Это были мы.

Я иду по улице. Куда? Куда-нибудь, мне не нужно направление. Жаль, что весь город, как паутиной, рассечен дорогами, магистралями, узкими улочками, тихими двориками. Если я иду, то знаю куда. Вперед или назад, вправо или влево. А когда выходишь в чистое поле пшеницы, то не видишь направления. Ты его даже не чувствуешь. Ты просто идешь, дышишь, живешь. Приминая сухие колоски. За тобой остаются следы, иногда ты оборачиваешься и смотришь, как ты прошел этот путь. И снова идешь дальше. Но ты никогда не вернешься той же дорогой. Пока я перебираю в голове пучки золотистых колосков, ты уже заметил мою тень. Ноги привели меня к злачному месту - к перекрестку. И вот я стою и думаю, куда, куда я хочу идти? Где меня ждут, куда я хочу? Но на этот вопрос теперь мне не придется искать ответа. Ты решишь все мои вопросы. Вот ты подходишь сзади - я чувствую это каждой частичкой спинного мозга. "Зачем? - возникает вопрос с моей голове. - Зачем ты врываешься в мое пространство?" "Не подскажете, который час?" - с легкой наивной улыбкой спрашиваешь ты, вглядываясь в мои зрачки своим нежным взглядом. Да, я уже все знаю и понимаю, я знаю, что будет дальше. И без твоих слов и жестов. Я замечаю циферблат на твоей руке и тем не менее, послушно поднимаю левую руку и отвечаю: "10:30". Ты благодаришь меня. В легкой дрожи твоего ответа я слышу крик: "Ну же, помоги мне заговорить с тобой." Я поступлю бессердечно. Я отвернусь. В моих мыслях, в моем сердце сейчас нет места для пары голубых глаз и белоснежной улыбки. Подождите, а они голубые? Они скорее синие, отдающие небесной прозрачностью. "И как я не запомнила? - говорю я себе, но по сути вещей я и не должна была запоминать, верно? - Господи, только не вздумай сейчас обернуться." Ты по-прежнему стоишь за моей спиной, ждешь светофора, пока я испытываю мучительные терзания. Но тебя они тоже одолевают? Да, краем глаза я все-таки посмотрела на тебя. Ты напряжен. Держишься ровно, прямо. То рассматриваешь мою спину, то отводишь взгляд. "Как ребенок." - с улыбкой думаю я. Но тут ты подходишь ближе и становишься рядом. Горит зеленый свет, и я машинально иду в твоем направлении. Почему? Просто. Просто они все-таки небесно-синие. И у тебя самая красивая улыбка. - Вставай! Слышишь, поднимайся, соня! Я уже под окнами стою, быстро вставай! Когда ты, черт побери, научишься не опаздывать?! Я слышу твой сердитый голос в трубке. Да, ты сейчас точно хочешь убить меня. Я судорожно протираю слипшиеся веки и осознаю, что не слышала ни одного будильника и проспала наш первый поход в кино! О черт, я просто тупица! - А! Прости, пожалуйста! Пять минут и я внизу! Прости, подожди меня! Я швыряю телефон в другой конец в кровати, вскакиваю и бегу в ванную. Похоже, ты уже не десять минут стоишь во дворе. Шесть пропущенных звонков. Как можно спать таким бревном? Нечего было вчера смотреть этот дурацкий фильм до конца. Все равно все в конце поженились и нарожали табун детей. Как все эти глупые мелодрамы далеки от реальности. Все неожиданности ожидаемы, все случайности неслучайны, и всегда можно попросить сценариста подправить текст. Схватив со стола какую-то булочку, я успеваю параллельно одеваться и собирать сумочку. Я теперь не знаю, как смотреть тебе в глаза. Ибо чувствую, что еще минут десять должна провести перед зеркалом. Только с прической, уже не говоря о макияже. Прости меня, глупую... - Надо же! Не прошло и года! В твоих глазах негодование. Хотя ты держишься спокойно. Вперив глаза в пол, я стою возле двери подъезда. Только проснувшаяся, но уже специально для тебя - красивая и бодрая. Постепенно ты меняешься в лице. - Доброе утро, - невинно и тихо протягиваю я. - Прости, будильник не слышала. И твои...