Omnia Vincit Amor

      Замок вокруг них горел и рушился. Повсюду раздавался оглушительный грохот каменных блоков, готовых обвалиться в любой момент. Кладка сдвинулась и базальтовые плиты со скрипом терлись друг о друга. Озаренный пламенем пожара тронный зал сотрясали мощные толчки, сопровождавшиеся оглушительным грохотом. Все горело, взрывалось и рушилось, исторгая из обломков громадные языки мрачного пламени, лижущего потолок.       И в центре этого пылающего ада сражались двое. Король и Королева. Оба стремительные, угольно черные и исполненные той самой отчаянной ненависти, что оставляет привкус пепла во рту. Он был закован в несокрушимые латы, выкованные из черного железа и покрытые острыми шипами и лезвиями. Она – облачена в облегающий костюм из черной кожи, который очень подходил к ее роскошным крыльям, распахивавшимся за спиной. В ее трехцветных изумрудно-лаймово-янтарных глазах пылала ненависть, как в зеркале отражавшаяся в безумных карих глазах.       Часть потолка в дальнем конце зала обрушилась, осыпав сражавшихся дождем из пыли и осколков камня; звук ее падения походил на грохот множества барабанов. Замок трещал по швам и рушился, перемалывая сам себя, но Стефан и Малефисента почти не замечали того, что происходило вокруг них, да и не предавали ему значения.       Им казалось, что во всем мире нет ничего, кроме огня и железа. Огонь окружал их. Он был единственным, что осталось у них в этой жизни. Словно не было ни других людей, ни болот, ни земли, ни неба. Все это казалось сном, эфемерным и нежизнеспособным даже в теории. Живым было лишь пламя. Вечное всепожирающее пламя ненависти. Реальным было лишь железо, стирающее ладони до кровоточащего мяса и оставляющее страшные раны и ожоги на коже.       Торжественно и немного заунывно пламя пело им свою голодную песнь, а железо подпевало, поддерживало его мотив насмешливым, злым лязгом. Стефан и Малефисента бросались друг на друга, словно обезумевшие дикие звери.       Раскрученная королем железная цепь, впилась в лодыжку темной феи, пронзив кожу заостренными шипами и заставив зашипеть от боли. Она потеряла равновесие, когда он резко дернул цепь на себя, но сумела выровняться благодаря обретенным вновь крыльям, и бросилась на Стефана. Они сплелись в единый клубок, шипящий и изрыгающий проклятья, и вылетели прочь из охваченного огнем зала. Малефисента отчаянно пыталась смягчить удар, но их общий вес был слишком велик для нее, чтобы полностью погасить инерцию. Они врезались в стену парапета.       Однако, у нее были крылья, которые немного смягчили удар, а у него не было ничего, кроме его проклятой брони. Застонав, Малефисента поднялась на ноги, изготовившись к бою, но Стефан все еще лежал на раздолбанных камнях. Ошеломленный, беспомощный. Он не мог даже поднять своей меч, чтобы защитить себя от ее гнева.       Но, к своему величайшему удивлению, темная фея больше не находила в себе гнева, который сжигал ее душу еще несколько минут назад. Она устала сражаться со Стефаном, она устала от сражений вообще. Ее гнев сменился опустошенностью. Малефисента несколько секунд смотрела на поверженного короля, а затем коротко произнесла:       — Все кончено... – она надеялась, что он поймет. Где глубоко в ее сердце, гораздо глубже той части, что была поражена болью предательства и охвачена жаждой мести, все еще жила крохотная искра надежды на то, что их любовь все же была реальной и истинной. Как тот поцелуй, который он подарил ей на шестнадцатилетие.       Малефисента надеялась, что Стефан все еще любит ее, не смотря на свою жадность, нарциссизм и тщеславие. Ведь она любила его тогда, в далекой безоблачной юности... и любила до сих пор, хотя и ненавидела. Ненавидела за то, что он сделал. Стефан забрал у нее гораздо больше, чем крылья. Он низверг ее с небес на землю, забрал ее свободу. Он предал ее любовь и разбил ей сердце. Вместе с крыльями он отнял у нее часть ее самой. Кем она была без своих крыльев? Не фея, но и не человек; одинокая изгнанница, познавшая предательство и боль.       