victim

Веря в то, что вода успокаивает, Лухань, зайдя в ванную комнату, задвинул щеколду и медленно выдохнул. Звук его дыхания оглушил; тишина давила на уши, отражаясь от холодных кафельных стен. Пальцы коснулись блестящей серебристой поверхности. Резким движением вывернул кран, включая через него холодную воду. Грохот струи об уже набравшуюся воду заменил шум от его сбитого дыхания. Только вода. Больше ничего он не слышал. Наконец-то. Вода успокаивала. Пальцы заскользили по ткани измятой майки, по растянутым штанам; он нервно стягивал тряпки, озираясь затравленно, но никого не было рядом. Один в маленькой комнатке, освещенной по максимуму. Здесь негде было спрятаться. Щеколда задвинута. Он один под грохот воды. Прохлада сменилась холодом; жгучим холодом, который пробирался будто вовнутрь, замораживая кровь и мышцы на костях. Кожа неслышно трещала, когда Лухань опускался всем телом в ледяную воду. Лишь голова осталась на поверхности, а шею неприятно студили холодные воды. Он успокаивался, почти вывернув кран; пусть вода еще льется, создавая успокаивающий шум. Ресницы сомкнулись; короткие запутались в длинных. Истощенное тело отключалось в ледяной воде, загнанное сердце замедляло бег. Лухань спал. __________ - Смотри, он опять за тобой идет. Оглянувшись в ту сторону, куда указал Минсок кивком головы, Лу вздохнул и покачал головой. Отвернувшись, он продолжил собирать свою сумку: сложил аккуратно кроссовки в пакет, свернул форму. Пнув напоследок мяч в сторону, он засмеялся и подхватил сумку на плечо, ероша еще влажные после душа волосы. - Может, тебя проводить? – облизнув пухлые губы, Мин вновь стрельнул в знакомую тень, прятавшуюся в сумерках, взглядом, и беспокойно нахмурился, но друг лишь беспечно махнул рукой и направился прочь с футбольного поля, прощаясь уже у ворот. - До завтра!! Здесь же после уроков! - До завтра, капитан! – кто-то даже шутливо отдал ему честь козырьком ладони, и Хань вновь усмехнулся, качая головой. Помахав на прощание друзьям, игнорируя темную тень уже который вечер, которую неделю, Лу неспешным шагом направился по темной улице, поддевая носком кроссовок камушки под ногами. Его не волновала высокая тень где-то за спиной – она ничего не делала на протяжении недель, которые уже сложились в пару месяцев, и Хань стал считать этого неизвестного своим охранником. Ведь он всегда провожал до дома, а после вновь растворялся в ночи. - Эй, Хань, этот ненормальный еще идет за тобой? – Лу кивнул и согласно промычал, когда принял вызов друга. – Ты знаешь, что твою тень зовут Пак Чанель? Он недавно бросил баскетбол. И перестал появляться в школе. Запнувшись на новом шаге, Хань подавил в себе желание обернуться и убедиться в том, что за ним действительно идет тот мальчишка, обычно молчаливый в школе, и сжал сильнее лямку сумки, нервно облизнув губы. - Мы тебе говорили, чтобы ты не обращал внимания, и тогда он отстанет, но теперь… Хань, я буду провожать тебя с завтрашнего дня, хорошо? – Ифань просил, сбиваясь даже немного на китайский от волнения, а Лу мог только угрюмо согласиться и сбросить вызов, хмурясь под желтым, но все равно холодным светом фонаря. Ему не нужен был сопровождающий на этих темных улицах, освещенных фонарями, среди ветвистых голых деревьев. Он мог и сам пройти 35 минут до дома – он считал ранее - один. - Не страшно одному в парке? Круто развернувшись на пятках, Хань склонил голову, хмурясь, и шумно выдохнул, смотря недовольно на парня, который обычно шел за ним молча всю дорогу. - Ну, ты же у меня есть, - нагло хмыкнул он и нервно облизнул губы. Ошибка, слишком сильная ошибка перед тем, кто так жадно желает присвоить себе. Рывок вперед - руки схватили воздух и сжали его, и под горящий взгляд этого человека Лухань замер. Эти безумные глаза навыкате, приоткрытые губы, не чесанные волосы... и поблескивавший нож в руке, маленький, выдвижной, заставили хриплый вздох сорваться с губ жертвы. - Не смей прикасаться ко мне. - Что ты сделаешь? - первый