И он любит тебя

Стайлз посмотрел телевизор, Стайлз съел все конфеты из мини-бара, Стайлз посмотрел три чертовых сна. По каждому каналу показывают или тупое шоу для домохозяек («Куда впадает Миссисипи?», - спрашивает ведущий, а Стайлз ненавидит каждую долбаную каплю в этой долбаной Миссисипи, но не может перестать смотреть), или какой-нибудь сериал («Возьми меня с собой», - томно шепчет полногрудая девушка, прижимаясь к своему возлюбленному Рикардо-Энрике-Мигелю-как-там-его-зовут, - «и мы всегда будем вместе». Стайлз кривится и переключает канал. Это слишком, слишком, слишком много, сильно и еще больно). Стайлз все равно смотрит, бессмысленно щелкая кнопками, переключая каналы снова и снова, будто ищет там истину, ответ на так и не заданный вопрос, словно ищет там себя. Стайлз посмотрел телевизор, Стайлз выпил три банки кока-колы, Стайлз посмотрел три чертовых сна. В каждом из этих снов ему снится огонь. Послушный, лижущий пятки ухмыляющемуся Дереку; яростный, пожирающий каждую клетку тела Дерека; затухающий на огромном черном пепелище в форме Дерека. Стайлз просыпается каждый раз, задыхаясь от собственных криков, ощущая яростную ненависть, забивающую его трахею, словно неожиданно горькая вязкая жидкость заменила собой воздух, а он, Стайлз, как всегда остался тем самым последним космонавтом, которому не хватило скафандра на этой чертовой планете. Утро окрашивает захламленный маленький номер в убогом мотеле в праздничные цвета, будто какой-то психованный Санта-Клаус повесил мишуру на уже опавшее дерево. На полу беспорядочно валяются окурки, пустые бутылки и парочка порно-журналов («Это так глупо, Дерек», - говорит Стайлз в пустоту, - «После тебя остается такая ерунда, может, и не стоило тогда вообще жить?» И самому становится мерзко от собственных слов, он давится закушенным кулаком, пытаясь погасить всхлип, но слезы все равно стекают по его щекам). Его организм иногда требует своего, и за последние полгода привыкший к регулярному сексу Стайлз понимает, что утренние проблемы подростков никуда от него не делись – у него стоит, и обычный способ игнорирования проблемы тут явно не поможет. Даже не поворачивая головы в сторону порно-журналов, заляпанных то ли джином, то ли шоколадной пастой, которой он этот джин закусывал, Стайлз стягивает пижамные штаны и прикрывает глаза. Единственным, на кого он может дрочить в любое время дня и ночи, был Дерек. Не Лидия, его бывшая школьная любовь, не Саша Грей, не любое другое человеческое существо на этой забытой богом планете. Дерек. Только Дерек. Всегда Дерек. Стайлз закусывает губу и позволяет себе провалиться в воспоминания. *** Впервые он увидел Дерека, когда голосовал на хайвее номер семьдесят пять. Мимо проносились безразличные грузовики, и Стайлз уже почти убедил себя, что сегодня ночью он будет вкушать все прелести ночевки под открытым небом, как вдруг около него с визгом тормозов остановилась черная камаро, откуда выглянул очень хмурый («Волк», - подумал Стайлз) парень и, презрительно оглядев самого Стайлза (кеды, когда-то бывшими ядовито-зелеными, старенькие джинсы, с трудом удерживающиеся на по-мальчишечьи узких бедрах, потрепанную красную толстовку, глубоко запавшие глаза, горящие лихорадочным блеском и кривую ухмылку), а также всё, что осталось от прежней жизни Стайлза, поместившееся в видавшую виды спортивную сумку, и кивнул. - Дерек Хейл. Правило одно: не испачкай машину. Я еду в сторону Аризоны, скажешь, когда надо будет тебя высадить. Дерек не улыбается, не разговаривает и вообще ведет себя как опасный маньяк-убийца, и если бы не одно «но» (Стайлз убегает от демонов куда худших, чем этот парень), он бы выбросился из машины почти сразу же. Дерек выглядел как звезда фильмов пятидесятых годов про оборотней, о чем Стайлз ему незамедлительно сообщил. - Понимаешь, чувак, - сказал он, набрав побольше воздуха в легкие, - я, конечно, тебе страшно признателен, что ты не бросил меня там погибать от