шесть звонков тоже. - Десять. Я еще на домашний звонил. Я поднимаю взгляд. Ты снисходительно смотришь на меня. Мол, что с меня возьмешь, я неисправима. В такие моменты я чувствую себя такой маленькой, что мне даже не по себе. Неужели я правда совсем ребенок? - Ладно, на следующий сеанс мы еще успеем. Пошли. Я послушно следую за тобой. Как всегда. Иду за твоим силуэтом. Как заблудившийся путник, увидевший выход, как слепой корабль на свет долгожданного маяка. Но вот я уже иду рядом с тобой, плечом к плечу. Мы молчим. Мы часто молчим. Но не от того, что нам не о чем говорить. Просто мы любим друг с другом помолчать. Да, я помню, как ты сказал, что тебе порой рядом со мной говорить не хочется. Я сначала обиделась, а потом поняла. Мне с тобой тоже приятно тишину послушать. Она с тобой не одинокая и душащая, а приятная и затягивающая. Как одеяло с подушкой. - Будешь попкорн? Я и не заметила, как мы уже оказались в кинотеатре. Время летит так не заметно. Особенно с тобой. Интересно, чувствуешь ли ты хоть частицу того, что ощущаю я? - Да, с удовольствием. Мы берем огромное ведро попкорна и колу. Большие толстые обжоры. Но нам все равно, мы пришли хорошо провести время. Вот мы заходим в зал. - Вам сюда, господа. Нагло развалившись в кресле, мы предвкушаем фильм. Давно уже мечтала посмотреть его, да все никак не удавалось. Хорошо, что рядом есть ты. Ты всегда вытаскиваешь меня из повседневности. Кто может быть ближе тебя? Никто, никогда, нигде. Ты навсегда. - Раньше я всегда ходил в кино один. Сколько не пробовал ходить с друзьями, все меня раздражало. То чавканье, то говор, то еще что-нибудь. Когда чужие люди - мне все равно, но когда друг...сразу хочется ударить. Инстинктивно, не знаю почему. Похоже, только с такой тихой мышкой, как ты, я могу расслабиться и смотреть кино. Твоё лицо озаряет озорная улыбка. Ты смотришь на меня и сразу же прячешь в глаза. Странно. С тобой это редко бывает. - Я могу воспринимать это как комплимент? - На здоровье. - Прекрасный ответ. Ты и представить не можешь моих чувств сейчас. Ты не сказал ничего сверхъестественного или удивительного, даже ничего прямолинейного. Но моё сердце судорожно дрожит. Нервы напрягаются и сжимаются вместе с сосудами. Легкий электрошок по телу. "Я что-то значу для тебя," - эхом пульсирует в голове. Я расскажу тебе обо всем. Открою тебе все свои секреты и чувства. Но только не сейчас. Дай насладиться моментом. ...В тишине кинозала, в самом волнующем моменте фильма, в моей памяти врезались слова: "Я люблю тебя,"- моя рука в твоей руке и твой взгляд - глубокий, нежный, дурманящий и чистый. Небесно-синий. И дрожь твоих сладких губ. Я попробовала их, в мгновение умерев и воскреснув. Чтобы отныне быть твоей. В моем дворе часто безлюдно и пустынно. Окна светятся теплом и жизнью, а двор остается одиноким и пустым, призмой пропуская через себя этот свет. - Давай поднимемся на крышу. - С ума сошел? Нынче полнолуние и тебе в голову романтикой ударило? - Ты же обещала сегодня исполнять любые мои желание. Идем, не дрейфь, детка. Ты насмешливо улыбаешься. Терпеть не могу, когда меня так называют. Словно куклу Барби. Но у тебя это выходит настолько беззаботно, озорно и невинно, что я просто улыбаюсь в ответ. И снова иду за тобой. Вот мы на цыпочках пробрались в подъезд, как двое пятилетних разбойников, пытающихся пробраться к серванту, где мама прячет конфеты. Не спеша проходим мимо моей квартиры. Тсс, нас не должны услышать. Это даже смешно. Я так хочу смеяться. Но ты относишься к делу настолько серьезно, что я сдерживаюсь. Ты мне так нравишься сейчас. Рассудительный и спокойный. И какой-то...мечтательный? Твои глаза светятся сильнее, чем обычно. Интересно, украла ли я хотя бы частичку этого света у тебя? Если бы, если бы...