Шаг за грань

или о чувствах, которые невозможно запретить Гермиона Гермиона не помнила, спала ли она ночью, или просто все ее переживания проникли целиком и полностью в ее сны. Она помнила только бесконечные тревоги, бесчисленные вопросы и ни одного ответа или хотя бы подсказки о том, что делать дальше. Она вдруг с удивительной четкостью поняла, что своими собственными руками превратила свою жизнь в кошмар. И с той же четкостью осознала, что если бы у нее был шанс все исправить, то она пошла бы тем же путем. На следующий день на уроках она снова встретилась с Гарри и его укоряющим взглядом, но он ничего не сказал, потому что, видимо, не хотел, чтобы об этом узнал Рон. Гермиона и сама не могла теперь спокойно смотреть на Рона, ведь если уж Гарри заметил его чувства к ней, то как она могла так поступать с ним? Ну почему нельзя сердцу приказать не любить одного, а любить другого? От собственных мыслей становилось смешно, и Гермиона осознала, что сходит с ума. Вскоре все, что от нее останется, - это нервно смеющаяся девочка в палате Святого Мунго. Гермиона не знала, что делать. Она понимала, что совершает большую ошибку, но не могла отказать себе в этой прихоти. Действительно. Прихоти. Вопрос стоял в том, как стоит поступать: как хочется или как правильно. Хочется бросить все и бежать к Малфою, чтобы вцепится в него и провести так все оставшиеся дни. А правильно будет больше никогда не встречаться с ним за исключением ситуации, когда они случайно встретятся в бою, а такая ситуация обязательно произойдет, потому что они - по разные стороны баррикад в этой войне. Но Гермиона по собственной глупости и наивности смела надеяться, что она способна изменить ход вещей. Она знала, что Драко страдает, хотя, конечно, сложно было предположить, что с ним происходит на самом деле, он скрывал это как мог, даже от нее, а ведь Гермионе казалось, что она теперь знает его лучше всех. Она приняла, что он Пожиратель Смерти, но до конца верила, что в нем есть светлая сторона, иначе бы он не любил ее, иначе бы она сама не влюбилась в него. Она мечтала спасти его, избавить от того, что ему приходится делать, она верила, что в итоге они смогут быть вместе, несмотря на то, что она совершенно не представляла, что ей нужно делать. А теперь еще и Гарри. Он снова обо всем знает и считает ее ненормальной. Ну, хорошо, что не предательницей. Хотя, близок к этому. А что если он во всем прав, а вовсе не ослеплен ненавистью? Что если он прав, как тогда, когда уверял Рона с Гермионой, что Малфой - Пожиратель Смерти, а они ему не верили. Что если он видит то, чего не видит Гермиона, ослепшая от любви? И если так, то неужели Малфой и вправду хочет использовать ее в своих целях? Почему иначе он любит ее, хотя всегда ненавидел «грязнокровку»? С чего он должен перестать ее ненавидеть теперь, когда вступил в ряды тех, кто мечтает стереть с лица земли всех таких, как она? А может, все это часть одного большого заговора? Гермиона уже не знала, что думать, в голове творился бедлам, слезы отчаяния кончились, а она не могла избавиться от своих тревог, даже забывшись сном. И только уроки хоть как-то вернули ее в реальность, заставляя сосредоточиться на задании вместо собственных мыслей. Но получалось не очень, потому что в голове снова и снова возникали все те же вопросы. Гермиона мечтала о том, чтобы вернуть весь этот чертов год назад и запретить себе из прошлого влюбиться в Малфоя. Все встало бы на круги своя, все шло бы так, как и должно было идти, а она уж как-нибудь смогла бы в итоге отвыкнуть от этих шальных взглядов, которые то и дело бросает в Малфоя. Да и если так подумать... Гермиона ведь даже не помнила, с чего все началось. Страшно представить. Сумасшедший роман снес ей голову настолько, что она даже не помнит все детали. Определенно, это ненормально. В любом случае, ей негде было достать Маховик Времени, да даже если и было бы где, она знает правила - нельзя так сильно менять прошлое. Поэтому выход оставался один - исправлять ошибки здесь и сейчас. Гарри Гарри Поттер никогда не был тем, кто вершит судьбы людей. Даже если и был, то исключительно поневоле или каким-нибудь случайным образом. Но сейчас он понимал, что Гермиона сама не справится со своей задачей. Честно говоря, он думал о том, что вряд ли сможет заставить Малфоя плясать под свою дудку. Ему нечем было козырять, он не умел угрожать, не любил насилия. Тогда как Малфой наоборот, мог похвастаться всем из перечисленного. По крайней мере, он вел себя так, будто бы мог. Но у Гарри была одна отличительная черта - ради спасения собственных друзей он был готов на все, а