замах после усмешки; сумка грузно упала подле ног, забытая, но не было времени думать о вещах. Лухань неверяще смотрел на парня впереди себя, отступая еще на краткие шаги; он будто крался, аккуратно, от того, кто желал поймать его, так, чтобы не спровоцировать. Черт, ведь у него есть только кулаки и собственные натренированные ноги, и то они лишь для побега. Он не сможет с размаху ударить этого человека. Не тогда, когда чужие пальцы сжимали крепко оружие. - Ты мог бы просто отдаться мне... - Никогда!! - вскрик разрезал завесу засыпавшего города, и Хань рванул со своего места прочь, куда-нибудь, лишь бы подальше. Прочь. Спрятаться среди людей... Но в их округе остались лишь закрытые на ночь магазины и запертые подъезды. Ему некуда бежать. Только... Домой обходными путями. Он мог бежать быстро и долго, контролируя дыхание, но страх сковывал легкие и сжимал ухающее в грудной клетке сердце, и он сбивался, пока бежал вперед, по едва знакомой дороге, отрезанный от своего обычного пути до дома. О да, Чанель просчитал все - и Лу скалился, чертыхаясь в ярости. И где-то рядом, за спиной, раздавался голос, режущий слух. "Детка". "Я не детка!!" - орал он в мыслях, спотыкаясь и оббивая колени об асфальт при почти падениях, подхлестываемый кнутом страха. Этот ненормальный рядом, здесь; он жег взглядом спину своей жертвы, загоняя ее именно туда, куда и хотел. - А ты знаешь, что здесь открыт... был... только один вход? Лу... Хань, - заигрывавший голос на фоне звеневших цепей. Прикрыв глаза, Лу, пытаясь отдышаться, прижав руки к неровной поверхности стен, царапал пальцы почти в кровь, с силой зажмурившись. Он ничего не сделал такого, за что этот человек мог желать его убить, или не убить, но именно сейчас он ощущал себя оленем, которого загнал волк "в угол". Ведь этот... Чанель гнал его в свою ловушку, а теперь улыбался, когда его жертве хотелось биться в истерике и хохотать, не веря в происходящее. Черт, он ведь обычный парень из старшей школы. Только вот этот псих запал на его смазливую мордашку так же, как и многие другие. Вот только этого он не может поколотить и отпинать на земле за унижение. - Почему ты такой красивый, Лу? - слух резанул противный скрежет - Хань чуть не закричал, закрывая с силой свои уши, сжимаясь у стены. - Ты привлекаешь столько внимания других мужчин... - скрежет приближался; по плитке покатилось что-то металлическое. Под шумный выдох Хань разлепил ресницы, смотря с отчаянием вперед. Он должен был решить, куда теперь бежать. Ведь он забежал в почти отстроенное здание. Будущая школа или больница, но стройка прекратилась недавно из-за отсутствия финансирования. Здесь не было охраны. Не было камер. Не было сигнализации. Лухань... запер сам себя наедине с ним. - Детка... Слишком близко. При резком рывке он ударился об угол стены, вскрикивая и подавая сигнал тому, кто шел следом, показывая, где же он. Где же его искать. Боль его сдавала, предавала, отдаваясь пульсацией будто по всему телу, а нужно было уходить. Куда угодно, как можно дальше! Как можно дальше от него. Того, кто уже бил металлической трубой по плитам и по светильникам, будто задумчиво и лениво, тогда как сердце Ханя обрывалось от страха. Он не боялся самого Чанеля. Только желание выжить и боязнь смерти подгоняли его, подпитанные еще и ненавистью. Но ноющие болью ноги подкашивались, ведь он слишком боялся. - Лу… Хищник будто намеренно показывал, где он; за поворотом, чуть дальше. Удар по плите сопроводился крошкой; напряженный слух улавливал звуки шагов, остановившихся у дверей в тот самый коридор, где замер мальчишка. - … Хань. - Что ты хочешь?! – тихо, хрипя голосом; его била мелкая дрожь. - Тебя. Но он не хотел попадаться в руки того, кто теперь неспешно кружил по зданию, по коридорам, зная, что желанная добыча не ускользнет. Ведь ей некуда бежать. Лишь в дальние комнаты, оббивая колени и раздирая кожу на плечах при неудачных поворотах. И он бежал, спотыкаясь, в комнаты. Но выходов не