Лепестки хрустальной клетки

Искусно кем-то созданный цветок, в котором я родился, прикосновеньем показал мне мягкость хрусталя. Прозрачной грацией стеклянный лепесток раскрылся, как только веки дрогнули, и я открыл свои глаза. Не знал я о стекле и свете абсолютно ничего, когда проснулся. Играя бликами, они поведали о том, что в прошлом к чистоте и свету я тянулся, вступая в поединок с внутреннею тьмой. А время мне шепнуло по секрету, сколь многое я упустил по собственной вине и по вине других. Других… но кто они? Пред кем теперь держать ответы за всё, что потерял в пути? Кого прощать или винить за то, что было и чего не стало? Я шёл по чистому песку с вкраплениями пепла давно уснувшего вулкана. А ветер всё играл в ногах, рисуя на песке истории… Мои? Он говорил, что это я, весь я, каков я был в иное время: такой же чистый, но не без изъянов, такой же хрупкий, как рисунок на песке, как горстка пепла бушевавшей здесь когда-то лавы. Вода… Она застыла, превратившись в гладь и показав моё лицо в зеркальном отражении. Цветы, что источают ароматы в волосах, лежат вокруг меня… а я… лежу в земле, готовясь быть настигнутым забвением. Мне море рассказало так, взволнованным прибоем брызнув прямо в душу. Рукой провёл я по губам и ощутил на них соль слёз всех тех, кто был неравнодушен. На зовы птиц поднял я взгляд, увидев небо яркое, какое может быть лишь ясным летним днём. Оно проплакало мне в руки невесомым, словно облако, пером, о том, что где-то далеко моё фортепиано мокнет одиноко под ночным дождём… Мне птицы рассказали, как грешил надеждой выше них взлететь, но в те моменты только падал. А я в ответ, даже теперь, стал утверждать, что для полёта крыльев мне не надо. Но солнце попросило помолчать, с присущим огненному диску жаром подпалив мои ресницы. И неспроста: в этот момент уже спешил к моим ушам забытый голос песней возвратиться… Прошу, ответь, хрустальный лепесток, зачем я должен помнить всё, чем больше в новом мире не являюсь? Ты о проступках расскажи, за каждый грех я, если нужно, искренне покаюсь. Здесь рай, ты говоришь, а я при жизни не решался и мечтать о нём, но всё равно как будто окружён невидимой стеной отсутствия покоя... Всё потому, что там, за ней, не зазвучит фортепиано под дождём, и чьё-то сердце не согреет моих рук тепло в минуты горя…