сейчас он был уверен, что как минимум спасает Гермиону от еще больших проблем. Кроме того, он искренне надеялся, что дело обстояло не многим хуже, чем он предполагал. Он надеялся, что перед его глазами лежит примерно вся картина. Иначе думать что-то было бы гораздо сложнее. Он уже не помнил, как оказался у этого туалета. Шел он за Малфоем, и этого было достаточно, однако то, что он увидел, шокировало его. Малфой плакал, вцепившись руками в край раковины и будто бы совсем не заботясь, что его могут услышать. Он явно уже не мог контролировать свои эмоции, хотя всегда казалось, что уж кто-кто, а Малфой держит свои чувства в себе. Высунувшись из кабинки, на него жалобно глядела Плакса Миртл и уговаривала не расстраиваться. Определенно Гарри был настроен разобраться с засранцем более решительно до того, как увидел его здесь... в таком виде. И тут Малфой поднял глаза от раковины и увидел в отражении зеркала самого Гарри, от чего тут же пришел в ярость. Полетели вспышки заклятий и, спрятавшись на миг за колонну, Гарри решил, что сейчас самое время провести воспитательную беседу. - Что тебе надо от Гермионы, Малфой? - громко спросил он и словно увидел, как тот застыл, быстро соображая. - Что бы ты там ни задумал, - продолжил Гарри, сжимая в руке палочку, - отвали от нее. А иначе, - он сделал шаг из-за колонны, показываясь Малфою, замершему с каким-то странным взглядом, - я заставлю тебя. С этими словами Малфой будто синхронно пришел к какому-то мысленному выводу и, вскинув руку, прошипел: - Круци... Но договорить ему не удалось. Гарри понял его намерения долей секунды раньше и уже выкрикнул: - Сектумсемпра! В то же мгновение тело и лицо Малфоя словно прорезали сотни ножей, кровь хлестнула из многочисленных ран, моментально окрашивая белую рубашку в красный. Малфой тихо охнул и рухнул на спину, беспомощно царапая руками кровоточащую грудь. Дальнейшее смешалось в голове Гарри в мрачный калейдоскоп. Миртл что-то истошно визжала, на пол лила вода, откуда-то появился Снейп... И в голове одна страшная мысль - он чуть не убил. Драко Он стоял на коленях на полу в гостиной своего поместья. Перед ним вышагивал тот, кого он боялся больше всего на свете. Белое лицо с красными глазами то и дело оказывалось слишком близко к лицу Драко. Темный Лорд был недоволен - Драко Малфой не справился со своей задачей, мало того что не сумев восстановить имя своей семьи, но и опозорив его еще больше. Драко не слушал, что говорит Темный Лорд. Он знал, что его ждет, и от этого сложно было сосредоточиться на чем-то другом. К тому же, он до последнего наивно полагал, что все обойдется. «Темный Лорд милостив», - как он сам любил повторять. Но, видимо, к Малфоям это не относилось. - Я очень недоволен тобой, Драко, - ледяной голос забрался под кожу, заставляя дрожать всем телом. Драко итак едва дышал, только что испытанный Круциатус все еще жег внутренности. Однако вдохнуть последний раз ему не дали. - Авада Кедавра! Полыхнул зеленый луч, и Драко, дернувшись, сел на постели. Целая минута понадобилась ему, чтобы осознать, что он лежит на неудобной койке в больничном крыле. В голове всплыли воспоминания. Точнее, обрывки воспоминаний, потому что мозг, подвергшийся заклятью, отказывался складывать картинку в единое целое. Вот он стоит в туалете, тщетно пытаясь успокоиться. Чертово слезливое привидение уже сочло его своим идеальный спутником жизни. Наверняка, ждет не дождется, когда же он умрет и разделит с ней этот гребаный туалет. Вот уже швыряет заклятьем в Поттера, который какого-то боггарта оказался в этом же туалете в эту же минуту. А что это он несет про Грейнджер? Откуда он, Мерлин, знает?.. И вдруг адская боль во всем теле, кажется, его рассекли тысячами режущих заклятий. В глазах темнеет. А потом снова проясняется, он опирается на Снейпа, совершенно не слушая, что за чушь он там несет. Слишком ярко вокруг, слишком шумно... И вот больничное крыло. Мадам Помфри заставила его остаться минимум на ночь, чему Драко был совсем не рад. Какой же хреновый день, от начала и до конца. Он стянул с себя пижамную рубашку, чувствуя непреодолимое отвращение к липкому холодному поту и мокрой ткани. А может, все это часть его кошмаров? Они в последнее время не отпускают его ни на секунду. Нет, Драко Малфой еще не настолько сошел с ума, чтобы не уметь отличать сны от реальности. Внезапно дверь в больничное крыло медленно начала отворяться, и Драко рухнул в постель, притворяясь спящим. Он полагал, что это мадам Помфри, а ему вовсе не хотелось, чтобы она расценила его бодрствование посреди ночи, как симптом осложнений или вроде того, и