Дом волков

Тао пахнет деревьями и землей, и Чонин вжимается лицом в теплую шею, чтобы вобрать в себя его запах. Стянутая на груди кожа не болит от этого легкого движения. Чонин открывает глаза, но тут же закрывает их из-за яркого солнечного света. Он стонет и натягивает одеяло на голову. Хриплый смех рассеивает тишину комнаты, и Чонин выглядывает из-под одеяла: Тао смотрит на него с улыбкой. Если уж быть совсем честным, он опять ожидал оцепенения и равнодушия, которое охватывает, когда нет ни боли, ни адреналина, но в этот раз иначе, и ему придется привыкнуть. — Сколько я провалялся без сознания? — спрашивает Чонин, щурясь от солнца. Тао вытягивает шею и глядит на часы на прикроватном столике. — Часов четырнадцать. Понятно, почему затекли мышцы. Чонин медленно садится, и одеяло соскальзывает с его груди, где вместо глубоких ран — ярко-розовые следы. Тао прислоняется к Чонину сзади, кладет подбородок ему на плечо и смотрит вниз. — Вроде получше. — Ты неплохо поработал. — Это комплимент? — смеется Тао. — От тебя? — Не вздумай привыкать, — Чонин пытается говорить ехидно, но не может сдержать улыбку. Тао смеется еще громче, Чонин заезжает ему локтем по ребрам, и тот падает на матрас. Столько неизведанного пространства, столько незнакомых эмоций, что ему приходится делать усилие, чтобы не отпрянуть. Он так привык убегать, блокировать все, кроме боли и стремления к свободе, что сейчас борется с собой, чтобы не сделать какую-нибудь глупость. Он даже не замечает, что дрожит, пока Тао не обнимает его за талию, прижимаясь теплой грудью к спине и согревая дыханием шею. — Все хорошо, — шепчет Тао, легонько целует Чонина за ухом, и он судорожно выдыхает. Он не хочет убегать и прятаться. В объятиях Тао хорошо и безопасно, и Чонин нерешительно льнет к нему, как будто боится, что тот исчезнет. Но Тао здесь, и Чонин позволяет себе успокоиться и расслабить мышцы, готовые к прыжку. Он уже не отстраняется каждый раз, когда Тао целует его в шею. Чонин хмыкает и поворачивает голову, и они соприкасаются губами. Робко — оба готовы остановиться, но этого не происходит. По спине Чонина пробегает дрожь, он поворачивается, устраивается на коленях Тао и облизывает его губы, требуя большего. Тао стонет, и этот стон отдается в паху Чонина, а сердце безумно стучит. Он проводит руками по знакомой коже, и впервые — не для того, чтобы оставить синяки, но подчиняясь первобытному желанию быть вместе. Чонин выгибается, крепко обхватив ногами талию Тао. Он тяжело и беспорядочно дышит ему в рот между поцелуями, жар внутри нарастает, тело покалывает от предвкушения близости. Тао хватает Чонина загрубевшими пальцами и до боли царапает тонкую кожу рубцов. Боль подстегивает возбуждение, и Чонин этому не удивляется. У них обоих нет опыта, но между ними существует внутренняя связь, и она руководит ими. Чонин обнаруживает, что он уже лежит на спине, а Тао сидит сверху и вводит смазанный палец внутрь. Чонин никогда не задумывался о распределении ролей в их паре, но в смутных мечтах представлял себе все иначе. Он привык доминировать, а сейчас — шире разводит ноги для Тао, потому что чувствует, что так правильно. Незнакомые ощущения заставляют его стиснуть пальцами замазанные кровью простыни, он разрывается между жаждой большего и желанием отстраниться. В конце концов теплая рука Тао на животе успокаивает волнение, и Чонин полностью принимает его. Второй палец — и желудок скручивается в узел, а член твердеет, наливаясь кровью. Он подавляет стон, норовящий сорваться с губ, и вместо этого двигает бедрами. Тао смотрит на него удивленно. Чонин поднимает бровь, Тао усмехается и проталкивает третий палец. Чонин стонет от боли, открывая шею для укуса. И Тао кусает, прихватывая кожу зубами, и растягивает внутри еще жестче и быстрее. Чонин закидывает ногу на талию Тао, используя свой вес, чтобы перекатиться и поменяться местами, и с усмешкой смотрит на оседланного партнера. Он думал, что Тао будет сопротивляться, но тот расслаблен и прикусывает нижнюю губу, взглядом побуждая Чонина что-нибудь сделать. Он гладит член Тао, сначала медленно, а потом все быстрее, только чтобы увидеть, как Тао хватает воздух ртом. — Чонин, — рычит тот, и Чонин стискивает зубы и поднимается на колени. Член Тао толще пальцев, и, несмотря на подготовку, когда Чонин начинает насаживаться на головку, ему приходится сильнее сжать зубы, чтобы не застонать. Он закрывает глаза и тяжело дышит, прижав подбородок к груди. Руки Тао на его бедрах, он успокаивающе проводит пальцами по коже Чонина, и тот находит в себе силы насадиться до конца. Быть так заполненным и чувствовать пульсирующий член Тао внутри ново для Чонина. Он стонет и на миг останавливается, чтобы не разорваться напополам, а потом поводит бедрами. Тао стонет, и