Mein Teil.

Ein Schrei wird zum Himmel fahren, Крик вознесется к небесам, Schneidet sich durch Engelsscharen. Ножом пройдется сквозь толпы ангелов. Vom Wolkendach fällt Federfleisch, Падают с небес окровавленные перья Auf meine Kindheit mit Gekreisch. На моё детство с пронзительным воплем. © Rammstein – Mein Teil Warning! Никакого флаффа, и да, кому-то некоторые сцены могут показаться жестокими. Я предупредила заранее. Почему-то большинство ассоциирует закрытые школы с дорогой формой, роскошным зданием в стиле ампир и красивыми безупречно вежливыми студентами, безропотно грызущими гранит науки. Квалифицированные учителя, игры в гольф и сквош на свежем воздухе, ухоженные сады, и да, в таких учебных заведениях царит атмосфера любви и взаимопонимания. Исин считает, что закрытая школа для мальчиков имени Святого Стефана, - это полнейшее дерьмо. Форма, сделанная из дешевых материалов на западный манер, - дерьмо. Вычурное здание, стилизованное под старинный особняк, - дерьмо с претензией на шик. Серая безлюдная местность в горах, на одной из которых построена школа, - дерьмо. Кругом нет ни души, только маленькая деревушка, окруженная темным, мрачным лесом, как из сказок братьев Гримм. Проходя сквозь раскидистые изломанные деревья, похожие на куски ржавой проволоки, Исин всегда чувствует, как в животе разливается неприятное, липкое чувство страха. Почему-то ему кажется, что за ближайшим деревом его ожидает опасность в лице хищного зверя, который набросится на него и унесет в непроглядную чащу навсегда. Его одноклассники тоже полнейшее дерьмо. Малолетние выродки, которых сослали в интернат, больше похожий на колонию для несовершеннолетних преступников, за отвратительное поведение и шокирующие выходки. Они не стесняются курить прямо в классе, посылать учителей последними словами, а на порочных смазливых лицах застыло выражение ненависти и презрения ко всему живому. Учителя в их школе не задерживаются. Как говорит О Сехун, закуривая очередную папиросу, ученики «сжирают их, потому что они сильнее». А тот, кто сильнее, как учат законы природы, всегда поедает более слабого. - Вы слышали, к нам сегодня приезжает новый преподаватель. - Тао прищуривает темные глаза и закидывает длинные ноги прямо на изрисованную и исписанную ругательствами парту. – Свежее мясо! - Надеюсь, это будет девушка. - Чанёль задирает рукава рубашки, обнажая темные очертания татуировок. – Предыдущая была вполне ничего. Остальные начинают издевательски смеяться. Исин помнит их преподавательницу, худенькую хорошенькую девушку с большими испуганными глазами. Пак изнасиловал ее в школьном туалете, заткнув рот её собственным галстуком. После этого она долго плакала, потом похудела, осунулась и через пару недель уехала обратно в Сеул. Чанёль сделал вид, что пустил слезу, и заявил, что ему будет не хватать ее тугой вагины. Татуированный пирсингованный выродок Пак Чанёль. Его лучший друг Бэкхён, шлюха, перетрахавшаяся с доброй половиной своего родного города, истеричный ублюдок с тщательно подкрашенными глазами. Хуан Цзытао, чье личное дело пестрит справками из полиции. О Сехун, имеющий за плечами несколько крупных краж и вооруженных нападений. Кукольный красавчик Лухан, избивавший одноклассников практически до полусмерти. Ким Чонин, три раза поджигавший собственную школу. Ким Чондэ, наследник мафиозного воротилы, с недрогнувшим лицом ломавший пальцы должникам своего отца. До Кенсу, милый, очаровательный юноша, бывший член банды, занимающейся разбоями и ограблениями. Ким Минсок, пытавшийся отравить лучшего друга крысиным ядом. В этом есть какая-то ошибка, что его, Исина, родители, обеспокоенные его ухудшившимся поведением, отправили в это место, предназначенное для настоящих ублюдков. Единственными его прегрешениями можно было считать пьянки в компании друзей и чрезмерное употребление забойного мата. Он не такой, как эти отбросы общества, он абсолютно нормальный, как остальные парни его возраста. Потому и считает дни до окончания учебного года, чтобы вернуться обратно в