Запах пожара.

От бывшего альфы несёт пожаром. Гарью, паленой плотью, сухим деревом и серым песком, который рассыпается в руках, оставляя после себя неприятную шершавость и грязь. Весь этот смрад каждый раз ударяет по обонянию, заставляя зажмуриться, закашляться, подавившись запахом, и прижать руки к слезящимся глазам, размазывая тушь. В голубых глазах не плещется ледяной шумный океан, нет. Голубые глаза обжигают языками пламени, шипя, потрескивая и переливаясь под осторожным светом из окна лофта. Голубые глаза театрально лениво изучают девушку, сжигая каждый сантиметр, сокращая расстояние шаг за шагом. Лидия задыхается. Пошёл к черту. Ты заебал. Блять. Ненавижу. Вот, что хочется сказать, припечатывая каждым словом, вбивая гвозди в гроб с каждым слогом, с шипением туша пламя с каждой буквой. Но Лидия - хорошая девочка. Она просто вдохнёт запах гари поглубже, заполняя легкие, чувствуя, как они покрываются тонким слоем пепла, прожигая в себе дыры. Сожмёт ярко накрашенные губы в тонкую полоску, борясь с хрипами в горле перед тем, как начать бесполезные расспросы, из-за которых её сюда прислали. Ты слышал о каниме? Как часто обращаются от царапины? Что нужно Кейт? Ты не знаешь, почему Дерек стал подростком? Какого чёрта ты ещё не сдох? Когда ты уже подавишься очередью аконитовых пуль? яненавижутебяненавижуненавижуненавижу А потом выбежать на улицу, судорожно вгоняя в легкие холодный свежий воздух, чувствуя, как пепел взметается по стенкам, словно в рождественском стеклянном шарике с водой. Во рту приторно горький привкус пепла, осевший на корне языка, с каждой секундой въедающийся в кожу. Подушечки пальцев беспристанно растирают невидимую шершавость, разметая выдуманную пыль по всей ладони. Лидия задыхается.