***
– Сэр, семь утра! Шесть часов на сон – много или мало? Сасори хватало, он сам просил миссис Хансен будить его так рано. Он глядел в зеркало перед собой и со страхом искал первые признаки старения, которые опоздали уже как минимум лет на пять. Его спальня была довольно большой, но мебель в ней занимала столько места, что пройти от двери до окна той же толстенькой миссис Хансен было затруднительно. Напротив широкой кровати, скрытой от гостей модными китайскими ширмами, висело большое старинное зеркало, практически всегда занавешенное днем. Около зеркала стояла тумбочка, об которую периодически спотыкался каждый обитатель дома, включая хозяина. У двери монолитом стояли шкафы, около окна – большой и тоже старинный стол, который давно бы покрылся паутиной и пылью, если бы не горничная. На стенах висели картины, купленные еще дедом. По привычке оглядев все это, Сасори поднялся и попытался с первого раза попасть в тапок – любимая утренняя игра. Удивительно, но получилось. – Надо же, Сэм, – задумчиво сказал он, – видимо, будет счастливый день. Что, безусловно, было иронией, так как счастливых дней в жизни Сасори не было с тех пор, как он родился. Неторопливо снимая тонкую льняную сорочку (самое то в дикий холод, но весна есть весна, традиции надо уважать, даже если будет идти снег), он смотрел на улицу. Район Челси – довольно оживленное место, но Сасори был рад, что живет тут: его Чейн Роу выходила прямо на Темзу, а чуть выше был Гайд-парк. Никаких трущоб и назойливых продавцов, преимущественно аристократы, идущие на утреннюю или послеобеденную прогулку к Темзе. Душа радовалась. Он достал из шкафа халат, надел его и пошел вниз, полистать утреннюю газету и выпить бодрящего чая – как всегда. «Очередной скучный день», – подумалось ему. Но он боялся что-либо менять. – Вам записка! – выкрикнула миссис Хансен из ванной комнаты, не успел он даже дойти до лестницы. Было слышно журчание воды, и приятно пахло мылом. Любой другой хозяин поругал бы горничную за хамство, но Сасори было глубоко фиолетово. Не матом кроет, и на том спасибо. Что поделать, миссис Хансен – не англичанка, поэтому он относился к ней снисходительно. – Записка? – чуточку удивленно переспросил он. Ему? Записка? Странно. – Где она? – На столе, сэр. Он, чрезвычайно заинтригованный, спустился по лестнице до первого этажа (спальня и ванная комната располагались на третьем) и поднял маленький конвертик. Гостиная когда-то была предметом гордости его отца: в ней, обставленной по последней моде, было очень удобно проводить время с друзьями (если бы они были), с детьми (если бы они, опять же, были), читать газеты и философствовать вечерами. Гостиная соединялась с кухней, но столовая, как это водилось, была на втором этаже. Именно в гостиной Сасори и проводил свои скучные дни и вечера, в мягком кресле или диване. Ему было настолько лень что-либо менять в комнате, что в гостиной до сих пор стояла подставка для книг, столик для игры в шахматы, прикроватный столик для чтения лежа, конторка и прочие милые вещи, но уже абсолютно не нужные, особенно ему. Сасори прошел мимо всего этого к дальнему окну и скрылся за двойной шторой. Ни адреса, ни адресанта, ничего. Только красивым витиеватым почерком было написано его имя. Сасори почему-то залюбовался изгибистой «S», напоминавшей змею. Вслушавшись и удостоверившись, что рядом никого нет, он надорвал конверт и вытащил коричневатый кусочек бумаги, свернутый в несколько раз. Ему почему-то казалось, что там нечто важное для него. Способное изменить его скучные, черные будни, как драматично Сасори подумал про себя. «Не стоит так поздно ложиться». Сначала он проверил фразу на ошибки (коих не обнаружил), а потом задумался, вышел из «укрытия» и сел в кресло. Что, простите?.. Тут он наконец проснулся и огненно покраснел, словно его поймали на чем-то постыдном. Не нужно было быть гением дедукции, чтобы понять, кто это написал. Конечно же, странный человек из дома напротив. Сасори сердито кинул записку и конверт в огонь. Да что этот сосед себе позволяет! – Миссис Хансен! – крикнул он. – Кто это принес? Из-за шума воды горничная не услышала его, но Сасори ответила кухарка, высокая женщина с аппетитными формами, но, к сожалению, его совершенно не волнующими. – Высокий джентльмен, - сказала миссис Лоуренс своим низким, в очередной раз напугавшим его голосом. Он был уверен, что она таскает его сигары, вот и прокурила весь голос. – Утренний чай? – Какой высокий джентльмен? Как его зовут? – Не знаю, никогда не видела прежде, – мисс Лоуренс пожала плечами, – но у него было перо в цилиндре. Так что насчет чая? – Позже, Лиззи, – рассеянно ответил он и, забыв про газету, пошел принимать утреннюю ванну. «И как это он меня увидел вчера? – с интересом думал он, заинтригованный вниманием к себе Неизвестного. – Только если специально высматривал...» И высокий джентльмен... даже так, Высокий Джентльмен не выходил из его головы все утро, которое оказалось вовсе не обычным. Сасори думал о нем и во время завтрака, и пока курил (единственное, на что Сасори никогда не жалел денег – дорогие, но хорошие сигары), и пока одевался в выходной костюм (грех было не воспользоваться нежданной солнечной погодой). Десять лет он не получал никаких писем, и записка стала чем-то из ряда вон выходящим. Было десять утра. По улице шли элегантные леди, которых он панически боялся, вечно куда-то спешащие джентльмены, назойливые газетчики орали последние, иногда выдуманные новости. Незаметно окинув взглядом дом, в котором жил Высокий Джентльмен, Сасори пошел в сторону Темзы, рассчитывая прогуляться до моста. Долго он никогда не гулял, боясь с кем-нибудь познакомиться, смотрел точно на дорогу, ни с кем не здоровался. Но сегодня все пошло как-то не так. В воздухе пахло гарью, маслом, городской суетой. Слева плыли рыбачьи лодки, теплоходы с развевающимися флагами. Он смотрел на потрескавшиеся камни под ногами, не замечая никого вокруг, ничего, вспоминал поездку в Китай, на которой он и отец делали деньги. Дома становились все более облезлыми, серыми, бедными, запах – все противней, улицы – грязней. Все как там. Наступив на какую-то малопривлекательную тряпку, Сасори очнулся и остановился. Где он? Потом он так и не понял, где же свернул с Чейн Уолк и как оказался в тупике Чейм Мьюс, совершенно не знакомой ему. Сасори огляделся. Рядом шла маленькая группа людей: взрослый мужчина, нарядная молодая женщина, парень лет тринадцати и маленькая девочка в бедном платье. Парень и девочка явно были братом и сестрой, они весело болтали. Супружеская пара (это он понял совершенно точно) шла немного сзади. Держась за руки, мужчина и женщина тихо о чем-то говорили – явно о приятном. Женщина изредка улыбалась: улыбка на ее «мраморном» лице смотрелась просто замечательно. Скрепя сердце Сасори обратился к ним и спросил, в какой стороне Темза. – Там, сэр, - ответил мужчина, показав на юг, и после выслушанных слов благодарности пара пошла дальше. Сасори проводил их взглядом. Женщина была слишком красива, чтобы надевать такую дешевую одежду