было. Точнее, в каждой – по одному: ему нужно было лишь выбить защитные ограждения и стекло. Всего лишь. Но его сил бы на это не хватило. Не при этих слабых руках, когда он тянул дрожавшие ладони к стеклу и царапал его бессильно. Он мог его отпереть, но не открыть. Ему мешало ограждение за окном. И горло вновь сводило беззвучным криком, ведь он не мог же сдаться ему без побега. Без боя. Пока есть, куда бежать, он будет бежать. Выпрыгнув из комнаты, он все же заорал, отпрыгнув дальше. Потому что в конце коридора показалась фигура того человека, и новая волна страха нахлынула, погребая под собой. - Что я такого сделал?! – он кричал, срывая голос и изламывая брови, а страх сковывал все тело. Страх и ужас, смешиваясь в обжигающий коктейль; Лухань не понимал, качая головой, отрицая происходящее. Это кошмар. Его кошмар. Ответили ему гулким звоном разбившегося стекла, и громкий звук вновь сорвал оковы, заставляя срываться с места и бежать. Бежать дальше по коридорам, плутая, пока силы не закончились. Пока он не прижался плечом и лбом к стене, слабо хватаясь за нее пальцами. Ему было слишком жарко и душно, горло раздирал кашель – слишком сухо и пыльно здесь, в недостроенном здании с осыпавшейся крошкой от плит. По виску текла капля пота – бежала вслед за другими ото лба, и глаза закрывались. Потрескавшиеся губы хватали воздух. Он прижался спиной к холодной стене, откинув голову и почти сползая. Пока он был в безопасности. Биение собственного сердца, оттененное шумным дыханием, заглушало чужие шаги. Удар оглушил и вырвал из восстанавливающей дремы. Хань, отшатнувшись, упал вслед за кусками бетона и плит у стены, на которую и пришелся удар трубой. Тошнота подступала к горлу, а он смотрел вверх, на человека с безумными глазами. - Я люблю тебя… Отдайся мне, - низкий голос казался бархатистым, а прикосновение к щеке оцепеневшего Лу - теплым, нежным, будто к нему прикасался любовник, а не… По руке Чанеля проехался камень с зазубринами, и под крик Хань неуклюже поднялся на ногах и дернулся в сторону, надеясь на отсутствие мести, что успеет. Но горло сжала крепкая рука. По безрукавке закапала кровь с разодранной раны. - Подрезать сухожилия ног, чтобы не бегал, - утверждение и желание с выдохом восхищения, будто даже вид крови на коже его жертвы вызывал бы только возбуждение. А та брыкалась, хрипя и жмурясь – лишь бы не видеть. – Тебе некуда бежать, - язык скользнул по губам, глаза раскрылись шире… Крик. Лухань пнул человека изо всех остатков сил. Высвободившись и упав, с остервенением растирая свое горло и кашляя, Хань пытался отдышаться – пара вздохов – и рванул прочь, заворачивая в следующий коридор. Лишь бы подальше. Тело слабело – продолжительный страх без возможности передохнуть выматывал, и Хань падал все чаще, собирая россыпью синяки и царапины на руках и ногах, пока… Пока не рухнул у одной из стен, размазывая слезы по щекам. Он не помнил, откуда прибежал. Только лишь помнил, что забрался на второй этаж по лестнице, где было еще меньше света. Слабый приглушенный свет моргал часто-часто, над ухом трещал светильник и жужжала муха… А его всхлипы раздавались гулом по пустому помещению, отражаясь эхом от стен. Он плакал, обессилев; тело старалось снять спазм, но дрожь сковывала, и он сжимался у стены, обнимая себя за плечи. Из груди вырвался вскрик, когда он понял, что на майке остались темные капли крови Чанеля, человека, который любил его в прямом смысле "до безумия". До собственнического желания присвоить себе. Лухань плакал, чувствуя, как в груди разрастается одиночество, разъедая. Ему никто не мог помочь, потому что не знал, где он. Когда дрожащая ладонь полезла в карман шорт, то она не нащупала гладкий корпус телефона. Он потерял его слишком давно. Наверное, еще при первом падении. Лухань дрожал, чувствуя себя брошенным; время тянулось мучительно медленно, пока он замер у разветвления коридора, прислушиваясь и стараясь различить чужие шаги под грохот собственного сердца. Ложное