Китай и забыть школу имени Святого Стефана как страшный сон. Единственный луч света в этом царстве порока - это староста класса Ким Чунмён. Невысокий, хрупкий, он смотрит на выходки своих одноклассников-отбросов широко распахнутыми от ужаса глазами, и каждый раз Исину становится его жаль до боли в груди. Чунмён пытается как-то повлиять на остальных, повторяя тихим голосом, что все это плохо, что так нельзя, что Бог видит их грехи и что так хорошие люди себя не ведут. Они смеются над его бормотанием, особенно усердствует Сехун, выпускающий струю терпкого сизого дыма прямо в лицо кашляющему Чунмёну. Исин восхищается Чунмёном, его чистотой и непорочностью, тем, что это место не сломало его и не заставило превратиться в такого же ублюдка, как остальные. Он похож на ангела, и порой Исину кажется, что над темными волосами Кима виднеется сияющий нимб. Чунмён дает ему надежду, что еще не все потеряно. Что каждый из них рано или поздно сможет измениться к лучшему, потому что у Кима хватило сил и мужества остаться хорошим человеком. Сам Исин давным-давно сломался. Он курит, он царапает ругательства на стенах школьной столовой, он держит щуплых младшеклассников, пока тех в очередной раз избивает Чонин, он становится одним из них: тупым безжалостным зверем, который готов сожрать любого, кто хоть немного слабее его физически. А еще по ночам он мастурбирует на Чунмёна. Долго, выстанывая его имя и пачкая спермой дрожащую ладонь. Ненавидя самого себя за то, что позволяет себе думать о Чунмёне так грязно. - Мы сожрем этого преподавателя в один присест. - Чондэ хрипло смеется и царапает ногтями стену с противным скрипом. – Интересно, сколько новенький продержится на этот раз? - Ставлю на неделю. - Пак потягивается так, что на груди видна татуировка в виде оскаленного тигра. – А если это будет девушка, то на две. Пока мне не надоест. - Опять будешь ее трахать? – мерзко хихикает Бэкхён, прищуривая густо накрашенные глаза. – У кого-то хуй вообще в штанах не держится. - Да пошел ты! – Пак кидает в него карандаш. Исин смеется вместе со всеми, хотя в глубине души ему до ужаса хочется свернуть обоим шеи. - Ребята, не надо так, - бормочет Чунмён, краснея и поправляя нервным движением воротник рубашки. – Они ведь действительно хотят нас чему-то научить. Они хотят сделать нас лучше, чем мы есть, и… - Блядь, как меня уже затрахали твои проповеди! – Цзытао раздраженно сплевывает и хватает Чунмёна за руку, притягивая к себе. Тот испуганно вздрагивает, а Тао шипит: - Какого черта ты вообще здесь делаешь? С такими замашками тебе давно пора в монастырь! - Причем в женский, - поддакивает Кенсу. Цзытао заносит руку для удара. Чунмён зажмуривается, а у Исина сердце вот-вот вырвется из груди. Он вскакивает со своего места, намереваясь как-то помешать озверевшему Цзытао, но тут за его спиной раздается спокойный холодный голос: - Достаточно. Исин вздрагивает и круто оборачивается. У школьной доски стоит высокий подтянутый молодой мужчина и, прищурившись, смотрит на Цзытао в упор. У него холодное, удивительно красивое лицо, тщательно подстриженные выбеленные волосы, и весь его облик наполнен темной, пугающей силой. Исин чувствует ее кожей, и ему невольно становится страшно. Мужчина медленно идет к замеревшему Цзытао, не спуская с него глаз. Остановившись рядом с ним, он неожиданно резко хватает его за руку и с силой выкручивает. Тао вскрикивает и зажмуривается от подступившей боли. Мужчина усмехается и что-то тихо шепчет ему на китайском. Он отпускает Цзытао и, брезгливо вытерев руки о черные джинсы, спокойно говорит: - Доброе утро. С этого дня я ваш новый учитель Ву Ифань. – Он расплывается в широкой улыбкой и добавляет. – И я сожру вас с потрохами, маленькие ублюдки. Он окидывает цепким взглядом притихших учеников и внезапно смотрит Исину прямо в глаза. По окаменевшему от липкого ужаса телу проходит дрожь, и Чжан невольно вздрагивает и задерживает дыхание. Ифань проходит мимо него, и Исин с трудом выдыхает. Сехун шепотом спрашивает оперевшегося на парту и