и ходить в компании столь непривлекательного мужа. И она даже не взглянула на него! Сасори одним коротким движением пригладил волосы. Его дико раздражали такие барышни. – Возьмите котенка, сэр, – внезапно услышал он. Сасори поднял взгляд. На тротуаре, у фонаря, сидела девочка, одетая в обноски, лохматая и чумазая. В подоле ее латаного-перелатаного платья, большого ей, лежал упомянутый котенок грязно-кремового цвета и враждебно глядел на Сасори. Больше на улице никого не было, так что Сасори сделал логичный вывод, что обращаются к нему. – Нет, – ответил он, продолжая идти. – Но он же умрет, сэр, – жалобно сказала девочка. Сасори невольно взглянул на нее: густые белые волосы нечесаными волнами спускались до самой земли, а испуганно-голубые глаза так знакомо смотрели... Его передернуло. Как хорошо, что пару лет назад он бросил все отношения с торговцами детей! Спустя минуту Сасори уже шел с облезлым котом (про то, что тот наверняка вшивый, он старался не думать) и опустевшим карманом: сгоряча он выгреб оттуда все до последней монетки и отдал сиротке, явно голодающей. Усатая морда урчала и нагло рвала его костюм. – Котяра, я сдам тебя скорняку, – прошипел Сасори, кот, естественно, не послушался и продолжил пускать когти. Дамы не обрадуются, столько грязи от котов, еще и со стола любят таскать... Но, надо сказать, Сасори был чрезвычайно горд собой. Вот, кот, который потом непременно сдохнет, есть! Начало положено! Подойдя к Чейн Уолк и с облегчением вздохнув, Сасори почувствовал, что пошла морось. Опрометчиво верить лондонской погоде: вскоре морось перешла в ливень. Сасори шел домой спокойным шагом, как джентльмен, и страдал молча, как джентльмен. Котенок залез под сюртук. Естественно, на Чейн Роу Сасори вернулся промокший насквозь и полностью, от туфель до цилиндра. Миссис Хансен только руками всплеснула. – Ванную коту, – приказал Сасори прежде, чем горничная начала раздевать его в приступе материнской заботы. Сзади хлопнула дверь. Сасори инстинктивно дернулся, но ничего не успел увидеть. Только кусок синей ткани в проеме двери дома напротив. – И пришло же вам в голову, сэр... – озадаченно сказала миссис Хансен. – Лучше бы жену завели... Простите, сэр. «Мир не дождется такого события», – отрезал он про себя. Погрустневшая Лиззи принесла ему чай с молоком. Итак, Сасори жил один в Лондоне, в районе Челси, в старом фамильном доме. Ему было сорок с лишним лет. За эти сорок лет он не сделал ровным счетом ничего: так и не женился, не работал, друзей у него не было (он и не хотел их заводить). Можно сказать, его жизнь закончилась еще в сороковых вместе со смертью отца. До этого Сасори путешествовал, посещал свои поместья, вращался в обществе, но после смерти отца – как отрезало. Он буквально заперся в доме, нанял человека, чтобы тот занимался всеми делами и формальностями, и целыми днями бездельничал. Последние четыре года Сасори даже перестал сидеть в папиной библиотеке. Поместья позволяли ему жить на широкую ногу, но деньги тратились только на спиртное и табак, а львиная доля пылилась в банке и дома в шкафу. Дамы бы гроздьями висели на его шее – если бы знали о его существовании. Он как огня боялся знакомиться с джентльменами: вдруг у них есть незамужние сестры и дочери? Ни под каким видом он не хотел жениться. У него было две мачехи, мать погибла, когда ему было шесть, а невеста умерла от пневмонии. Про себя он говорил, что лимит женщин в его жизни исчерпан. Изредка, когда он сидел в гостиной и разговаривал с мисс Лоуренс, Сасори жалел, что вот так бездарно прожил сорок четыре года, что так и не съездил в Германию и Грецию, что бросил изучать французский и испанский... и так далее. Лиззи Лоуренс было двадцать пять, он вспоминал себя в том же возрасте, начинал хандрить и ругать жизнь. Сасори считал себя жертвой судьбы, полагая, что счастье во всех его проявлениях должно было само приплыть в руки, а он мог лежать и ничего не делать. Сасори был наверху, в спальне, смотрел на письма. Их было два, одно он вытащил из двери, когда пришел с котом в сюртуке, второе только что принесла мисс Лоуренс. На первой бумаге было написано лишь одно слово: «Простудишься». Кажется, Высокий Джентльмен не страдал болтливостью, если такое слово приемлемо к письмам. Внезапная и непонятная забота смутила Сасори, он смял письмо. Осталось второе. «Вместо подглядывания в окна попробуй постучаться». Сасори фыркнул. Еще чего! Написано как вызов. Он глянул в просвет между шторами в сторону дома Неизвестного. Единственным, что он видел, было яркое, блестящее убранство комнаты. «Надо купить бинокль, – подумал Сасори. – А вдруг... а вдруг это леди? Леди могла попросить отнести письмо того высокого джентльмена...» При мысли о том, что он понравился какой-то неизвестной, но безусловно красивой Леди, довольный Сасори покраснел и бросился к зеркалу. Там отражался симпатичный юноша, выглядевший куда моложе своих сорока четырех. Иногда Сасори сам про себя шутил, что волшебник: на его лице так и не появилось ни одной морщинки, а на волосах - ни одного седого волоска, они были все такие же мягкие и медные. Шутки шутками, а язвительная мисс Лоуренс как-то сказала, что это все потому, что у него каменное сердце и ноль чувств. Ведь мисс Лоуренс неровно к нему дышала... Он знал это и специально давал ей надежду: говорил комплименты, приносил цветы и сладкое с прогулок, наблюдал за ней во время уборки, разговаривал, иногда даже помогал. Его это веселило. К мисс Лоуренс, как и к любой женщине, он совершенно ничего не испытывал, кроме желания покрасоваться, и продолжал играть на чувствах бедной девушки. Этим вечером было тепло. Солнце садилось, над Темзой сгущались тени. Улицы опустели, но Сасори это было в радость. Он был на мосте и, свешиваясь вниз, смотрел на воду. «Надо съездить на море, – подумал он, – чтобы полюбоваться чистой водой океана, а не грязной, вонючей Темзой, в которой каждый день вылавливают очередной труп. Как давно я не был на море!» Но в душном Лондоне и такие прогулки были в радость, немногие могли себе их позволить. Сасори было так хорошо, неизвестно почему, что он начал активно строить планы насчет поездки на море: время, место, даже та неизвестная дама из дома напротив, которая, конечно же, согласится... А как иначе? Вдруг Сасори заметил, что под мостом плывет корабль, на который еще вчера ему было бы все равно. Настоящий корабль! Как ребенок, Сасори свесился с ограждения – его платок, белея в полутьме и кружась, стал падать вниз. К счастью, он пролетел мимо палубы, но куда именно упал – то Сасори не увидел и поэтому, подхватив свой цилиндр с камней, в надежде спустился под мост. Лишь бы не в воду... Тут было царство бездомных, и, вспомнив об этом на втором шаге, он тут же вышел обратно: не хотелось пачкаться об нищий сброд. Обидно. Дома было много платков, но этот был любимым, с золотой вышивкой Кейтлин по краям. Вздохнув, Сасори решил было пойти домой, но его кто-то окликнул. – Простите, это не ваш? Лучик света упал на белый платок, протянутый из тени. Как Сасори ни силился, он не мог разглядеть незнакомца, но по голосу понял, что это молодой мужчина. Очень приятный голос, чистейший английский выговор… – Да, мой... – В следующий раз не свешивайтесь так с моста, – посоветовал неизвестный. – А под мостом молодому джентльмену и вовсе делать нечего. Сасори ненавидел, когда ему указывали, что делать. Чувство благодарности к человеку мгновенно исчезло. Никакие мягкие, обаятельные нотки голоса не смогли бы исправить волну неприязни, и даже если бы незнакомец был бы красив как Аполлон (ведь людям свойственно быть падкими на красоту), то в этом случае это не помогло бы. Почувствовав, что на щеках уже разгорается злой румянец, Сасори процедил: – Приму к сведенью. И ушел. Платок остался на протянутой ладони.***
