Загадай желание

Барабанная дробь дождя по карнизу выдернула Лекса из странного сна, в котором он катался на лыжах, и при этом из одежды на нем почему-то были только одни плавки. Во сне морозный воздух неприятно касался обнаженной кожи, оставив ощущение холода и после пробуждения, и он поежился, зарываясь поглубже под одеяло, но согреться это так и не помогло. Сдавленно застонав, Лекс уткнулся носом в подушку и вытянул руку в сторону, ожидая коснуться теплого тела. Нащупав только холодную простынь, он нахмурился и приоткрыл один глаз. Рядом никого не было. — Яр? – хриплым со сна голосом позвал он и перевернулся на спину, прислушиваясь. Не считая звуков дождя, в квартире стояла мертвая тишина. И еще было жутко холодно. — Придурок, какого черта ты оставил окно открытым? – громко заорал он, нехотя слезая с кровати и подходя к приоткрытому окну. Холодные капли, залетающие внутрь, словно иголками закололи кожу и Лекс поспешил закрыть окно. Он хмурым взглядом окинул большую лужу на подоконнике и насквозь промокшую небольшую подушку, на которой вчера сидел Яр. Романтик хренов, на небо звездное он видите ли любовался, а теперь тут самый настоящий потоп. Завернувшись в одеяло, Лекс сердито зашлепал босыми ногами по полу, намереваясь выместить все свое неудовольствие на любовнике, но его планам не суждено было сбыться. Не считая хозяина, квартира была пуста. Отсутствие Ярослава несколько озадачивало, потому что вчера он ни слова не сказал ему, что куда-то собирается. Но даже если возникла срочная необходимость куда-то уйти, что мешало Яру разбудить Лекса и сообщить ему об этом? Или он считает, что они не обязаны отчитываться друг перед другом? Думать об этом было неприятно. Горячий душ и мысли о том, что у него теперь есть компромат на отчима, быстро помогли согреться, и из ванной он вышел уже заметно повеселевший, в предвкушении своей долгожданной мести. Он больше не чувствовал себя связанным по рукам и ногам, словно после долгого плутания по темной комнате, он неожиданно наткнулся на дверь, которую до этого не то что не видел, даже не подозревал о ней. Мысль о том, что возможно все скоро закончится, не укладывалась в голове. Уж слишком она была большой и не помещалась в рамках сознания. Можно было переварить какие-то отдельные ее части, но не всю полностью. Масштаб предстоящих перемен немного пугал и рождал в душе недоверие, что все плохое скоро закончится. Как-то слабо в это верилось. Или он просто уже отвык верить во что-то хорошее и светлое. Но как бы там ни было, скоро все закончится, уж он-то постарается. Если отчим не согласится на его условия, он передаст эти фотографии в СМИ, хотя, он был уверен, до этого не дойдет. Обнародование такой информации на его бизнесе может и не сильно скажется, но вот на планах обеспечить себе место в политических кругах поставит жирный крест. А ведь в последнее время Владислав Сергеевич активно занимался тем, что медленно, но верно подготавливал себе место в их краевой думе. Благотворительные акции, встречи с политиками, финансирование различных проектов краевого масштаба – он уверенно продвигался к поставленной цели и практически уже достиг ее, и если отчим не хочет, чтобы его пристрастия стали достоянием общественности, он выполнит условия Лекса, парень даже не сомневался. У проблемы, которая раньше казалась неразрешаемой, все же нашлось решение. Надо бы обрадовать этой сногсшибательной новостью одну блондинистую падлу, ведь вчера он так ничего и не сказал ему… Яр. На повестке дня снова встал вопрос о местоположении любовника, который исчез загадочным образом, ничего ему не сказав. Сначала он хотел никак не реагировать и дождаться, пока Ярослав сам позвонит ему, но после часа ожидания пришлось осознать, что звонить ему, видимо, никто не