Bark and forest herbs

      Он обратился довольно рано для своего возраста. В то снежное ноябрьское утро он изменился в первый раз и был очень напуган, он метался по опушке у леса, рядом с которым стоял его небольшой домишко, и без конца скулил. Темно-коричневый, местами почти черный волк с дымчатой мордочкой, лапами, животом и грудью, он резко контрастировал с выпавшим снегом, а подпалая светлая шерсть выглядела так, будто снег пристал к шкуре. Почему-то на нем все еще был летний мех, почти не согревавший в холодные, почти зимние дни. Его непропорционально длинные худые лапы носили его из стороны в сторону, он часто оступался и падал, затем вновь вставал и снова падал, не в силах управалять своим новым телом.       Когда я пришел, он, увидев меня, испугался и забился в угол между домом и гаражом, надеясь, что я его не замечу. Он неотрывно смотрел на меня своими светло-карими глазами. Я шел прямо к нему медленно, боясь спугнуть, говорил, что помогу, что ему нечего бояться, мой голос звучал в его голове, а он не понимал, что происходит. Когда между нами было уже меньше десяти метров, он сорвался с места и со всех лап неуклюже помчался в лес. Я бросился за ним. Белый окрас моей шерсти играл на руку, так сложнее было заметить меня на фоне снега, мелькавшего перед его глазами. Я был старше, крупнее и сильнее него, поэтому без труда догнал, выпрыгнув прямо перед его мордой. Он резко затормозил и плюхнулся на спину лапами вверх, оказавшись прямо подо мной между моими лапами. Я слышал, как бешено стучало его сердце в узкой быстро вздымавшейся и опускавшейся груди, слышал его голос в моей голове, как он умолял не убивать его и все скулил, прижав уши к голове. Таким, как мы, не нужно говорить, чтобы общаться. Ментальная связь делала все за нас, мы могли читать мысли друг друга, абсолютно все мысли, что были в наших головах. Он пока не умел контролировать их, поэтому его речь была несвязная и сбивчивая, мысли путались и будто спотыкались друг о друга и играли в чехарду. Но было ясно одно: он страшно напуган и не понимает, что с ним. Я обнюхал его, чтобы запомнить запах. Он приятно пах древесной корой и травами, а еще страхом. Я немного отступил, и он неуверенно встал на лапы.       Я рассказал ему все, что мы обычно рассказываем новичкам. Рассказал о том, что ген оборотня передался ему от деда, что волк дремлет в нашей крови и может пробудиться в любой момент, рассказал, что есть еще такие же, как мы с ним, что мы образуем стаю в нашем городе и что я ее вожак. Я знал Тао с рождения, наши родители, впрочем, как и все в нашей маленькой резервации, знали друг друга и дружили семьями. Из-за разницы в возрасте мы были в разных компаниях и крутились в разных кругах, но если и встречались на улице, то кивали друг другу в знак приветствия. Так или иначе, теперь нам предстоит много времени быть вместе и узнавать друг друга лучше. Я взял его в свою стаю, где кроме меня и Тао было еще восемь волков: Сюмин, Лухан, Сухо, Лэй, Чен, Дио, Бекхен и Чанель. Все приняли его тепло, и я пообещал, что он не будет причинять им неприятности и взялся обучать его сам. Сначала он постоянно прятался за моей спиной и молчал, когда мы собирались стаей на нашем привычном месте возле пещеры у поваленнной вековой сосны, но после приспособился и даже напару с Чанелем и Бекхеном докучал старшим, но те совсем не злились и даже играли с ними.       Я помню, как научил его быстро превращаться, ориентироваться по запаху и охотиться. Помнится, я впервые взял его с собой на охоту, и как он пришел в ужас, когда я принес к его лапам мертвого окровавленного кролика и велел съесть. Он долго отпирался и жалел зверушку, но все же потом умял тушку за обе щеки, облизываясь и размазывая по мордочке свежую кровь. Конечно же, этого было мало. Возможно, это бы и утолило голод обычного волка, но мы были значительно крупнее их, поэтому Тао хотел еще как минимум парочку. Он оказался искусным хладнокровным охотником, его гибкое худощавое молодое тело почти бесшумно передвигалось и выслеживало добычу, затем ловко расправляясь с ней. Несомненно, без моих уроков он бы не достиг такого результата. Он проохотился полночи без меня, а на следующее утро принес мне в зубах трех упитанных кроликов и положил у моих лап, покорно и благодарно низко пригибаясь к земле, положив голову на лапы в знак уважения и моего авторитета.       