Это сложно

Смотреть на себя молодого слишком странно: острые скулы, задорные глаза, самоуверенная улыбка, тонкие запястья, худощавая, подростковая нескладность. Не зря сестра, в минуты очень большой злости, не раз называла Питера самовлюбленным придурком. Придурком он, возможно, был. А вот самовлюбленным был совершенно точно, и сейчас, в конкретный и данный момент, глядя на себя же, на себя лет пятнадцать-восемнадцать назад, Питер чувствует это особенно ярко, ощущая острую потребность попробовать на вкус теплые пухлые губы, бледноватую, еще по-юношески нежную кожу, сжать ладони на узких бедрах. Юноша ухмыляется, с жадностью оглядывая себя же - но лет на пятнадцать-восемнадцать старше. - Ты сейчас тоже думаешь о том, что Талия называла меня самовлюбленным придурком? Мужчина кивает, подходя ближе, кладет ладонь на щеку весело щурящегося мальчишки, поясняя: - Нас. Она нас так называла. Тебя и меня. - Так недалеко до шизофрении, - подросток фыркает, качая головой, но от прикосновений не уходит, сам протягивает обе руки, внезапно цепко обхватывая мужчину за бедра, притягивая к себе. - Я хочу тебя рассмотреть, - негромко проговаривает, пока длинные тонкие пальцы мнут ткань серой футболки, медленно поднимая, обнажая твердый пресс. - А я хочу тебя вспомнить, - старший оборотень успевает пожать плечами, перед тем, как поднять руки, выворачиваясь из плена мягкой ткани. Юноша хрипло смеется, когда сильные руки дергают его вперед, стягивая через голову рубашку, но замолкает, влажно облизывая губы, когда широкая ладонь ложится на ремень джинсов, легко, умело расстегивая. - С годами я стал нетерпелив. Во всем так? - мальчишка податливо выгибается, проводя языком по чужой шее, чуть прикусывая кожу над кадыком, отчего у его более взрослой версии чуть вздрагивают руки, тепло и мягко поглаживающие прогнутую поясницу. - Редко, - честно поясняет мужчина. - Сейчас особый случай. - Действительно особый... Ты охрененно выглядишь.. Сколько тебе? Тридцать пять? Сорок? Мне явно нравится мое будущее тело. - Насколько? - лазурь радужки выдает захлестывающее оборотня возбуждение, и мальчишка тянет тонкие пальцы к его лицу, проводя подушечками по скулам, по вискам, широко распахивая наливающиеся золотом голубые глаза. - Я хочу тебя, - шепчет завороженно, слишком часто облизывая розовые губы. Питер в свои тридцать семь не помнит за собой такой привычки, но, вполне вероятно, что он в жизни никого так не хотел. Вероятность оборачивается уверенностью, когда юноша плавно опускается на колени, жарко прижимаясь губами к коже над кромкой джинсов. Мужчина хрипло выдыхает, разглядывая русую макушку, осторожно вплетает пальцы в густые взъерошенные волосы, прижимая свою юную копию щекой к своему паху. - Я бы сказал, что это верх извращения, если бы ты и сам этого не знал, - голос приглушенный, немного сиплый от возбуждения; пальцы, расправляющиеся с джинсами и бельем немного подрагивают, обжигая кожу горячими прикосновениями, от которых по телу вязкой волной растекается томная судорога; губы, сомкнувшиеся вокруг головки твердого крупного члена, обжигающе жаркие, влажные, мягкие, просто невыносимые в своей неожиданной порочности. Мальчишка пробует себя на вкус, неспешно проводя языком по гладкой чувствительной коже, привыкая к ощущению чужого члена во рту. Мужчина его не торопит, знает, что это непривычно, что никому из любовников не удавалось поставить его в такую позу, поэтому лишь слегка поглаживает юношу по волосам, мягко, едва-едва покачивая бедрами, наслаждаясь скольжением губ, жаром влажного рта, неумелыми, но от того не менее правильными прикосновениями языка. Питер хорошо знает, что ему нравится в оральных ласках, поэтому, несмотря на неопытность стоящего на коленях юноши, все происходит идеально. Подросток медленно насаживается горлом на член, не останавливаясь, когда головка упирается в заднюю стенку горла, расслабляется, неспешно продолжая движение, слабо дрожа, когда член медленно погружается в глотку, а губы плотно обхватывают его основание. Глубокий медленный минет - настоящая слабость Питера Хейла в любом возрасте. Никаких лишних прикосновений: ладони не сжимают судорожно бедра, молодой Хейл лишь слегка придерживается пальцами за ноги мужчины, медленно отклоняясь назад, посасывая лишь самый кончик члена, и снова подаваясь вперед, с тихим гортанным стоном принимая в горло возбужденную плоть. - Мне однозначно есть за что собой восхищаться, - слова даются мужчине с трудом: неспешное, томное удовольствие, медленно закручивающееся в причудливый узел где-то в районе паха, разъедает все мысли, подменяя каждую желанием тихо стонать от таких правильных, точных