Но вот мы, пробравшись сквозь заросший пылью, паутиной, мусором чердак, выбираемся на крышу. Повезло, дверь оказалась незапертой. Вот положись теперь на соседей. - Смотри, какой вид. О черт, ничего красивее не видел. Я окидываю взглядом горизонт. Как из земли, перед моими глазами выросли сотни таинственных величественных небоскребов, скромных маленьких домов, ярких магазинов, узких паутинок дорог, игрушечных машин...Сотни, миллионы огней осветили землю, небо, воздух, весь мир своим электрическим едким пламенем. Неразделимый огромный механизм. Пульсируют машины по дорогам, функционируют заводы, выбрасывая тонны отходов, нервами зажигаются и тухнут фонари, люди-бактерии беспорядочно двигаются. Беспорядочно и слаженно. У меня сбило дыхание. Красиво и страшно, прекрасно и ужасно. Это мир, в котором я существую. Я тоже бактерия. Маленькая и незаметная. И такая смертная. - Кажется, что если город - это большое ненасытное животное. И если его не съедят или он не съест кого-то еще, то начнет пожирать сам себя. Ты достаешь из кармана сигарету. Я выхватываю её и дерзко кидаю в пропасть. - Даже не думай. Ты не злишься, ты улыбаешься. Я чувствую это спинным мозгом. Почему, черт возьми, ты никогда не злишься? Ну же давай, сделай что-нибудь жестокое, злое. Крикни меня, ударь! Что-нибудь сделай. - Чудо моё. Ты обнимаешь меня сзади. Я чувствую твоё дыхание на своей шее. Теплое, приятное, мягкое, словно согретое солнечным светом. Я снова таю в этих руках. Вся боль отступает. Злые мысли будто смывает святой водой. Время, остановись! Прошу тебя. - А ты дуралей. Обещал бросить. - Я люблю обещать. А потом не держать слов. - Вот поэтому и дуралей. Еще один прокол - побреюсь под ноль. Чтобы ты смотрел на меня и плакал. Ты меня знаешь, я слова держу. Ты судорожно и нежно смеешься. Своим чистым смехом. Я слышу в нём пение полевых птиц. Господи, сердце, что же ты у меня такое легкоплавкое? - Все равно будешь самой красивой. Ты сгребаешь меня в охапку и нежно целуешь. Да-да, я дурочка, детка, солнышко, твоя любовь, счастье, жизнь...Как ты меня еще называл? В твоих объятьях мне плевать на все. Что было с нами, что будет с нами? Сейчас есть мы, ты мой, а я твоя. Весь мир у наших ног, а мы прогибаемся под мир. Не следуем канонам, нарушаем правила, но все равно обнимаемся, целуемся, заботимся и любим. Многие влюбляются, но никто не любит, как мы. Мы, как все, оригинальны в своей любви. Лестно? Жизненно. - Черт побери, нас сегодня отсюда выпустят? Ты снова улыбаешься и смотришь на меня. Вот уже полчаса мы ждем счета в ресторане. Тут везде золото и бриллианты. "Боже, какой ты банк ограбил, что решил повести меня сюда?" - было первой моей мыслью. Я настолько привыкла к дешевым кафе, что это порядком удивило меня. Мне забегаловки даже нравятся. Я так люблю смотреть, когда ты ешь. У тебя это получается невероятно аппетитно. Да и проводить в них время бывает достаточно весело. В этих кафешках появляются такие интересные люди, что и словами не описать. Зайдет какая-нибудь рельефная дама, кокетливо закажет себе двойную порцию картошки и присядет, от чего бедный стульчик затрещит, как лягушка. Но вокруг слишком шумно, поэтому никто даже не обернется и с ужасом не посмотрит на эту женщину. А она счастлива. Потом зайдет мужчина. От него за метр разит водкой. Но его даже жаль. Люди в одиночку не напиваются в драбадан от хорошей жизни. Потом зайдет какая-нибудь девица-красавица с собачкой и с тонной шпаклевки на лице. Предмет твоих самых острых шуток. Ты ненавидишь таких девушек. Хотя даже никогда с ними не сталкивался. - А может она добрая и наивная? А может она все свои деньги отдает в "общество зеленых"? А может она всю семью несет на своих плечах? - Да, конечно. Возит на своем Мини детей-сирот. И