В тот же день он заболел. Я предупреждал его, что не стоит разгуливать на улице долго, особенно ночью, поскольку он еще не сменил мех на зимний. Несколько часов я пытался его согреть в пещере, тесно прижимаясь к нему и, временами, облизывая его мордочку и сухой нос. Он жался ко мне, утыкался носом в густой белый мех и дрожал всем телом. Когда я понял, что это не помогает, я привел Тао в его дом. Положив его на кровать, я укутал его всеми одеялами, что смог найти, делал компрессы и поил противными лекарствами и горькими настоями с лечебными травами. Его родители должны были уехать в командировку, и разрешили мне пока пожить в их доме и ухаживать за их сыном. Конечно же они знали, что рано или поздно Тао обратится, но избегали этой темы и решили, что я объясню ему все и помогу приспособиться лучше, чем они, оба из которых не имели гена волка, а были лишь носителями. Они давно смирились с мыслью о том, что их сын будет постоянно пропадать со стаей и, порой, не возвращаться ночевать. Они полностью доверили его мне. Теперь я и стая - его семья.       Конечно, мы обладаем сильным иммунитетом и быстро выздоравливаем, но тело Тао было еще слишком слабо и не могло привыкнуть к таким переменам, поэтому болезнь и скосила его. Я не отходил от его постели день и ночь, делал холодные компрессы, без конца поил горячим чаем с лимоном и ненавистным ему медом, растирал его горячее тело спиртом, носил на руках в ванную и мыл, а он стыдливо прикрывался и что-то неразборчиво бормотал. Ночью он часто в бреду просыпался от кошмаров, а я всегда был рядом и утешал его, шепча, что это всего лишь сон, и гладя его по волосам. Я спал на маленьком неудобном старом кресле возле его кровати, из-за которого у меня постоянно ныла шея и спина. Я ухаживал за ним, потому что чувствовал ответственность, чувствовал, что он нуждается во мне. Также я чувствовал и вину. Мне стоило бы проследить за ним тогда, чтобы он не натворил глупостей, но ему настолько понравилось охотиться, что он без моего ведома ушел на охоту ночью.       Через три дня ему стало значительно лучше. Я уже мог спать спокойно, он больше не просыпался посреди ночи, а днем улыбался и даже шутил. Ему стало неудобно, что я уже которую ночь сплю на крохотном кресле, поэтому он позволил, нет, даже попросил меня спать с ним на кровати. Кровать была не такая большая, поэтому нужно было лежать друг к другу вплотную, чтобы уместиться, но он от своих слов не отказывался, поэтому мы спали на его кровати вместе. Я согревал его своим теплом, когда Тао знобило, а моя шея и спина были очень благодарны ему за нормальное место для сна. Вскоре Тао встал на ноги, но все же еще был не достаточно здоров, чтобы обращаться и выходить на улицу. Он вполне мог уже справиться и без меня, но разве оставишь этого ребенка одного? В последний раз, когда я это сделал, вот что из этого вышло.       У него появился нормальный аппетит, обычный для волка. Готовить толком он не умел, поэтому за дело взялся я. В этом не было бы проблем, если бы он мог обращаться. Мы бы поймали с дюжину кроликов или, если повезет, оленя или косулю. Но я по-прежнему запрещал ему выходить из дома, поэтому я давал деньги кому-то из стаи, а они ходили в магазин за продуктами. Иногда Чанель приносил нам пироги, которые передавала нам Юра, его старшая сестра. Когда-то она была влюблена в меня, и мы даже некоторое время встречались, но это было давно, а забота с ее стороны не пропала. Как же на меня злился Чанель! Но все уже в прошлом. Иногда, после прогулки нашей стаи в лесу, мы заходили к Чанелю домой, и она всегда рада была нас накормить. Когда Юра узнала, что Тао присоединился к нашей стае и что он болен, а я за ним приглядываю, она пару раз приходила к нам сама и что-то готовила. Очень мило с ее стороны, хотя я подозреваю, что основной, если не единственной, причиной был я.        