Чонин наслаждается его стонами, он поднимается и опускается, удивляясь — он не ожидал, что ему будет так хорошо. Его пронизывает удовольствие, и он замедляет движения, чтобы продлить это мгновение. Но Тао сильнее сжимает его бедра, и Чонин опять ускоряет темп. Он запрокидывает голову, приоткрывает губы, обхватывает руками ноги Тао. Он вращает бедрами, и Тао приподнимается. Короткие всхлипывания перерастают в стоны, стоны становятся все громче и громче, пока голос Чонина не срывается. Погрузившись в свои ощущения, Чонин пугается, когда внезапно оказывается на четвереньках, а Тао — позади него. Рука надавливает на его шею, вжимая голову в матрас, и Тао снова в него толкается. Чонин с трудом дышит, комкая простынь в кулаках, и откидывается назад с каждым толчком бедер Тао. Когда Тао в первый раз рычит, Чонин чуть не теряет сознание. Он пытается вдохнуть поглубже и раздвигает ноги шире, явно демонстрируя подчинение, позволяя Тао брать, брать, брать. Член тяжело покачивается между ног, но Чонин не делает ничего, чтобы снять напряжение, потому что не хочет, чтобы это заканчивалось. Он наполовину стонет, наполовину рычит, когда Тао наклоняется к нему, чтобы отдрочить свободной рукой. Чонин подается назад, пытаясь остановить его, но ему не удается. Тао рычит и берется рукой за шею Чонина, прикусывая его кожу. Чонин вскрикивает от внезапной боли, и ему хватает этого, чтобы кончить. Он бессознательно рвет простыни с каждой судорогой, проходящей по телу. Тао впивается в шею сильнее, пока кончает сам, и держит до появления клыков, прокусывая еще глубже. Чонин содрогается от пронзительной боли и новой волны наслаждения. Теперь Тао его пометил. Чонин без сил падает на матрас, вздрогнув от мокрого пятна под животом, но не успевает он сдвинуться, как Тао падает на него всем телом. Чонин ворчит и пытается выскользнуть, но останавливается, когда Тао отпускает его шею и начинает вылизывать укус. Чонин довольно вздыхает, и при каждом движении языка Тао у него на ногах поджимаются пальцы. К этому он с радостью привыкнет. Наконец Тао заканчивает вылизывать шею Чонина, проводит носом по лицу и целует его. — Слезь с меня, — ворчит Чонин, когда они прекращают целоваться. — Ты все-таки не пушинка. Чонин открывает рот от изумления, когда Тао еще сильнее вдавливает его в кровать, а потом встает, оставляя дрожать от внезапного соприкосновения с холодным воздухом. Чонин переворачивается на спину, и Тао снова устраивается рядом. Чонин тут же находит глазами метку на плече Тао. Он проводит пальцами по шраму и чувствует странную гордость от того, что следы его зубов запечатлены на коже Тао. На теле может зажить практически все, но меток это не касается. Метка никогда не исчезнет, и у Чонина теперь есть такая же сзади на шее. Ну они и парочка. — Ты переезжаешь ко мне, — сообщает Тао, и Чонин смотрит на него широко раскрытыми глазами. — Кто тебя знает, в какую еще переделку ты без меня попадешь. Чонин тычет его коленом в бок и с удовлетворением слышит в ответ болезненный вздох. Не то чтобы Чонин скучал по своей комнатушке, но он никогда не жил вместе с кем-то. Сначала он держится в стороне, пока Тао занимается своими обычными делами, например, утром, когда тот завораживающе разминается посреди комнаты, и к концу растяжки его мышцы напряжены, а кожа мокрая от пота. И у Чонина каждый раз немного кружится голова, а Тао подмигивает ему, и Чонин хмурится от такого вызывающего высокомерия. После этого Тао уходит на работу, и Чонин предоставлен сам себе. Он почти не прикасается ни к чему в доме, потому что вещи здесь ему не принадлежат. Они принадлежат Тао. Все это настолько внове для Чонина, что иногда он с трудом подавляет соблазн уйти. Он привык жить один, и открытость его угнетает. Но по ночам Тао опять с ним, и он снова и снова доводит Чонина до исступления руками и губами. Иногда они добираются до кровати, но чаще нет. В основном Тао перегибает Чонина через диван или прижимает к кухонному столу, устраиваясь между его ног. Однажды они даже приняли вместе душ, но это оказалось плохой идеей — они не смогли сдержать руки, рухнули вместе с душевой стойкой, а потом долго хохотали, запутавшись ногами в занавеске, и весь пол залило водой. Вот ради таких мгновений Чонин не уходит, и еще ради возможности запустить пальцы в волосы Тао и поцеловать его, когда они лежат в постели и уже почти засыпают. Он медленно привыкает к тому, что Тао не выгонит его из-за того, что он приготовил обед или переставил книги в алфавитном порядке, поскольку до этого они стояли как попало, и это сводило его с ума. Чонин наконец чувствует себя дома, когда Тао заезжает ему в живот из-за истерики от сгоревшего обеда. Сначала он удивляется, но потом видит игривый огонек в глазах Тао и вспоминает старые