кормит с рук бомжей, не боясь за ногти. Но сегодня ты превзошел сам себя. Этот шик, этот блеск. Это смокинг и мое новое вечернее платье. Я уже чувствую, какую благодарность ты хочешь получить от меня. Хотя бы потому, что в этом платье вырез - это просто дыра в пространстве. Невероятных размеров. - Ты не перестарался? - С каких пор тебя раздражает общество богатых людей? - С сегодняшних. Я не могу даже прикоснуться к тебе. Ты нежно улыбаешься. Боже, я хочу приступить к благодарности прямо сейчас. Я аккуратно снимаю туфель и одним плавным движением касаюсь твоей щиколотки. Как я люблю длинные скатерти. Я читаю возбуждение в твоих глазах. У тебя, как у наркомана, зрачки становятся просто огромными. Я сделала своё дело. Еще чуть-чуть - и ты окончательно сломаешься. Задушишь официанта, всю сдачу оставишь на чай. И сразу к тебе. В нежные объятья. Как хорошо, что однажды ты ворвался в моё пространство. Оно теперь наше. И я не представляю себе, если в поле пшеницы будет только одна дорожка следов. А где же ты? - Тебе хорошо со мной? Ты смотришь в потолок, твои зрачки широкие и черные. Я целую твою немного колючую небритую щеку. Ты любишь задавать такие вопросы. - Если бы мне с тобой было плохо, я бы убила тебя. Ты удивленно приподнимаешься. Твои возбужденные зрачки поедают моё тело. - Убила? - Не простила себя, если бы отдала этот взгляд кому-то еще. На твоем лице снова эта наивная улыбка. Сердце тает при виде её. Я поднимаюсь и снова валю тебя на постель. Она безбожно скрепит, я смеюсь и целую твое лицо. Глаза, щеки, нос, губы. Каждый миллиметр. Хочу запомнить губами твою улыбку. Ты со мной, ты во мне, ты мой. - Если я уйду, ты забудешь меня? - Нет, - я даже не вдумываюсь в смысл твоей фразы. Ты никогда не уйдешь. Я всегда буду ощущать эти пальцы, которые прикасаются к моей коже. Всегда буду чувствовать твое дыхание каждой своей клеточкой. Буду наблюдать, как вздымается твоя грудная клетка, когда ты спишь. Проводить ладонью по твоим взъерошенным волосам. Ты всегда будешь во мне, потокам струится по капиллярам. Две дорожки следов. Один путь в неизвестность. Сплетенные пальцы, слившиеся чувства. Это мы, это есть мы. Во этом и живем мы, наше настоящее. Наш собственный миг. Я и ты. Ты снова засыпаешь, я целую твои ресницы. - Ты всегда будешь, - говорю я. Потому что иначе просто не может быть.

***

- Мама, я хочу погулять с Джессикой. - Милый, возьми с собой Марию. Я должна прибрать в кухне. - Хорошо, родная. Он целует меня в лоб. Все тело обдает холодом. Он одевает ошейник собаке, я застегиваю куртку дочери и обматываю шею шарфом. - Мама, а мы купим Джессике новую игрушку? А то она старую совсем искусала, - Мария смотрит на меня наивными глазами, пока я одеваю её, как капусту. - Купим-купим, конечно. Так хочется побыть одной хотя бы немного. Поскорей бы уже выпроводить ребят на улицу. - Все, дорогая, скоро вернемся. Не говори этого, погуляйте подольше. Мне столько нужно успеть. Наконец, и муж с дочерью, и собака покидают мой дом. Макс повел свою очередную девушку в театр. Слышала, как он клянчил денег у отца. А у меня спрашивал, какие цветы подходят для первого свидания. Меня эта щепетильность порядком удивила, на него это не похоже. - Высокоморальная попалась, - бросил он обреченно. Но я то вижу, что она особенная. Не похожая на остальных. Может, хотя бы ей удастся сделать из тебя человека да умерить твой пыл. А я стою и перемываю горы посуды. Он давно купил посудомойку, чтобы мне было легче. Но мне все равно. С тех пор, как тебя не стало, я все забыла. Я перестала жить. Я забыла, как радоваться, как огорчаться. Я, как одноклеточное. Я не мечтаю, я не ищу нового. Я ничего не хочу. Зато я научилась красиво врать. Как никогда. Я погрязла во