Он убил его. Он его убил.
Он в приступе гнева запечатлел на тонких запястьях пару синяков, толкнул мальчишку на себя и грубо вжался в его губы, до капли испивая всю его душу - без сожаления и боли, без сомнения и страха за то, что будет позже... Но сейчас... внезапно сорвавшись в глухой истерике, демон распахнул глаза и с новой силой прильнул к мальчишеским устам, стараясь вернуть, вернуть безжизненное тело к существованию, желая вновь услышать тихий детский голосок и будто бы ласковое изредка "Себастьян". Демон с немым криком отчаяния всё с большей яростью и нежностью целовал обледеневшие губы, что были суше пустыни, что были безответнее пения мёртвой птицы. Вернуть, отогреть, прижать к сердцу - единственное и столь глупое желание, не способное боле осуществиться. Мёртвых не вернуть. Таков закон. Себастьян затуманенным взором смотрел на графа, оглаживал пальцами посиневшие щёки, касался губами потускневших пушистых ресниц, звал, любовно прижимал к груди, - с той же болью, что смотрел бы ребёнок на умирающего пред ним любимого блудного котёнка, что сейчас издавал еле слышные хриплые стоны от брошенного камня; брошенного рукой того, кому он больше всего доверял и верил. - Господин... - голос его был то тих, то громок. Он срывался на крик и шептал, он сжимал в своих объятиях и отпускал, будто давая высвободиться, ухватить спасающий глоток воздуха, - господин... Секундное чувство таившегося несколько лет голода и резко погасившаяся ненависть принесли лишь жуткое нежелание существовать более. Демон поднялся. Он постарался унять своё сожаление. Мальчишка не первый. Он не станет же и последним. Но от чего же так щемит внутри глупый орган, прогнивший до самой его глубины? Неужто от улыбки, замеченной мужчиной совершенно случайно? Улыбкой, создавшейся кратким прикосновением их губ. Секундным слиянием их душ.Мгновенной детской смертью.
Чему Сиэль улыбался? Тому, что завсегда преданное ему существо сорвалось с невидимой цепи и сгрызла собственного хозяина? Тому, что единственный защитник кинулся на него с открытой пастью? Тому, что, возможно, единственное любимое существо... принесло большую боль, чем когда-либо кто мог принести? И вот тонкие бледные губы шелохнулись в лёгком движения. Демон остановился, обернулся, вглядываясь в поиске намёка на жизнь... ещё, прошу, ещё... двинься, открой глаза и посмотри на меня ненавистно! Но мальчик боле не шелохнулся. Лишь рука его, доселе бывшая на мальчишеском колене, мирно и медленно упала на скамью. Демон прильнул к этой ладони, осыпая её поцелуями верности, любви и покорности. Принялся целовать каждый палец, каждый участок кожи, вымаливая прощения за содеянное. Но ребёнок молчал и не двигался. Будь он жив сейчас, он бы косился на мужчину с презрением и отвращением, отталкивал бы, рычал, как истинно гордый хозяин и подставлял бы для поцелуев ноги - единственное, чего достоин был непослушный пёс, предавший своего господина. Мужчина рухнул на колени, сжал в пальцах тонкую ладонь, тут же прижал её к своей щеке, и холод прошёлся по его телу, будто ветром от руки мальчишка передавал собственное негодование от столь навязчивых мужских касаний. Холод этого тела мужчине не нравился, был непривычен, отвратен и скуден. - Милорд, лёд моей души... Простите меня за дерзость, но я так и не успел Вам сказать... - демон говорил всё тише, и под конец слова его стали совсем беззвучными. Он лишь немо шевелил губами, то и дело прижимаясь в поцелуях к морозной ладони, - Сиэль, - в ненависти к самому себе шепнул мужчина, с любовью к господину произнеся это вслух. Имя, доселе недостойное быть произнесённым этим голосом. Всё тело Себастьна пробивала мучительная дрожь. Нет, он не считал, что потерял любовь всей своей жизни - любовь была ему отвратна, любовью он звал всё, что было краткосрочно. Оно значилось ему страстной ложью. Он считал, что любовью люди называли что не попадя - понравившиеся глаза, отчаянное желание заняться с кем-нибудь сексом или двухдневное влечение, основанное на хорошем отношении меж людьми. Нет. Он потерял нечто более дорогое, нечто более стоящее, близкое, почти что родное и неотделимое. Он чувствовал, что с каждой секундой безмолвия сидящего напротив Сиэля он терял кусочек Себастьяна; он терял кусочек того, кого породил и возрастил тринадцатилетний мальчишка. Он терял такого полюбившегося ему себя и его, хозяина, с коим мужчина являлся единым целым. Себастьян поднялся. Отвернулся, склонил голову. И произнёс услышанное лишь мёртвым телом "простите меня, моя радость"... Он больше не мог выносить этой угнетающей тишины, находясь рядом с кем-то. Она давила на него всем своим весом, обвивалась вокруг его шеи и удушала не хуже анаконды, сводила его с ума. Он дёрнулся от будто послышавшегося ему голоса... отшатнулся к массивной каменной стене, обросшей плющом, и схватился за голову в новом паническом приступе. - Невыносимо... - шепнул он, и детский голос, который он услыхал секундой ранее, внутри него взбушевался, воплем и истошным криком засев в мужской голове. Уже через секунду демон ощутил сильнейшую волну, прошедшуюся по всему его телу. Взрыв неимоверной силы пошатнул мужчину, с глухим хлопком роняя его наземь, в заросли розовых кустов... *** - Ты так и не продолжил свою фразу, - тихо пропел мальчик, делая очередной глоток душистого согревающего чая. Его щёки забавно покраснели от ощутимого в доме морозца, поймав мягкий оттенок лепестков алых роз. - Я высказал всё, что желал, просто Вы не услышали концовку, - с улыбкой произнёс демон, опуская на колени Фантомхайва поднос со свежеиспечённым печеньем. - Так дай же мне её услышать, - ребёнок с недовольством нахмурился, но, принявшись влюблённо уплетать печенье, отпустил мужчине все его грехи. Его пальцы, осторожно подхватив ещё одно шоколадное печеньице, посыпанное сахаром, протянули угощение мужчине. Улыбка на лице демона стала лишь ещё шире. Он осторожно опустился на край постели и на мгновенье прижался губами к тонким горячим пальцам, одаряя их секундным ласковым поцелуем и довольствуясь этим кратким моментом ненавязчивой близости, и только после принял сладость и тут же прижал её к губам милорда. - Это лучше останется в секрете. Вам пора спать, - к великому удивлению Себастьяна, Сиэль не отобрал печенье брезгливо, а лишь покорно ухватил его губами, принимая, словно котёнок еду. С рук, - это было очень мило, честно признаться. Малыш лишь фыркнул в ответ, запивая печенье остатками чая и поудобнее устраиваясь под мягким перьевым одеялом. - Я всё равно... узнаю, что ты сказал, - шепнул ребёнок в подушку, усмехаясь про себя тепло и крепко обнимая уголок одеяла. Мужчина медленно наклонился к румяной щеке, с заботой укрыл обнажённое плечо и клюнул Сиэля в щеку. Просто так, спонтанно и с лаской, в секунду же отстраняясь и оставляя ребёнка в странном изумлении. - Мне нравится, что Вы тёплый. Вам очень идёт температура 36, 7. Он вышел, оставив дверь открытой. Он вышел, заперев окно. Он вышел. И оставил ребёнка......наедине со своим теплом и его улыбкой.