Однажды, проходя мимо магазина с игрушками, Сасори увидел на витрине прелестную куклу: в блестящем изумрудно-зеленом платье, круто завитыми локонами и яркими голубыми глазами. Точь-в-точь как погибшая много лет назад невеста, его Кейтлин. Что-то неуловимое делало их похожими, помимо цвета глаз и волос, или ему просто так кажется... Он остановился. Сасори видел уже много кукол в своей жизни, но ни одна не была такой... живой? Красавица на витрине словно дышала, а на ее щеках, как настоящий, чуть алел румянец. На такую красоту денег было не жалко, так что, поразмыслив, Сасори зашел в магазин. Там практически не было людей, только пара-тройка человек стояло у кассы. На полках стояло множество ярких игрушек, в большинстве своем куклы. Именно они Сасори и заинтересовали. Некоторые из кукол бросались в глаза, отличались от других качеством, красотой, яркостью, пышностью. Ради приличия оглядев другой товар, он спросил насчет той, на витрине. – Не продается, сэр. Извините, – сказала леди за прилавком, явно не англичанка, восточной внешности, которая привлекла бы кого угодно, но только не его. Сасори огорченно вздохнул и зачем-то погладил по «коже» одну из кукол. Такая нежная. Он наслаждался ее красотой. – Зайдите в магазин на Чейн Роу 15, там живет поставщик, у него больше выбора, и он продает все изделия, – посоветовала одна из посетительниц, на которую он даже не взглянул. Зачем? – Спасибо, мадам. Поблагодарив леди, он вышел. Мимо проезжали богатые экипажи, из которых то и дело выглядывали разодетые мадам. Вот что они на него пялятся? Да, у него необычная для здешних мест внешность, если, конечно, не брать китайский район, но сколько можно! Эти мадам ему не нужны, как любые другие, будь у них хоть пол-Ирландии в приданое. Сасори сердито пошел к... Чейн Роу? «Никогда не видел около своего дома магазина, – подумал он. – Погодите-ка... у меня же Чейн Роу 22...» Полный самых дурных предчувствий, он медленно пошел к родной улице. Увидев дом Высокого Господина (или Красивой Госпожи), Сасори застыл. Золотые циферки подтверждали: «15». Прямо напротив его дома. Отремонтированное здание с красочной вывеской, красными шторами и заполненными витринами. Игрушки, куклы. Жутко хотелось узнать, кто же там живет, но он не мог зайти: три записки, подглядывания в окна через бинокль, а уж если там мужчина... Да и это «Вместо подглядывания в окна попробуй постучаться». Сасори не собирался выполнять ничьи требования, но ему страстно хотелось взглянуть поближе на фарфоровых красавиц. «Я просто иду купить куклу, что такого?», – разом решившись, Сасори постучал, и дверь с легким скрипом стала открываться, заставив сделать шаг назад. Лампа слева иронично моргнула светом: «Чего же ты? Заходи!» И приятный голос молодого мужчины повторил последнее слово: – Заходите! Сасори судорожно схватился за ручку. Нежный голос испугал его. Все-таки мужчина... С мужчинами было сложнее. Кинув взгляд на зеркало впереди, Сасори прошел в гостиную. Первым делом он отметил полное отсутствие вкуса у хозяина дома. Все стены, пол, а кое-где и потолок были «украшены» куклами и другими игрушками. Чтобы не показать свою заинтересованность и любопытство, Сасори с кислым лицом стал изучать ближайшую куклу – и она тоже была безумно красивой. Светло-серое платье из дюпиона с легкой сеточкой и атласными лентами... Волосы были настоящие, по-ирландски рыжие. Да, дорогая кукла, однако справедливо. Сасори долго бы разглядывал ее, но, внезапно ощутив чье-то присутствие, повернулся. На стуле около витрин элегантно, положив ногу на ногу, сидел хозяин магазина. Увидев его, Сасори чуть покраснел и сразу опустил взгляд в пол. «Зачем я пришел? Будто на свете нет других красивых кукол!» И сразу же поднял, пусть не считает его таким трусишкой. Мужчина был выше его, но моложе, лет двадцати пяти. Это все, что Сасори разглядел. Станет он трусить перед таким юнцом! – Добрый день. Мне бы хотелось купить одну из ваших прекрасных кукол для своей дочери. Говорят, они словно живые, – произнес он, усердно смотря в витрину около лица хозяина магазина. – У Вас есть дочь? Вы выглядите так молодо. Сасори подумал, что расспрашивать про семью совершенно незнакомого человека неприлично (особенно когда ее нет), но промолчал на эту тему. Один из компонентов вежливости – не указывать на невежливость других. Но не здороваться – это просто вопиющее хамство! – Да, есть. Позволите взглянуть на товар? Меланхоличный сосед не нравился ему, слишком беззастенчиво тот его разглядывал. Но куклы, куклы! Неужели он делал их сам? Все костюмы, платья, прически? Этот неуклюжий увалень в костюме клоуна? Не верится. Сасори залюбовался. Он не знал, какую выбрать: они все были прекрасны. Рыжая красавица в платье из дюпиона, дивная кукла в атласном шелке, китайский шелк, аксамит, даже обычная кукла в обычном хлопчатобумажном платье выглядела восхитительно! Настоящее искусство... Он мог бы стоять у них целый день, но мешал хозяин. – Возьмите куклу, похожую на юную леди, – подсказал тот. – Или на Вашу прелестную супругу, – в безэмоциональном голосе мелькнула едва уловимая нотка разочарования, – или на Вас... Сасори поджал губы. Как может быть кукла в платье быть похожа на джентльмена?! Что за наглость! – А у вас найдется похожая на меня? – дерзко бросил он. – Можно сделать, – равнодушно ответил продавец. – Только дайте мне Вас рассмотреть. Из красивого человека ничего не стоит сделать красивую куклу. Такого предложения Сасори не ожидал. Он очарованно смотрел на золотые пряжки на камзоле и красную ленту. Первый раз кто-то сумел его действительно смутить. Из красивого человека... – Нет, спасибо, – отказался Сасори, нервно поправляя цилиндр. – Я зайду в другой раз. И под тусклый взгляд хозяина лавки не по-джентльменски сбежал. Рассмотреть. Подозрительно это звучит, как бы он не был очарован внешним видом соседа. Щеки Сасори неожиданно залил румянец. – Я буду ждать! Заберите в следующий раз свой платок и, главное, продолжайте не зашторивать окна Вашей спальни! – А никто Вас не просит глядеть в мои незашторенные окна! – крикнул он, выбегая из лавки. – Как и писать фривольные записки и пялиться на меня! Этой ночью Сасори сам тщательно задернул шторы. Он не мог заснуть. Со вздохом достав подсвечник, Сасори сел за стол. Слабый огонек осветил комнату, такую