ощущение свободы, которое дал хищник, угнетало все сильнее. - Лухань, - Чанель тянул каждую из гласных, находясь еще на нижнем этаже, и взгляд Ханя стрельнул в пол. – Здесь прекрасная слышимость, не правда ли? Выйди же ко мне, Лухань, - мощный удар о плитку на стене куском трубы. – Я буду любить тебя, - раздражение сменилось нежностью, и парень вновь уткнулся лбом в собственные колени, приходя в себя. Он дважды загнал себя в ловушку. В этом доме, на втором этаже при запертых окнах… Лухань дважды запер себя. Холод шел спасительной прохладой по взмокшему телу, но то лишь он терял энергию и свои силы, а голова кружилась. Дышать было нечем, виски сдавливало; глаза болели. Хань прижал прохладную дрожащую ладонь, все еще влажную, к горячему лбу, дыша чуть спокойнее, чуть ровнее... Призрачная надежда. Ведь веселее всего, когда надежда на окончание кошмара пропадает, раскалывается? Как еще один светильник где-то позади, куда Хань повернулся, чтобы вновь оцепенеть и застонать от отчаяния. Потому что он перестал видеть выход для себя, и силы покидали его, потому что тело сдавалось, не готовое еще бороться. Но ноющие в коленях ноги все равно разогнулись, и Хань встал. Встал, смотря вперед, прямо на него , моргая чаще и шире открывая глаза, чтобы сфокусировать взгляд, чтобы видеть его четко и знать, куда пойдет. Куда рванет. А тот замер, будто издеваясь, и прислонился плечом к одному из косяков дверей, улыбаясь мягко. Он будто снова дарил нежность, давая один маленький глоток свободы с ядом внутри, потому что теперь Чанель, сложивший руки на груди, казался обычным мальчишкой, ждущим пару на свидание. - Мое сердце так трепещет при виде тебя, Лухань. Сколько иллюзий он еще готов был создать, чтобы после их разрушить безумной улыбкой? Будто от уха до уха. Будто кто-то разрезал его рот. Будто Чанель разорвал собственную кожу, чтобы создать еще один кошмар внутри другого, и Лухань закричал. Это была всего лишь грязь и спекшаяся кровь с раны на руке, а Хань кричал, потому что уставший мозг подкидывал совсем другие картинки. Лухань будто утопал в собственных мыслях, пугаемый ими же, и кричал, сжав голову руками. Он звал на помощь, но помощи не было; он лишь, замолчав, слышал, как звенит трелью где-то на нижнем этаже его телефон. Один раз. Второй раз. До самого конца звонка играла песня, от слов которой теперь хотелось смеяться. Эти слова идеально подходили к их ситуации. Хоть не будешь ты моим, но в моих мыслях только ты. Я к тебе не прикоснусь, моя мечта несбыточна, Но знай, что я тебя люблю, хоть и не знаешь ты меня.

Epik high - Fan

Лухань хохотал, запрокинув голову назад. Он хохотал, не стирая слезы, катящиеся по щекам к волосам, а голова болела все больше. Он надышался этой пылью, ему было слишком много этой тишины, разбавляемой лишь его собственным дыханием. - Я люблю тебя. Смех оборвался, и Хань замер, смотря в потолок. Он держался за стену, покачиваясь, и смотрел в потолок, не обращая внимания на то, что свет слепил его, а муха настойчиво лезла в глаза. Черт, его голова скоро взорвется от боли. - Я добьюсь того, чтобы ты видел только меня. Этот голос уже проникал под кожу, отпечатываясь где-то под ней; Хань, дрожа, запоминал этот голос, уже почти смирившись с тем, что теперь он будет ему мерещиться везде. Везде, где бы он ни был, этот низкий голос будет проникать вновь под кожу и вспарывать ее до новых приступов страха. - Я не твой, оставь меня в покое, - сухой голос; Лухань, наконец, опустил взгляд и вперился им в Чанеля, а перед глазами прыгали цветные круги, смазывая картинку, будто прятали от него его собственного охотника. Ему казалось, что тело тоже предает его: он двигался так, будто тело онемело, налитое свинцом. - Но ты мой, как я могу отречься от тебя? Лухань стоял где-то у лестницы, почти чувствуя спиной перила, качаясь. Он хотел просто упасть и забыться, а потом проснуться... Потому что это было кошмаром. Чанель казался ожившим кошмаром, который пришел его