добрые времена. Чонин прыгает вперед, и Тао с грохотом падает. Они обмениваются ударами и тычками до тех пор, пока Тао не пригвождает Чонина к полу, целуя в грудь, а его руки оказываются связаны над головой рубашкой. Он дома. Отношения — это гораздо проще, чем ожидал Чонин. Само собой появляется желание сделать то, чего бы он раньше никогда не сделал. Пожалуй, он всегда был на это способен, но не было повода. А теперь есть. Тао рядом, его черная шерсть смешивается с тенями, заполняющими ночной лес, пока они бегут что есть сил. Когда они в волчьем облике, их притяжение друг к другу еще сильнее, и они легко держатся вместе. Они бегут просто так, без цели, только потому, что это здорово. Две половины единого целого наконец-то сливаются друг с другом под лунным светом. Чонин воет, Тао подхватывает этот вой, и он звенит в воздухе, пока они прокладывают дорогу сквозь кусты. Чуть позже они выбегают на поляну, где деревья окружают высокую траву, усеянную одуванчиками. Чонин так зачарованно наблюдает за белым пухом, взлетающим вверх с каждым шагом, что не замечает Тао, пока тот не толкает его в бок. Чонин рычит на Тао, и тот пятится, ускользая. Чонин прыгает, но Тао не двигается, и они катятся по траве, а потом останавливаются. Тао кладет голову на грудь Чонина, и им хорошо. Тао пару раз лижет Чонина в морду, и его сердце заходится от счастья. Они засыпают под светом луны, а потом крадутся в дом на рассвете. В их шерсти запуталась трава, и они соприкасаются боками на ходу. В щеку Чонина тычется палец, он отмахивается, но без толку. Тогда он оборачивается и бросает на Бэкхёна уничтожающий взгляд. — Чего? — наконец спрашивает Чонин, поскольку Бэкхён и не думает оставить его в покое. — Ты весь светишься, — говорит Бэкхён, улыбаясь такой широкой улыбкой, которой Чонин никогда у него не видел. Он в замешательстве смотрит на свою руку, а затем снова на Бэкхёна и хмурится: — Свечусь? Ты что, все-таки скурил те браслеты из конопли? Бэкхён снова тыкает Чонина в щеку. — Я в переносном смысле, ты, задница! Ты весь... — Бэкхён бестолково размахивает руками, а потом подбоченивается: — Ага! У тебя был секс. — Что? — Чонин теряет дар речи, но предательский румянец на щеках выдает его. Он боится смотреть в довольное лицо Бэкхёна. — Я так и знал! Кто? Чонин морщит нос и отворачивается, надеясь, что допрос прекратится. Но он ошибается. Бэкхён подбирается поближе, кладет голову на плечо Чонину, и тот застывает. — Ну скажи-и, — Бэкхён надувает губы, и Чонин вздыхает. Он с деланным вниманием смотрит на прилавок и сглатывает, увидев, что умудрился вырезать там имя Тао. Чонин быстро прикрывает надпись рукой с самым беспечным видом. — Это Чунмён? — предполагает Бэкхён. Чонин кривится от отвращения. — Чунмён? Это первое, что пришло тебе в голову? Бэкхён пожимает плечами. — Он часто приходит пообщаться с тобой. Я подумал, что он наконец-то пробился сквозь ледяную стену. А Бэкхён не такой пустоголовый, как казалось. Чонин пристально смотрит на него. — Чунмён не в моем вкусе, — наконец выдает он. — Тогда кто? — ноет Бэкхён, обвивая руками талию Чонина. Чонин смотрит на крепко прижатые руки, затем снова на Бэкхёна. Тот переходит черту — и наверняка об этом знает, — потому что Чонин терпеть не может, когда к нему прикасаются. Кроме Тао, но это совсем другое дело. Бэкхён щурится и, кажется, что-то замышляет. — Ты боишься щекотки, Чонин? И не ожидая ответа, Бэкхён запускает руку Чонину под рубашку и щекочет. Раздается пронзительный визг, и Чонин отбегает как можно дальше, но Бэкхён несется за ним. Чонин очень боится щекотки, и теперь его слабость раскрыта. Бэкхён приближается, и Чонин отступает за длинный стол, на котором громоздятся ящики с альбомами. Бэкхён пролезает под столом, и Чонин бежит к выходу, но резко останавливается, когда открывается дверь и звенит колокольчик. — Добрый ве... — Бэкхён запрыгивает ему на спину. — ...чер, — выдыхает Чонин и пытается стащить с себя эту человекообразную пиявку. Вошедший мужчина смотрит на них с любопытством, и Чонин его понимает. — Мы можем вам чем-то помочь? — пропевает Бэкхён прямо в ухо Чонину слишком счастливым, учитывая обстановку, голосом. — Вряд ли, — голос у посетителя на удивление низкий. Он слишком молод, чтобы интересоваться такой музыкой, но не Чонину судить: Бэкхён же слушает ее целыми днями, а они примерно одного возраста. — Если передумаете, мы к вашим услугам. Чонин старается не зарычать. Он с легкостью мог бы сбросить Бэкхёна, но зачем причинять вред человеку. Он тащится к кассе с Бэкхёном на спине, упорно отмалчиваясь, хотя тот сопит ему в ухо и вообще ведет себя по-детски. — Почему ты не хочешь сказать? — Потому что это не твое дело, — шепотом отвечает Чонин. Он не хочет обсуждать свою личную жизнь при посторонних. — Мы