Голуби

Скотт улыбается, жмурясь от ласкового весеннего солнца. С наступлением апреля в Бэйкон Хиллс наконец воцарилась та погода, какой по праву должно было обладать это время года. Жители настолько устали от хмурого серого неба и пухлых, под завязку набитых грозами и ледяной водой туч, что первые, робкие и нежные лучики заставили их тотчас выйти на улицу и наслаждаться сладким запахом зацветающих в садах вишен. МакКолл с недавнего времени любит прогулки, отчасти от того, что теперь они обрели смысл. Ему нравится неторопливо шагать до детской площадки под руку с девочкой с такими тёплыми-тёплыми карими глазами, что тепло это поначалу кажется ему жутко непривычным, а потом становится самым родным. Ему нравится садиться на скамью и, медленно разворачивая газету, смотреть на каракули, оставленные детьми на асфальте с помощью разноцветных мелков. Ему нравится кормить голубей крохами хлеба, раскрывая свою большую ладонь, и смеяться, когда пугливые птицы улетают, стоит только его миниатюрной спутнице замахать ручками и побежать в их сторону. Ему нравится та жизнь, которую он наконец получил. Иногда к их вылазкам присоединяется Стайлз. Стайлз, даже под тридцать не изменяющий своим излюбленным клетчатым рубашкам и растрепанным прядям. Пожалуй, он – единственный, кто остался самим собой несмотря ни на что. Разве что взгляд его теперь чуть менее озорной, почти граничащий с безудержным порывом куда-то вперед, а в уголках глаз нашли своё место забавные морщинки-лучики, появляющиеся тогда, когда Стилински начинает хохотать, привычно хлопая лучшего друга /даже через года слова эти звучат совсем по-особенному, и произносить их необычайно приятно/ по плечу. Всё-таки что-то старое, что осталось с ним, Скотту тоже нравится. - Ну, кто у нас сегодня? –Воодушевленно звучит над ухом, и МакКолл, усмехнувшись, поднимает голову на подоспевшего Стайлза. Тот, приветственно махнув рукой детям на горке, опускается рядом и смотрит на снующих под их ногами голубей. - Три коричневых, один белый и восемь серых. Кажется, кто-то потерялся, -- Задумчиво отвечает Скотт, складывая газету и шаря рукой в сумке /рюкзак привычнее, но несколько непрезентабелен, когда тебе двадцать восемь/, надеясь найти бумажный пакет с зачерствевшими тостами. - Хочешь сказать, мой любимый? – Уже несколько огорченно задает вопрос Стилински, -- Ту очаровательную цыпочку в черную крапинку? - Стайлз, женщин-голубей называют голубками, -- Смеется Скотт и достает скромный птичий завтрак, кладя его на колени. Они оба привычно проводят время на второй лавочке справа /та, что синяя, им не нравится из-за сломанной спинки/ и наблюдают за тем, как малыши сосредоточенно копаются в песочнице или играют в прятки. Не замечая времени, могут просидеть так до сумерек, а потом торопливо спохватиться, что пора возвращаться по домам, иначе им обоим достанется. Могут вспоминать, как сами познакомились точно тут, и шпынять друг друга – Скотт Стайлза потому, что когда-то он описал его песочный замок, а Стайлз Скотта, потому что замок у него был хиленький. Или обсуждать прошедший день и понимать, что он не особо-то отличается от предыдущего. МакКолл переводит взор в сторону кудрявой блюстительницы порядка, методично показывающей друзьям-мальчишкам, куда уносить формочки и почему нельзя трогать яркую желтую лопатку /её ей купил тоже Скотт/. Затем замечает что-то смутно знакомое слева и отвлекается от дочери. На тротуаре переминалась с ноги на ногу девушка – вроде бы ничем не примечательная. Но именно она вызывает внутри Скотта такой огненный всполох, что на первых парах он не может с собой совладать. Тёмные волосы – длинные, непослушно завивающиеся и которые она то и дело убирает с лица. Острые скулы и чётко очерченные губы – их форму Скотт помнит досконально, как и то, что пахнут они ванильным бальзамом. Сосредоточенный взгляд, ищущий кого-то в толпе. Когда-то он всё бы отдал, лишь бы она искала его. На языке навязчиво вертится имя, а сердце с непозволительной силой пробивает грудную клетку, подкидывая пульс под отметку, явно превышающую цифру «сто». Он в точности знает, как давно страдал таким приступом тахикардии в последний раз, и отчего готов был провалиться под землю, сжечь себя заживо или утопиться, лишь бы не чувствовать той щемящей боли, что стремительно просыпалась и давала знать о своем присутствии. Скотт рефлекторно сжимает пальцы в кулак на джемпере – там, где находится солнечное сплетение, и тут же разжимает, понимая, что тем самым привлекает к себе слишком много внимания. Несколько раз моргает, ощущая, как предательски щиплет в носу, и сглатывает, как если бы к горлу его разом подкатил огромный неказистый ком, отвратительно колющий и мешающий дышать. Арджент. Арджент стоит всего в десятке ярдов от него. Всё такая же. Может, только чуть-чуть повзрослевшая, чем с тех пор, какие МакКолл очень хочет забыть. Почему она его не видит? Почему не обомлеет так, как обомлевает он, не веря в то, что называется «сейчас»? - Скотт? – Вкрадчиво спрашивает Стилински, и тот как-то слишком резко к нему оборачивается, встречаясь с другом взглядами. – Всё в порядке? - Да. Всё в порядке. Всё хорошо, -- Торопливо отвечает Скотт и спешит повернуть голову вновь. Никого. Пустота. Чёртова пустота, что преследует его уже двенадцать лет. - Мне кажется, вам пора возвращаться. Я не в том смысле, что я вас тороплю, но мне… Короче, мне кажется, что твоя жена ненавидит меня настолько, что ей так и хочется высосать из меня всю радость, как только я переступаю порог, поэтому я очень хотел бы доставить тебя домой до тех пор, пока она не притворила свой план в жизнь. - Я понял, Стайлз. Теперь тон МакКолла звучит куда более сдержанно и причудливо медленно, будто слова не хотели быть сказанными и отчаянно тормозили на старте. Скотт поднимается со скамьи и показывает девочке, что пора закругляться. Она кивает, берёт свои игрушки и вприпрыжку несется к нему. Бросает пластмассовых мишек, машинки и зайчиков и прыгает на руки к отцу. Он крепко прижимает её к себе, зарываясь пальцами в пшеничного цвета густые локоны. Стайлз подоспевает на секунду позже, принявшись собирать брошенные вещи, и когда вновь выпрямляется, то кивает куда-то в сторону. Туда, куда Скотт больше не хочет смотреть. - Пап, мы куда-то спешим? - Да, солнце. Мама зовет нас домой, -- Улыбается мужчина и опускает дочь на тротуар. - А можно я её за руку возьму? Это не будет считаться чем-то вроде «сейчас я украду твоего ребёнка и ты больше никогда её не увидишь?», -- Не унимаясь, продолжает Стилински, вопросительно поднимая брови. - Эллисон, ты пойдёшь с дядей Стайлзом? - Ну что ж ты меня уже в дяди записал?.. – Недовольно бормочет сын шерифа и с довольным видом дотрагивается до маленькой ладошки девочки. Скотт ему не отвечает, рассматривая отточенные кирпичики под подошвами своих ботинок и думает, что завтра кормить голубей они пойдут в совсем другое место.