убить. - Не подходи. Иначе я шагну назад... - тихо и устало, но Хань угрожал, все еще смотря в упор на Чанеля, пока зрение восстанавливалось, а пятна исчезали. Пока головная боль из острой превращалась в тупую хроническую, лишая каких-либо эмоций. Но страх все равно ледяными лапами хватал за горло. - Шагну назад - и ты не получишь меня. Не сможешь убить меня сам. Эта детская растерянность и непонимание, что же делать дальше, вновь вызвали приступ хохота, и Хань сгибался где-то у ступеней, уже чувствуя пяткой пустоту. А Чанель не подходил, замерев с заточенной трубой, и казался таким маленьким, хотя стоял лишь в десяти шагах. Хань строил из пальцев рамочку и вновь булькал смехом под нос, бормоча: "маленький". Всего-то несколько шагов - и человек кажется маленьким. Черт, это было слишком смешно. Хань шагал по ступеням медленно, спиной вперед, не мигая и наблюдая, как щурится Пак, послушно замерев. Хоть он и желал присвоить себе убийством, обойдя обычный способ и даже не попытавшись встречаться с Ханем, он все равно прислушивался к нему и внимал словам. И жертва пользовалась своей маленькой властью, ступая неуклюже, иногда почти проваливаясь в пустоту... Ниже, еще на пролет ниже. Туда, где был только один настоящий выход, где вновь надрывался телефон. Когда Хань ступил уже на пол, почти упав из-за слабости в ногах, он услышал тихий шаг с легким хрустом под ступней. Чанель спускался вслед за ним, позволив лишь спуститься по лестнице без бега. - Беги, детка. Он вновь тянул гласные, будто напевал под нос, но Лу не нужно было повторять. Покачнувшись, он побежал. Слишком медленно. Удар по виску - он проехался щекой по стене и сполз по ней на пол, хватаясь судорожно за выступы пальцами. Чуть сильнее, подхватывая неровности ногтями, пока чернота окутывала, и он пытался вновь увидеть. Увидеть после помутнения разума то самое лицо с глазами навыкате и разорванной улыбкой… И Хань вновь закричал, тщетно пытаясь отползти прочь. Чанель сидел рядом, заглядывая в глаза, и слушал крики, скалясь. Он наблюдал с наслаждением, как его жертва пытается встать и падает, а с уха течет кровь. Лухань смотрел вперед себя, почти не мигая, не в силах отползти от своего мучителя, вновь срывая голос и оглушая себя - он боялся, тщетно пытаясь встать, а перед глазами вновь темнело. Кругом голова, сердце замирало и дарило холод, не гоняя кровь по организму, а Лухань все равно пытался встать, задыхаясь от ужаса. Он пытался отодвинуться, дальше, но хищник следовал за ним с присущей ему грациозностью, обнажая зубы. Лухань кричал: ему казалось, что волк его съест, разорвав когтями. Пальцы загребли гравиевую крошку в бессилии, когда Хань повалился в сторону стены и прижался к ней щекой, смотря вперед, как прикованный взглядом к этому существу, которое вновь тянуло к нему свои руки, сжимая в пальцах нож. "Не трогай меня", - кричал разум, и Лу едва дышал, сипя, слишком медленно приходя в себя. "Не трогай меня"!!! Но закричал не он, хотя голос был так близко. Закричал Чанель, в глаза которого Хань кинул серую крошку, измазав собственную ладонь пылью и каплями крови. - Я доберусь до тебя, Лухань!! - а тот бежал, спотыкаясь и почти врезаясь в косяки, ошалело ища выход. Потерянный в полумраке, надрывно кашляя, он хватался за стены, стараясь не упасть, но коридор все равно кружился, будто засасывая, не позволяя пройти. Он чувствовал спиной горящий взгляд и задыхался от страха, потому что Чанель шел за ним, преследовал, будто шел по запаху и вновь загонял "в угол", рыча. Хань бежал, падая на пол и вновь разрывая кожу на коленях, вскрикивая при вывернутой лодыжке. Хромая, бежал, куда видел, придерживаясь коридоров, а скорость вращения уменьшалась; темнота отступала; легкие сдавливало из-за отсутствия свежего воздуха. Его кошмар следовал за ним, зовя по имени; ужас преследовал его по всем коридорам, гоняя по всему зданию с этажа на этаж; Чанель, ставший воплощением страха, оскалился, когда Хань врезался в дверь и с