Он проболел неделю, пока полностью не поправился. Тао прыгал от радости, когда я, наконец, разрешил ему выйти из дома и обратиться. Когда он изменился, к моему удивлению на нем уже был пушистый густой зимний мех, и теперь он мог проводить на улице столько времени, сколько захочет. И хотя он выздоровел, в пещере он все равно всегда спал, прижавшись ко мне. Говорил, что привык и без меня теперь не уснет. В волчьем обличье он не умел врать, а я слышал его мысли, ему действительно было уютно со мной, поэтому я не возражал. Честно говоря, я настолько привык, что он рядом со мной засыпает, что и сам не мог уснуть, не чувствуя его мордочку, уткнувшуюся в мою шерсть, или то, как он ко мне жмется в кровати, уткнувшись носом в мою шею. Когда он ночевал дома, я, закончив все свои дела, приходил к его дому, обращался в пустом гараже, где для меня всегда на полке, ставшей моей, лежало что-то из моей одежды, обычно это было белье и джинсовые шорты, футболок я почти не приносил, зачем одеваться, если холода я не чувствую? Разве что ради приличия. Я одевался и забирался в его спальню через окно, ложился рядом с ним в кровать, а он улыбался и говорил, что скучал и не мог уснуть без меня.        Как-то, засыпая, он думал обо мне. Мне было неудобно слушать такое личное, но я ничего не мог с собой поделать. Он думал о том, как хорошо ему со мной, что он очень ко мне привязался и что ему нравятся мои золотые глаза и низкий голос. Я смутился, но виду не подал, притворившись спящим. Я обратился первым из всей стаи, поэтому лучше всех умел контролировать свои мысли. Это что-то вроде купола. Под куполом я храню личные мысли, до которых никому не добраться, а наружу выпускаю мысли для разговоров. Тао этого не умел совсем. Не знаю, хорошо это или плохо. Я услышал в его мыслях еще кое-что. Он думает, что влюблен в меня. Но Тао боялся этой мысли, для него это было ново, он думал, что с ним что-то не так, что он ненормальный и что, возможно, обращение в волка на него так повлияло. Отчасти он прав, но на пустом месте подобное никогда не происходит.        Весной я закончил его обучать, теперь он знал все, что должен знать, и я мог не боясь, что его заметят туристы, отпускать в леса одного. Когда мы вместе со стаей ходили куда-то, - а мы почти все время проводили вместе - Тао держался в основном рядом со мной, но общался со всеми. Наверное, окружающие думали, что у нас какая-то преступная банда, поэтому обходили нас стороной, но многие в нашей резервации знали о стае. Если волк обращается, мы забираем его в стаю и обучаем всему, он перестает общаться с друзьями, в школу почти не ходит и редко появляется дома и на улицах. Это проходили все.       Летом почти одновременно к нам присоединились Кай и Сехун. Тао очень обрадовался, ведь они были ровесниками, учились вместе и были лучшими друзьями до того, как Тао стал волком. Когда Тао обратился, они перестали видеться из-за стаи и из-за того, что он теперь не такой, как они. Но сейчас все для него возвращалось на круги своя. Я позволил Тао иногда обучать их, и они постоянно пропадали вместе, а когда мы проводили время со стаей, он безумолку болтал с ними и играл. Мне стало немного грустно из-за этого, но я был рад, что Тао хорошо. Ладно, я ревновал, признаю. Мне не хватало его сопящей мордочки под боком, его запаха древесной коры и лесных трав, не хватало его постоянных приставаний с вопросами и нескончаемого "Гэ, я голоден". Не хватало его теплых мыслей обо мне и его безмолвных признаний самому себе в любви ко мне. Я никогда с ним об этом не говорил, боялся спугнуть, боялся, что он не так подумает. Я боялся, что он возненавидит меня за то, что я украдкой читал его мысли. Но сейчас я как никогда понимаю, что люблю этого непослушного сорванца. Люблю не так, как вожак любит каждого члена своей стаи, а люблю по-настоящему.       