держащегося за плечо Тао: - Что он тебе сказал? Цзытао поднимает потемневшие от бессильной ярости глаза и, помедлив, отвечает: - «Ничтожество». Исин смотрит на прямую спину идущего вперед Ифаня и внезапно со страхом понимает, что тот не врал. Он сильнее. Он действительно сожрет их с потрохами. ***** - Бей его, - велит Ифань, закидывая ногу на ногу и закуривая прямо в классе. Сехун смотрит на побледневшего Лухана и тихо, но уверенно говорит: - Нет. Ифань кривится и тушит сигарету о стену: - Хорошо, тогда я измордую вас обоих. Так, что в медпункте будете до каникул валяться. - Он ухмыляется и засовывает окурок прямо за шиворот Кенсу. Тот вздрагивает, но молчит, только крепко сжимает руки в кулаки. Спорить с Ифанем бесполезно: он моментально начинает бить. Не щадя, до крови и темноты в глазах, не делая послабления из-за возраста, он бьет так, что остается только корчиться от раздирающей нутро ненависти. Ифань пожирает их медленно, с наслаждением, упиваясь их слабостью и бессилием перед ним. Исин думает о том, что это мерзко и отвратительно. Потому что учитель должен учить их хорошим и правильным вещам вместо того, чтобы втаптывать их в грязь. Но в то же время он понимает, что это справедливо. В дикой природе более сильный зверь всегда держит в страхе слабых. - Бей его! – кричит Ифань, и Сехун бросается на Лухана. Он бьет его по смазливому лицу, ударяет кулаком в живот, и наполненные холодным безразличием и отчаянием темные глаза постепенно наполняются животной яростью. В драках куколка Лухан звереет и теряет над собой контроль. Он вытирает с лица выступившую кровь и бьет Сехуна в челюсть, отчего тот, шатаясь, падает на колени, сплевывая кровавую слюну. Они сцепляются на покрытом грязью полу, лупя друг друга и рыча как обезумевшие животные. Ифань довольно улыбается и говорит, доставая из пачки новую сигарету: - Замечательно. – Внезапно он смотрит прямо на Исина и добавляет: - Люблю смотреть, как грызутся маленькие крысята… ***** Цзытао оседает на колени, держась за окровавленную скулу. Он тихо стонет, закатывая слезящиеся от боли глаза. Спокойный Ифань пинает его носком ботинка в живот и говорит безэмоциональным голосом: - Значит, ходил жаловаться на меня директору? Цзытао молчит, прерывисто дыша. Ифань хватает его за волосы и с силой тянет на себя. - Глупый маленький идиот, - ласково произносит он, практически швыряя Цзытао в стену. – Ты думаешь, что другие преподаватели тебе помогут? После всего того, что ты и твои дружки творили с ними в этой школе? Он хватает Тао за горло. Тот бледнеет и хватает губами воздух, глядя на Ифаня расширенными от ужаса глазами. - Мне плевать, как долго ты изучал свои ебанные боевые искусства. - Учитель растягивает губы в улыбке и прищуривается. – Потому что в глубине души ты все равно слабый и ничтожный. Несмотря на все свои приводы в полицию и дурную славу. Тао бледнеет, задыхаясь. Ифань отпускает его, и Цзытао падает на колени, судорожно глотая ртом воздух. Ву брезгливо вытирает руки о рубашку и спокойно спрашивает: - Хочешь, чтобы это повторилось? Тао отрицательно качает головой и судорожно всхлипывает. - Тогда сейчас же встань перед классом и скажи «Я ничтожество», - велит Ифань, со скучающим видом садясь на одну из свободных парт. Остальные, молча наблюдавшие за тем, как Ву избивает Тао, опускают глаза вниз и отворачиваются от с трудом вставшего на ноги одноклассника. Цзытао с мольбой смотрит на Ифаня и шепчет: - Но я же… Я же… - О, нет, Тао-ши, - Ву цокает языком и ласково треплет его по разбитой щеке. – Не надо только обманывать самого себя. Не надо пытаться обмануть меня и других. – Все мы видим, - он обводит рукой класс, - какое ты ничтожество. Исин не поднимает глаз от парты, но знает, что Тао бредет к доске, хромая и тихо всхлипывая. В комнате царит гробовая тишина, прерываемая лишь его тяжелым сдавленным дыханием. Наконец Цзытао останавливается у доски и, опустив голову, что-то шепчет себе под нос.