ласк. - Обнаружил у себя скрытые таланты? - юноша немного отстраняется, обдавая влажный от слюны член своим дыханием, проводит пальцами по стволу, поглаживая уздечку, и снова оглаживая головку языком, слизывая солоновато-терпкую смазку. - Именно. Хорошо, что скрытые. Мальчишка поднимает голову, с прищуром глядя на свою старшую версию, медленно ведет языком по припухшим губам, небрежным жестом убирая со лба лезущие в глаза волосы, и улыбается, заметив, как чуть дернулся напряженный член мужчины, роняя вязкую каплю смазки. Питер в свои девятнадцать понимает, что такого вожделения, такой жажды прикоснуться к чужому - своему - телу, такой потребности чувствовать пальцами, губами, языком чужую - свою - сладкую, предвкушающую дрожь, еще не испытывал. Юноша поднимается с колен, одновременно освобождаясь от остатков одежды, прижимается обнаженным гибким телом к сильному телу старшего оборотня, тихо застонав в его губы, когда тот по-собственнически жадно сжал ладони на чуть выпяченной заднице. - Ты мне нравишься, - тихий шепот в губы, и золотистый отблеск прикрытых ресницами глаз. - Это хорошо, - несильный укус за шею, и влажные от слюны пальцы, скользящие между ягодиц. - Ты любишь кого-нибудь? Хочешь? - узкие ладони с силой сжимают плечи, а худощавое тело пробирает болезненной дрожью. - Продолжай, ты ведь знаешь, что выдержу. - Знаю, - короткий кивок, и мягкое, но глубокое движение кистью. - Нет. Не так, как сейчас, - два, а затем и три пальца оглаживают гладкие стенки тугих мышц. - Почему? - выдох на грани стона, болезненного, но приправленного удовольствием, попытка прижаться ближе, и ладони, соскользнувшие вдоль спины к пояснице. - Разве я умею? - губы мягко проходятся по гладкой щеке, к уголку глаза, к виску, пока пальцы размеренно и умело готовят горячее, жаждущее большего тело. - Я - умею! - с надрывом и хрусткой ломкостью в голосе, пока тело невольно изгибается под ласками. - Разучишься, - мужчина качает головой, властно разворачивая юношу спиной к себе, вжимаясь пахом в его задницу, грудью в спину, губами в шею. - Это не сложно. - Это неправда, - подросток плавно опускается на колени на пол, заводя руку за спину, оглаживая опустившегося вслед за ним мужчину по бедру. - Ты разве не хочешь видеть мои глаза? Обрывочность произносимых фраз раздражает обоих, и оба предпочитают замолчать, когда старший оборотень уверенным, четко выверенным движением переворачивает юношу на спину, укладывая, подхватывая длинные ноги под колени, раскрывая его для себя. Озорная ухмылка изгибает припухшие губы, лукавый блеск золотых глаз и ленивая медлительность ладони, обхватившей член, завораживают. Подросток гладит себя, ласкает, не отводя взгляда от своих же, чуть постаревших - или все-таки просто повзрослевших? - глаз, прикусывает губы, стараясь сдержать первый громкий стон. Мужчина с мягкой, завораживающей уже юношу, грацией, вжимается в распростертое под ним тело, одним слитным движением входя на всю длину члена, замирает, давая привыкнуть, целует прикушенные губы, перехватывая рвущиеся с них стоны. Подросток послушно скрещивает ноги на пояснице партнера, чуть хмурясь и постанывая от каждого мягкого, короткого, глубокого толчка, с нажимом проводит руками вдоль позвоночника к плечам, с силой вцепляясь в них, притягивая мужчину ближе, целуя чуть шершавые губы. Тот отвечает на поцелуй, не сбиваясь с ритма плавных движений, глубоко, собственнически, вылизывая раскрытый жаркий рот, ведет обеими ладонями вдоль такого знакомого каждым своим изгибом тела, лаская, сжимая, подчиняя и принося удовольствие. Получая сам удовольствие не меньшее. И оргазмом их накрывает одновременно: оба тесно сплетенных тела напрягаются, будто прошиваемые разрядами тока, с губ рвется один на двоих стон, удлинившиеся когти впиваются в кожу, совершенно не отрезвляя болью, дурманя еще больше, а взгляды сталкиваются, замирая, запоминая, наслаждаясь чужим - своим - удовольствием. - Все равно это неправда, - у мальчишки, вглядывающегося в лазурь глаз мужчины, дрожащий, ломкий от еще не схлынувшего оргазма, голос. - Это сложно. Старший оборотень отводит взгляд, с нежностью касаясь губами тонких выпирающих ключиц, вздымающейся в неровном ритме груди и напряженных чувствительных сосков, вслушиваясь в то, как юноша давится слабыми стонами, и наслаждаясь прикосновениями длинных пальцев к волосам. - Это сложно, и ты не сумел, - выдыхает одной слитной фразой, вздрагивая от почти болезненного удовольствия, от излишка ощущений. - Не разучился. Мужчина молчит, не отвечая и отводя взгляд, снова целуя мягкие губы, и отстранившись, вздрагивает, услышав тихий, срывающийся с них шепот: - Просыпайся, Питер.