Ирландское Танго

Секс: четыре буквы, один слог, слово латинского происхождения. В своем самом расхожем смысле употребляется с 1929 года. Обязательный элемент любых нормальных отношений. Ключевое слово здесь - "нормальных". Но отношения Кирена и Саймона можно с трудом назвать таковыми. Саймон каждый раз обходит стороной эту тему, словно данной главы нет в их жизни, и никогда не будет. Когда они думали о том, что сухие прикосновения и безвкусные поцелуи - все, что у них есть, это имело смысл. Но Саймон продолжает игнорировать Кирена даже когда становится очевидно, что их заточение в мертвых телах невечно. Даже когда среди тысячи оттенков серого они начинают различать первые цвета. Однажды Кирен рискнул поднять эту тему и спросил Саймона: - Тебе нравилось? - Тебе было больно? - спросил тот в ответ. - Да, - честно сказал Кирен. - Мне нравилось, - ответил Саймон. "Это было больно", - сказал он. И речь шла далеко не о сексе. В тот раз, который должен был стать первым, он остался в одиночестве, в пустой комнате на холодной кровати. Кажется, он пролежал там всю ночь, пока Рик, сбежавший домой Рик, собирал вещи, чтобы утром умчаться в город, записаться в армию и погибнуть на никому ненужной войне. Так что да - это было больно. Возможно, Кирен и готов смириться с тем, что между ним и Саймоном ничего нет и не будет. С тем, что их отношения никогда не перейдут этой грани. Возможно, Кирен и готов, но его восемнадцатилетнее восстанавливающееся, полное гормонов тело - нет. Он не святой. Его терпение - не сверхпрочный нейлон. Оно имеет весьма соизмеримую величину и обрывается в ту минуту, когда он застает полностью одетого Саймона в доверху заполненной ванне, курящего косяк с марихуаной. Картина сюрреалистичная до жути, и Кирену первые минуты кажется, что он спит. Саймон бы никогда не... Что "не"? Не вел бы себя столь эксцентрично? Не стал бы снова баловаться наркотиками? Не рисковал вторым шансом? А так ли он хорошо знает Саймона, чтобы утверждать это? Саймон дергается, выплескивая добрую четверть галлона воды на пол, когда замечает что больше не один. Кирен не задает вопросов и не требует объяснений, не скидывая обуви, он залезает в воду и садится напротив. Белое брюхо ванны лишается еще пары пинт. - Ты замерзнешь, Кирен. И вполне возможно заболеешь, - буднично и очень участливо говорит ему Саймон, словно они сидят за обеденным столом на светском рауте, а не полностью одетые в слишком маленькой для двоих взрослых мужчин ванне. - Вода холодная. Кирен поднимает ногу, опираясь пяткой о бортик, медленно тянется вперед и забирает из губ Саймона тлеющую самокрутку. Это не марихуана, просто до приторного сладкий табак. Кирен сплевывает густую слюну за борт и кидает туда же косяк. Саймон заботливо вытирает оставшуюся на его губах темную пленку мокрым рукавом пиджака. Впервые с того момента, как они оба начали снова чувствовать, в их непростых отношениях - идиллия. Кирен водит рукой по бортику ванны: вперед-назад и выжидающе смотрит на Саймона. Тот смотрит ему в пах, обтянутый мокрыми джинсами, которые никак не скрывают его возбуждения, и сглатывает. Из Кирена ужасный соблазнитель, просто ужаснейший. Но он знает, чего хочет его тело и чего хочет он сам. Осталось только узнать о желаниях Саймона. И если предел их отношений - поцелуи, что ж, он готов смириться, наверное. Но если нет, то он собирается получить сполна. В эту игру можно играть долго, но Саймон встает в полный рост, сосредоточенный и мокрый, и спускается на пол. Вначале одной ногой, потом другой, а затем он поднимает на руки Кирена, словно тот ничего не весит, и несет его в спальню. Вода, стекающая с их одежды, оставляет на паркете неровные полосы. "Неопределенно" - единственное обозначение, которое может дать этому моменту Кирен, пока упирается подбородком в холодный отворот пиджака Саймона. Он успевает поцеловать Саймона в шею, слегка прикусив кожу зубами и оставив темный