Ифань раздраженно цокает языком и качает головой: - Не так, Тао. Не заставляй мне объяснять тебе снова. Он демонстративно вскидывает вверх кулак, испачканный чужой кровью. Цзытао поднимает лицо, и Исин видит, что его глаза наполнены безнадежными слезами. Тао рвано выдыхает и кричит во все горло, так, что его вопль разносится по всей комнате: - Я ничтожество!!! Я ничтожество!!! Ифань улыбается и одобрительно говорит: - Молодец. И это сказано таким тоном, что Цзытао начинает тихо плакать, размазывая по лицу слезы и кровь. Ифань сожрал его целиком, не оставив даже костей. ***** - Насиловать девушек нехорошо, Чанёль-а, - сокрушенно качает головой Ифань, наклоняясь к лицу побелевшего от страха Пака. – Просто представь, как им было больно, горько и обидно? Когда какой-то мудак берет и трахает тебя без любви и нежности, и тебе больно так, что хочется плакать... Он опирается на парту и тихо шепчет, слегка касаясь губами уха сжавшегося Пака: - Хотя зачем тебе представлять, когда ты сможешь ощутить это на собственном опыте? - Пожалуйста, не надо! – скулит Чанёль, отчаянно дергая связанными руками и не сдерживая подступивших к глазам слез. Ифань округляет глаза и качает головой: - Надо, Чанёль-а, надо. - Он задумчиво крутит в руках пустую бутылку от вина. – И по мне, ты должен быть счастлив, что тебя будут ебать не грязным членом малолетнего урода, а бутылкой из-под хорошего элитного шардоне. – Ифань смеется, обнажая крепкие белоснежные зубы. – Это будет самая дорогая вещь, которая побывает в твоей заднице. Исин отводит глаза. Он ненавидит Пака, но смотреть на него, сломленного, разбитого, со связанными ремнями щиколотками и запястьями, просто невыносимо. Он привык видеть Чанёля сильным. Агрессивным хищником, который никогда не выпускает из своих клыков пойманную жертву. А теперь он, татуированный бугай Пак, лежит со спущенными штанами на парте и плачет от страха и собственной ничтожности. Он, Исин, намного слабее. И потому он может быть следующим. - Карма, Цанле, - почти сочувственно говорит Ифань. – Карма придет за тобой и воздаст тебе за то, что ты сделал другим. Он ухмыляется и проводит горлышком бутылки по бедру Пака. – Я твоя карма, Чанёль. Пак закрывает глаза и давится слезами. Сквозь нарастающий гул в ушах Исин слышит его тихий шепот: - Пожалуйста… Сделайте это быстрее… Пожалуйста! - Я? – абсолютно искренне удивляется Ифань, округляя глаза. – Ты думаешь, что это буду делать я? Он смеется и качает головой. - Нет, Чанёль. Тебя должен наказать кто-то такой же слабый и убогий, как ты. Если это буду я, это будет для тебя слишком почетно. А так ты запомнишь этот урок навсегда. Он останавливается напротив хранящих молчание учеников и задумчиво тянет: - Так кого же мне выбрать? Исин зажмуривается, больше всего на свете боясь встретиться с Ифанем взглядом. Говорят, что глаза – это зеркала души. В его мутных зеркалах Ву без труда увидит, насколько страшно слабому и трусливому Исину. И без сомнений выберет его своей жертвой. - Бэкхён-а, научи друга правилам хорошего тона, - слышит Чжан ленивый голос Ифаня и выдыхает, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди. Он поворачивается к Бёну и видит, что тот становится бледным как полотно. Ифань поймал их в свою ловушку и играет с ними как кошка с мышью. И выбраться не удастся никому. Исин слышит сдавленный всхлип и поворачивается на звук. Стоящий рядом Чунмён тихо плачет, пряча в дрожащих ладонях лицо. Быть может, Ифань пожалеет его, с надеждой думает Исин. Чунмён другой, он не хищник, он ангел во плоти, случайно оказавшийся в этом отвратительном месте. Воздух прорезает отчаянный вопль Чанёля. Исин вздрагивает и зажимает ладонями уши, пытаясь скрыться, спрятаться от того кошмара, который сейчас творится перед его глазами. Ифань улыбается и разводит руки в стороны: - Карма. Она придет за каждым. Он окидывает их всех внимательным взглядом и внезапно смотрит Исину прямо в глаза. И тому почему-то кажется, что эти слова относятся именно к нему. ***** - Это ужасно! – Чунмён вытирает слезы с лица дрожащими руками и тихо всхлипывает. – Сонсэнним, почему он такой жестокий? Исину