же друзья. Чонин наклоняется и стукается лбом о прилавок. Бэкхён издает вопль, ослабляет хватку и плюхается на пол. Что-то не так — Чонин это чувствует. Дверной замок щелкает, Бэкхён вытаскивает ключ и кладет в карман, а потом направляется в сторону своего дома. Чонин стоит и слушает, как Бэкхён что-то мычит себе под нос, сворачивая за угол. Обычно звуки стихают через пару минут, но в этот раз мычание резко обрывается. У Чонина встают дыбом волосы на затылке, и он срывается с места. Каждая его мышца напряжена — и не только в эти мгновения, это началось еще час назад. Внутри нарастает безотчетная тревога, и он бежит все быстрее. Вот и угол. Чонин сворачивает и тут же тормозит при виде двух фигур вдалеке. Там не переулок — скорее небольшая парковка, и посреди нее одна-единственная машина. Внимание Чонина приковывает крупный мужчина, который держит Бэкхёна, зажимая ему рот и приставив к виску пистолет. Он поднимает взгляд, и Чонин даже не удивлен, узнав посетителя, недавно заходившего в магазин. Чонин принюхивается, запах серебра щекочет ноздри. Он рычит, и его глаза вспыхивают красным. Это не человек. Это охотник. Идиот, почему он не заметил раньше? Расслабился от спокойной и счастливой жизни. Вот почему он всегда в бегах. Чтобы они не смогли закончить дело, проваленное двадцать лет назад. Бэкхён хнычет, и охотник усмехается Чонину в лицо, подначивая. Отсюда он не успеет добраться вовремя и остановить смерть. Сам факт, что он беспокоится о Бэкхёне, — свидетельство того, как изменила его связь. Раньше Чонину было бы наплевать, что кто-то умрет из-за того, что он сбежал. Но сейчас Бэкхён смотрит на него огромными, полными слез глазами, и у Чонина сводит живот. Он не хочет этого. Он хочет, чтобы ребячливый Бэкхён и дальше жил обычной жизнью с ее будничными заботами, глупо улыбался и знать не знал, что в мире есть зло. Его захлестывает гнев, и волк рвется на свободу. Чонин облизывает губы и лихорадочно ищет способ справиться с охотником так, чтобы мозги Бэкхёна при этом не оказались разбрызганы по асфальту. — Притормози, приятель, — раздается низкий голос за спиной, и в Чонине поднимается белая ярость. Он так сосредоточился на происходящем, что не заметил появления нового игрока. Чонин даже не оборачиваясь чувствует сильный запах серебра, царапающий горло. С тем, сколько этого металла упаковано в пулях, он будет мертв после первого же прицельного выстрела. — Значит так, — кончик дула холодит шею Чонина, и по спине бегут мурашки. — Чанёль сейчас прокатится с твоей человеческой сучкой, — Чонин рычит, и пистолет сильнее вжимается в кожу, обжигая нагаром серебра: либо пистолет не чистили, либо использовали совсем недавно. Мысль об охотниках, о том, что Тао в опасности, в разы обостряет страх. Другие чувства тоже усиливаются, в крови полыхает адреналин и неистовое желание защищать. — И если будешь вести себя хорошо, мы его отпустим. — «Вести себя хорошо», — фыркает Чонин. — И дать застрелить себя, как собаку. — В этом и смысл, так что не рыпайся. Чонин стискивает зубы, чтобы не сказать лишнего. Жизнь Бэкхёна и так под угрозой. Жаль, что он не может выразить, как виноват перед ним. Тот беспомощно плачет на заднем сиденье машины. Если бы он мог уверить Бэкхёна, что все будет хорошо, может, это ослабило бы его страх. Но Чонин не может этого сделать, и последнее, что он видит, когда машина проезжает мимо, — залитое слезами лицо Бэкхёна. Бессмысленно пытаться объяснить, что Бэкхён ему не принадлежит, — вряд ли охотники поверят. Их порода не отличается пониманием. — Если я не приеду туда через час, кровь этого парня будет на твоих руках, — слышит он и утробно рычит. — Не я держу его под прицелом, — отрезает Чонин. — Лучше подумай о том, сколько смертей будет отомщено. Подумай о тех жизнях, что я спасу, убив тебя. — Ты так убеждаешь себя, чтобы спокойно спать? Убивая невинных людей? Удар под левое колено опрокидывает Чонина на землю. — Ты не человек, — шипит охотник. — Но Бэкхён — человек, и убить его — преступление. — Человек, который опустился до дружбы с тобой, недостоин пощады. Тут Чонина осеняет, он усмехается и наклоняет голову набок, обдумывая ситуацию. — А, так для тебя это акт мести? Какой-то большой и злой волк покусал твоих мамочку или папочку, да? Еще один удар, и Чонин падает лицом в асфальт. Но лучше бы охотник этого не делал. Чонин перекатывается по земле и вскакивает на ноги прежде, чем тот успевает отреагировать. Гремит выстрел, и пуля со свистом проносится мимо уха. Чуть не попал. Чонин машинально хватает охотника за запястье, выворачивает его, и оружие со стуком падает. Зверь внутри вскидывается, и Чонин не против дать ему волю и позволить сделать всю грязную работу. Он всегда избегал охотников и никогда с ними не дрался, так что