отчаянием заскребся в нее, цепляясь за звенья цепи. Он прибежал туда, где началась его собственная ловушка, а в ушах отдавалось собственное сердцебиение. Приглушенно, а Хань скребся в дверь, уткнувшись в нее носом и прильнув всем телом; в кожу врезался гладкий металл, продавливая ее. Ловушка захлопнулась. - Просто убери цепи… - шепот на самое ухо, вызывая новые приступы дрожи. – И ты выйдешь отсюда. Но ты все равно останешься со мной, - горячие пальцы ласкали кожу плеч, скользя и к шее, к щеке – Чанель гладил так нежно, а Хань держался за ручки и дрожал, боясь отпустить и упасть подле его ног. Низкий бархатистый голос вспарывал кожу, даруя фантомную боль. Головокружение возвращалось; он едва видел, застыв с остекленевшим взглядом… Теплые губы покрывали трепетными поцелуями влажный изгиб шеи, а Хань застыл, вцепившись в крупные звенья цепей. В пустом мире недостроенного здания существовали только они вдвоем. - Потанцуй со мной. Бедро вспыхнуло болью, и Лухань закричал, дергаясь в сторону и смотря затравленно на свой кошмар, а тот усмехался, слизывая кровь с лезвия своего ножа. Потанцуй со своей смертью. Хань отступал, не сводя взгляд с хищника, а тот скалился, склонившись вперед. «Встанет на четыре лапы и прыгнет», - но Чанель не прыгал, лишь дергался вперед и пугал, а Хань отскакивал назад, поджимая пораненную ногу. Его голос давно сорвался; при дыхании в горле сипело. Они оба ступали едва слышно по шуршащим сухостью плитам. Рывок. Пак вновь смеялся тихо под нос, но смех двоился, троился и отражался в пустом холле при мигающей лампочке, а Хань вздрагивал при чуждых звуках всем телом. Удар, сильнее порез до крови – на коже жертвы остались глубокие раны-следы, а Чанель лишь усмехнулся, получив легкий удар рукой по лицу. Лухань понимал, насколько он беспомощен. Оглядевшись в поисках хоть какого-нибудь оружия, он поднял камень с пола и вновь в страхе отпрянул, когда Пак сделал новый ложный рывок вперед. Нервы сдавали, Хань не выдерживал, дрожа и шарахаясь прочь при каждом движении Чанеля, а тот закидывал голову назад и хохотал. Хохотал, пока в него не полетел камень; пока тот не врезался в его плечо, заставляя отступить назад. Время тянулось в молчании, и пульсирующая боль в ухе била по вискам Лу, разливаясь по всему телу каким-то ядом. - Что-нибудь еще? – Лухань мог лишь пнуть под насмешливый вопрос, заставляя отступить еще. Подгоняемый страхом и болью, он схватил с пола какую-то трубу и с криком накинулся на Чанеля, на своего мучителя, готовый избить до полусмерти. Лишь бы обездвижить и сбежать. - И все? Либо убей, либо убьют тебя, - Хань в последний момент смог увернуться от резкого удара ножом, но закричал, потому что новый порез украсил кожу, разливаясь кровью. И Лухань, задыхаясь, судорожно всхлипывая, следил за каждым движением этого человека… И не видел в них ни капли сомнения. Его ничто не сковывало, тогда как Лу не собирался убивать. Либо убей, либо сдохни. Тонкая труба вошла в плоть, когда Лухань развернул свое оружие и воткнул его со всего размаха. Прерывисто дыша, широко распахнул глаза от ужаса и медленного осознания того, что теперь его пальцы обжигала кровь, чужая кровь, стекая темными каплями по коже и на пол. Его загнанное сердце заметалось в агонии, тогда как Лухань вновь кричал, обезумев от страха, потому что Чанель… падать не хотел. Лишь стоял и улыбался, хмыкая. - Теперь ты навсегда запомнишь меня, правда?.. – губы покраснели, подбородок прочертили капли, срываясь с кожи к земле. Пак не стирал ее, улыбаясь и демонстрируя зубы, испачканные кровью… Он захлебывался ею, сипло дыша, и смотрел, не отрываясь, на человека, которого всегда любил издалека, не смея приблизиться. Лишь оберегал какие-то месяцы незримо, пока не свихнулся, пока ревность не съела. - Лу… Ведь Лухань, который теперь рванул к двери, разматывая цепь непослушными пальцами и ломая ногти, принадлежал ему. - …Хань. Он вновь дрожал, хватая сухими губами воздух, чувствуя, как в груди разрастается