больно смотреть на то, как мучается Ким. Потому что никто из них не достоин того, чтобы Чунмён сейчас плакал из-за их мучений. Они сами собственными руками превратили эту школу в чертов ад. Глупые грешники, думающие, что им подвластно править царством Сатаны. А потом пришел настоящий дьявол во плоти и воздал каждому за совершенные проступки. Чунмёну здесь не место, думает Исин. Он же такой хрупкий, чистый и красивый. Даже сейчас, в помятой рубашке, с покрасневшими от слез глазами и растрепанными темными волосами. Больше всего на свете Исину хочется прижать его к себе, так крепко, чтобы чувствовать своим телом каждый его вздох. Поцеловать, грубо сминая губы, кусая, оставляя на коже алые метки, показывающие, что ангел его и только его, что никто не может касаться его своими грязными руками… - Исин-а, почему ты схватил меня за руку? – сквозь гул в ушах слышит он удивленный голос Чунмёна. Исин отстраняется и качает головой: - Ничего. Я просто… машинально, прости, задумался… Он не может осквернить Чунмёна. Только не его. - На днях я постараюсь поговорить с Ифань-сонсэннимом, - говорит Чунмён и светло улыбается. – Я уверен, что в глубине души он очень хороший человек. Не ходи, хочет крикнуть Исин. Беги от Ифаня, спасайся, я не хочу, чтобы он сломал и тебя тоже! - Удачи, - слышит он свой тихий голос. – Надеюсь, это поможет. Чунмён машет ему рукой и уходит, напевая какую-то веселую детскую песенку. Исин хочет побежать за ним, остановить, но вместо этого молча сжимает руки в кулаки, не сдерживая сдавленного стона. Он ничтожество. И скоро Ву полакомится и им. ***** - Обижать слабых – это плохо, дорогие мои ученики, - Ифань произносит это, туша окурок о тетрадь Минсока. Тот сдавленно выдыхает и отчаянно дует на тлеющие страницы, стараясь погасить разгорающееся пламя. - Но… учитель, - неожиданно раздается в абсолютной тишине голос Чонина. Это кажется таким странным, что кто осмеливается в чем-то возразить Ифаню, что все в едином порыве вздрагивают и поворачиваются к Ву. - Учитель, вы же сами унижаете тех, кто слабее вас, - шепчет Чонин так, что его можно услышать только, если сильно напрячь слух. – Значит, вы тоже… Он не заканчивает, и в комнате воцаряется мертвая тишина. Исин ожидает, что Ифань подойдет и ударит Чонина, который позволил себе слишком много. Он уже слышит его сдавленные стоны, рваные вздохи и представляет, как стены опять будут забрызганы кровью. Эта картинка настолько яркая и реалистичная, что к горлу подкатывает тошнота. Но Ифань молчит, не двигаясь, и смотрит на Чонина, прищурив холодные темные глаза. Внезапно он расплывается в улыбке и говорит: - А я тоже слабый. Все мы слабые, потому и прячемся от своей ничтожности за напускной жестокостью. Он обводит тяжелым взглядом притихший класс и произносит чеканным голосом: - Но здесь я самый сильный. И я превращу любого в кровавое месиво, если он попытается с этим поспорить. Ответом ему служит лишь тишина. Ифань довольно усмехается и смотрит на них глазами победителя. ***** Дыхание сбивается от быстрого бега, Исин едва держится на ногах, но упорно продолжает бежать. Он заглядывает в пустые классы, петляет по широким коридорам, держась дрожащими руками за холодные стены. В комнате Чунмёна его сосед Чондэ сказал, что не видел его с момента окончания уроков. Исин хватает ртом воздух и практически не держится на ногах от усталости, но упорно продолжает бежать. Он должен найти Чунмёна до того, как тот придет к Ифаню. Кто знает, что этот ублюдок с ним сделает? А ведь Ким такой чудесный, невинный и чистый, такой, что иногда Исину кажется, что под одеждой он прячет белоснежные сияющие крылья. Ифань может его избить. Так, что Чунмён будет плакать от боли, а по светлой мягкой коже будут стекать слезы, смешиваясь с выступившей кровью. Так, что темные глаза наполнятся ужасом и животным страхом. Так, что он будет кричать, пока Ифань будет истязать свою новую жертву. Сами мысли о том, что зверь может сделать ангелу больно, заставляет его практически выть. Сердце сжимает ледяная рука, и