холода и голода, кстати о голоде, у тебя пожрать ничего не найдется? Но вообще, я хотел бы, если ты, конечно, не против, высказать пару наблюдений, которые я сделал, пока мы ехали, заметь, в полном молчании, последние минуты три. Так вот, наше поколение - это поколение изо всех сил старающееся войти в социум, найти себе стаю, я об этом даже несколько умных книг прочел, ты не подумай, я умею читать, я вообще выгляжу старше своих лет, кстати, а сколько ты бы мне дал? В смысле лет? Ну, ты понял. А вот ты выглядишь как волк-одиночка, чувак, серьезно, которые, знаешь, были в старых фильмах. Или как герой вестерна, ты смотрел хотя бы один? Например, классику с Клинтом Иствудом? Если не смотрел, я знаю парочку дорожных кинотеатров, где еще крутят подобную ерунду, и я просто обязан тебя туда сводить, уверен, ты позаимствуешь пару клевых приемов у старины Клинта. Ты, кстати, умеешь стрелять? А кататься на коне? Да что там, хотя бы мотоцикле? А жевать табак? Я читал, что от этого желтеют зубы, не пойми меня неправильно, у тебя очень даже белые зубы, но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным, так что ты вполне можешь оказаться любителем пожевать табак. Или еще каким извращенцем. Кстати, ты случайно не маньяк? Я тут читал, что их можно определить по форме ушей и лба, лоб твой выглядит вполне обычно, а вот уши вызывают ряд вопросов, ты никогда не задумывался над формой своей ушной раковины? Вдруг она что-то значит? А еще я прочитал, что, если так сильно сжимать челюсти, это может сказаться на целостности эмали зубов, так что расслабься, чувак, все путем, я-то точно не маньяк, видишь, у меня и волосы совершенно прямые, это, кстати тоже важно. И уши обычные, я тебе потом поближе продемонстрирую, если захочешь. И, может, вместо того, чтобы сидеть в машине с неприступным видом и кожаной куртке, ты просто сделаешь потеплее? У меня тут уже зуб на зуб не попадает. А когда я мерзну, я начинаю говорить еще больше, понимаешь? Чтобы согреться. Элементарные человеческие инстинкты. А ты уверен, что способен будешь выдержать больше Стайлза, чем уже есть сейчас? Дерек повернул голову и бросил на него быстрый взгляд, а потом приподнял свою невыносимо прекрасную бровь, которую Стайлз уже успел мысленно облизать раз пять («Интересно, - подумал Стайлз, но решил не развивать эту мысль вслух - есть ли название для фетишизма на брови? Бровефил? Бровелюб?»). - СДВГ, - вздохнул Стайлз, верно истолковав молчаливый вопрос. – Я принимаю лекарства, не беспокойся. Выражение лица Дерека выражало всё, что угодно, но только не беспокойство. Скорее, озабоченность тем, что кровь Стайлза запачкает сиденья, когда он решит пересчитать его зубы в заранее обреченной на провал попытке заткнуть. Стайлз снова набрал побольше воздуха в легкие, но следующей тираде не суждено было быть произнесенной, потому что вдруг выяснилось, что розовый язык Дерека, облизывающий тонкие Дерековы губы, является возбуждающим фактором номер один в личном рейтинге возбуждающих факторов Стайлза Стилински. - Знаешь, что самое нелепое? – сказал Стайлз девяносто три секунды спустя (Дерек считал). И, не дожидаясь ответа, продолжил: - Гадалка на прошлой стоянке автостопщиков нагадала мне встречу с мужчиной мечты. Может, это ты? Дерек фыркнул, и этот звук, совершенно неожиданно, занял второе место в том самом рейтинге, который Стайлз уже всерьез подумывал переименовать в «рейтинг имени Дерека Хейла». *** Стайлз ласкает себя, представляя пальцы Дерека, вспоминая пальцы Дерека, то, как он прижимал его к обжигающему металлу капота, как ласкал его, сначала нежно выцеловывая шею, обводя языком каждую родинку, затем сжимая член сквозь грубую джинсовую ткань, тихо рыча, когда Стайлз выгибался от прикосновения, как Дерек наслаждался каждым сантиметром его тела, распластанным на машине, как дрочил ему, не отрываясь от темнеющих с каждой секундой глаз, хищно выжидая точки невозврата. Как Стайлз прикладывался