пустую. Хозяин лавки игрушек не покидал его мысли. Странное поведение. Вспомнив его взгляд, Сасори поморщился. Этот человек очень сильно напоминал Сасори одну девушку-индианку, с которой он познакомился в Бомбее в тысяча восемьсот сорок седьмом году. Девушка настолько сильно хотела в Англию, что готова была поехать ним хоть в качестве наложницы, не отходила от него ни на шаг и смотрела на Сасори затуманенным страстным взором на протяжение двух недель, пока он не сбежал. Вот и хозяин лавки, судя по взгляду, тоже что-то очень хотел от него. Еще больше задумавшись, Сасори снял с шеи ленту с ключом от верхнего ящика стола. В нем лежал портрет: черно-белое фото девушки в летней шляпке с вуалью. Это была его Кейтлин. Она умерла в сорок восьмом году, не дожив до своего двадцатилетия всего двух месяцев, ему же тогда было девятнадцать. Сейчас – сорок четыре, а он все помнил. После нее никаких серьезных отношений заводить не хотелось, и Сасори предпочел прожить жизнь в одиночестве, убеждая себя, что жены – абсолютно не нужные создания. Дом и поместья передавались нелюбимому двоюродному брату, но Сасори было все равно. Начало мая было холодным, как начало декабря. Дамы, однако, уже надели летние шляпки, и Сасори каждое утро наблюдал одну и ту же картину: стайка разноцветных дамочек заходила в лавку напротив, что безумно портило ему настроение и вызывало безотчетную странную ревность. Над Лондоном висели тяжелые тучи и явно никуда не хотели уходить. В конце апреля Сасори отправил управляющего в район Саунтгемптона, где было одно из его поместий, отчего настроение упало окончательно: теперь он был вынужден все делать сам. Письма от мистера Холидэя не приходили, зато сосед присылал по паре-тройке в день. Сасори снова ночами сидел в зале и курил, думая о красоте фарфора. Днем он бегал по Лондону по делам, выматывался и к концу дня мог только лежать в кровати и смотреть на паутину. Изредка к нему заходил мерзкий кот, которого он окрестил Сэйлемом и который один раз забежал в дом напротив, отчего Сасори остро захотелось умереть. К счастью, мисс Лоуренс сбегала за котом, а может, и не к счастью, потому что сдружилась с наглым соседом из дома 15. После этого Сасори практически перестал с ней разговаривать и сидел только в своей комнате, если был дома. В зеркало он старался не смотреть: не хотел лицезреть чахоточного подростка с глазами в пол-лица. С первой морщинкой на переносице, испортившей все обаяние безупречной молочно-белой кожи. Сасори был обескуражен, своей внешностью он очень дорожил и гордился ей. Утро пятнадцатого мая было таким же холодным, как и все остальные. Сасори сонно смотрел в потолок: он проснулся в полседьмого утра. «Не хочу никуда, надоело, – лениво думал он. – Не умрут они все без моих бумаг. Когда уже мистер Холидэй вернется? Пусть сам все доделывает». И он повернулся на другой бок, смотря в угол комнаты, где была паутинка Сэма. Мечты, мечты... Теплый южный берег и Кейтлин с ним. – Сэ-э-э-э-эр! Сэр! – Дверь с грохотом открылась, и влетела миссис Хансен. – Письмо! – Что, опять? – пробурчал он, вырванный из грез. – Скажи этому кретину, что я больше не приду. – Какому кретину? Это из Саунтгемптона, сэр! Разом проснувшись, Сасори вырвал у миссис Хансен письмо из рук. – Наверное, это насчет потопа, – защебетала старушка. – Странно, что так долго шло. Саунгемптон уже полторы недели затоплен, а оно пришло только сейчас... Сасори бросил читать и с несвойственной ему и тем более не английской пылкостью швырнул конвертом в горничную. Он бы давно выгнал ее из дому и взял другую, помоложе, но боялся, что мисс Лоуренс не потерпит еще одну молоденькую девушку рядом с ним. – Полторы недели?! Почему я об этом узнаю только сейчас?! Ты же знала, что у меня там поместье, почему молчала?! Я жду писем вторую неделю, а ты!.. – Это все знают, сэр, – ответила горничная и вышла. Старушка-шведка была донельзя обижена. – Все знают,– передразнил он и вскочил с кровати. Забыв про чай с молоком и ванну, Сасори быстро оделся и выбежал на улицу. Погода обещала быть солнечной, и все соседи пооткрывали окна...***
– Как нет? – прошептал он. – Ни на одно число? Такого быть не может. – Все разобрали, сэр. Мне очень жаль, я ничем не могу помочь. Следующий! Сасори послушно отошел и сел на каменную скамью у Темзы, нервно то снимая кольцо с пальца, то надевая его обратно. Куда он дел перчатку, пока шел, Сасори не помнил. Билетов нет. Ни одного, ни на один южный рейс. Он не мог понять, как такое может быть. В Англии, столице промышленного переворота, нет билетов на поезд! Лошадей он люто ненавидел. Никак не добраться до поместья, а ведь он бездельничает в Лондоне благодаря нему. Что станет с его спокойной жизнью, если разрушится все хозяйство, а из-за потопа некому будет его восстановить? Страшно представить. Это даже заставило уйти в сторонку его непомерно раздувшуюся лень. Рядом кто-то сел. Увидев перед собой протянутую перчатку, Сасори невольно забрал ее и коротко прошептал слова благодарности, снова начав строить нереальные планы. Человек не уходил. Искоса взглянув на него, Сасори заметил знакомые золотые пряжки, и странная смесь из досады и удовлетворения заставила его чуть улыбнуться, несмотря ни на что. – Вы опять за мной следите? – с усмешкой спросил он. – Мне говорит про слежку человек, разглядывавший мой дом в бинокль? – Неправда, я не следил. – Сейчас это не имеет значения, – сказав это, человек помахал у Сасори перед носом двумя билетами на поезд. Сасори повернулся к нему и был сразу же обожжен взглядом странных аметистовых глаз. – Злорадствуете? – Вовсе нет, – оскорбился человек. – Я отдаю их вам. – Я не могу это взять, – без раздумий сказал Сасори. – Почему? Я дарю. По-соседски. – Слишком дорогой подарок, чтобы делать его просто так. Я даже Ваше имя не знаю... – Дорсель Кейнс. Теперь возьмешь? – Да почему вы мне их дарите?! – возмутился он. Дорсель вложил ему билеты в руки и картинно скрестил руки на груди. Алая лента, колыхаясь от ветра, чуть щекотнула Сасори по носу. – Ну, во-первых, я знаю твою Лиззи, и она мне все рассказала. – Я ее уволю, – выпалил Сасори. Теперь его внимание привлекли ремешки на лакированных сапогах соседа. – Не стоит. Во-вторых, мне эти билеты не нужны, как и их прежним хозяевам. – Я не понимаю, с какой стати ты так заботишься о моем поместье, – заметил Сасори. – Не о нем. Сасори замолчал и посмотрел на билеты. Один вечерний, на сегодня, и второй через неделю. Они были ему так нужны, и их негде было достать, глупо отказываться из принципа... Он незаметно перевел взгляд на своего нежданного благодетеля: Кейнс смотрел на очередь, и Сасори вдруг заметил, какие у него длинные ресницы, будто ненастоящие, кукольные. – Я потом отдам вам деньги, – уже спокойно сказал он. Дорсель, не поворачиваясь, махнул рукой. – Ты можешь отблагодарить меня по-другому. Мне не нужны деньги. – Как именно «по-другому»? Дорсель ловко наклонился к его уху и зашептал: – Ты же помнишь, что я предлагал? Чтобы сделать куклу, мне нужно рассмотреть тебя. Попозируй мне. – Ну уж нет, – вырвалось у него. Некоторые из очереди обернулись, и Дорсель, взяв его под локоть, отвел обалдевшего Сасори в сторону. – Или поцелуй. Ярчайший румянец залил его лицо (Сасори боялся представить, на что он сейчас похож). Дорсель был выше его на целую голову, ручка Сасори утопла в его руке. В голове броуновским движением заскакали мысли, но он все же сумел выдавить три слова: – Я лучше попозирую. – По приезде обратно, – подсказал Дорсель, Сасори неуверенно кивнул, очарованный лилией на его щеке. – А я тебе платочек верну. Мы живем напротив друг друга, не думаю, что ты где-то спрячешься. Сасори, очнувшись, отошел от него на шаг. Сердце учащенно билось. – Если я обещал, то сделаю, – резко сказал он и ушел домой собирать вещи, думая о золоте, алой ленте и аметистах.***