тот самый страх, захватывая все его тело. Последний рывок – и двойные двери раскрылись, хоть и с трудом, и Хань закашлялся, падая на колени и сжимаясь. Слишком свежо, слишком ярко; рассвет бил по глазам, заставляя щуриться. - Что ты там делал?! – подозрительный голос резанул по слуху; он звучал, будто через вату. Подняв затравленный взгляд на человека, полицейского, Хань тихо всхлипнул, вставая и стараясь сделать шаг, но его шатало от слабости. Его, словно дичь, гоняли по зданию всю ночь. - Стой! У него здесь еще и второй! – похоже, это были двое из дежурной машины, который привлек шум из недостроенного здания. Слыша шарканье за спиной, Хань смотрел остекленевшими глазами вперед себя. Пак тихо смеялся, прижимая ладонь к груди, туда, где пробил трубой легкое Лухань. - У него нож!.. Брось оружие! - Лухань… Посмотри на меня. Нежность и тепло в голосе вызывали новую дрожь, новый приступ слез; щеки обжигала соленая влага, когда Хань медленно поворачивался, заглядывая в глаза Чанеля. Он ждал чего угодно, но тот лишь улыбался и шагал вперед, сплевывая кровь, приближаясь. - Брось оружие! – Лухань слышал щелчки позади: двое снимали предохранители, и он не знал, целятся ли они в одного или же в них обоих, но было почти плевать. Лишь бы все закончилось. А Чанель будто не слышал, поднимая нож и подходя все ближе. Еще несколько шагов. - Теперь ты будешь смотреть только на меня. Выстрел оглушил. Хань наблюдал, как Чанель падал; ноги подкосились, и он рухнул рядом с ним, плача навзрыд, закрыв лицо ладонями и сжавшись, уткнувшись лбом в холодный камень. Воплощение страха умерло не от его рук, и осталось жить тем самым страхом внутри, имея имя: ЧАНЕЛЬ. __________ - Лухань, открой!! В дверь кто-то бился, но Хань скользнул в воду, чтобы не слышать голос Фаня. На протяжении четырех лет он был рядом, виня себя за то, что опоздал, что не смог сберечь, но Хань качал головой и вновь обнимал колени, дрожа и нервно озираясь каждый раз, когда оставался в комнате один. Он знал, что Чанель рядом; он преследовал его день за днем. Он знал, потому что не верил, что тот так легко исчез. Не верил, что тот умер, потому что тогда убил его не сам. Каждую ночь Хань видел то лицо; каждый день ему мерещились те глаза навыкате и безумная улыбка, удлиненная за счет крови на щеке. Он кричал и бился в истериках, царапая руки Ифаня, а после вновь крутился на месте и осматривал каждый угол комнаты, смотря исподлобья. Он искал свой кошмар днем, надеясь, что тот не придет убивать его ночью. Когда ему стало чуть легче, он старался найти человека, с кем ему будет комфортно, но ни одному он не был нужен так, как Чанелю – сильно, до боли. Никто не нужен был самому Ханю – он не мог забыть ту ночь с погоней, и зарывался дрожавшими пальцами в длинные волосы, уже поблекшие от красной краски, кричал… А Ифань прижимал к себе и держал руки, чтобы не покалечился. Ифань… Лухань, устав озираться и искать в темных углах остатки своего страха, обманул, притворившись, что все в порядке и он восстановился. Он даже подстригся и покрасился в карамельный блонд, как и Фань. Он даже не кричал последние ночи. Просто лежал на постели с открытыми глазами, чувствуя дыхание на своей шее. Он не принимал трепетную и болезненную любовь Ифаня, потому что сдался, потому что не мог полюбить так же в ответ. Теперь ты будешь смотреть только на меня. И Лухань смотрел на лицо, которое мерещилось ему повсюду. Лишь в маленькой ванной страх не мог нигде спрятаться, и именно сюда спрятался сам Хань. Спрятался, когда наглотался таблеток, пока Ифань не видел. - Лухань!! – приоткрыв глаза, Лу слушал приглушенные звуки. Кажется, китаец пытался выбить запертую дверь… Но было уже поздно. Глаза закрывались, а Лухань мягко улыбался посиневшими губами под водой, потому что он умер сам, а не от рук страха по имени Чанель. Ресницы сомкнулись; короткие запутались в длинных. Истощенное тело замерло в ледяной воде, загнанное сердце остановило свой бег. Лухань спал.