затылком о капот снова и снова, но ни один из них не заметил этого, пока Стайлз не взвыл и не потребовал подложить хоть что-нибудь, пока он не разбил себе голову («чем-нибудь» оказалась сложенная кожаная куртка, которая пахла полуденным зноем и Дереком, и Стайлз отказывался с ней расставаться весь следующий месяц, как бы ни задабривал его Дерек и что бы ни обещал ему взамен). Стайлз ласкает себя, думая о том, как Дерек вылизывал ему позвонки, возя носом по запыленной придорожной траве, а Стайлзу было совершенно наплевать, что они в чистом поле, укрытые от любопытных глаз только машиной. Как Дерек, прежде, чем заняться с ним в первый раз сексом, заставил отмокать в ванне примерно час, ласково намывая каждую выпирающую косточку, целуя каждый синяк, дуя на каждую царапину. Как дыра в душе Стайлза размером с Бога заполнилась Дереком вся, без остатка. Стайлз ласкает себя, снова и снова шепча одно и то же имя, не обращая внимания на болезненно пульсирующие искусанные губы, на пальцы, мнущие посеревшие от времени простыни, на то, что окружающий мир отключается, гаснет, будто старенький телевизор, оставляя за собой одну последнюю вспышку света. - Дерек, - тихо воет Стайлз в подушку, в бессильной злобе колотя по ней перепачканной в сперме рукой. Он ненавидит Дерека за то, что тот оставил его здесь одного. И не представляет, как он будет без него жить. *** Если бы Дерек собрал все, что он ненавидел в людях, придал этому форму, добавил широко распахнутые карие глаза, пригоршню родинок и капельку удачливости, и поздоровался бы, вдыхая жизнь в это существо, имя пришло бы ему в голову почти мгновенно. Стайлз Стилински. Бесконечное количество вопросов («А ты умеешь делать колесо? А сможешь назвать штаты в алфавитном порядке? Порядке присоединения? А ты когда-нибудь убивал кого-нибудь? А смог бы? А если бы он тебя сильно разозлил? Ну вот как примерно я сейчас?»), шумное поглощение еды каждую свободную секунду, когда рот Стайлза не был занят чем-то другим (и, в основном, к ужасу Дерека, болтовней), пальцы, исследующие тело Дерека, пока он, тихо шипя ругательства, пытался выполнить опасный маневр и уйти от столкновения с неожиданно вылетевшим на трассу вольво. А беспредельная наивность, сквозившая во взгляде, не обманула Дерека ни на минуту. - Почему ты задаешь так много вопросов? - не выдержал он как-то примерно посередине их длинного пути в никуда. - Потому что так не нужно отвечать на них самому, - пожал плечами Стайлз. Ему нравился Стайлз, честное слово, нравился, но его было много – слишком много, а Дерек не был к такому привычен. И потом, у него были свои дела, своя миссия, от выполнения которой он не намеревался отказываться (хоть и периодически забывал про нее, когда под ним извивался Стайлз, обхватывая его длинными ногами и громко выкрикивая его имя). Ему нравилось целовать Стайлза, слизывать с кожи выступивший пот, обсасывать каждый палец на бесконечно суетливых руках, наслаждаться тем, как нервная энергия покидает его тело, оставляя приятную истому и страстный отклик на любую ласку. Ему нравилось слушать болтовню Стайлза, хоть бы он никогда ему в этом не признался, нравились странные рассуждения, нелепые ассоциации, и даже к вопросам он привык, просто перестав на них реагировать большим, чем кивком головы. Но мрачные тайны не были специализацией Дерека, и проблемы Стайлза были совершенно не тем, что он готов был взвалить на себя. Ему и своих было слишком много. И поэтому он решил уехать – завез Стайлза в какой-то мотель, оплатил ему проживание на пару недель, а потом собрал вещи и сбежал, надеясь, что тот поймет. Тот наверняка все понял, даже быстрее, чем предполагал Дерек – как только за ним закрылась дверь, он услышал вопль, а затем что-то тяжело шмякнулось следом. «Я заплачу», - успокоил он администратора и широкими шагами направился к машине, стараясь не поднимать глаз, не видеть окна номера. (Там стоял Стайлз и смотрел на него, смотрел, не