собирается. Часы показывали одиннадцать и значит, Яр смотался куда-то еще ранним утром. Вот куда можно отправиться рано утром в воскресенье? Варианты «рыбалка», «пробежка» и «прогулка с собакой» отметались. Может ему надо было зачем-то заскочить домой? Схватив со стола мобильник, он набрал номер Яра. Телефон ответил ему длинными монотонными гудками, трубку долго не брали и Лекс уже перестал надеяться, что на его звонок ответят, как протяжные гудки сменились напряженным голосом. — Да. — Ты где? — И тебе доброе утро. Уже проснулся? – голос у Яра был странно отстраненный и Лекс непроизвольно напрягся. Ну что еще? Он же вроде не успел ничего натворить… — Как видишь, проснулся. Ты где? – повторил он свой вопрос и вздрогнул, когда в трубке раздалось тихое шипение. – Яр? Что там у тебя происходит? — Все… — шумный выдох, — … нормально. Я буду через час. Надо закончить кое-какие дела, – на заднем фоне раздался мужской голос и Яр что-то неразборчиво ответил, видимо прикрыв динамик ладонью. — Какие дела? – угрожающе спросил Лекс. Пальцы крепко сжимали трубку и он мысленно приказал себе успокоиться, сейчас ему все объяснят. Он зря паникует. Наверное. — Такие. Лекс, давай потом… — голос прервался и он услышал как на том конце провода резко и шумно вдохнули, как будто от боли. — Хватит уже болтать, клади трубку, — от раздавшегося на заднем плане грубого мужского голоса внутри все похолодело. Что за… — Лекс, я тебе потом перезвоню, не могу больше говорить. Пока! И он повесил трубку. Этот гад повесил трубку, после такого пугающе странного разговора! Лексу совсем не нравилось, что у Яра имеются таинственные дела с каким-то таинственным мужиком. Он растерянно посмотрел на погасший экран. — Какого хрена… — пробормотал он, снова посылая вызов. «Набранный вами абонент выключен или находится вне зоны действия сети». — Выключил… И как это понимать? Ведь явно же что-то происходило… почему он так быстро свернул разговор, да еще к тому же вырубил телефон, явно для того, чтобы его больше не беспокоили? Глаз начал нервно подергиваться, а челюсти сжались так, что, казалось, зубы вот-вот раскрошатся в труху. Хоть бы что объяснил, так нет же, рассчитывал что это его «у меня дела» успокоят Лекса? Брюнет вскочил с дивана и нервно заметался по комнате, пытаясь придумать объяснение всему происходящему. Почему у Яра был такой странный голос, словно он испытывал боль… и еще тот мужик, с голосом как у бывалого зэка. От пришедшей в голову мысли он резко замер на месте, уставившись широко раскрытыми глазами в пространство перед собой. Воспоминания словно на кинопленке кадр за кадром проносились в голове, извлекая из глубин образы, от которых по-прежнему трясло и страх липкой пленкой обволакивал все внутри. Кровь на обоях и на полу. На Яре. — Нет, он не мог… — сдавленный хрип, полный неуверенности, ведь Лекс прекрасно знал, что отчим мог. Еще как мог. Он вчера прямо сказал, что больше предупреждать не будет, а он наивно проигнорировал его слова. Понадеялся, что отчим ничего не посмеет сделать. Какой же он придурок. Ну на что он рассчитывал, ведь знал же на что способен этот человек. Ему к Яру вообще близко нельзя было подходить, пока не уладится вся эта ситуация, а он словно специально испытывал терпение. Доиспытывался. От мыслей, что отчим послал к Яру своих людей, в груди словно разлился жидкий азот, вымораживая все под чистую, оставляя после себя лишь страх, ледяной и колючий. Некоторое время он просто стоял не двигаясь, пытаясь унять бешеное сердцебиение и как-то справиться с душившей его паникой. Он попытался сделать глубокий вдох, но попытка не увенчалась успехом, горло словно сдавило железным обручем, мешая дышать. Однако это состояние длилось недолго, словно кто-то нажал на кнопочку, выключая в нем все