Со временем Сехун начал проявлять симпатию к Лухану и больше проводить с ним времени, а Кай постоянно вертелся возле Дио. Конечно, вся троица младшеньких, несомненно, дружили и частенько гуляли втроем, но уже не так много, и если на охоте нам предстояло разделиться подвое, Сехун выбирал Лухана, а Кай - Кенсу. Тао же ничего не оставалось, как охотиться со мной, но всю охоту он думал о своих друзьях. Он чувствовал себя брошенным и никому ненужным. Я же всячески давал ему понять, что есть я, и что он может на меня положиться. Позже Лухан и Сехун объявили, что встречаются, Чанель и Бекхен тоже. Чонин же признался, что ему нравится Кенсу, но тот ничего ему не ответил. Но от меня свои мысли Дио скрыть не мог, ему тоже нравится Кай, но об этом я никому не сказал, пусть сами разбираются. Так или иначе, Дио скоро сдастся прямо в лапы Кая, хоть и будет это отрицать, я был уверен.       Когда Тао узнал, он сильно смутился и некоторое время избегал меня. Он уходил на свое любимое место у обрыва и долго сидел там до самой ночи. Потом, убедившись, что я сплю, возвращался и ложился ко мне под бок. Я же не ходил за ним, ему нужно было побыть одному, а, может, он просто боялся попасться мне на глаза. Раньше, до того, как он стал избегать меня, я часто приглашал всю стаю ко мне домой на ночь. Мы смотрели фильмы, ели тонны всякой дряни вроде чипсов, попкорна и множества сладостей, спорили о чем-то и играли в глупые игры.       Я позвал его к себе домой и в тот вечер, но уже одного. Он думал, что и в этот раз будут все, и ему не придется оставаться со мной наедине, но, придя ко мне вечером, никого не обнаружил. Я притащил его к себе в спальню, запер дверь и потребовал объясниться, почему он меня избегает. Тао оказался прижат к стенке, ему было совершенно некуда деться, его сердце бешено колотилось, а от его кожи пахло испугом и древесной корой с травами, он не мог выговорить ни слова. Я понял, что сильно давлю на него, поэтому отступил и сел на кровать. Он робко подошел и сел рядом. Я признался, что слышал его мысли, что знаю о его чувствах. Он сильно покраснел, бормотал извинения и что этого не повторится. Я ответил, что хочу, чтобы это продолжалось, потому что его чувства взаимны, потому что чувствую себя неуютно, когда его нет рядом. Тао был удивлен. Он был уверен, что я не чувствую ничего подобного к нему, потому что он не слышал моих мыслей об этом. Я лишь улыбнулся и приблизился к нему. Он упал спиной на подушки, а я навис сверху в опасной близости от его губ. Его дыхание было прерывистым и жарким, оно обдавало горячей волной мои губы. Я отстранился и сказал, что хватит с него потрясений на сегодня. Я ясно дал понять, что не буду его трогать, пока он не привыкнет и сам этого не захочет. Но он хотел, я чувствовал это. От него больше не пахло страхом. На его губах расцвела хитрая улыбка, он притянул меня за футболку и прижался своими губами к моим. Я лег на него сверху, упираясь локтями и коленями в постель, чтобы не придавливать его своим весом, обхватил своими губами его нижнюю губу, посасывая ее, делая поцелуй взрослее и развязнее. Он углубил поцелуй, пробираясь своим языком в мой рот и сплетаясь с моим. Тао жался ко мне всем телом, ему было мало, его руки скользили по моей спине, забираясь под футболку. Чем дальше мы заходили, тем явственнее я чувствовал, как его возбужденный член терся о мой сквозь ткань нашей одежды. Я возбудился тоже, но вовремя остановился и отстранился, я боялся, что сорвусь. На его лице читалось разочарование и желание. Я не мог так с ним поступить, нужно дать ему время привыкнуть, чтобы он тщательно все обдумал и решил, нужно ли ему это, нужен ли ему я.       