сейчас возможность хорошего поединка манит. — Надеюсь, ты способен на большее, — поддевает Чонин. Охотник выше, но ненамного. Его темные глаза сужаются, пока он оценивающе осматривает Чонина. Он кривит губы в неприятной улыбке, плавно вытаскивая пару ножей из куртки. — Конечно. Одно из лезвий ранит запястье Чонина ровно настолько, чтобы оно начало кровоточить, и Чонин ослабляет захват из-за жжения. Опять это чертово серебро. Чонин чуть не закатывает глаза, так это предсказуемо. — Иди сюда, щенок. Теперь Чонин и вправду закатывает глаза. — На сколько ты меня старше, на год? На два? Заканчивай дурацкие дразнилки и ударь меня. — Удар хорош, и Чонин получил бы по лицу, не будь он гораздо быстрее противника: он уже сдвинулся влево на два шага. — Я сказал, ударь меня. Нужно признать, охотник довольно подвижен для человека с таким телосложением — худощавый, с длинными руками и ногами и очень широкими ладонями. Одна рука мелькает рядом с Чонином, и он отскакивает назад, но на миг позже, чем нужно. С царапины на щеке стекает кровь, серебро жжется так сильно, что Чонин теряет бдительность. Пожалуй, лучше умерить гордыню, иначе он может проиграть. Усмешка тут же исчезает с лица противника, когда кулак Чонина врезается ему в челюсть и откидывает его на несколько шагов назад. Чонину это не мешает — он неотступно следует за ним, пока тот пытается вернуть равновесие, держась за щеку. Охотник сплевывает кровь, и Чонин расценивает это как первый маленький шаг к победе, на которую рассчитывает в итоге. Тут же следует и второй шаг — он бросается вперед и бьет противника плечом в грудь. Оба валятся на землю. Чонин чувствует волка под самой кожей, глаза наливаются кровью, вытягиваются когти, и он рычит. Слюна, собравшаяся во рту, капает на шею жертвы. — Безмозглое чудище, вот ты кто, — язвительно говорит охотник. Чонин рычит, пытаясь удержать контроль над собой. Как бы ни хотелось вырубить врага, нужно выяснить, куда увезли Бэкхёна, и успеть туда прежде, чем его убьют. И не похоже, что этот охотник заговорит даже под пытками. Преданность, клятвы и прочие вещи, о которых люди не имеют понятия, — одно дело, но этот тип еще и упрям. Чонин втягивает когти и умудряется выбить из рук охотника один нож. Он тянется за вторым, но охотник оказывается проворней, и нож втыкается Чонину в бок. Он воет от боли, откинув голову; серебро жжет рану между ребер, и это заглушает все чувства. Охотник пользуется передышкой, чтобы сбросить с себя Чонина. Тот приземляется на спину и, моргнув, вытаскивает лезвие и бросает его на землю. Ему больно дышать, и он поднимается, скорчившись. Слишком медленно. Охотник хватает Чонина за волосы и крепко бьет кулаком в лицо. Перед глазами плывет. Чонин пытается вырваться, но следующий удар сбивает его с ног. Удары сыплются один за другим, и Чонин знает, что попал, но охотник не будет продолжать это до бесконечности. В конце концов, Чонин выносливее, и когда его бьют в скулу в последний раз, он слышит треск в окровавленных костяшках пальцев. — Сукин сын, — рычит охотник, и Чонину наконец-то удается отстраниться. Со лба стекает кровь, дыра в боку саднит при каждом движении, но он жив и не намерен сдаваться. Чонин бросается вперед и довольно скалится, когда охотник врезается спиной в кирпичную стену здания. Он стонет, и Чонин стискивает его горло. Серебро берет свое, оно подавляет волка, и сила Чонина истощается, но ему нужно не так уж много времени, чтобы вывести противника из строя. Охотник хватает Чонина за волосы своей широкой ладонью и пытается отодрать от себя. Металлическая вспышка — и Чонин еще до звука выстрела чувствует пулю, пробивающую плечо. Огонь стекает по руке, и она безжизненно повисает. Чонина толкают, он валится мешком, а потом удар обитым железом ботинком по груди разом вышибает воздух из легких. Он моргает, отгоняя темноту, что заполнила глаза вместе со жгучей болью. Чонин поднимает взгляд и видит дуло пистолета, направленное в лоб. Как так вышло, что они вернулись к самому началу? — Имя — Крис, — охотник пытается говорить твердо, хотя и сам тяжело дышит. — Можешь рассказать своему сокамернику в аду, кто тебя туда отправил. Несмотря на страх и чувство близкой смерти, Чонин смеется. — Ты репетировал эту фразу перед зеркалом? — говорить больно, и он с усилием шипит сквозь сжатые зубы. — Ты так и не понял: я победил, а ты — труп. Щелчок взведенного курка отдается эхом в ушах, но тут вступает в действие волк. И потом уже у Чонина нет времени на анализ происходящего. Он откатывается одновременно с выстрелом. За звоном пули, отскочившей от асфальта, следует приглушенное проклятие, и тут Чонин вытягивает когти и вцепляется охотнику в шею. Тот изумленно раскрывает рот и падает на землю. Волк успокаивается, и Чонин смотрит, как