ненужные эмоции. Оцепенение начало проходить. Нет, страх не исчез полностью, он просто забился в дальний темный угол сознания, свернувшись в компактный комок, становясь чем-то второстепенным и уступая место ярости, холодной и расчетливой. Больше не было никаких сомнений. Наоборот, полная уверенность в своих действиях. Осознание того, что сейчас он вполне способен на убийство пришло к нему как некая данность, например как то, что сейчас на улице идет дождь. Факт, неоспоримый и не требующий доказательств. Он просто неожиданно понял, что если отчим сделал что-то с Яром, то Лекс его просто убьет и наплевать на последствия. Да и какие к черту последствия, если что-то случится... Пара глубоких вздохов помогли немного собраться с мыслями. «Завязывай с этим голубятником, иначе в следующий раз твой Ярослав так просто не отделается. Нет, убивать его я не собираюсь. Но вот покалечить… мало ли какой несчастный случай может приключиться с парнем». Сказанные ему когда-то слова отчима прозвучали в сознании, словно тот только что прошептал их Лексу на ухо. Ненавистный голос, пусть и прозвучавший всего лишь в мыслях, отрезвил и послужил толчком к действию. Он никогда в жизни так не гнал, как в тот день. Машина не ехала, она буквально летела над серой лентой асфальта и, казалось, из-под колес вот-вот пойдет дым. Дорога до дома Яра заняла от силы три минуты, но Лексу показалось, что он ехал как минимум пол часа. Он боялся, что каждая секунда может оказаться решающей и он может не успеть, поэтому выдавливал из машины и из себя все силы, не желая думать о том, что если с ним самим что-то случится, тогда он Яру уж точно не поможет. На одном дыхании он взлетел на третий этаж, только чтобы убедиться, что квартира пуста. Он не знал, где мог быть Ярослав в эту самую минуту и это незнание просто убивало. И снова страх, снова паника ледяным комом подкатывающая к горлу с которой Лекс пытался справиться всеми силами, ведь стоит только ей поддаться то это точно будет конец. Потом… он попаникует потом, когда все закончится… Он будет рассказывать Яру как от страха чуть коньки не отбросил, а тот будет смеяться над ним и называть его придурком, а он ему и слова в ответ не скажет, пусть называет как хочет, только лишь бы был целым и невредимым. Дорога до дома матери и отчима была сравнима с извращенной пыткой. Было тяжело стараться не думать, не представлять себе, гнать от себя мысли, что он уже, возможно, опоздал. Лекс удовлетворенно выдохнул, когда въехал во двор и увидел, что машина отчима стоит на месте. Матери дома не было, в это время она обычно отвозила Леру на занятия в танцевальный кружок. В доме было тихо, лишь массивные напольные часы высотой в полный человеческий рост глухо тикали в холле, делая атмосферу еще более неуютной и напряженной, как в склепе. Эта тишина давила со всех сторон, контрастируя с бушевавшей внутри яростью и желанием разнести что-нибудь вдребезги. Он быстро и целенаправленно шел вдоль коридора и толстый ворс ковра приглушал звук его шагов, делая его мягким и почти безобидным. Резкий толчок и массивная деревянная дверь с громким бахающим звуком ударилась о стену, заставляя сидевшего за столом мужчину подпрыгнуть на месте. Он хотел было отчитать ворвавшегося к нему молодого человека за полное отсутствие манер, но слова застряли в горле, стоило ему только посмотреть в лицо пасынка. Точнее в его глаза. Они спорили и ругались друг с другом тысячи раз, бывало, доходило чуть ли не до драк, но никогда еще он не видел у Лекса такого безумного взгляда. Дикого. Он смотрел на него, словно готовый вцепиться в глотку волк и Владислав Сергеевич отчего-то ни капли не сомневался, что если вцепится, то уже не отпустит. Интуиция отчаянно сигналила ему об опасности, а он привык доверять своему