напичкала его очередной порцией мерзких лекарств. Но тихие осторожные шаги подсказали ему, что это вряд ли мадам Помфри. Тем не менее, он оставался неподвижно лежать, не забывая, конечно, дышать для правдоподобности. Шаги прекратились у его кровати, и Драко почувствовал, что кто-то неотрывно смотрит на него. Внезапно на Малфоя накатило ощущение опасности, и он резко сел на кровати, одновременно схватив с тумбочки волшебную палочку и наставляя ее на нежданного гостя. Гермиона испуганно закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и, неловко шагнув назад, села на соседнюю кровать. - Грейнджер? - удивленно спросил Малфой, опуская палочку. - Какого боггарта ты тут делаешь? Внезапно откуда-то появилась злость. Он вспомнил о Поттере, о его словах. Откуда этот очкарик узнал об их отношениях? Несомненно, Грейнджер ему все рассказала. Они же чертовы лучшие друзья. Но зачем? - Драко, я... - прежде, чем она что-то произнесла, отняв руку ото рта, в глазах ее отразилась вся гамма чувств. - Я узнала о том, что случилось. Я не могла не прийти. Ты... Как ты? О, боже! Не справившись со своими эмоциями, она кинулась ему на грудь, а он вдруг растерял все раздражение, невольно обхватывая ее руками и прижимая к себе теснее. - Я так испугалась, - лепетала Гермиона, уткнувшись носом в его грудь. - Я... я не знала, что думать... Гарри как-то узнал. Он... я не думала, что он на такое способен. Ох, Драко... - Тише, - он бездумно гладил ее по голове. - Все в порядке. Я... Он хотел сказать, что ей не стоило приходить, потому что ее могли поймать, потому что им вообще лучше не видеться. Он не мог больше подвергать ее опасности. Не мог поддаваться своим эгоистичным порывам. Он хотел сказать что-нибудь такое, после чего она не захотела бы его видеть, и тогда все решилось бы само собой, но не смог. Вместо это он сказал кое-что совсем другое, но близкое по смыслу. То, что, возможно, говорить не стоило, однако слова вырвались сами собой, откуда-то из области груди. Как раз оттуда, куда сейчас упиралась голова Гермионы. - Я люблю тебя. Она замерла, вслушиваясь в его слова, которые все еще эхом отдавались в ее голове, слушая биение его сердца, которое стало втрое быстрее обычного, и не решалась поднять на него глаза, зная, что ему не нужен сигнал о том, что она поняла смысл сказанного. Он и сам все это чувствовал, словно бы они были единым целым. Гарри Гарри Поттер стоял под мантией-невидимкой посреди больничного крыла, глядя на Малфоя с Гермионой. Он не мог уснуть этой ночью. Все, что он натворил, давило на него тяжким грузом, мешая забыться хоть каким-нибудь тревожным сном. Карта Мародеров, ставшая вредной привычкой, от которой сложно избавиться, лежала перед ним на подушке. И вдруг он увидел точку с именем Гермиона Грейнджер, которая вместо того, чтобы спать в своей спальне, выходила из гостиной Гриффиндора в коридор. Недолго думая, Гарри схватил Карту Мародеров, накинул мантию-невидимку и вышел из спальни вслед за Гермионой. Сомнений не оставалось - она шла в больничное крыло, где сейчас лежал Малфой. Сначала Гарри думал поймать ее в коридоре и вернуть в спальню, но потом решил, что лучше разобраться сразу с обоими любовничками. Может, ему и удастся вывести Малфоя на чистую воду. И хоть он ощущал сейчас вину перед ним за то, что чуть не убил его, беспокойство за Гермиону было сильнее. На радость Гарри, чересчур взволнованная Гермиона забыла закрыть за собой дверь, и он без помех протиснулся внутрь больничного крыла. Но наблюдая за дальнейшим развитием событий, просто не мог позволить себе быть обнаруженным. Не мог позволить себе помешать им. Глядя на Малфоя, крепко обнимающего Гермиону, он видел в глазах заклятого врага такую нежность и одновременно такую боль, что не мог и предположить, будто чувства Малфоя к Гермионе неискренны. Он замер под мантией-невидимкой, наблюдая за ними, желая добраться до правды и одновременно боясь того, что может увидеть или узнать. Гермиона казалась беспомощной девочкой, какой Гарри никогда ее не видел. Она прижималась к Малфою всем телом, будто пыталась раствориться в нем. А Малфой вдруг показался таким... живым, человечным, способным на обычные чувства, или на необычные - такие, как настоящая любовь. Гарри почувствовал укол совести, украдкой наблюдая за ними. И вдруг Малфой произнес эти самые слова: - Я люблю тебя. И Гарри ощутил, как они повисли в воздухе, оглушая всех присутствующих своим слишком большим смыслом. Окончательное осознание пришло моментально - Гарри понял, что теперь Малфой будет последним, кто способен причинить Гермионе боль. По крайней мере, по своей воле.