Так расцветают розы

Я никогда не думал, что однажды буду жить среди тех, кто наводит страх и ужас на людей. Честно говоря, пока мое сознание не перестроилось, я был заядлым трусом. Не то чтобы я боялся всего и вся, но убить кого-то для меня означало убить свою душу. Моя мать всегда учила быть добрым и отзывчивым. Но именно в тот день я понял, что доброта и погубила ее. Тетя просто пользовалась ее отзывчивостью и доверчивостью. Благодаря этому ублюдку мне стало ужасно тяжело жить в этом мире. Еще год назад я бы как идиот поверил, что люди меняются, что гурман больше не жаждет моей плоти, но то было год назад. Да и последнее время я становлюсь все раздражительней. Мне часто снится один и тот же сон. Я сижу в кресле, руки и ноги привязаны, а мое тело день за днем умирает и оживает. Потом настигает пик моего терпения, мозги начинают плавиться, и я просыпаюсь. Это не сон, это моя реальность. Это жизнь, частью которой я стал. Сегодняшний день, вернее, ночь не стала исключением. Правда, я обычно тихий. Всего лишь мечусь или бьюсь в агонии, а тут мой голос сорвался, и я, словно обезумевший психопат, орал на всю комнату. Не помню, как проснулся, не помню, как заснул. Но когда открыл глаза, увидел его… Шуу сидел в кресле не далеко от моей кровати, в руках у него был какой-то томик старой книги. Как всегда, нога на ногу, белая рубашка и фиолетовые классические брюки. Рукава подкатаны до локтя, а верхние пуговицы расстёгнуты. Если приглядеться, то можно заметить на шее странные красные полосы. Неужели моих рук дело? И почему он просто не врезал мне… - О, очнулся? – послышался голос Тсукиямы, и я резко вернулся в этот мир. - Типа того, - начинаю мямлить. – Кстати, я буянил? - И давно тебе снятся кошмары? – игнорируя мой вопрос, спрашивает гурман. Он откладывает книгу в сторону и смотрит, как лучики солнца пробиваются сквозь плотную занавеску. Моя комната большая. Но, по сути, она не такая уж уютная. Огромная кровать с четырьмя подушками. С одной стороны, картина с радугой, с другой - пусто. Справа темно-бордовое кресло, а рядом стеклянный столик. Как раз там и сидел гурман, пристально осматривая меня с ног до головы. Мне не особо хотелось отвечать на этот вопрос. Оглянувшись, я наконец-то выдавил: - А что это за картина? Кто автор? - Ах, это… - На его лице появляется улыбка, однако я отчетливо вижу, что местами она натянутая. - Питер Пауль Рубенс, 1698 год. Творения Рубенса неотразимы. - Почему ты выбрал именно эту картину? – Не знаю, что меня больше интересовало: любовь Тсукиямы к искусству или же его лицо, которое становилось столь неотразимым, когда речь заходила о книгах или художниках. - Ты не ответил на вопрос, - неожиданно переводит тему Шуу. - Да так… - уныло протягиваю я и усаживаюсь на кровати. Меня снова охватывает какое-то отвращенное чувство. Будто я противен сам себе. И когда это началось… Я обхватываю руками ноги и стараюсь спрятать свой грустный взгляд. -Что Ямори сделал с тобой? - немного грозно спрашивает Шуу. Улыбка тут же исчезает с его лица. Кто этот человек? Мне так сложно понять его. Когда мы впервые встретились, я почувствовал, будто нашел родственную душу. Он гуль, как и я. Он любит книги, как и я. Мне было уютно в его компании. И что бы кто ни говорил, я намеренно попался в его ловушку. Что-то внутри отказывалось верить в подлость с его стороны. Но даже тогда, когда Тоука (не без моей помощи) почти убила его, он пришел спасать мою задницу. Плохо… Еще немного - и я перестану различать цвета. Я не могу верить ему. Я не должен… Я не знаю, что творится в его голове. - Кен, - вдруг произносит гурман, его взгляд направлен куда-то в сторону. – Тебе надо поесть. – Я снова смотрю на него, и вдруг как щелчком пронеслось. Уверен, он не это хотел сказать. Но что-то остановило Шуу. - Я не жажду есть человеческую плоть. - Вот как? – его лицо снова приняло обычный вид. А секунду назад я видел другого Тсукияму. Он снова закрылся от меня. – Тогда я, пожалуй, пойду. Отдыхай. – Мне вдруг стало как-то не по себе. Будто моя человеческая часть вновь вернулась. Я подскочил с кровати и пошел вслед за ним. Когда гурман уже почти достиг двери, моя рука невольно потянулась за ним. Я коснулся кусочка его белоснежной рубашки и неуверенно, даже как-то робко произнес: - Спасибо…