отрываясь, и Дереку казалось, что ужаснее и бессмысленнее он в жизни ничего не делал, но ведь в этом был изначально смысл, он точно помнил, только он потерялся где-то в заломленных бровях, обиженных глазах и беззвучном крике, исказившем лицо Стайлза). Негнущиеся пальцы расстегивают молнию на потяжелевшей от дождя кожаной куртке, Дереку зябко, Дереку мокро и холодно. Дерек не знает, зачем он вернулся. (В глубине души он прекрасно это знает. Знает, что и уезжать-то не надо было, а уж возвращаться надо было в первые пять минут. Но он гордый, он выдержал неделю. И теперь практически сломлен, будто Стайлз был каким-то невероятно важным элементом в его жизненном цикле, который он сам же и вырвал из собственной груди). В его жизни всё всегда было подчинено интересам стаи. Волк внутри него стережет традиции так же незыблемо, как какая-нибудь старая, пропахшая травами и духами предков индианка. Ничто не могло сдвинуть его с намеченного пути. Ничто и никто. Кроме Стайлза Стилински. Стайлз ворвался в его жизнь ураганом оберток из-под шоколадок, раскиданных по всей машине, громкими попытками подпеть любой музыке, доносившейся из радиоприемника, сладкими поцелуями и вкрадчивым шепотом, заставлявшим волка блаженно жмуриться и тянуться к ласке. Первой ошибкой, которую совершил Дерек Хейл, было то, что он остановился около нескладного паренька и, преступив через все свои принципы, повинуясь исключительно интуиции, предложил его подвезти. Второй ошибкой Дерека Хейла было то, что он ответил на слюнявый (и не самый лучший в его жизни) поцелуй, которым его наградили, предварительно заехав острым локтем куда-то по ребрам, силясь устроиться поудобнее. Причиной послужило то, что Стайлз не обнаружил в его машине еды, но обнаружил початую бутылку рома, которую и распивал всю дорогу, не прекращая болтать (как ни надеялся Дерек, что алкоголь притупит разговорчивость). Стайлз допил и полез целоваться. Его поцелуи были мокрыми, пахли алкоголем и – совершенно неуловимо – мятной жвачкой, а также – очень отчетливо – сексом. И Дерек не смог устоять. Он положил ладонь на его затылок, ласково погладил, успокаивая, а потом впился губами в податливый рот, кусая, зализывая и снова кусая, пока Стайлз не начал гортанно стонать и ерзать по его коленкам, безотчетно прося о большем. Третьей ошибкой было то, что он ему это большее дал. *** Дерек не знает, зачем он вернулся («Три раза «ха-ха», - говорит он сам себе), но он видит, что вернулся не зря. Номер выглядит как после бомбежки, пахнет примерно также. На кровати валяется какое-то тело, предположительно, Стайлз, но сказать сложно – тело закутано в несколько слоев одеяла и придавлено для верности какой-то тяжеленной книгой. Стараясь глубоко не дышать, Дерек доходит до окон и распахивает их, впуская воздух и солнечный свет. - Пшла вон, - говорит кто-то на кровати голосом Стайлза, а волк царапает ребра изнутри, требуя выпустить его, чтобы обнюхать, проверить, все ли в порядке. Дерек сжимает кулаки, и волк отходит вглубь, все еще суетно помахивая хвостом. - Это я, - говорит Дерек. Он и сам не смог бы сказать, какой реакции ждал. Может, что ему дадут по морде, может, что обругают последними словами. Стоит сказать одно – он ждал какой-либо реакции. Но ее не последовало. - Опять глюки, - тихо вздыхает Стайлз и переворачивается на другой бок, чтобы спрятать глаза от света. И Дерек окончательно понимает, что единственной ошибкой, которую он совершил – было бросить Стайлза. И что он никуда без него не поедет. Даже если ему придется до скончания веков жить в этой гостинице, он согласен, если рядом будет Стайлз. Он подходит к кровати, виртуозно лавируя между бутылок, остатков еды и чего-то еще, не поддающегося определению, встает на колени, утыкается лбом куда-то между лопаток Стайлза и тихо шепчет: - Это правда я. А потом добавляет, чувствуя, как деревенеют мышцы спины, когда Стайлз начинает верить тактильным ощущениям: - Ты ведь меня простишь?