след, прежде чем оказывается на кровати. Саймон методично стягивает с себя одежду и жадно смотрит на него, развалившегося поперек. Кирен точно знает - сейчас не то время, чтобы спрашивать причину, толкнувшую сегодня его на столь экстравагантное времяпрепровождение. Наверное, ответ достаточно прост и очевиден, но... Саймон стоит у постели почти голый, если не считать расстегнутых брюк и белья под ними, и завороженно смотрит на Кирена. Словно он картина. Икона. И у Кирена от этого пристального взгляда, взгляда полного восхищенного обожания, по спине бегут мурашки. Он переворачивается на бок и снимает мокрую толстовку вместе с рубашкой. В комнате, наверное, холодно, но его бросает в жар. Саймон расшнуровывает ему ботинки, снимает носки, вытирает краем одеяла мокрые и холодные ступни. От его прикосновений у Кирена поджимаются пальцы и еще сильнее ноет в паху. Он поднимается на локтях и касается подушечками пальцев темных волос на груди Саймона. Рукам не хватает чувствительности, сноровки, и вместо мягкого поглаживания Кирен слегка царапает его. Саймон внимательно смотрит на красные полосы, проступающие на его коже, на подрагивающие руки Кирена, а затем резко заводит его руки над головой. Кирен сдавленно охает. Саймон целует его плечи, шею, касается зубами напряженных сосков. Он делает это по-разному: медленно, быстро, сильно и едва прикасаясь. Он ищет границу вернувшихся ощущений Кирена, и тот тихо стонет, когда ему это удается. В четыре руки они высвобождают Кирена из мокрых джинсов. Теперь он совершенно голый, в отличие от Саймона, который нависает над ним темным силуэтом. Кирен чувствует его слабое, сбивчивое дыхание на своей коже. Саймон водит руками по его ребрам, гладит живот и бедра, будто намеренно обходя напряженный член. Кирен сдавленно охает и отворачивается. Он надеется, что еще недостаточно ожил, чтобы покраснеть от этих вдумчивых ласк. Неожиданно Саймон замирает и начинает смеяться. Его смех хриплый и режет слух. Он все еще нависает над Киреном и с взъерошенной челки капает вода на его беззащитный живот. - Что? - обиженно спрашивает Кирен, инстинктивно подтягивая колени к животу. - Я так боялся этого, - признается Саймон, проводя пальцами под подбородком Кирена. - Я боялся быть неловким, неумелым, быть хуже. Я боялся сделать тебе снова больно... - Снова? - зачем-то переспрашивает Кирен. - Ты сказал, что в первый раз тебе было больно, и я не хотел этого... - О, замолчи, - закрывает глаза Уолкер, чтобы скрыть неловкость. - Не было у меня никакого первого раза. Может быть та неозвученная фраза, что повисает в воздухе и есть тот самый поворотный момент? Кирен не знает. Саймон медленно наклоняется к нему и шепчет, едва касаясь губами уха: - Я хочу тебя, Кирен Уолкер. От этих нескольких простых слов у Кирена кружится голова. Он обнимает Саймона за плечи и целует. Страстно и мокро. Так развратно, как только способен. Они крутятся по кровати, пока Саймон не зажимает бедрами его ноги и не прижимает всем телом к покрывалу. Кирен смотрит на него: взлохмаченного, напряженного, возбужденного до предела, с двумя маленькими черными точками зрачков, и заводится еще сильнее. Он вскидывает бедра и трется ноющим членом о живот Саймона. Металлическая пряжка на ремне его неснятых брюк больно оцарапывает бедро. Этот прискорбный инцидент заставляет Саймона раздеться быстрее. Он обводит языком по кругу темно-бордовый порез и, опускаясь еще ниже, берет член Кирена в рот. Контраст между отсутствием ощущений и тем, что Кирен чувствует сейчас - зашкаливает. Кирена трясет, он мечется по кровати, сжимая в пальцах мокрое до самых краев одеяло. Он вздрагивает, вскидывает бедра и тихо стонет, когда язык и губы Саймона начинают двигаться увереннее и резче по гладкой коже. Ему кажется, что еще секунда, и он умрет второй раз, так и не успев полностью воспользоваться своим шансом. Так и не успев почувствовать Саймона целиком. Кирен стонет