Раз.
Мне 17. Я ведь должен писать любовные письма девчонкам на обрывках бумажек вкуснопахнущими ручками близнецов Уизли, а не предсмертные записки на запястье, парню, лезвием. Ошибка. Я ошибка. Бракованный товар, никому ненужный предмет мебели, которым поиграли и бросили. Мои кисти пронизывает неустанная боль, кровь капает в ей одной известном ритме, создавая изысканную, но в, то же время ужасную картину моей всепоглощающей боли на белоснежном кафельном полу. Бесконечные крики, вопли в моей голове не хотят прекращаться, снова и снова повторяя, что я ошибка, ничтожное существо в этом прекрасном мире. Никто, никто понятия не имеет как больно мне делать новый глоток воздуха, чувствовать как сердце совершает еще один бесполезный удар. Одиночество поглощает меня, оно уже контролирует меня, меня всего. Оно пожирает меня изнутри, отравляет мое существо. Мне невыносимо страшно. Я заперт в своей голове, заперт в собственных мыслях, в собственных воспоминаниях. Я соединен с ними навеки, «пока смерть не разлучит нас», хотя на этот счет у меня смутные сомнения.
Два.
Вдруг, стены начинают рушиться, кусочек за кусочком, сантиметр за сантиметр. Штукатурка сыпется со всех сторон, напоминая снег. Стены сдвигаются, все здание Хогвартса сотрясается, словно в предсмертных конвульсиях, я чувствую себя в клетке и уже предвкушаю сладостную, хоть и не изысканную смерть, но… в следующую секунду все снова на своих местах, все снова замерло. Мой истерзанный мозг постоянно вытворяет такие шутки. Я уже ни в чем не уверен. Я не уверен в своем существовании, не уверен в своей реальности. Настоящая боль – жизнь, а смерть, что ж, вот настоящая красота.
Три.
Моя ослабевшая, бледная, рука шарит по полу в поисках орудия труда. Наконец найдя лезвие, любовно вытащенное из бритвы Рона, я с облегчением закрываю глаза. Хрупкие пальцы сжимают лезвие и уже автоматически, даже с закрытыми глазами я нахожу пока еще свободное место на другой руке. Кто-то очень умный однажды сказал: «Дабы отвлечь себя от какой-либо боли, стоит причинить себе другую.». Умно, не правда ли? Я снова и снова полосую запястье, оставляя за собой тонкие кровоточащие полоски. Одновременно с каплей крови, слеза катится по моей впалой щеке. Нет, я не боюсь суицида, не боюсь убить себя. Я боюсь того, что будет, если я не смогу, если моя рука в последний момент дрогнет.
Четыре.
Сегодня я должен покончить с этим, раз и навсегда. Я слишком долго ждал, слишком долго терпел. Я не смогу вынести еще один день, да что там, еще один час. Лезвие тут не поможет. Вот оно, самое отличительное качество суицидального подростка. Ты всегда знаешь, что лучше режет, и всегда имеешь при себе пару инструментов. Долго пытаюсь нащупать раскладной ножик у себя в кармане. Черт бы побрал эти школьные мантии. Блеск металла завораживает меня. Скользя пальцами по его острому лезвию, я чувствую его леденящее прикосновение. Нож напоминает мне опасного хищника, будто предупреждающего меня, что если я надавлю сильнее, то он порежет меня, распорет мою кожу в клочья.
Пять.
Эти голоса в моей голове. То что они говорят – ужасно, но правда. Я никто, ничто. Опечатка в тексте жизни, брак в партии моего поколения. Я урод, позор всему Магическому миру. Какой из меня герой? Герой обычно привлекательны, герои счастливы. А я? Я ужасен, я безобразно толстый, отвратительно некрасив. Я знаю одно. Если я послушаюсь своих голосов и покончу со своими мучениями, всем будет только лучше. Уже не понимая что я делаю, а резко вгоняю нож в руку. Вспышка боли настолько сильна, что у меня темнеет в глазах. Но это все равно не настолько глубоко что бы задеть вену. Вся жизнь проплывает передо мной кадрами из какого-то ужасно глупого кино.
Шесть.
Вот мне одиннадцать, я по настоящему счастлив познакомиться с Хагридом, с Хогвартсом, с Дамблдором и конечно с Роном и Гермионой. А потом на меня свалилось бремя Героя. Все хотели от меня чего то, все мечтали встретиться, я не мог и чихнуть без того что бы не узнала вся пресса. Первый бой. Отвратительный Квиррел, Волдеморт на затылке… Тот животный ужас, мой первый настоящий страх. Дальше Тайная комната, Василиск, первая ослепляющая боль от клыка, первая жертва, пусть и не человек, но я убил его. Пролил его кровь. Дальше – первая правда о родителях, которые оказались мне вовсе не родителями в последствии, Сириус, озеро с Дементорами. Эта картинка сменяется следующей, на которой мы с Седриком хватаемся за Кубок, потом зеленая вспышка… Вторая жертва, хоть и не от моей руки, но все равно на моей совести. Потом пятый курс. Отряд, Чжоу и… Смерть Сириуса. Первое настоящее горе, первая осознанная потеря и уже третья жертва. А потом... Любовь. Первая настоящая любовь. И конечно же ненормальная. Влюбиться в парня и правда тяжело. Особенно если этот парень – Драко Малфой, враг, соперник. Эта несчастная любовь беспрерывно терзает меня каждый день, каждую минуту, каждое мгновение. Потом первое прозрение. Я – урод. Первый само-порез. Первое голодание. Первое помешательство. Ежедневные взвешивания, подсчеты калорий. Слова Дамблдора, из случайно подслушанного разговора: «Мальчик совсем плох, нужно что-то предпринять.», и строки из найденного документа:
«Место проведения экспертизы: Госпиталь Святого Мунго.