Шторы были расписаны птицами и японскими иероглифами, держались на гардине из красного дерева, тюль – белый. На каменном подоконнике стояли фарфоровые куклы, купленные в разных магазинах. Он пытался. Каждый день он пытался повторить то великолепие, сокровища, которые были у соседа напротив. Подкупленные мастера неохотно рассказывали технику создания и секреты. Он научился делать голову, руки и ноги, обстриг себе челку ради волос, но все равно – что-то не то. Что же?.. Был июнь. Тепло. Миссис Хансен игралась с Сэйлемом в саду, в окружении тюльпанов, канн и первых лилий. А Сасори сидел дома, бледный, как потолок его комнаты, прятался. Да, он был безумно благодарен этому извращенцу, но, черт возьми, не собирался никому позировать, тем более мужчине! Лучше до конца своих дней пробудет в четырех стенах и умрет. Мистер Холидей вернулся: теперь Сасори не нужно было никуда ходить и он отсиживался дома. Сасори не знал, что значило загадочное «попозируй мне», но доверять парню, который глаза тенями красит, он почему-то не мог. Больше всего он боялся, что Дорсель сам к нему придет, поэтому вздрагивал от каждого хлопка, напоминавшего звук открывающейся двери. Мисс Лоуренс, пару приводившая его в чувство, специально открывала их тихо, как сейчас. – Тебе письмо, – сказала она. – Сожги его. – Мистер Кейнс сказал, что он потребует деньги за билеты в суде, потому что ты отказался расплачиваться с ним натурой. – Передай мистеру Кейнсу, пусть катится к чер... Что он сказал? Лиззи повторила. Ее пока веселила эта ситуация. – Ты уверена, что точно передаешь его слова? – Он сказал это немного по-другому, но я не хочу произносить такое, – с достоинством ответила мисс Лоуренс. Сасори разозлено вырвал письмо из ее рук. «Идиот, специально ведь говорит. Не станет же он в суде рассказывать, что гей», – подумав это, Сасори надорвал конверт. На этот раз на листе было написано не одно предложение, а целых два. Сасори мстительно поднес бумагу к свече. Что он, дурак идти к нему? Скорее женится на ком-нибудь. – Мне уже надоело носить письма, – заметила мисс Лоуренс (она прекрасно знала, что для любого действия ее любимому требуется словесный пинок). – Может, что-нибудь сделаешь, ты же мужчина вроде? – Предлагаешь мне расплатиться с ним натурой? – хмуро спросил Сасори. – Или сама расплатишься? Она села рядом. – Ты совсем помешался на нем. – Что за глупости. – Ты не выходишь на улицу, дрожишь дома уже который день. Ты смотрел на себя в зеркало? Сасори раздраженно провел пальцем по злосчастной морщинке. – Я не помешался, – повторил он. – Не на нем. Лиззи бросила короткий взгляд на подоконник и нахмурилась. – Куколки? Боже, Сасори, в сорок лет уже поздно в них играть. В таком возрасте мужчины играют с настоящими. – Пошла вон. Лиззи, раздраженно взметнув юбкой, вышла из комнаты и специально хлопнула дверью, отчего Сасори подскочил. Мисс Лоуренс – дама темпераментная. Сасори снова повернулся к зеркалу, разглядывая третью морщинку у глаз, отвратительно выглядит. С настоящими… А чем, собственно, мужчины отличаются от женщин? Воодушевленный, он достал новый черный костюм и галстук, а-ля лондонский дэнди, и быстро надел его. Теперь он выглядел как мальчишка, который хочет встать взрослым. Поправив вечно лохматую, а теперь еще и неровно обрезанную ножницами челку, Сасори выскочил из комнаты. Может, мистера Кейнса ему послало провидение? У самого входа в дом 15 он задумался, не сбежать ли обратно, но Дорсель открыл дверь сам. – Тут звоночек есть, – подсказал он. – Нажимаешь, и «дзынь-дзынь». – Как ты узнал, что я иду? – недовольно спросил Сасори. – Я видел, как ты одевался. Сасори фыркнул. – Я мог бы попозировать из окна. – А мерки снять? – Мерки? – Чтобы соблюсти пропорции, – самодовольно ответил Дорсель, а Сасори подумалось, что тот все выдумал, причем только что. – Проходи на второй этаж, комната направо, и раздевайся. – Что? – Мерки надо снимать точно, – тоном учителя заявил Дорсель, – на обнаженной коже, иначе можно ошибиться. Боишься что ли? – Не бери меня на слабо, – пробурчал Сасори, направляясь к лестнице и по пути расстегивая пуговицы. Упомянутая комната была похожа на студию фотографа: диван, стул, пустые стены и больше ничего. Аккуратно сложив пиджак, Сасори повесил его на спинку стула и зашторил окна. Вдруг миссис Хансен захочется убраться на втором этаже? На подоконнике сидела одна незаконченная кукла: пока без волос, но с большими карими глазами явно не европейского разреза. Сасори приподнял бровь. Неужели он? – Мое последнее творение, – услышал Сасори. – Тела у нее еще нет, волосы такого цвета, какого я хочу, достать сложно, сейчас думаю над дизайном платья. Какой у тебя любимый цвет? Сасори моргнул. – Красный, – с подозрением ответил он. – А какого цвета ты хочешь ей сделать волосы? Дорсель задумчиво накрутил прядь его волос на палец, не встретив никакого сопротивления. Он был без перчаток, и Сасори отметил, что Дорсель очень следит за своими руками. – Красно-белое сочетание – очень красиво, – наконец сказал кукловод, – как капли крови на белом платье, жестокость на невинности. Рубашку сними. После сказанных слов Сасори захотелось домой вдвойне, но он покорно расстегнул ее и, свернув, положил рядом с куклой. Стоять полуголым рядом с этим типом – удовольствие ниже среднего, но он старался сохранять философское спокойствие. Дорсель цокнул языком и провел пальцем по выступающим ребрам, отчего у Сасори на один миг перехватило дыхание. – Как можно быть таким худым? – риторически спросил Дорсель, доставая ленту. – Подними подбородок. Да, вот так. – Зачем? – Ворот платья, – ответил Дорсель, заходя к нему за спину. Лента приятно холодила кожу, пальцы нежно скользили по спине. Изредка Дорсель что-то говорил своим убаюкивающим голосом, Сасори, млея, не понимал, что ему надо, переспрашивал и снова тихо млел. Ласка и чужие прикосновения были непривычны, от волнения перехватывало дыхание. Прикосновения вызывали доселе неизведанное чувство. Когда лента обвилась вокруг кисти, Сасори чуть вздрогнул и незаметно взглянул на Дорселя. По его лицу ничего нельзя было понять, на нем застыла та же маска, что была во время их первой встрече тут. Постепенно лента спускалась все ниже и ниже (Дорсель, однако, ничего не записывал), пока снятие мерок