внутреннему голосу, поэтому тут же подскочил на ноги и отступил за спинку огромного черного кресла, настороженно глядя на приближающегося Лекса. — Где он? – низким голосом спросил парень, наклонившись над столом и оперевшись на него ладонями. Владислав Сергеевич проследил взглядом, как тонкие пальцы смяли лежащие на столе документы и непроизвольно сглотнул. — Какого черта ты врываешься в мой кабинет как к себе домой? И прекрати портить документы, это наш новый договор с… Лекс демонстративно смял документ в кулаке и откинул безнадежно испорченную бумагу в сторону, не сводя взгляда с отчима. — Где он? Владислав Сергеевич посмотрел на стоящего напротив него молодого человека и ему совсем не понравилось заворочавшееся где-то в области живота скользкое чувство, подозрительно похожее на страх. Это совсем не то чувство, которое он привык испытывать и сейчас положение крайней неуверенности выбивало его из колеи. — О ком ты говоришь? — Не строй из себя дурака! – зарычал Лекс, громко хлопнув ладонью по столу. – Если твои ублюдки сделали что-нибудь с ним, ты – труп. Мужчина посмотрел на него долгим внимательным взглядом, а затем хрипло засмеялся, правда, смех получился наигранным и слишком резким, выдавая его волнение. — Так ты о своем любовнике? Я так понимаю, он пропал, и ты решил, что это моих рук дело? — Скажешь, что это не так? — Очень хотелось бы, но нет. Я тут не причем, — он немного помолчал, а потом, усмехнувшись, продолжил. – А может быть, ты просто надоел ему и он решил уйти? — Что ты с ним сделал? — Ты вообще слышишь, что я говорю? – больше мужчина не смеялся, его лицо покраснело, дыхание стало шумным и прерывистым. – Я не знаю, где твой чертов любовник! Я не посылал к нему своих людей. Лекс на это ничего не ответил, чувствуя, что внутреннее напряжение немного спало. Он все еще беспокоился о Яре, но на душе стало как-то легче, словно его миновало самое страшное зло. Заставив себя поверить, что с блондином все в порядке, а это исчезновение просто очередная его глупая выходка, он снова переключил свое внимание на отчима. Его лицо приняло сосредоточенное выражение и он протянул руку вперед, отчего Владислав Сергеевич заметно вздрогнул и сделал шаг назад, но парень лишь потянулся за стоявшем на столе снимком в стеклянной рамке, на котором хозяин кабинета пожимал руку губернатору края. В кабинете повисло гнетущее молчание, пока он пристально разглядывал фотографию. — Почему ты думаешь, что у тебя есть право ломать чужие жизни? – на удивление тихим и спокойным голосом спросил он, по-прежнему глядя на снимок. — Почему ты считаешь, что тебе позволено прогибать людей под себя? Ты никогда не думал… — Лекс наконец поднял взгляд и мужчина вздрогнул, глядя в эти потемневшие глаза, казавшиеся сейчас не зелеными, а черными, — … что когда-нибудь, кто-то так же может сломать и твою жизнь? Пальцы разжались и фоторамка, при падении ударившись о край стола, стеклянными брызгами посыпалась на пол. — Я все пытался понять, почему ты так поступил с Данилом. Раньше я считал, что это все твоя нетерпимость к его ориентации, но теперь я понял. Он ведь наверняка угрожал тебе, да? Угрожал рассказать всем, что ты домогаешься собственного пасынка. Наверное, ты думал, что раз он гей, то с радостью раздвинет перед тобой ноги, но он послал тебя куда подальше? Ведь так все было? Ты понял свою ошибку слишком поздно, когда Данила пригрозил, что расскажет всем о твоих наклонностях. И тогда ты упек его в психушку… Слегка наклонив голову в сторону, парень наблюдал, как меняется лицо стоявшего перед ним мужчины, подтверждая верность его догадок. Оно постепенно начало бледнеть, словно выцветая, пока не приобрело чуть синеватый оттенок. Исчезло выражение напускной уверенности, теперь в глазах плескался неприкрытый