охотник зажимает горло, пытаясь остановить кровь. Достаточно беглого взгляда, чтобы понять: это его не убьет. Даже сейчас Чонин не хочет его убивать. Он никогда не отнимал человеческую жизнь, и если сделает это теперь, то станет именно тем, кем его считают. Довольно скоро боль и потеря крови берут верх, глаза охотника закатываются, и он обмякает. Чонин ощупывает его, отбросив подальше пистолет. В кармане куртки он находит телефон и разбивает его об стену: если охотник очнется, он может позвонить своему приятелю с указанием прикончить Бэкхёна. Чонин прислоняется к стене, чтобы передохнуть. Боль впивается в каждую клеточку тела. И тут он понимает, что не успеет освободить Бэкхёна вовремя. Не в таком состоянии — ему нужна помощь. Подавленный, Чонин отталкивается от стены и ковыляет к дороге. Он тяжело дышит и изо всех сил цепляется за ощущения. Рубашка липнет к боку и плечу, из ран медленно сочится кровь. Серебро мешает заживлению, но след от металла теперь жжет не так сильно, осталась только глухая боль. Кажется, пуля прошла навылет, так что можно не волноваться, он не умрет. По крайней мере, не от этого. Каждый шаг — пытка, каждое движение — риск потерять сознание в луже собственной крови. Кровотечение не останавливается, Чонин понимает, что ему нужен Тао. Ему кто-то нужен. От этой непривычной мысли все внутри переворачивается. Но Тао будет рядом, и этого достаточно, чтобы Чонин успокоился. Не нужно будет умолять, уговаривать, унижаться. Можно просто положиться на партнера. Думая об этом, Чонин шагает быстрее, его подстегивает образ, запечатленный на изнанке век. Огни города остаются позади, и Чонин тащится между деревьями. Листья сердито шуршат под ногами, дыхание с хрипом вырывается из легких. Они заполняются кровью. Первый дом на его пути — Чунмёна, и с губ Чонина еле слышно срывается всхлип, когда он видит, что там горит свет. Пока он идет к двери, кажется, что время тянется вечно. Он слабо стучит по дереву кулаком, и когда дверь открывается, падает вперед, прямо в подставленные руки. — Чонин! — слышит он. Да, его держит Чунмён. Он все зовет его по имени, и Чонин мычит в ответ, давая знать, что слышит. В комнате есть кто-то еще, но дом наполнен запахами всей стаи, и Чонин не может понять, кто именно, пока тот не подходит ближе. Сехун. — Сехун, зови остальных. И приведи Тао. Быстро! Чунмён с трудом, но держит Чонина, и тот слышит, как громко воет Сехун, так, что эхо отдается по всему лесу, — сейчас сюда соберутся все. Затем он слышит, как кто-то бежит, и изо всех сил цепляется за Чунмёна: он уже не может стоять сам. Чонин начинает падать, Чунмён напрягает все силы, но безрезультатно — тело Чонина деревенеет, и его невозможно удержать. Чонина сзади обхватывают руки посильней, и он стонет, когда его обволакивает тягучий и манящий запах Тао. — Твою мать, Чонин, — говорит Тао и проводит его дальше в дом, чтобы не загораживать проход. — Когда ты перестанешь вляпываться в неприятности? — Это вопрос с подвохом? — бормочет Чонин и морщится от прикосновения к плечу. Он пытается отодвинуться, чтобы облегчить боль, ее и правда слишком много. Чонин восхищен тем, с какой скоростью один за другим собираются члены стаи. Он даже до дивана добраться не успел. Диван черный, так что, к счастью, крови на подушках не будет видно. Тао бережно укладывает его и осматривает раны. Чонин стонет от боли, когда тот задевает пальцами бок, и Тао вздрагивает. Чонин никогда так не расклеивался. — Серебро, — выдавливает он. — Охотники. Тишина, заполняющая комнату, оглушает. — Они забрали Бэкхёна. Чондэ первым бросается к Чонину и склоняется над ним. — Куда? — выдыхает он. — На юг от города, в старом потрепанном мустанге. С ним вроде только один охотник. Чондэ смотрит на Чунмёна: тот сжал губы в тонкую полоску и скрестил руки на груди. — Только не в одиночку. Сехун и Исин ступают вперед и они все уходят, растворяясь в ночи. Чонин чувствует облегчение: они смогут выследить охотника. Если он правильно понял выражение лица Чондэ, Бэкхёну нечего бояться. — Как они нас нашли? — Чунмён спрашивает скорее сам себя, но все это слышат. Тао разрывает рубашку, чтобы осмотреть раны, проводит пальцами по синякам и вокруг пореза между ребер. Чонин ерзает, и Тао взмахом руки подзывает Кёнсу, чтобы помог подержать. Его грудь крепко придавливают, и Тао принимается за плечо. Он погружает в рану язык, и Чонин воет, выпускает когти, пытаясь оттолкнуть Тао. Кёнсу прижимает его еще крепче. — Мы были так осторожны, — невесело говорит Чунмён. Голова Чонина падает на бок, глаза полузакрыты, и он давится стонами — у него просто нет сил сопротивляться настойчивому зализыванию раны. Он концентрирует внимание на Лухане, который сидит в углу, опустив взгляд, и нервно перебирает пальцами. Желудок Чонина