не дошло до линии брюк. – Так, все, я пошел. Потом напишешь, когда куклу сделаешь, – храбро сказал Сасори, протягивая руку к рубашке, но Дорсель удержал его за ремень (весьма редкая деталь гардероба, хозяин еле нашел ее). – Сасори, хватит притворяться, – грустно сказал Дорсель. – Ты уже второй час пытаешься сделать вид, что ничего не чувствуешь. Я молчу про тот месяц, когда ты прятался дома. – Просто хватит ко мне лезть. – Помнишь наш договор? Позирование или поцелуй, – сладким голосом перебил Дорсель. Злобно пропыхтев «Да подавись ты своим поцелуем», Сасори коснулся губами его щеки (внутри все содрогнулось) и с немым вопросом посмотрел на Дорселя. Кукловод отрицательно помотал головой. – Не понравилось, сам целуй, – буркнул Сасори и сразу же больно ударился головой о стену. Без церемоний прижавшись к его бледным губам, Дорсель жадно обвел их языком, но Сасори оттолкнул и с вызовом глянул. Он не хотел получить первый поцелуй своей жизни от мужчины. Дорсель злился. Он со всей силы прижал жертву к стене, не давая двигаться, и снова вцепился в его губы, покусывая их, терзая, чтобы Сасори сдался, перестал их сжимать. Одной рукой он пытался расстегнуть ремень, второй крепко держал за шею, не давая никаких шансов. Губы покраснели и закровоточили в месте укуса. Но все же дело продвигалось: Дорсель ощущал участившееся дыхание и видел расширенные зрачки. Бросив терзать его губы, он скользнул к вызывающе бледному плечу, к шее и шепнул на ухо: «Сдавайся». – Отпусти, – был твердый ответ, и Дорсель, торжествуя, накрыл его губы своими. Жарко, влажно, долгожданно. Он, лаская изнутри нежные стенки рта, закинул его ноги себе на бедра, возбуждаясь от прикосновения грубой ткани к коже. Но тут же вспомнил, что разговор был только о поцелуе, и оторвался от нежных губ. Дорсель был честен. – И стоило так упираться? – весело спросил он, вытирая каплю крови с нижней губы белоснежным платком. – Забирай, он твой. Мне не нужно чужое. Сасори, не отрывая от него глаз, поднял кинутый платок. Губа саднила. Он неуверенно коснулся ее и поморщился. Впервые в этом мире произошло что-то наперекор его нежеланию, обычно все получалось так, как хотел он, даже билеты у него все-таки появились, хотя и странным способом. Но самое страшное – ему понравилось. – Я пошел домой, – голосом, градус которого составлял среднестатистическую зиму на Антарктиде, сказал Сасори. – Уже? – разочарованно вздохнул Дорсель. – А еще раз придешь? Сасори, не ответив, быстро надел рубашку и стал неуклюже застегивать мелкие пуговицы. Пальцы не слушались. Дорсель из жалости попытался было помочь, но получил по рукам. Сасори, бросив мучиться с рубашкой, накинул сверху пиджак. – Нет, – коротко ответил он. – Прекрати притворяться. Сасори стал спускаться по лестнице. Внутри невесть что происходило. «Как он понял, что я притворяюсь? – в панике подумал Сасори. – Что я делаю не так? Приду ли я еще раз? Чтобы меня снова... – он зажмурился, – вот так поцеловали?» Он боялся признаться себе, что быть покорным в чьих-то руках – чертовски приятно и что да, он пришел, если бы не был таким гордым. Было открыто. Сасори быстро высунул голову на улицу, сначала направо, потом налево. Никого. Он перебежал дорогу и скрылся в доме, дверь запер на ключ. Он никого не хотел сейчас видеть. – Ну, как все прошло? – с издевкой спросила стоявшая у входа мисс Лоуренс, смоля его сигарой. Сасори захлестнула волна подозрения. Что она знает? Что ей рассказывает Дорсель? Демонстративно вырвав из ее рук сигару, он процедил: – Прекрасно. – У тебя кровь из губы идет. – Об косяк. – Да? – разочарованно произнесла Лиззи. – А я надеялась, что вы подрались. Сасори раздраженно вытер платком каплю крови и пошел к себе. Вспомнив о чем-то, он крикнул со второго этажа: – Хватит брать мои сигары, Лиззи! Следующее утро было отвратительным. Дверь в комнату он забыл открыть, миссис Хансен не разбудила, сам он заснул часов в пять утра, погрязший в мечтах. Голова раскалывалась. Бесило абсолютно все: вода в ванной – холодная, чай – невкусный (этим замечанием он взбесил мисс Лоуренс до конца дня), записки он, не глядя в них, сжег. Сасори апатично сидел на диване, курил сигару за сигарой и читал какую-то книгу. Ему очень хотелось с кем-нибудь поругаться. За неимением большого выбора этим «кем-то» стала мисс Лоуренс. – Скучно, не правда ли? – начал он издалека. – Почему же? У меня, в отличие от некоторых, есть занятие, – ответила Лиззи, тоже бывшая не в самом благодушном настроении. Она мыла полы на кухне, затеяв это дело, потому что Сасори был рядом, а кто же откажется посмотреть, как юная фигуристая леди ползает по полу с тряпкой? –Что ты говоришь! Тебе всегда есть что делать – мой чай. – А ты не умеешь делать даже его, – парировала она. – Мне и не надо. – Да тебе ничего не надо. – Не дерзи хозяину. Лиззи фыркнула и выжала тряпку. – Да ты никого другого не возьмешь. Привыкать, то да се... Струсишь. Я у тебя девять лет работаю, а ты только через два ко мне привык. Я уже знаю, что тебе ничего не надо. – Проживи с мое, – буркнул Сасори. Он уже жалел, что решил на ней отыграться. – Ты и в двадцать пять был таким же старым. – Я уже тогда во всем разочаровался. Атмосфера разговора накалялась. Мисс Лоуренс злилась, Сасори тоже. – В чем? И как? В семье? У тебя ее и не было. В женщинах? И их у тебя не было, а ведь я... Сорок четыре года, первый поклонник появился, и тот мужик! – У меня была Кейтлин, – ужасно покраснев, напомнил он. Лиззи состроила пафосное лицо. – О да, как же я забыла. Леди Кейтлин. Ты её хоть видел вживую? Сасори махнул рукой и отвернулся. Дым от сигары заполонил комнату. Но мисс Лоуренс было не остановить. Крайне взбешенная страдальческим выражением лица хозяина (и утренним замечанием про чай), она продолжила, кинув тряпку подальше: – Знаешь что? Хватит делать трагедию из своей жизни и демонстративно страдать! Ты сам виноват в том, что один! И твоя леди Кейтлин умерла только потому, что зимой сбежала с солдатиком в Нордшир, как Лидия Беннет! – Прекрати читать Джейн Остин. Ты, наверное, по примеру ее Джейн Эйр хочешь выйти за меня? Щеки мисс Лоуренс густо покраснели сквозь толстый слой пудры из мела. – «Джейн Эйр» написала Шарлотта Бронте, – язвительно сказала она. – И ты далеко не мистер Дарси, раз мы заговорили об Остин. Сасори ничего не ответил. Настроение скатилось куда-то в отрицательные числа. Воспоминание о «солдатике» крайне раздосадовало его. Одарив Лиззи злым взглядом, Сасори вышел в сад и сел на скамью у ирисов. Чертова мисс Лоуренс! Разбила тщательно оберегаемую выдумку о непогрешимости Кейтлин. И про Дорселя что-то знает... Уволить ее, что ли?.. Уволить ее, конечно же, он не мог, потому что Лиззи права, привыкать к новой женщине – это кошмар, лучше он будет дальше терпеть мисс Лоуренс. Сасори тоскливо уставился в серое небо. Вот даже Кейтлин его тогда бросила... «Вы сами виноваты в том, что одни!» А что он должен был делать? Через силу со всеми знакомиться, улыбаться, разговаривать, ходить в гости? Сейчас на него посмотрят как на умственно