Деревья

В машине царит полный бардак, так что контейнер доктор Розалин находит далеко не сразу, копошась в куче хлама и буквально выкидывая ненужные предметы куда-то себе за плечо. Запах дохлой белки просто омерзителен, а потому Ева только и мечтает поскорее разделаться со столь экзотическим поручением и зайти в дом, в котором пахнет чаем и старыми книгами. Когда контейнер удачно заполнен невидимым невооруженному глазу зловонием и Ева делает шаг от машины, под ее ногой что-то неожиданно громко и возмущенно скрипит. Этим "чем-то" оказывается сине-белая баночка с лекарствами, на которой написано длинное название, явно придуманное случайным ударом колена по клавиатуре компьютера. Это обезболивающее. Очень сильное, дорогое и опасное в больших дозах. У Евы внутри все холодеет. "Откуда это в машине?" Из леса доносятся шаги, Ева спешит им навстречу и уже меньше, чем через минуту натыкается на своего коллегу, доктора Уоттса. Неприятная находка буквально физически жжет руку, как если бы заполнена она была не продолговатыми белыми таблетками, а как минимум кипятком. Впрочем, взгляд Нила, попеременно направленный то на нее, то на ту, кто ее держит, жжет не менее болезненно. - Нил, скажи... Ты ведь не наркоман? Вопрос звучит скорее как попытка внушить себе, что не все так плохо. Но в глубине души Ева прекрасно понимает, что случись у кого-либо из корпорации "Зигмунд" подобное опасное увлечение, этот человек моментально лишился бы работы. - Нет, конечно! Нил натягивает на лицо привычную маску дурачка, да только его выдают по-детски испуганные глаза. Доктора Розалин это задевает - она предположить не могла, что этот глуповатый парень будет что-либо от нее скрывать. А ведь эти двое работают вместе далеко не первый год. Правда звучит, как приговор - страшный диагноз, который поставили ее напарнику, звенит в ушах, как колокола в церкви. И свой голос кажется чужим, такой твердый и непроницаемый. - Сколько еще осталось? Ответ словно переворачивает нарисованные сознанием песочные часы. - Максимум - полгода. И первая мысль, которая приходит в голову, странная и почти не подходит под ситуацию. "Кто был нашим последним клиентом?" Ева пытается отогнать этот бесполезный и назойливый вопрос, но он все равно лезет в мозги, порождая массу других вопросов, не менее назойливых и бесполезных. Кто был последним клиентом? Чем они с Нилом занимались? Чем они с Нилом вообще в последний раз занимались вместе? И когда в последний раз хоть что-либо они делали именно вместе, кроме как подкалывали друг друга? Лицо доктора Розалин абсолютно каменное, оно не выдает никаких эмоций, но ноги подкашиваются и она падает на колени, пустым взглядом вперившись в горшок с фикусом. Они вообще хоть что-нибудь делали вместе? - Нил, хотя бы раз ради исключения ты мог бы выйти на корпоратив. - Я занят! И вообще, женщина, научись стучаться! Ева вздыхает. Этот полудурок вечно валяет дурака на работе, но, когда приходит время немного отдохнуть - он "занят". - И чем же ты занят? - Выйди! Это сюрприз. Потом покажу. Сюрприз у Нила выходит отменный - с первой же секунды Ева испытывает мощнейшее желание врезать придурку кулаком промеж четырех глаз. Но глаза в этот момент напоминают щенячьи - и Еве ничего больше не остается, кроме как со вздохом продолжить играть в вырвиглазный набор пикселей - если это, конечно, можно назвать "игрой". Насилие над зрением и мозгами продолжается недолго, буквально через пять минут эпическое мигание всех цветов радуги оповещает о том, что начался "босс-левел". В этот момент сердце Евы пропускает один удар. Конечно же, она помнит этих зомби. И помнит, как долго Нил еще дулся на нее за это. - Эй, Ева. - М? - У тебя новый клиент. Все бы ничего, да только словосочетание "у тебя" вместо привычного "у нас" режет слух похлеще визга Роксаны при виде таракана, а странная полуулыбка Нила заставляет напрячься каждую клеточку тела. - У меня? А что насчет тебя? - Ну... - доктор Уоттс виновато чешет затылок. - Проблема в том, что в этот раз я при любом желании не смогу участвовать. Вопросительно изогнутые брови Евы в полной мере выражают ее непонимание. Нил торжественно прокашливается. - Клиент - это я. - Я не знаю, получится ли у меня одной, особенно с учетом того, что у тебя наполовину меньше воспоминаний, чем у обычных наших клиентов. И, кстати, если ты не в курсе, то мы используем эту махину