Скрывать в нашей стае что-то было бесполезно и глупо. На следующий день мы пришли, и все взгляды тут же устремились на нас. Тао думает слишком громко. Самое ужасное, что общение на ментальном уровне происходит не только с помощью словесных мыслей, внутреннего голоса, но и с помощью образов и чувств, которые теперь видела, слышала и ощущала стая. Было неловко смотреть им в глаза, но это же обычное дело, они все понимали и не считали это чем-то необычным или неправильным, к тому же в нашей стае уже образовались "парочки". Исин даже подошел ко мне и по-приятельски толкнул в бок, на что я устало закатил глаза. Сначала Тао стеснялся, и, чтобы поцеловать меня, утаскивал в сторону, где никто нас не увидит, жарко сминая мои губы и прижимаясь ко мне. Когда мы были в лесу у нашего логова, он игриво скакал вокруг меня хватая зубами за шерсть на загривке, опрокидывал на землю и становился надо мной, продолжая кусать шею. Но триумф его длился не долго, я скидывал его с себя и занимал главенствующее положение, облизывая его мордочку и шею.        Через некоторое время поцелуев и прикосновений ему стало мало. Он подошел ко мне в тот день, когда услышал мысли Сехуна. Мы были у меня дома, он лег рядом на кровать, поцеловал меня в губы, в щеку, стал покрывать поцелуями шею, водил кончиками пальцев по моему оголенному торсу и неоднозначно намекнул, что Сехун и Лухан уже сделали "это", и почему бы нам не последовать их примеру? Он сел на мои бедра, снял с себя футболку, взял мои руки и поместил их на свое тело, как-бы давая зеленый свет. Я скользил руками по его горячей нежной коже, которая так и грозилась растаять от жара, как сливочное масло, а он хищно улыбнулся и поцеловал меня. Тао елозил у меня на паху, и мой возбужденный член упирался в него, если он продолжит, я сорвусь. Он спустился чуть ниже, пальцем провел вдоль пресса вниз и подцепил пуговицу джинсовых шортов, расстегивая ее и опуская собачку ширинки вниз. Мы только недавно пришли из леса, поэтому белья на нас не было. Он стянул с меня шорты, откидывая их в сторону, и дотронулся до моего члена. Я приподнялся на локтях, смотря на него вниз. Он взял в руку мой член, наклонился и робко лизнул головку, вырывая из моей груди томный вздох. Увидев мою реакцию, он принялся полностью облизывать его, а затем взял его в рот, начиная неумело посасывать. Я запустил кисть в его черные волосы, нежно массируя, а он то и дело поглядывал на меня снизу вверх. Как в такой момент он может выглядеть так невинно-мило, и в то же время соблазнительно-пошло? Он играл язычком с головкой, кончиком пробирался в уретру и пытался заглотить как можно глубже, причмокивая, временами отстраняясь и кашляя. Я больше не мог наблюдать за его стараниями, и притянул его к себе, увлекая в глубокий поцелуй. Не отрываясь, я аккуратно уложил его на кровать и снял с него шорты. Мои руки скользили по его телу, оглаживая проступившие под кожей мышцы, которые не были так заметны до того, как он получил способность обращаться в волка. Его дыхание сбивалось от возбуждения. Он схватился руками за мою правую ладонь, притянул к себе и вобрал указательный и средний палец в рот, пошло поглядывая на меня и посасывая, обильно смачивая их слюной. Он сам развел ноги передо мной и подался вперед. Я аккуратно растягивал его сначала одним пальцем, потом двумя, тремя, лаская чувствительные стенки изнутри и покрывая поцелуями внутренние стороны его бедер. Ему все не терпелось. Закончив его растягивать, я спросил его, боится ли он. Он ответил "чуть-чуть". Я медленно вошел в него, стараясь свести чувство дискомфорта и боли до минимума, давая ему привыкнуть, но он в нетерпении резко подался навстречу, взвыв от боли. Больно было нам обоим, но я лишь стиснул зубы, немного поморщившись, чтобы не выдать себя. Я хотел все прекратить остановиться, видя, как ему больно, но он меня не отпускал, шепча с улыбкой и слезами на глазах, что уже почти привык. Я покрывал его щеки, губы, подбородок мелкими поцелуями в знак извинения, пытаясь хоть немного заглушить боль. Когда боль прошла, он обвил мою поясницу ногами и кивнул в знак того, что я могу начинать двигаться. Сначала я двигался медленно, еле-еле совершая возвратно-поступательные движения, но сдерживаться было невероятно трудно. Мне хотелось жестко вбиваться в его тело, чтобы он кричал и плакал, чтобы удовольствие смешивалось с болью, но я отмел эти мысли прочь. Как бы я ни хотел его, я не мог позволить себе причинить ему боль. Его руки скользили по моей спине, глаза его были закрыты, голова откинута, открывая