неполноценного, если он начнет это делать. Впрочем, в голову сразу же пришла мысль, что будет лучше, если люди будут сами вынуждены идти к нему, поэтому Сасори решительно встал и пошел к себе дальше разбираться с куклой. Вдруг у него все-таки получится сделать ее, и он потом сможет их продавать? Мысль пришла внезапно. Совместить приятное с полезным? Деньги он любил гораздо больше людей. Куклы – они ему нравились даже больше денег. Красивые, молчаливые, идеальные. Они стояли у него на подоконнике точно маленькая армия, с одной он даже спал, очень надеясь, что никто не заметит. Он заплетал им волосы, перекраивал платья, выбеливал кожу до белизны, красил губы. Любовался ими. Тщательно клеил ресницы, сам сшил шляпку (Сасори со временем научился довольно хорошо обращаться с иголкой и ниткой) и даже уже примерно придумал фасон платья (в женской моде, он, конечно же, разбирался примерно так же, как в технике создания поездов), но что-то упорно не давало ему покоя. Ему не с чем было сравнивать. Купленные у других мастеров куклы ему не нравились: он нацелился только на одного мастера, и этот мастер сам продолжал присылать ему записки с приглашениями зайти. Кроме того, он не знал, где достать настоящие белокурые волосы, как у девушки его мечты, как у Кейтлин, что бы мисс Лоуренс не говорила про нее. Создание ее копии захватило его, и он не мог думать ни о чем другом. Это стало его идеей-фикс, идеей жизни, о которой он мечтал и во сне. – Вам опять письмо, мистер-путана-с-Чейн-Уолк! – Лиззи с размаху хлестанула ему по лицу конвертом, отчего он сразу проснулся. Солнце залило все комнату, из-за этого волосы девушки сверкали золотом. Сначала он подумал, что это Кейтлин, и испугался, но потом совсем проснулся и впал в ярость. – Ты долбанулась? – взорвался он, потирая щеку. – Это ты долбанулся! Личико мисс Лоуренс пылало гневом. Покосившись на нее, Сасори поднял потрепанный конвертик и с удивлением понял, что тот уже вскрыт. –Ты читала, – торжествуя, сказал он. – Я всегда читаю твою почту, – выпалила Лиззи. – Эти куклы, – она резко показала на подоконник, – такие же красивые и бездушные, как и ты! – Лиззи, – лениво зевнул он и взял за руку разгоряченную девушку, – ты хоть раз видела, чтобы я ему ответил? – Он вспоминал ваши восхитительные поцелуи, – передразнила она. – Мало ли что маньяк может написать? Лиззи, да если бы они и были – тебе завидно? Мисс Лоуренс молчала, прикрыв глаза. – Лиззи, ответь. Я приказываю, – Сасори погладил ее по руке. – Идите и долбитесь с ним, сэр, – по слогам ответила Лиззи, вырывая руку. – А я не собираюсь перед вами стелиться. – Боже, как ты разговариваешь. – Я не аристократка, я ж с подворотни, сэр, – Лиззи сделала издевательский реверанс перед его носом, – не ровня. Говорю по-простому. – Ну подумай сама, ты шесть футов, я до пяти с половиной не дотягиваю... Она вышла. Сасори устало упал на подушку. Письмо читать не стал. «Она мне так выносит мозг, словно я на ней уже женат», – подумал он. Этим теплым утром Сасори твердо решил наступить на горло своей гордости. После традиционной ванны он долго-долго пытался уложить волосы в что-то более-менее приличное. Тот самый черный костюм, и его гордость – ремень. В целях конспирации он не пошел сразу в дом 15, а сначала направился в Гайд-парк. Там царила приятная прохлада, зелень радовала глаз. По узким тропам ходили стайками леди и джентльмены, дети и взрослые, красиво одетые, и лишь изредка рабочие. Пройдя пару кругов под восхищенные взгляды, он было подумал: а может, ну его, этого Дорселя с куклами? Достаточно пройти по улице – и уйма поклонниц есть. Впрочем, он довольно быстро поменял свое решение. Увидев рядом с собой невесть как оказавшуюся парочку из пожилого джентльмена и юной леди, Сасори еле подавил желание сбежать. – Добрый день, – поздоровался мужчина. Его глаза опытно просчитывали заработок Сасори по качеству и фасону одежды. – Добрый. Прекрасная погода, не правда ли? – Сасори тщетно пытался вспомнить подходящую тему для короткого разговора. Погода – всегда беспроигрышно. – Да, а то все дождь да дождь... Как вам парк? – Я обычно гуляю по Темзе. Прекрасный парк. Только знаете, я, пожалуй... – Позвольте представить мою дочь, Маргарэт, – выпалил мужчина. Сасори подумалось, что это человек опытный в таких рода делах. Не одна у него дочь, видимо... Девушке было лет двадцать, она была довольно красива, с манящими карими глазами, но все равно: Сасори словно случайно продемонстрировал руку с колечком, надетым специально для таких случаев. Она была не в его вкусе – живая. – Да и старый я, – словно оправдываясь, сказал он. – Внуки уже есть... – Погодите, – вдруг сказала Маргарэт. – Я вас знаю. Вы же тот самый холостяк с двумя поместьями, который ни с кем не хочет знакомиться. Сасори, уже было собравшийся уйти, остолбенел и по привычке пригладил волосы. – Вы меня с кем-то путаете, – нервно улыбнулся он. – Нет, я уверена. У вас, мистер, слишком интересная внешность, – Маргарэт чуть нахмурила густые брови, – чтобы прятаться. «От кандалов брака?» – добавил он про себя. Пожилой мужчина воспрял духом, но Сасори, не задумываясь о том, как это выглядит, побежал обратно на Чейн Роу. – Мы все равно узнаем, где вы живете! – крикнула девушка. – Маргарэт! «Да я популярен, оказывается», – довольно подумал Сасори. Прохожие удивленно смотрели ему вслед. Насильно-то его никто не женит, да? Ведь да? Домой он не вернулся, несмотря на это маленькое происшествие, лишь поднявшее ему настроение. Очередная девушка в его сетях. Пригладив волосы, Сасори решительно позвонил в дверь дома 15. – Проходите, открыто! – прозвучал знакомый приятный голос. – У тебя для всех всегда открыто или только для меня? – кокетливо бросил Сасори, заходя в зал. Теперь он знал, что популярен, это придало уверенности в своей неотразимости. К тому же отношение к нему Дорселя было проверено сотней записок и таким же количеством отказов. Это радовало его сердце. Он считал его кем-то вроде мисс Лоуренс, с кем можно поиграть без обязательств: все равно добыча не уйдет. Дорсель уронил иголку. – Что с тобой? – удивленно спросил он, пытаясь найти ее в ворохе обрезанной ткани. – Настроение хорошее, – сев на стул рядом, ответил Сасори. Отличный предлог все выведать. – Ты продолжай, продолжай. Дорсель вытащил новую иголку и продолжил пришивать кружева к шляпке. Сасори жадно ловил каждое его движение. – Что же такого случилось, – мастер завязал узел на нитке, – что у тебя появилось хорошее настроение? У меня получилось вызвать его только укусом. – Это был очень милый укус. – И ты даже пришел ко мне, не пришлось за руку приводить... Сасори критически посмотрел на ровные стежки. Пока ничего особенного. – Захотелось просто. Куклу делаешь? Дорсель кивнул и отложил шляпку в сторону. Рядом лежало с пару похожих, но других цветов. – Очень милый укус, да? Все же понравилось? – хихикнул он, складывая нитки в шкатулку. Сасори понял, что ничего не узнал. Зря пришел. Он встал, но тут зазвенела входная дверь. – Открыто! В зал влетела молоденькая длинноволосая девушка, при виде