Я когда-нибудь говорил тебе об этом?       — Нет, — решаю остановиться на этом ответе, опуская взгляд.       — Значит, я идиот, — выбери я положительный ответ, он бы сказал что-то вроде: «Ну и правильно, что тут скрывать».       Он опять приближается ко мне, останавливаясь так близко от меня, что я невольно задерживаю дыхание. А его взгляд всё также блуждал по моему лицу, всё чаще задерживаясь на губах.       — Если я твой муж, то я могу сделать с тобой всё, что захочу? — он снова шепчет, стараясь не разорвать устоявшуюся связь и не нарушить интимный момент, а я знаю, что произойдёт дальше. Коротко киваю, соглашаясь, и он нежно прикасается к моим губам своими, начиная неторопливые движения.       Я никогда не напирал на него с общением и тем более с каким-то контактом, будь то поцелуи или — упаси боже — постель, полностью оставляя инициативу в его руках. Думаю, никто бы не смог сразу влиться в тот строй жизни, в котором тебя и не было, судя по воспоминаниям, и поэтому я не требовал ничего подобного. Я просто терпеливо ждал, заново проходя знакомство с ним. Он же, как ребёнок, всегда радовался, что я далеко не последний человек в его жизни, узнавал некоторые основные сведения обо мне и нас с ним в целом (типа работы, интересов, срока наших отношений, первого знакомства, предложения, свадьбы) и всегда быстро становился частью моей жизни, разделяя со мной первый в его жизни наш поцелуй и, возможно, в относительно редких случаях секс.       Я поражался, как он настолько легко всё воспринимал, не пугался и не отталкивал совершенно незнакомого ему человека, появлявшегося непонятно каким образом, но, думаю, на подсознательном уровне все воспоминания обо мне остаются, так как после «введения в курс дела» он вёл себя как ни в чём не бывало.       Сейчас же он на кухне варит кофе, как обычно неосознанно забирая себе мою любимую кружку, а я стою рядом, просто наблюдая.       — Скажи, тебе не надоело так каждый раз объяснять мне всё заново? — а вот к такому я совершенно не готов. Он крайне редко задавал подобного рода вопросы, от силы раза три, и было странно слышать такое сейчас.       — Честно? Ни капли, — я опёрся бедром на кухонную тумбу слева от него, пока это чудо суетилось у плиты.       Помню, как я ругался примерно по такому же поводу с его родителями. Они предлагали мне разъехаться, чтобы у меня не было «лишней мороки» и я мог «начать жить заново». Видимо, в его родственниках всё ещё жила надежда, что Джерард найдёт себе девушку, а меня просто забудет, как обычную ошибку, поэтому буквально через неделю после аварии, дав ему оклематься, мы — я и его родители — предложили развестись со мной, чтобы не мучить его ежедневными объяснениями. Я готов был пойти на такой трудный, невыносимый для себя шаг, если бы это действительно облегчило его жизнь и он продолжил бы жить счастливо.       Мы по крупицам объяснили всю ситуацию и накладность — по их(!) словам — для его нормальной жизни, но он наотрез отказался, схватив меня за руку и прижав к себе, как плюшевого медведя, которого хотят отнять. Он, широко распахнув глаза, отгонял всех от нас, махая руками и боясь потерять такого несуществующего в его жизни меня, а я просто рыдал от счастья, шепча ему на ухо слова любви.       Он пообещал меня не бросать, даже если ему хоть сто раз предложат разойтись. И так продолжалось чуть ли не каждый день на протяжении почти месяца, пока все окончательно не смирились, что даже в таком состоянии он меня не отпустит.       — Ты хочешь развестись? — внутри будто что-то упало, оборвавшись, мой голос дрогнул, а глаза слегка защипало, но я должен спросить и, в случае подтверждения своего самого главного страха, принять это и отпустить.       — Что? Ты с ума сошёл? — он резко отрывается от своего занятия, пристально глядя на меня, а я облегчённо выдыхаю. — Чтобы я потерял тебя? Да ни за что! — он злобно и с упрёком взглянул на меня, возвращаясь к своему ежедневному занятию, уже более агрессивно помешивая напиток.       