страх. — Ты несешь ерунду, — выдавил из себя мужчина, прерывающимся, словно запыхавшимся голосом. — Правда? – жестко усмехнулся Лекс и вытащил из внутреннего кармана легкой куртки глянцевые фотографии, и положил их на стол перед отчимом. – Дарю. Наверняка у тебя таких нет, а ведь ты тут так здорово получился. Тут есть еще вид сзади. Правда, это конечно зрелище не для слабонервных. Мужчина в ужасе покосился на лежащие перед ним снимки, пытаясь судорожно вспомнить, где и когда он мог проколоться. — Что, нравится? Красивый мальчик. И этот ошейник на нем... так сексуально. Я смотрю, ты любишь молоденьких и чтобы пожестче, – резким движением Лекс обогнул стол, так что Владислав Сергеевич не успел увернуться, только дернулся, прежде чем его схватили и прижали спиной к стене. – Ты, сука, мою жизнь в такое дерьмо превратил, теперь пришла моя очередь отплатить тебе. — Это фотомонтаж, — прохрипел Владислав Сергеевич, чувствуя, как начало сбиваться дыхание, а грудную клетку словно сдавило. Он дернулся вперед, в попытке схватить телефонную трубку, но его руку перехватили, больно стукнув спиной о стену. — Расскажешь это журналистам, когда эти фотографии попадут к ним. И своим друзьям-политикам, и партнерам нашим тоже расскажешь. Они тебе, безусловно, поверят. — Ты не … посмеешь, — слова с шумом слетели с посиневших губ и Лекс удивленно посмотрел в полные паники глаза отчима. — Хочешь проверить? – улыбнувшись, продолжил он. Сначала он хотел просто пригрозить отчиму, но сейчас ему безумно нравилось видеть на высокомерном лице выражение животного страха. Он им упивался, наслаждаясь своим превосходством над этим человеком. Было странно видеть его таким – жалким, растерявшим весь свой гонор, нелепо глотающим воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Что с мужчиной происходит что-то не то, Лекс понял, когда тот громко захрипел, прижав пальцы к основанию шеи, словно пытаясь убрать невидимую руку, душившую его. Свистящее прерывистое дыхание сменилось судорожным кашлем, и грузное тело затряслось, захлебываясь воздухом, который застревал в горле, не желая поступать в легкие. Одной рукой он ухватился за спинку кресла, а второй наощупь открыл небольшой ящик в столе и принялся шарить там рукой, пока, наконец, не достал небольшой баллончик. Не в силах больше стоять самостоятельно, Владислав Сергеевич завалился боком на кресло, чуть не перевернув его, и трясущимися руками попытался снять крышку с небольшого цилиндра, но тот, выскользнув из вспотевших рук, упал на стол и, отскочив, покатился по полу. Хрипя, мужчина дернулся вперед, рухнув при этом на пол, и сметя со стола бумаги и различные канцелярские принадлежности, которые ворохом посыпались на него сверху. Лекс стоял рядом и наблюдал как мужчина, не в силах подняться, судорожно дергается на полу, чувствуя себя зрителем какой-то комедии абсурда. Еще пять минут назад он хотел собственными руками придушить этого человека, а теперь, когда он корчился перед ним в приступе удушья, на него словно нашел ступор. Охватившее до этого чувство превосходства и торжества бесследно испарилось, оставив после себя только растерянность. Судя по всему, у отчима был приступ астмы, а ведь Лекс даже не знал, что тот болеет. Хотя чему удивляться, этот мужчина не посвящал людей в свои слабости. Лекс сделал неуверенный шаг к шкафу, под который закатился ингалятор и замер на месте, чувствуя, как гудит голова от распиравших его мыслей и эмоций. Сделать шаг вперед и помочь человеку, которого ненавидишь всей душой или продолжать стоять и смотреть, как он умирает, пусть и не от твоих рук. "Но ведь ты так хотел этого. Сколько раз ты желал ему смерти, сколько раз проклинал за все то зло, что он причинил тебе. Если оставить его жить, где гарантия, что все не