Боль... она была невыносима. За прошедшие годы она так и не потускнела, и не притуплялась. Она всегда оставалась такой же, как в то первое, ужасное утро, когда Малефисента проснулась на берегу реки, разбуженная мучительным ощущением потери крыльев. Когда она, не обнаружив рядом Стефана, все поняла, эта боль, гораздо более сильная, чем физические страдания, пронзила ее грудь. Она была такой сильной, что крик, сорвавшийся с губ юной колдуньи, нисколько не облегчил этой бесконечной агонии. И она кричала, пока ее голос не охрип.       И вот за эту боль Малефисента ненавидела Стефана. Ненавидела за то, что он заставил ее почувствовать себя слабой, беспомощной. За то, что заставил кричать, до хрипоты и плакать. Не только о потере своих крыльев, но и о нем, хотя темная фея никогда бы не призналась в этом. Однако сейчас... ее ненависть отступила.       — Это никогда не закончится! – зарычал Стефан, из последних сил поднимаясь на ноги и размахивая над головой железной цепью, от которой Малефисента только что освободилась. С отчаянной, самоубийственной решимостью он снова и снова атаковал ее, хотя и понимал, что теперь у него нет никаких шансов против нее. Она вернула свои крылья, она спасла свою дочь и теперь собиралась уйти; оставить его посреди дымящихся руин былого величия. Стефан понимал, что если она уйдет сейчас, то он останется один навсегда. Безумный король, проклятый возлюбленной, отвергнутый дочерью, презираемый рыцарями и ненавидимый простыми людьми.       Один навсегда. В отчаянии Стефан снова и снова клялся убить Малефисенту, хотя и понимал, что не сможет этого сделать. Никогда не мог. Даже когда у него была возможность. Даже когда понимал, что убить ее будет более милосердно, чем отнять у нее ее драгоценные крылья... возможность летать, подниматься выше облаков. Тем не менее, Стефан не смог заставить себя сделать это. Кто-то счел бы это признаком доброты, или жестокости, или чистой трусости, но он просто не смог заставить себя убить ее. Более того, поначалу он даже надеялся, что сможет вернуть Малефисенте украденные крылья... потом, когда злобный старый король умрет и шумиха уляжется.       Однако ему так и не представилась возможность претворить этот план в жизнь. Черные крылья были его трофеем и доказательством его значимости в глазах людей. Они служили обоснованием его притязаний на трон. Стефан просто не мог вернуть их. Не мог отказаться от власти даже ради примирения с любимой.       Но кто сказал, что Истинная Любовь не была реальностью? И когда он целовал ее и называл возлюбленной... кто сказал, что это не было правдой? Стефан действительно любил Малефисенту, не смотря на все, что между ними произошло за все эти годы. Он любил ее даже сейчас, в своем нынешнем, отвратительном состоянии.       И иногда, в редкие моменты просветления, когда его разум вновь становился трезвым и ясным, очищаясь от ненависти и чувства вины, король задавался вопросом: когда безумие обрело такую власть над ним? Когда его чувства к такому волшебному созданию как Малефисента, ослабли и отошли в тень безумной мечты о величии? А может быть, дело было в том, что люди меняются и Истинная Любовь сегодня не является гарантией Истинной Любви завтра? Но даже если и так, король не был готов уничтожить свою колдунью, свою темную фею.       А потому с еще большей яростью размахивал шипованной железной цепью, пытаясь вынудить ее убить его.       Малефисента ловко увернулась от неуклюжих ударов и бросилась на Стефана с воплем. Разъяренная его нежеланием решить их конфликт миром, и тем, что он по-прежнему считает ее своим врагом, колдунья была полна решимости прикончить полу-безумного короля. Несколько коротких ударов и ее руки сомкнулись на его шее.       