Когда мы ссорились, я всё равно обнимал его перед сном, а он и не сопротивлялся. Я всегда рассказывал ему о том или ином происшествии в наших отношениях на следующий день, если он обижался на меня. Он искренне удивлялся, зачем же я это рассказал, ведь мог притвориться, что ничего и не было, уходя от проблемы, потом осознавал, что я просто-напросто хочу быть с ним предельно честен, и со словами «Я вчера глупый был, прости меня» (хотя извиняться всё-таки должен был я) он обнимал меня так крепко, будто мы не виделись несколько лет. Как жаль, что для него это действительно так. Если же обижался я, я просто закрывал на это глаза, мгновенно прощая всё, стоило мне только услышать чуть ли не тысячное предложение быть его парнем.       Мы смотрим в гостиной какой-то фильм, из-за которого меня уже конкретно тянет в сон, но желание завершить день пораньше моментально омертвляет шёпот:       — Фрэнк? — мы лежим на диване: я обнимаю его, слегка поглаживая по рукам и заставляя чуть ли не по-кошачьи урчать. — Знаешь, я, конечно, не могу утверждать, ведь знаком с тобой, можно сказать, всего один день, но вот здесь, — он перехватывает мою руку и кладёт себе на сердце, — я чувствую, что…       — Я люблю тебя, — произносим мы вместе, и я зарываюсь лицом в его волосы, стараясь как можно скорее сморгнуть слёзы. Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю.       — Именно, — он поворачивается ко мне, выключая телевизор и одаривая меня влажными поцелуями в кромешной тьме нашего дома.       Он говорил это крайне редко. Я никогда не произносил таких слов первым, так как это могло его напугать или заставить себя чувствовать виноватым в не совсем отсутствующей взаимности. Я просто знал, что это есть, и он это каждодневно доказывает, проводя всё своё свободное время со мной и крайне настырно интересуясь нашей личной жизнью, неожиданно целуя меня и самостоятельно вытирая полотенцем мою голову после душа. В наших отношениях инициатором всегда был он: он впервые подошёл ко мне после глупых переглядываний, он первый признался в чувствах и именно он сделал мне предложение. Не сказал бы, что я стеснялся это всё делать, но он всегда был впереди, он был сильнее внутренне. Думаю, отчасти из-за этого он так просто воспринимает появление меня в его жизни. Но сейчас моя очередь оберегать его и наши отношения, просто не бросая всё это в такой достаточно трудный момент.       Через несколько часов мы лежим в постели, откуда всё сегодня и началось. Уже поздний вечер, и он находится рядом, сжимая меня в своих объятиях.       — Прости меня, если сможешь, — Джерард извиняется чуть ли не каждый день за то, что не помнит меня. Он, расцеловывая моё лицо, рассыпается в извинениях и сожалениях, что причиняют мне столько неудобств каждый день, заставляя терпеть все его одинаковые вопросы, действия, что забывает наши годовщины, мой День рождения, моих родителей, с которыми вроде бы должен общаться.       — Я люблю тебя, и я счастлив, — приподнимаю его голову за подбородок, кратко целуя. — Посмотри, я же счастлив сейчас, и ты даже не представляешь, как я счастлив…       — Я тоже, — опускает голову, попутно целуя меня в скулу.       В такие моменты я мысленно благодарю всевозможные силы за него. Пусть что-то подобное повторяется почти каждый день и должно надоесть, но это же и доказывает, что его чувства ко мне не изменились, что я по-прежнему остаюсь ему дорог. Кто знает, какой мог бы быть итог той аварии. Может, он бы согласился на развод и я сейчас совершенно не знал, куда себя деть, ведь полюбить кого-то, кроме него, у меня вряд ли бы получилось, а он просто жил бы уже с другим человеком. Рядом с ним каждый день как новый. И каждую небольшую жизнь, размером в двадцать четыре часа, я действительно счастлив быть рядом и влюбляться в него снова и снова.       Я обнимаю его ответ, слушая ровное дыхание. Завтра меня ждёт такой же новый день, такой же всплеск эмоций. А сейчас я просто продолжаю надеяться, что завтра он проснётся, вспомнив всё или хотя бы моё имя.