сводит от тошноты, и боль мгновенно забывается. — Ты, — шипит он. Не удерживай его Кёнсу и Тао, он бросился бы на Лухана. Все взгляды устремляются на Лухана, тот вскакивает и пятится в угол. — Что ты наделал? — сдавленно спрашивает Чунмён. Лухан мотает головой, не глядя в глаза партнеру, и съеживается, отступая как можно дальше. — Что ты сделал? Чонин видит, как от приказного тона альфы по телу Лухана проходит дрожь, он падает на четвереньки и пялится в пол, стискивает зубы, руки трясутся. — Я просто хотел, чтобы он исчез, — признается Лухан. — Они пообещали, что не тронут стаю. Только Чонина. — И ты поверил в этот бред? — допытывается Чонин. — Их не волнует, охотишься ты в полнолуние или вяжешь носки. Охотники безжалостно уничтожат всех волков до единого. Мои родители в жизни и муху не обидели, но охотники убили их в собственном доме только за то, что они волки. Чунмён сурово взирает на дрожащего Лухана, сжимает кулаки, и на его губах играет недобрая усмешка. — Я разберусь с тобой потом. Чонин никогда не слышал столько холода в голосе Чунмёна: тот потерял самообладание, и гнев наконец вырывается наружу. Чонин радуется, что сам никогда не был тому причиной — мощь, которая скрывается за хрупкой внешностью, поражает. — Сейчас главное — охотники. — Охотники мои, — встревает Чонин, и Тао с рычанием зыркает на него. — Ты больше не сам по себе, придурок, — говорит он, ласково толкаясь лбом в лоб Чонина. — Это не твоя битва, — Чонин не хочет допускать даже мысли, что Тао могут ранить. — Нет, моя, — Тао смотрит на Чунмёна, и тот кивает. — Сколько? — Двое. Одного я оставил на парковке возле магазина. Если повезет, он еще в отключке. — Он жив? — в один голос спрашивают Тао и Чунмён, не скрывая удивления. — Жив, — отвечает Чонин, подавляя рык. — Я не зверь. — Мы пойдем за ним, а вы оба остаетесь здесь. — Чунмён кивает Лухану: — Ты будешь при мне, пока это все не закончится, — приказывает он, и Лухан, скуля, поднимается и идет за своим альфой. На его лице застыло жалкое выражение, но жгучий гнев Чонина и не думает утихать. Одно дело послать охотников по его душу, но подвергать опасности Тао — непростительно. В одно мгновение стая собирается на улице и исчезает. Чонин и Тао остаются в доме одни. Тао снова зализывает рану, и плечо зудит, медленно заживая. Чонин хочет сказать, что рана сквозная и можно приниматься за спину, но тогда его сдвинут, а он не уверен, что сможет это выдержать. — Дома станет легче, — бормочет Тао, и Чонин еле слышно стонет. — Я знаю. Держись за меня крепче. Тао поднимает Чонина с дивана, и все тело буквально кричит, чтобы его положили обратно. Он не держится на ногах, так они дрожат, и комната угрожающе кружится — кажется, его сейчас стошнит. — Зря это, — выдыхает он, пытаясь снова лечь. — Нет уж, — говорит Тао и обхватывает Чонина за талию. Его рубашка разодрана вконец и больше не мешается. В нормальном состоянии Чонин бы уже ныл, что у него осталась всего одна приличная рубашка, но сейчас ему не до того. Удивительно, что он вообще в сознании. Они проходят пару шагов, и Тао поднимает Чонина на руки. Чонину не по себе от того, что его несут, как невесту, но так раненое плечо болит меньше, а бок прижат к груди Тао, и это приятно. Чонин решает не жаловаться. Не хватает еще, чтобы его уронили. — Надеюсь, это не станет традицией, — говорит Тао, ступая по шуршащей листве. Чонин как можно суровее на него смотрит, и Тао улыбается. От этого заходится сердце, и он улыбается в ответ. — Надо было сохранить от тебя чек. Чонин открывает рот в притворном негодовании, и глаза Тао сияют в лунном свете. Чонин весь избит, но даже так он счастлив, и ему все еще сложно в это поверить. Они оба слишком увлечены, и Чонин выскальзывает из рук Тао, когда звучит выстрел. Он больно приземляется, все еще не понимая, что происходит, и тянется к Тао. Тот упал на колени и держится за правое бедро. Чонин не чувствует ничего, кроме ярости, когда находит глазами Криса — охотника, которого он оставил истекать кровью на стоянке. Чонин недооценил ублюдка и теперь расплачивается за это. — Два по цене одного, — довольно говорит Крис. Одна его рука прижата к шее, а в другой он держит пистолет. — Пожалуй, спасибо тебе, что облегчил мне задачу. Чонин скребет землю, и кончики пальцев болят, так хочется выпустить когти. В глазах плывет, и все застилается красным — от травы и деревьев до силуэта Криса, подбирающегося к Тао. Каждый шаг, который делает его ближе к Тао, подобен смертному приговору, волк в Чонине царапается, пытаясь вырваться наружу. Чонин на волоске от того, чтобы поддаться. Самоуверенность губит многих, и Крис — не исключение. В каждого по выстрелу — и через мгновение они были бы мертвы, а он ушел бы своей дорогой. Но когда Крис целится в голову Тао, то