которой Дорсель ощутимо обрадовался. Сасори нахмурился, внутри все словно заледенело. Что происходит? – Покажи, – сказал Дорсель. Девушка распустила косу. Длинные русые пряди доходили на колен. Дорсель, сняв перчатку, подошел к ней и взял волосы в руку, подумал и отпустил. – Три. – С половиной, – сказала девушка. – Четыре. Странное соглашение произошло, и обе стороны остались довольны. Дорсель достал ножницы. Волосы упали на пол, а девушка получила свои четыре доллара. Теперь Сасори понял, почему в лавку заходит столько молоденьких девушек, и ревность его отпустила. Хотя кого и зачем он ревнует? – Твои я бы дороже купил, – заметил Дорсель, когда гостья ушла. – Я не собираюсь их отращивать и тем более продавать. – А жаль. Красивые, мягкие, – Дорсель провел рукой по лохматой голове. Сасори мгновенно разомлел, так что Дорсель рискнул урвать второй поцелуй, но тут в дверь снова позвонили, и он оторвался от него. Показав пальцем на лестницу, хозяин лавки сказал привычное: «Открыто!» Сасори, все поняв, пробежал по лестнице до второго этажа, но тут ему пришло в голову, что на третьем интересней. Он догадался, что пришла очередная клиентка, поэтому не стал подслушивать, а осторожно поднялся выше. Было темно: все шторы наглухо закрывали окна. Он толкнул первую дверь. Это была спальня: стояла кровать, пара шкафов, стол, на котором лежали шкатулки, вазы с яркими перьями, обрезанная ткань. Он, решив сначала исследовать эту комнату, тихо закрыл дверь и прошел к столу. Сасори из любопытства открыл шкатулку, стоявшую ближе к нему, и по столу запрыгали бусинки, которые он стал поспешно собирать. На полу была коробка, в ней ровными прядями лежали волосы. Мастерская! Сасори попал туда, куда хотел больше всего. Заметив белокурую прядь в глубине коробки, он быстро стал там копаться в надежде взять нужное количество. Внизу хлопнула дверь. Сасори распихал по карманам добычу, задвинул коробку обратно, словно ничего не делал, и стал ждать Дорселя, чтобы попрощаться. Внезапно он заметил тоненькую книжечку, выглядывавшую из-под одной из ваз. На обложке не было ни названия, ни картинок, она была просто черной, но он догадался, что это, и тоже, свернув, засунул в карман. Все это он сделал абсолютно не раздумывая, как заправский вор. – Сасори! Видимо, Дорсель не думал, что тот поднимется на третий, а не на второй этаж, не мог найти и поэтому звал. – Я тут! – крикнул Сасори, осматривая стол: все ли лежит так, как было? Вроде так же, но все равно было неспокойно на душе. Увидев заглянувшего Дорселя, он невинно улыбнулся и положил руку в карман. – Опять волосы предлагали? Дорсель отрицательно покачал головой и зашел в комнату. Вид у него был подавленный. Педантично поправив ряд шкатулок на столе, владелец лавки повернулся к нему. – Долго болели? – спросил Дорсель, проводя пальцем по его губам. Сасори помотал головой. Внутри все сжалось, когда он почувствовал его руки на своей талии. Сейчас Дорсель коснется карманов и... Сасори, опередив его, расстегнул верхнюю золотую пряжку и первым поцеловал. Рука обвилась вокруг шеи. Он делал все то же, что когда-то делали с ним. – Я хочу, чтобы они еще раз заболели, Дорсель... Хватка на талии ослабла. Вновь болезненный укус, но он не сопротивлялся, только подыгрывал. Шкатулки попадали на пол, когда Дорсель прижал его к столу. Пара шагов до кровати. Никакого смущения, только возбуждение от умелых прикосновений, но что-то внутри него сразу же уничтожало в корне все его желания, как всегда. Рубашка зашелестела, падая на пол. Сасори неумело отвечал на поцелуй, считая миллиметры до постели. Снова то ощущение полной беспомощности, которое заставило его сдаться в прошлый раз, но сегодня - не выиграет. – Я пять месяцев ждал... этого... – услышал он, но все же со всей силы толкнул его от себя на кровать. Дорсель непонимающе посмотрел на него. Наполовину раздетый, он привстал на простынях. – Сасори? Сасори кинулся к двери. Ключ торчал в замочной скважине, он выдернул его. Быстрее домой! Дорсель вскочил с кровати - но Сасори уже закрыл тяжелую дверь с другой стороны на замок. Дом был пуст, ступеньки чуть скрипели, он слышал свое имя и грохот с третьего этажа. Сасори сорвал с вешалки первый попавшийся под руку плащ и открыл входную дверь. Выйти и больше никогда не зайти обратно! На ступенях стояла дама в белом. – Прости-те... – выдавил он. Дама выхватила ключ из его рук и прошла мимо. Дверь захлопнулась. Растерянно запустив руку в карман, он спустился. Записная книжка мастера кукол приятно грела ладонь. Он не жалел. – Ты был у него, – тихо произнесла Лиззи. – Зачем? Она сидела на крыльце. Сасори, улыбнувшись, достал книжицу и волосы из кармана. Лиззи прищурила глаза. – Украл? – Украл, ну и что такого? Сасори даже не понял, что мисс Лоуренс в него кинула. Камни под ним оказались очень твердыми. Некоторое время он неподвижно лежал, смотря в помрачневшее небо, потом, потирая то щеку, то затылок, привстал. На улице никого не было – кажется, никто не видел его позора. Сасори оттряхнул брюки. Оказалось, что правая нога приземлилась точно в лужу, и грязная вода прилично натекла в тот самый карман с записной книжкой с секретами Дорселя. – Нет, нет, – шептал он, перелистывая мокрые страницы. Слова растекались прямо у него на глазах. Он лихорадочно листал страницу за страницей, чтобы найти хоть одну целую. «3/4» - но чего 3/4? Четверка медленно превращалась в чернильное пятно. Сасори вскочил. Толкнув дверь, он побежал к камину, в надежде высушить листы. Целых десять минут, под ехидным взором мисс Лоуренс, он стоял на коленях и пытался спасти книжицу. В конце концов он со злости кинул ее в огонь. – Идиотка, – бросил он Лиззи. – Я... – Уволить меня хочешь? – перебила та. – Я сама уйду. Сасори мгновенно притих. Вся его храбрость сразу куда-то делась. – Я сама ухожу, – повысив голос, сказала Лиззи. – Украл у человека вещь! Да мне стыдно такого хозяина иметь. У моих родителей за душой ни цента не было, но ничего не брали, а у этого деньги на полках пылятся! – Лиззи... – Лиззи направилась к двери, но Сасори успел схватить ее за юбку. Настало время его козыря. – Ну постой, пожалуйста... Ты же хотела за меня, да? Ну так... – Мы же разного сословия, – ядовито произнесла она, открывая входную дверь. – Деньгами все можно исправить! – Кроме твоего отвратительного характера аристократичной потаскушки. И... мне надоело, – сказала Лиззи, откидывая его руку. Мисс Лоуренс вышла. – Лиззи! – Сасори встал, бросился за ней и застыл. По улице шла леди в белом. Напротив него стоял на крыльце Дорсель, бледный, как фарфоровая кукла, со стеклянно блестевшими фиолетовыми глазами. Заметив его, Дорсель неторопливо закрыл дверь. Сасори автоматически полез в карман. Там лежали белые волосы, покрывшиеся ржавчиной от грязной воды, уже никуда негодные. – Какая гадость, – произнесла леди, проходя мимо. Сасори непонимающе взглянул на нее. – Простите? – Мерзкая душа, – еще более непонятно ответила дама. – Когда же я очищу мир от такой скверны? – Идите куда шли! – рявкнул он, с грохотом закрывая дверь.