вранье. Я вру мужу, я вру детям. Я вру даже себе. Я забыла другую жизнь. Но я не забыла тебя. С того дня, с того времени, когда я была жива, прошло шестнадцать лет. А потом все оборвалось в один миг. Мы умерли в один день, как в доброй сказке. Жаль, что автор решили добавить в нашу книгу эпилог. В нем уже шестнадцать страниц моего существования. Абсолютно бессмысленные шестнадцать страниц. "Сколько их еще будет?" - с ужасом думаю я. Двадцать, сорок? Сколько раз я хотела оборвать их троеточием. Всем назло. Разве я боялась? Да, я просто боялась. Вспороть вены к чертовой матери, выброситься с балкона, кинуться под трамвай. Меня вечно кто-то останавливает, что-то мешает. Будто бы ты, будто твоя тень берет меня за плечи и обнимает - и все мое отчаяние выливается потоком слез. Я способна только на это. Я бесподобно плачу. Единственное проявление эмоций, которое я не забыла. "Зачем? - снова раздается в моей голове. - Зачем ты ворвался в моё пространство? Чтобы потом забрать его с собой?" Зачем я только пошла за тобой тогда, зачем отдалась тебе. Еще тогда, на злачном перекрестке. Иногда я сплю и забываю, как дышать. Я засыпаю рядом с мужем. И вижу тебя. Я никогда не хочу просыпаться. Шестнадцать лет я не хочу просыпаться. Без небесно-синих глаз и белоснежной улыбки. Во мне ничего не изменилось за эти шестнадцать лет. Я немного постарела, у меня обвисла грудь, в волосах пробивается седина, появились морщинки. Но я стою на том же месте, на стоптанных босыми ногами колосьях пшеницы, рядом с дорожкой, которая оборвалась. Она начинает зарастать, но в моей памяти она свежепримятая. Я больше не вижу горизонта, не вижу солнца. Раньше это поле всегда горело и светилось в теплых лучах света. Но солнце потухло. Сзади меня две тропинки, размытое временем пространство. А впереди все заросло крапивой, сорняками и бурьяном. И в своих снах я сижу в этом гиблом месте и жду. Я жду тебя. Я жду, что ты зажжешь мое солнце, что снова поспеют и наполнятся жизнью колосья. Сплетутся наши пальцы, сольются чувства. И мы побежим по этому полю в неизвестность. Даже раздирая ступни до крови. Но солнца нет, бурьян все гуще, а колосья не растут. И я сижу в посеревшей гниющей траве. Посреди заросшего поля. Погрязшая в горе молодая девушка. С сединой и морщинками. - Как ты себя чувствуешь? Он сидит возле моей кровати, рядом примостился Альфред. Как можно так гордо назвать такую мелкую шавку? Когда Джессика от старости сдохла, Мария так убивалась, что пришлось завести новую собаку. Которая сейчас вылизывает моё лицо своим шершавым языком. Я люблю собак, но я не люблю, когда они невоспитанные. А у нас никто не занимается их воспитанием. Вот и вырастает преданное, но глупое животное. - Максим приедет? Мой голос звучит так жалостливо, меня это раздражает. Никогда не хотела быть матерью, которая сидит на плечах у своих детей. Но им сейчас и правда нет от меня никакого толку. Максим давно переехал жить в Австралию со своей женой. Высокоморальной Викторией. Да-да, твой самой девушкой. Которой на первом свидании в театре он подарил букет гладиолусов. А Мария учится в Англии, причем очень успешно. Брат во многом помогает ей, оплачивает обучение. За что я всегда любила своих детей - так за то, что они никогда не создавали мне проблем. Я никогда не любила своего мужа, но всегда любила детей. Потому что они - мои дети. А раз мои, значит и твои дети. Я совсем не задумывалась о роли мужа в их жизни. Я вообще мало о нем задумывалась. Хотя он сделал все, чтобы мои, уже сорок три, страницы существования стали как можно больше похожими на жизнь. Я благодарна ему за это. И за то, что он никогда не пытался быть тобой. Иначе я бы ненавидела этого человека. - Да, приедет. Через два дня. Они с Никой уже взяли