на одной ноте и сухо кончает. Он лежит, тяжело дышит, и у него даже нет сил, чтобы смутиться, когда Саймон демонстративно облизывается, проводя кончиком темного языка по мертвенно бледным губам. То ли еще будет, думает Кирен, и рывком переворачивается на живот, подтягивая под себя колени. То, что у него никого не было - не значит, что он ничего не знает. Саймон нежно гладит его по пояснице, обрисовывая контур ямочек, по ягодицам, а затем переворачивает обратно на спину. - Расслабься, - шепчет он на ухо. Саймон выходит из комнаты как есть – голым, не стесняясь своей наготы и не пытаясь прикрыться. Он красивый. И Кирен утверждает это как художник. У него пропорциональная фигура, широкие плечи, подкаченная грудь, покрытая темными волосками, ярко контрастирующими с его белой кожей, длинные ноги и чуть вздернутые ягодицы. Он плавно двигается, переступая с пятки на носок как профессиональный атлет, а темные точки от уколов на его руках и ногах кажутся диковинными татуировками, и только. Кирен смотрит на свои острые коленки и длинные худые ступни, покрытые как кружевом синими венами. Он умер подростком: угловатым и неловким, и скорее всего таким останется. А Саймон… Тот возвращается, задумчиво вертя в руках маленький красный тюбик. Он отвлекся, расслабился, и его эрекция заметно опала, тогда как Кирен чувствует, что возбуждается еще больше. Он завороженно смотрит, как мелькает красное пятно между пальцев Саймона, как он отщелкивает крышку и выдавливает себе на пальцы густой белый крем, растирая его. Кирен знает, что должно быть дальше, и от ожидания его мышцы сводит еще сильнее. - Чшш, - качает головой Саймон и целует его руки: пальцы, ладони и запястья, касаясь губами неровных краев ран. Он целует его в губы и его язык рисует замысловатые узоры на губах Кирена. Саймон выдавливает из тюбика все, что есть, и прижимает Кирена к постели своим весом, опираясь только на одну руку для равновесия. Он водит второй рукой между его ягодиц, несильно надавливая на сжатые мышцы, и ласкает мошонку. Кирен тихо стонет и несильно трясется. Саймон толкается в него одним пальцем, затем добавляет еще один, и заканчивает подготовку, только когда Кирен кусает его за плечо. Он входит в него мягким и плавным движением. Кирен узкий, очень узкий. Полумертвые мышцы не хотят становиться эластичнее, сколько их не подготавливай, и Кирен болезненно стонет, впившись в Саймона стальной хваткой. Саймон зажмуривается, но продолжает двигаться. Чтобы он ни делал сейчас – это все равно будет больно. Его страх становится все более осязаемым с каждым протяжным стоном Кирена. Но потом что-то меняется. Кирен выгибается ему навстречу, удивленно распахивая покрасневшие, но сухие глаза, и улыбается. Саймон закидывает его ногу себе на плечо и ускоряет темп. Спинка кровати отстукивает о стену рваный ритм в четыре доли. Это танго. Ирландское танго. Саймон сбивается и Кирен кончает на слабой доле. Раз-два-три… Перед глазами темнеет, а тело, кажется, будто плывет в невесомости. Если рай и существует, то это «сейчас». Они лежат рядом, едва касаясь друг друга, и Саймон молча смотрит в потолок. Кирен перебирает в уме фразы, реплики, вопросы, которые уместно было бы задать, чтобы нарушить эту тишину, но в голове пусто. Все мысли испарились в одно мгновение, оставив после себя только томную негу и легкий дискомфорт. Кирен переворачивается на бок и кладет голову Саймону на плечо. Тот невесомо целует его в висок и гладит по макушке. - Всегда боялся, что не смогу удержаться и соблазню тебя, - признается Монро. – Чем больше оживало мое тело, тем ближе к тебе я хотел быть. - А я думал, что это просто не твое, - говорит Кирен и они оба облегченно смеются. Кирен засыпает у Саймона на плече, не обращая внимания на мокрую постель и жуткий холод в комнате. Он проваливается в сон, словно в глубокий колодец, и не слышит как Саймон шепчет ему: - Tugaim cion duit. Мое сердце в твоих руках.