Их лица оказались совсем близко, и Стефан смог ощутить на своем лице теплое дыхание Малефисенты. Когда она сжала его шею, его глаза потрясенно расширились и время для них обоих как будто замерло. Он оставил свои попытки сопротивляться ей, а пальцы темной феи чуть ослабили хватку, хотя и не отпустили его горла.       Несколько мучительных, растянувшихся на целую вечность секунд король Стефан смотрел на королеву Малефисенту, а она, в свое очередь, смотрела на него. Смотрела и видела, что под заросшим клочковатой бородой лицом и исполненным страха взглядом, он все еще прежний. Все тот же маленький мальчик, который вернул то, что украл у Болот только потому, что его об этом просила юная фея. Который, потом, с такой осторожностью прикасался к ее крыльям, боясь повредить их. Все тот же юноша, который целовал ее и клялся в своей любви.       Но в то же время... Малефисента могла видеть и мужчину, которым Стефан стал. Того, властолюбивого, эгоистичного и жестокого человека, причинившего ей всю эту боль и женившегося на другой женщине. И она видела в его глазах вину, за все, что он сделал с ней. Видела, как эта вина превратилась в безумие, в болезнь, которая съела Стефана изнутри и толкнула на путь мести, обернувшийся в конечном итоге против него самого.       И тогда кошмар, сотканный из железа, огня и крови вокруг них окончательно рассеялся и Малефисента поняла, что не сможет убить его. Никогда не могла. Ни раньше, ни, тем более, сейчас, когда увидела его испуганные глаза, что не были тронуты безумием и все еще принадлежали ее давно потерянному другу. Глаза, в которых она все еще могла видеть отблески той самой чистой и возвышенной любви, с которой он смотрел на нее когда-то.       А еще Малефисента поняла, что убив Стефана, она никогда не узнает, как сильно он сожалел, какую вину чувствовал. Никогда не помирится со своим другом детства, с ее возлюбленным и ее смертельным врагом. Да, у нее была возможность выиграть битву, но она понимала, что сделав это, то будет чувствовать себя так, словно проиграла миллион войн. Он никогда не был злым. И она тоже. Надо было заканчивать с этим... с этим безумием.       — Все кончено... – почти против воли повторила колдунья, убирая руку от горла короля. Ошеломленный ее реакцией Стефан отступил от нее на шаг, поскользнулся на узком парапете и повалился, увлекая ее за собой в разверзающуюся внизу пропасть. То ли пытался спастись, уцепившись за нее, то ли тащил за собой в могилу.       Они падали вместе. Ветер ревел в ушах, пропитанный дымом пожара воздух обжигал глаза. Мир кружился в вихре багрового и черного цветов, но все, что Малефисента могла видеть сейчас, это его глаза. Карие глаза того, кого она когда-то любила. Стефан более не смотрел на нее с дикой ненавистью и яростью; не выкрикивал проклятий и не рычал в безумии. Он вновь стал мальчиком, которого она когда-то знала, а не той извращенной сверх всякой меры пародией на себя прежнего. Одиноким маленьким мальчиком, застрявшим в ловушке безумия.       Она не могла ненавидеть его. Даже не смотря на то, что его прикосновения обжигали ее. И пусть его объятья мучили ее, а боль становилось невыносимой. Пусть кожа горела и пузырилась от прикосновения железа, а разум пылал в агонии, но Малефисента все равно не могла отпустить его. Она должна была держаться.       Ведь она любила его. Любила с тех пор, как увидела первый раз. Она любила практически все в нем. Даже его неуклюжую манеру двигаться, хотя он и казался ей ужасно медленным. Ведь его ноги в значительной степени уступали ее крыльям. Она всегда считала Стефана особенным и думала, что он отличается ото всех остальных.       