оказывается в пределах досягаемости его рук. Чонин ловит взгляд Тао и едва заметно кивает, и тот понимает его без слов. Тао стремительно разворачивается на здоровой лодыжке и одним движением разоружает Криса. Пистолет отлетает на несколько метров, и Тао пригвождает Криса к земле. Чонин любуется его неистовством — мускулы перекатываются под кожей, изо рта вырывается рык, зубы обнажаются в оскале. Он прекрасен. У Криса нет шансов против Тао, и волк Чонина чуть отступает назад. Но тут он слышит вопль: Крис заезжает Тао ногой в раненое бедро и пытается дотянуться до пистолета. Тао двумя руками держится за окровавленную ногу и вряд ли успеет уклониться от выстрела. Чонин вскакивает и выпускает клыки, когти зудят от желания вцепиться в добычу и разорвать на куски. Адреналин глушит боль, он прыгает на Криса и прижимает животом к земле прежде, чем тот дотягивается до оружия. Тао зовет его, а Крис хватает ртом воздух, но Чонин уже не контролирует себя. Молниеносным движением он впивается Крису в шею, легко разрывая клыками и так поврежденную кожу. Волк довольно ворчит, он не собирается отпускать добычу, пока та не перестанет сопротивляться. Крис скребет ногтями руки Чонина и ногами пытается сбросить его с себя, но бесполезно. Волк не хочет упускать свое. — Чонин! — кричит Тао. Чонин успокаивается, лишь когда тот виснет на нем и тянет за руку. Он падает назад, и Тао оттаскивает его, волоча по грязи. Они останавливаются возле дерева и опираются на него, измазывая кровью. Крис неподвижно лежит лицом вниз. — Что ты сделал? Крис стонет и переворачивается на спину. Тао и Чонин напрягаются, но тот не пытается больше двигаться. — Пусть на своей шкуре почувствует, каково быть под прицелом охотников, — отвечает Чонин достаточно громко, чтобы услышал Крис. Осознание произошедшего оглушает их, и до Чонина доходит, что он впервые в жизни превратил человека в оборотня. Да еще охотника. Чонин поворачивается, насколько может, и смотрит на Тао, взгляд которого все еще прикован к Крису. — Эй, — шепчет он. Тао наклоняет голову, и не успевает Чонин сказать, что все будет хорошо, как Тао целует его, отчаянно и жадно. Чонин с радостью отвечает, и их отрывает друг от друга только запах возвращающейся стаи. Чонин видит Сехуна и Исина и смотрит на Чунмёна широко раскрытыми глазами. — Как Бэкхён? — В безопасности, — успокаивает Чунмён. — Чондэ забрал его домой. Чонин облегченно оседает, но тут же оборачивается, услышав, как Тао шипит от боли. К ним подходят остальные, и Кёнсу помогает Тао, а Минсок поднимает Чонина и хватает примерно так же, как его недавно держал Тао. Это по-прежнему смущает Чонина, но он благодарен ему. Чунмён идет к охотнику. Все взгляды прикованы к ним. Крис все еще лежит на земле, и Чунмён наклоняется, потом берет его за челюсть, осматривая укус на шее. — Нам придется переехать, — Чунмён говорит так, что слышно всем. Чонин бросает взгляд на Лухана, и тот нервно пятится назад. Чунмён собирается уйти, но Крис хватает его, сжимая длинными пальцами тонкое запястье. Лухан мгновенно появляется возле Чунмёна и рычит на Криса. — Убей меня, — хрипит Крис. — Мы не убиваем, — равнодушно бросает Чунмён и освобождается от его слабой хватки. Затем поднимается и уходит прочь. Ему не нужно ничего говорить, стая следует за ним. Кёнсу с Минсоком сворачивают к дому Тао, чтобы доставить туда раненую пару. Они обещают дать знать обо всех решениях, которые примут позже. Чонин и Тао стоят у реки, глядя на течение и держась за руки, и звуки леса окружают их. Это тихое прощание, благодарность за хорошее пристанище, ведь стая уходит. Тело Криса исчезло к утру, как и все следы охотников. Чондэ убедил Бэкхёна отправиться с ними, и подготовка к жизни на новом месте уже началась. Чунмён с Луханом отправились первыми, и пора следовать за ними. Чонин оборачивается к Тао, сжимая его руку, и улыбается. Тао все еще теребит волосы, он теперь блондин. Он не прекращает жаловаться по этому поводу, но Чонину нравится. Тао и правда идет новый цвет волос, и Чонин, улыбаясь, наклоняется его поцеловать. — Что? — спрашивает Тао: Чонин подозрительно нежен. — Ничего. Тао закатывает глаза и тянет Чонина назад к дому, где у входа стоит почти доверху забитая машина. Все эти вещи — Тао, потому что у Чонина только сумка со штанами и ничего больше. Даже рубашка, что сейчас на нем, принадлежит Тао, и Чонину нравится, как она пахнет. Тут он думает, что и сам принадлежит Тао, и даже рад тому, как замирает сердце. Может, он и убегает снова, но на этот раз не один. Стая и дом — то, чего он никогда не хотел, но теперь не может представить без них свою жизнь. Чонин слишком долго смотрит на лес, который они покидают, и Тао ворчит: — Лезь в машину. — Укуси меня в задницу, — парирует тот. — Не искушай меня.