тонкую шею, губы приоткрыты. Он что-то невнятно бормотал и с наслаждением мычал, ему было приятно. Я стал постепенно набирать темп, толкаясь в него резче и быстрее, размашистее и глубже. Он пошло стонет и впивается ногтями в мою спину. Я чувствую, что теряю контроль, спинка кровати ритмично бьется о стену, сбивая старую краску. Тао смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки из-под густых черных ресниц, его глаза были светло-карими, это был цвет глаз его волка. В отражении его глаз я видел свои - ярко-золотые, волчьи. Когда я задел его простату, он выгнулся, томно простонав, и я почувствовал, как кожу на моей спине царапают его волчьи когти, вспарывая ее и выпуская наружу горячие струйки крови. От наслаждения он не мог себя контролировать, он приоткрыл рот в стоне, и я увидел его обнаженные острые клыки. Облизнув свои пересохшие губы и не переставая вбивать его тельце в матрас, я почувствовал, что дал волю и своим клыкам. Все чувства будто обострились в тысячу раз, запах его горячего тела пьянил, боль от его когтей приносила только больше удовольствия, срывая крышу окончательно. Я припал к его шее, целуя ее и оставляя багровый засос, который рассосется за считаные минуты, как и затянется моя исполосованная спина. Я прошелся языком по тонкой коже на его шее, слизывая капельки пота, клыки больно упирались в нижнюю губу. Почувствовав, как под его когтями снова раскраивается кожа моей спины, я впился зубами в изгиб его шеи, чувствуя вкус его крови на своих зубах и клыках. Тао застонал и впился в мое плечо в ответ, кожу на том месте будто обожгло языком пламени. Я тут же принялся зализывать укус на его шее. Я больше не мог терпеть. Я закинул его ноги себе на плечи и прильнул к его губам, вбиваясь в его тело под другим углом. В поцелуе наша кровь смешивалась и преобретала неповторимый вкус страсти. Он захныкал, не в силах больше сдерживать себя и прося разрядки. Я обхватил его напряженный член, быстро двигая на нем рукой, оголяя его головку и скрывая за крайней плотью. Не выдержав, Тао громко застонал кончил себе на живот и жарко, словно в бреду, зашептал "В меня". Немного погодя, я с волчьим рыком последовал за ним, излившись горячим потоком семени в него. Тао еще долго лежал с закрытыми глазами в послеоргазменном полуобморочном состоянии, постанывая. Я же вышел из него и стал вылизывать его живот и анус, слизывая и проглатывая нашу сперму. Отдышавшись, он нетерпеливо притянул меня к себе и жарко поцеловал, сплетаясь языком с моим и распробывая вкус нашей с ним спермы.        Мы оба чувствовали ту связь, которая установилась между нами. Это была не просто любовь и привязанность, это было что-то на уровне шестого чувства, что-то, связанное с волчьим. Подобное испытывали и другие по отошению к своему избраннику. После этого Тао перестал так стесняться, он мог запросто занять место у меня на коленях, когда мы собирались стаей у кого-нибудь и проводили вместе время, мог чмокнуть в щеку или даже в губы, от чего у меня внутри растекалось тепло. Иногда, когда у него было игривое настроение, он становился ко мне задом, пошло отставляя его, а передними лапами и холкой низко пригибался, игриво поглядывая на меня через плечо и активно махая хвостом, будто зазывая меня. Когда я приближался, он отбегал и вновь становился в эту позу. Я снова его догонял, а он убегал глубже в лес. Он знал что я быстрее него, поэтому рано или поздно эта игра заканчивалась моим триумфом, а позже мы возвращались к стае, все в земле, в листьях, застрявших в шерсти, а Тао с растерзанным в кровь загривком, который я позже старательно зализывал.        Мы любили проводить время вдвоем на берегу реки. Мы нежились в последних теплых осенних лучах возле горы сложенных красных сосновых стволов, заготовленных для лесосплава. Красно-оранжевое солнце утопало за горами и темно-зелеными макушками леса, окрашивая поблескивающую реку в янтарные и рубиновые цвета. Я вылизывал его густую темно-коричневую подпалую шерсть. Он сказал, что я приятно пахну соленым морем и сосновой смолой.