повторится снова? Снова жить в страхе за близкого человека…" Лекс отступил назад, пока не уперся спиной о стену и медленно сполз по ней вниз, встречая направленный на него взгляд отчима, полный ужаса. Он что-то хрипел, вероятно, звал на помощь, но воздуха в легких было уже слишком мало, чтобы издавать внятные звуки. Он неуклюже дрыгался на полу, пытаясь подползти к ингалятору, но приступ удушья и непрекращающийся кашель не давали возможности разогнуться. Лекс наблюдал за корчившимся перед ним телом в полном оцепенении, разрываемый противоречивыми мыслями и чувствами. Ему не хотелось помогать этому человеку, не хотелось делать хоть что-нибудь для того, чтобы спасти того, кого он ненавидел, не хотелось идти на поводу у своей совести. Не хотелось… «Слабак», — шепнул ему внутренний голос, когда Лекс сделал рывок вперед и нащупал рукой закатившийся под шкаф ингалятор. «Наверное, это самый мой идиотский поступок за всю мою жизнь», думал он про себя, поднося баллончик к судорожно раскрытым посиневшим губам мужчины и со всей силы надавливая на крышку. Но ничего не произошло. — Ну же… — Лекс потряс баллончик, проверяя наличие лекарства, но судя по тяжести, тот был еще полон. Однако кнопка не хотела нажиматься. Заело. Не выпуская флакон из рук, он потянулся к телефону и едва попадая пальцами по кнопкам, вызвал скорую. Продиктовав адрес, он кинул трубку и подполз к мужчине. — Где у тебя лежит лекарство? – громко спросил он, но отчим продолжал хрипеть, не реагируя на его слова. Поняв, что ответа он не дождется, парень снова схватился за бракованный баллончик, но тот по-прежнему отказывался работать. Обыск ящичков в столе тоже не дал никаких результатов. Хрипы тем временем раздавались все реже и реже, пока их не сменил булькающий звук, а потом наступила тишина. Лекс не знал, сколько просидел вот так, на полу в ожидании скорой, уставившись пустым взглядом на неподвижное тело. Наверное, он так и сидел бы дальше, если бы в его кармане не завибрировал мобильный телефон. Он принял вызов, не глядя на дисплей, и вздрогнул, услышав в трубке голос Яра. — Лекс, ты где? Я уже вернулся, а тебя нет. Куда… — Ты дома? – перебил его Лекс, подскакивая на ноги. — Да, я у тебя дома. Что с … — С тобой все в порядке? — Эээээ… да. А что такое? — Точно все в порядке? — Лекс, ты меня пугаешь, — голос Яра зазвучал взволновано. – Где ты и когда вернешься? — Я… у мамы. Вернусь… — Лекс посмотрел на тело отчима, — … наверное, вечером.. Ты меня дождись, хорошо? — Конечно. Я буду ждать. Нажав отбой, он положил телефон в карман и прикрыл глаза, пытаясь дышать ровно. Яр дома, в безопасности. Все в порядке. Хотя, это смотря для кого. У лежащего на полу мужчины явно было не все в порядке. Пусть хоть и косвенно, но выходит, что это Лекс убил отчима. Хотел пошантажировать, а вместо этого убил. Прямо сценарий для дешевой американской комедии. Нагнувшись, парень дрожащей рукой поднял с пола фотографии, которые сам же и принес. Не покажи Лекс их отчиму у того не случилось бы приступа. Где-то глубоко внутри промелькнуло что-то напоминающее чувство вины, но при этом он не ощущал ни страха, ни сожаления. Может быть, это был шок, а может, просто не о чем было сожалеть. Скорая приехала через десять минут после вызова. Как уже потом объяснили Лексу, у отчима была тяжелая форма бронхиальной астмы и он должен был пройти очередной курс лечения, но в связи с занятостью отложил его на неопределенный срок, возможно, это и вызвало обострение, которое и привело к летальному исходу. При этих словах Лекс поджал губы, думая о том, что на самом деле стало причиной приступа. Жутко разболелась голова, а к горлу начала подкатывать тошнота. Лекс несильно тряхнул головой, словно пытаясь скинуть с себя нездоровую слабость. Надо позвонить маме.