Они летели вниз, с вершины горящей башни, когда ее крылья распахнулись, замедляя падение. Малефисента закричала, видя, что Стефан соскальзывает, продолжая роковое падение. Он устремился вниз, к темной земле и неизбежной смерти. В его расширившихся глазах застыл ужас, окончательно погасивший огонь безумия. В отчаянии он потянулся к ней, и Малефисента готова была поклясться, что видела, как окровавленные губы произнесли:       — Прости меня... – Стефан падал, протягивая руку к ней, и она тоже потянулась к нему. Пусть его прикосновение могло принести ей лишь боль, Малефисента все равно протянула руку. Кончики ее пальцев коснулись ладони Стефана, и железо вновь опалило ее кожу. Скривившись от боли, темная фея схватила короля за руку. Железная перчатка ту же зашипела, прикипая к ее коже, и она почувствовала запах собственной паленой плоти.       Боль от ожога была сильной, но недостаточно, чтобы заставить Малефисенту разжать пальцы. Ее крылья хлопали, с трудом удерживая их в воздухе. Они не хотели работать. Не хотели удерживать Стефана. Они даже не пытались спасти того, чье прикосновение отрезало их от хозяйки, и фее с трудом удавалось удерживать их в повиновении. Они со Стефаном раскачивались из стороны в сторону, медленно опускаясь на каменную мостовую.       Малефисента изо всех сил боролась с силой земного притяжения, пытаясь приземлиться настолько аккуратно, насколько могла. Наконец, когда земля была уже в нескольких метрах от них, темная фея рухнула вниз, стараясь не упасть на Стефана и не пораниться о шипы на его доспехах. И не смотря на то, что сегодня все было против них, а кожа ее руки горела от прикосновения к проклятому железу, она сумела доставить их на землю живыми.       В этот раз они поднялись на ноги одновременно, пошатываясь и шипя от боли. Их взгляды вновь встретились.       — Хватит... – мягко прошептала Малефисента и поцеловала Стефана. Последний шанс для Истинной Любви, последняя возможность совершить Чудо и спасти их обоих. Поцелуй вышел мягким и нежным, но в то же время властным. Не таким, как в юности. Теперь уже она целовала его, выражая свою любовь, которая не была больше омрачена ни печалью, ни гневом на то, что он украл ее крылья. Любовь, которая осталась в живых и вновь окрепла благодаря прекрасной дочери Стефана. Авроре, сумевшей вернуть сердцу Малефисенты способность любить.       И Стефан не оттолкнул ее. Тьма в его глазах рассеялась, сменяясь облегчением, когда магия ее поцелуя врывала из его сердца занозу скорби и отвращения к себе, гноившуюся с тех самых пор, как он поднял руку на нее. Его карие глаза снова сияли, словно и не было всех этих лет безумия и темной, удушающей ненависти.       — Я слышал твои крики во сне. Они мучили меня все эти годы... – произнес Стефан хриплым голосом, будто очнувшись от долгого сна. – ...а теперь ты освободила меня от этого. Ты снова спасла мне жизнь, Малефисента.       Он взял ее лицо в ладони, чтобы поцеловать , но она отстранилась, шипя от боли. Стефан взглянул на темно-красные пятна ожогов, оставшиеся на белоснежной коже ее щеки и поспешно сорвал с себя латные рукавицы.       — Я еще раз прошу тебя... – он поднял руки, показывая, что они теперь обнажены, и снова протянул их к лицу Малефисенты словно в отчаянной мольбе. – Ты можешь простить меня, за все, что я сделал?       — Я уже простила, – ответила колдунья, поймав его молящий взгляд и сама поцеловала его. Ее тело не до конца восстановилось от ожогов и все еще болело, но она была сильной. А потому обвила шею Стефана руками, прижимая лицо к его закопченной шее. Ее черные крылья обернулись вокруг них, окутывая покрывалом из перьев.       Конечно, Малефисента понимала, что ей потребуется время, и не малое, чтобы снова начать доверять Стефану. Но судя по тому, с какой нежностью тот гладил руками ее спину он, кажется, был рад провести остаток своей жизни, доказывая, что он является человеком достойным ее любви и пытаясь искупить вину за содеянное зло.       Вот так, годы спустя они снова были вместе. Потому что любовь, если она истинная, побеждает все.       Любовь Побеждает Все.