билет на самолет и оформили гостиницу. - Могли бы и у нас пожить, - хмыкнула я в ответ. - Дети не хотят беспокоить нас, родная. Особенно тебя. Тебе покой нужен, ты только после операции восстанавливаешься. Я вздохнула. Да, операция была не из приятных. Мне удаляли опухоль. Все прошло успешно, но после мое состояние стало ухудшаться. - Вы, главное, верьте. Все будет хорошо, - любимая фраза моего врача. - Да, конечно. Я научилась врать даже докторам. Хотя им врать даже легче. Для них мои органы важнее внутреннего мира. Поэтому я люблю и уважаю этих людей. Ненавижу, когда в душу лезут. Он держит меня за руку, что-то тихо говорит мне. Такой старый, седой дедушка. По-прежнему безумно влюбленный. Наверное, именно поэтому тогда я сразу сказала ему: "Да." Он слишком любит меня, чтобы покинуть. Он даже умрет после меня. Я хочу, чтобы он умер после меня. Чтобы он понял меня, наконец. Когда ты теряешь любимого человека - это несравнимо ни с какой потерей. Если раньше тебя умирают родители - это объяснимо, друзья - примиримо. Но если уходит любовь - тебе больше не нужно ничего. Особенно, если даже не оставляет после себя детей. Мне повезло, а ему будет еще легче, чем мне. У меня прекрасные дети. В них есть мы. В них отразилась вся наша любовь, все наше счастье. Я отдала этим детям то, что осталось после тебя. Только теперь я поняла, ради кого существовала. Ради этих детей, ради их будущего. Чтобы они ценили каждый миг, каждую секунду своей жизни, своей любви. Жаль, что их не ценили мы. Мы гнались, мы бежали, ловя солнечных зайчиков, сминая ступнями миллионы колосьев. Сплетаясь воедино, но забывая о времени. Которое нас не пощадило. Мы раскрывали наши крылья, стремясь взлететь. Забывая, что мы по-прежнему смертны. И что нас могут разорвать на части одним неаккуратным движением. Как бумажных человечков. Однажды ты попытался вернуть меня на землю, остепенить, обуздать мой огонь. "Ты меня не забудешь, если я уйду?" - какая глупая фраза. Ты знал, что так случится. Что нас сомнут, разрежут, раскромсают, разобьют. Тебя быстро и метко - ударом капота, а меня медленно и плавно - сорока тремя годами существования. Боже, пусть я поскорее заберу на тот свет все свои страдания. - Тебе плохо? - у него задрожали руки. - Что? - я в недоумении посмотрела на мужа. - Ты плачешь. Я притронулась рукой с своей мягкой морщинистой щеке. Влажная. Я вижу, что он тоже плачет. Я заберу и его страдания. Он слишком много сделал для меня, для моих детей. Он знал, что я никогда его не любила. Что я существовала рядом с ним, спала с ним под одним одеялом. Но на самом деле просто разрешала ему быть со мной. Прикасаться к моим детям, целовать их. Я никогда не была с ним, но он всегда был рядом со мной. Он еще безнадежнее меня. Теперь я, наконец, дам ему свободу и даже своих детей. Надеюсь, теперь он будет счастлив. Старик-вдовец, живущий в шикарной квартире на Арбате, у которого есть замечательный сын и красавица-дочка. - Мама, тебе рано умирать. Ты молодая еще. Меня уже подключили к аппарату проверки сердцебиения. Врачи постоянно крутятся вокруг меня, что порядком надоедает. А все из-за того, что моё состояние ухудшается с каждым днем. Я просто хочу умереть. Разве они не понимают этого? А Максим все-таки приехал ко мне. С Викой. И Марией. Они дежурят в моей палате. А я все не налюбуюсь ими. Максим уже стал настоящим мужчиной. Особенно его согревает мысль, что Вика ждет второго ребенка. Жаль, что я не увижу внука. Хотя внучка у меня замечательная, вся в Макса. Прости, сын, но я очень хочу увидеть одного человека. Ты его не знаешь, хотя глаза у тебя точно такие же. А Мария стала такой красивой женщиной, глаз не оторвать. Как жаль, как жаль, что ты никогда не прикасался к моим детям. Я бы