Пациент: Гарри Джеймс Поттер.
Диагноз: наследственная шизофрения, анорексия, подкрепленная булимией, суицидальные припадки вкупе с депрессией.»
Семь.
Только сейчас я осознаю что по моим еще недостаточно тонким пальцам стекает горячая кровь, темная, словно отравленная, или цвета старого, настоявшегося вина.
Восемь.
Он никогда не полюбит меня. Я никогда не смогу убить Волдеморта. Я никогда не перестану быть шизофреником. Никогда, никогда, никогда. Так не проще ли просто перерезать себе горло здесь и сейчас? Какая то часть моей расколотой души надеется что меня кто-то найдет и полюбит. Полюбит по настоящему, по человечески, не за мою славу, не за мои деньги, а за то кто я есть. Полюбит меня со всеми моими психами, с криками в голове, с порезами и шрамами. Ведь я тоже человек. Я нуждаюсь в любви, я нуждаюсь в том что бы меня любили, я хочу быть любимым, но в то же время я понимаю что это желание глупо, ведь нет такого человека на свете, способного полюбить меня, со всеми моими недостатками.
Девять.
Кровь набатом стучит у меня в ушах. Я нахожу в себе силы встать и насладиться последним закатом из окна школьного туалета. Мерзко, трусливо и глупо, верно? Небо, словно моя жизнь, затянуто грозовыми тучами, но там, вдалеке, небо чисто как лицо у новорожденного ребенка, и заходящее солнце окрашивает его во все ему известные теплые оттенки. Я уже успел заляпать чистейший пол и подоконник своей кровью. Опираясь на оконную раму я вывешиваюсь из окна, выставив перед собой руки, и в последний раз заношу над правой рукой нож. Рука даже не дрожит. Вдруг, новый голос ударяет в голову. Он такой чистый, звонкий, незнакомый и главное неожиданный, что все мое тело дергается, и нож входит глубоко в руку, чуть ли не пронизывая насквозь. Успев выдернуть нож, я чувствую как накатывает облегчение, и неземная боль уходит на второй план. Перед глазами все вертится, кровь хлещет с неимоверной силой. Умереть от потери крови на полу школьного туалета. Замечательное окончание геройской жизни. Мысли уже разбегаются. Глаза застилают слезы. Еще максимум десять минут, и меня не станет. До меня вдруг доносятся смутно знакомые голоса из-за двери:
-Чего это Поттера на ужине не было, интересно? – произносит голос который я бы узнал из миллиона
-Черт его знает, наверно опять геройствует… - протягивает второй, низкий, и я смутно узнаю в нем Забини
-Только бы не нагеройствовался в этот раз… - со вздохом протягивает Драко, и в моем мозгу трепыхается мысль: «Неужели он волнуется…?» – Ты заметил, в последнее время он совсем прозрачный стал, ничего вообще не ест, еле на ногах держится… Я правда волнуюсь. Угараздило же меня! В Поттера!
-Ага, еще вот что странно - на улице жара, а он кофту с длинными рукавами носит. – поддержал Блейз, толкая плечом дверь. Нет. Этого я и боялся. Мне свидетели не нужны.
- Зна..Поттер? Присесть решил? Тут не самое подхо… О боже! – Блейз не успевает закончить фразу. Идиот. Как будто крови никогда не видел. Мерлин, как же больно. Зато теперь я могу умереть счастливым, зная что я не безразличен Малфою, хотя это нереально. На фоне боли, я не успеваю даже удивиться этой информации. Я уже чувствую как меня начинает уносить, когда вскрик Драко прорывает пелену, заставляя приоткрыть глаза.
-Поттер! Нет! Что же ты наделал, идиот! – у чувствую как Драко пытается перемотать мои кровавые запястья своим свитером. Я уже ничего не понимаю и не воспринимаю. Я только чувствую как Малфой словно баюкает мою голову, крича на Блейза, посылая за помощью.
Последнее что я слышу это нервный шепот:
-Гарри, Гарри…
А потом наступает тьма.
***
Первое что я вижу – белый потолок Больничного Крыла. Опуская взгляд я вижу заплаканное лицо Гермионы, посеревшее лицо Рона и усталое, не менее серое лицо Драко, а еще ниже – плотно перемотанные запястья. Теперь я осознал, добавил в свой глупый жизненный фильм еще кадр. Второе прозрение. Мне есть ради чего жить, есть ради чего бороться. Это новое начало, начало новой жизни, в которой я не один.
Десять.