незаконно. Доктор Розалин читает нотации больше по привычке, чем ради поучения бывшего теперь коллеги. Нил смеется сквозь кашель. - Жаль, прямо сейчас я не могу встать с кровати, иначе я поклонился бы в благодарность за уроки нравственности. Ева незаметно сжимает губы. Хоть Нил и скрывает это, она знает, что встать с кровати он не может не только прямо сейчас, но уже и неделю как. Нудный процесс настраивания программы подходит к концу, хотя Ева тянет время, как только может. Уоттс этого не замечает, или делает вид, что не замечает - в любом случае он лишь насвистывает какую-то дурацкую мелодию, вертя в руках шлем. Наконец, компьютер радостно пищит, программа загружается до конца и доктору Розалин остается лишь задать сокровенный вопрос для начала работы. - И какое же у тебя желание, Нил? Тот перестает свистеть и хихикает, глядя Еве в глаза. - Пообещай, что не будешь бить меня за это. А также сбрасывать с маяков, ставить ловушки, натравливать зомби и... - Поняла, не буду, говори уже. Ева пытается подавить в себе все эмоции и даже неплохо справляется с этим, но фраза Нила все равно застает ее врасплох. - Я бы хотел на тебе жениться. - Ха-ха! И какую жену ты бы себе хотел? - Ну, я не знаю... Красивую! И умную! - Помни мое слово, Нил - умные женщины приносят только проблемы. - Тогда глупую! Но красивую! Ева наблюдает за неугомонным мальчишкой в очках, который без умолку болтает со своим дедушкой, параллельно не отрываясь от телескопа. У нее создается такое впечатление, что взрослый Нил и Нил-ребенок практически не отличаются друг от друга, разве что взрослый Нил намного выше. "Он всю жизнь был ребенком." На слове "был" компьютерный мир вокруг вспыхивает красным и система тревожно сигналит. У доктора Розалин осталось мало времени. Где-то две минуты Ева собирается с мыслями прежде, чем нажать на нужную кнопку. Она испытывает смешанные эмоции, удаляя и, одновременно, перезагружая саму себя в памяти Нила. Она неожиданно для себя задается вопросом: какую реальность из этих двух предпочла бы она, будь у нее выбор? Система жужжит, послушно рисуя в голове Нила абсолютно новую картину, но Ева считает выше своих сил смотреть вместе с ним то, чего на самом деле никогда не существовало. Она лишь наблюдает за счастливой улыбкой, поблескивающей из-под массивного шлема. Еще спустя минуту шлем перестает мигать и доктор Розалин снимает его с головы осоловело моргающего "пациента". Он ловит взглядом мерцающие экраны оборудования для генерации памяти и уголки губ ненадолго опускаются, но вновь ползут вверх, когда он смотрит на Еву. Та тоже не отрывает от него глаз, будто видит впервые. Голос Уоттса звучит тихо и становится еще тише с каждой секундой, как и его пульс. - Даже несмотря на то, что это было лишь иллюзией, я все равно буду любить тебя. Ева молча наклоняется и робко касается губами его губ, закрывая глаза, но продолжая чувствовать его улыбку. Нил из последних сил мягко проводит рукой по ее голове, но в следующую секунду рука, словно тряпичная, падает на белую простыню вместе с горячей соленой каплей. - Никогда не понимал, почему на могилах умерших людей ставят камни. Это так скучно! - А что бы поставил ты? Они стоят перед свежей могилой Джонни и разглядывают серое надгробие. Земля еще совсем рыхлая, ее насыпали всего несколько часов назад, но обоих не покидает ощущение того, что Джонни мертв уже как минимум год. - Я бы поставил что-нибудь эпическое! Громадное! На каждую могилу по колоссу!... - А если серьезно? Нил несколько смущенно затыкается и пару мгновений стоит в раздумьях. - Я бы... Я бы, наверное, сажал деревья. Доктор Розалин задумчиво наблюдает за тем, как с молодой яблони падают лепестки. Она пытается вспомнить, почему выбрала именно яблоню, но в результате лишь списывает все это на свою тягу к банальности. Наверное, будь Нил на ее месте, он бы выбрал какую-нибудь экзотическую африканскую шипасто-колючую и зелено-пушистую гигантскую секвойю, которая не пережила бы и двух месяцев на радость рабочим кладбища, но Ева никогда не забывает о логике своих поступков. Яблоня цветет буйно, изо всех сил, будто бы в последний раз - и тем самым безумно походит на того, кто лежит под ее корнями. Пока что крошечное тоненькое деревце тянет свои ветки-палочки к солнцу, и Ева буквально видит, как оно жмурится от удовольствия и тепла. И тоже подставляет лицо ласковому весеннему светилу.