очень хотела, чтобы ты возил их в школу по утрам, покупал бы им хлопья на завтрак, расчесывал Марии волосы, учил Максима играть в футбол. Но я всегда верила, что ты наблюдаешь за ними с небес. И улыбаешься своей белоснежной улыбкой. - Да, сын, мне на самом деле еще двадцать пять лет. И я не хочу больше взрослеть. Я улыбаюсь. Вика и Мария тоже улыбаются. Только Максим серьезно рассматривает меня. Будто бы все понимает. Или пытается понять меня. Я поцеловала его в лоб. Попросила сегодня оставить меня одну. Вчера я попрощалась с мужем. Сказала, чтобы он себя берег и не приходил ко мне больше. Он плакал, он и сейчас плачет. Но ничего, это пройдет. Я уже давно поняла, что все понемногу проходит. Стираются страницы мыслей, покрывается пятнами бумага, желтеет. Взрослеют дети, стареют родители. Умирают собаки, появляются новые. Забывается горе, рождается надежда. На то, что когда-нибудь все должно закончиться. Чем-то добрым или плохим - решать не тебе. Тебе остается только перекресток. А когда ты выбираешь дорогу, автор открывает архив, открывает уже давно напечатанный сюжет и записывает его в твою судьбу. Ты влияешь только на то, какую папочку он откроет и что запишет. Только в его ручке никогда не кончаются чернила. И они не смываются. Переписать конец не удается ни тебе, ни автору. Ты никогда не вернешься на перекресток, второго шанса не будет. Я часто задавала себе вопрос, чтобы бы, если бы я выбрала другой путь? Я бы полюбила не тебя? Я бы попала под машину? У меня не было бы детей? Что, что бы меня ожидало за этим поворотом? Я никогда не отвечу на этот вопрос. Как в тот раз, когда мы встретились. Я сразу отдалась тебе. Не задумываясь о последствиях. А ты дал мне пойти за тобой. Не заставил оглянуться, подумать. Ты просто был счастлив, и я была счастлива. Это были мы. 13 мая. Сегодня на 61 году жизни скончалась моя мать. Она была глубоко несчастной женщиной. Я всегда любил её. Всю свою жизнь, я был рядом с ней, я старался защищать её. Она была дорога мне больше всех на свете. Но она никогда по-настоящему не смеялась, а никогда не видел на её лице искренней улыбки. Недавно я нашел в её ящиках несколько фотографий. Они не пыльные, немного потертые, а одной есть даже мокрые капли. Везде один и тот же мужчина. Именно тогда я понял все. Я никогда не знал этого мужчину. Оказывается он умер до того, как родился я. За 7 месяцев до того. Она никогда ничего не рассказывала о нем. Но теперь я и сам все знаю. Он был первой любовью моей матери. Прокручивая в голове воспоминания, я думаю, что и последней. Она часто плакала. Когда я был маленьким, я помню, как видел её потекшую тушь, её мокрую подушку, платье. Она часто приходила ночью ко мне в комнату и сидела рядом со мной. Когда она смотрела на меня, казалось, будто она ищет во мне что-то. То, что она никогда не искала в других. Что-то непременно особенное. Ей становилось легче со мной рядом. Она была со мной ласковее, нежнее, чем с Марией. Наконец, теперь в моей голове исчезли вопросы, и я знаю, что делать. Мы похороним мать рядом с ним. Неважно, сколько перед этим я услышу вопросов. Отца уговорю, Мария не будет возражать. А я так хочу, чтобы мама была счастлива. Хотя её душа уже спокойна. Правда, мамочка? Пшеничное поле. Солнце, нежно согревающее дышащие жизнью золотистые колосья недавно созревшей молодой пшеницы. Все пахнет свободой, ветром, неизвестностью. Двое то идут, то бегут, сминая под ногами колосья, то валят друг друга на траву, без устали хохоча. Они счастливы, они влюблены. Сплетенные пальцы, слившиеся чувства. Они живут этим, они не думают о том, что их ждет. Они - птицы, они - звери. За ними две параллельные вытоптанные полосы следов. Они жили, они и сейчас живут. Они - это мы. Это были мы.