дыхание становится хриплым и прерывистым. Внезапно сквозь приоткрытую дверь одной из классных комнат Исин слышит тихие сдавленные стоны. Он вздрагивает и бросается на звук, отчаянно надеясь, что его страхи не оправдались. Подбежав к двери, он замирает, не в силах поверить собственным глазам. Ифань сидит на парте, широко расставив длинные ноги, обтянутые тонкими черными джинсами, и запрокидывает голову от наслаждения. Всегда холодное, неподвижное лицо сейчас искажено гримасой экстаза, а темные глаза затуманены и наполнены похотью. Между ног учителя Исин видит стоящего на коленях Чунмёна. Он обхватывает губами влажный, покрасневший член Ифаня и умело ласкает его ртом, сжимая его у основания изящной ладонью и глядя на Ву снизу вверх полубезумными, полными какого-то рабского обожания глазами. Ифань стискивает зубы и глухо стонет, запуская пальцы в спутанные волосы Чунмёна: - Блядь… Блядь, как же хорошо… Глаза Исина застилает алая пелена. Он наблюдает, как Чунмён с явным наслаждением делает минет Ифаню, и его помутненному сознанию видится, что за спиной Кима ярко переливаются в лучах закатного солнца два ослепительно белых крыла. Чунмён сосет все быстрее, помогая себе рукой, умело лаская стоящий колом член Ифаня, пока тот не вскрикивает и не откидывает голову назад в немом наслаждении, кончая. Белая сперма извергается из члена и попадает на прекрасное лицо Кима и его сияющие крылья. Исину хочется кричать, но звук не идет. С каким-то болезненным отчаянием он наблюдает за тем, как Ифань непривычно ласково гладит Чунмёна по волосам и шепчет, стирая с его щеки липкую сперму: - Хороший мальчик… Исин ненавидит Ву до такой степени, что хочет броситься на него и разодрать его голыми руками на куски. Ему невыносимо больно и плохо от того, что Ифань все-таки добрался до его ангела и превратил его в такое же животное, каким являлся и сам. Похотливое, порочное существо, движимое только первичными инстинктами. Ведь он не был таким, он другой, он чистый и невинный, он единственный, кто оставался человечным! Чунмён поднимает потемневшие глаза на Ифаня, и Исин видит, что те абсолютно спокойны и наполнены нескрываемым удовлетворением. Ким смеется и садится на колени Ву, влажно целуя его в губы. - Я плохой мальчик, учитель. Очень плохой. Они целуются грязно, жарко, так, что в уголке покрасневших губ Чунмёна собирается слюна. Исин больше всего на свете мечтает оказаться как можно дальше от этого места, но ноги будто прирастают к полу, отказываясь подчиняться своему хозяину. Поэтому он, задыхаясь, наблюдает, будто за кадрами кинопленки, как Ифань нетерпеливо расстегивает пуговицы на форменной рубашке Чунмёна, покрывая белоснежную кожу грубыми поцелуями, ставя на ней свои метки, кусая и вылизывая. Чунмён громко стонет, с силой вцепляясь в широкие плечи учителя, закусывая губу в немом наслаждении. Исин хочет быть на месте Ифаня. Снимать одежду с гибкого тела и затем разводить в стороны стройные ноги, целуя мягкую кожу. Нетерпеливо растягивать стонущего Чунмёна, вгоняя в него влажные от слюны пальцы и вылизывая горячим языком выступающий кадык. Рывком входить в порозовевший анус, заставляя Кима испустить сдавленный крик и податься ему навстречу. Но Исин не может ничего сделать. Потому что Чунмён – ангел, Ифань – дьявол во плоти, а он – всего лишь человек. Потому ему остается лишь молча наблюдать и чувствовать, как часть него, та самая, которая верила в то, что еще можно что-то исправить, умирает. Это больше напоминает случку животных, чем секс. Ифань рычит, вдалбливая несопротивляющегося Чунмена в крышку парты, оставляя на худых бедрах отвратительные фиолетовые синяки и с силой кусая влажную от пота кожу. Глаза его ученика наполнены безумным наслаждением, он, как наркоман, ловит кайф от боли, которую ему дарят грубые движения любовника. Изо рта Чунмёна вырываются невнятные сдавленные стоны удовольствия, а в уголке рта все еще виднеются белые капли спермы. - Я сожру вас всех с потрохами… - так сказал им Ифань при первой встрече. Исин со страхом ждал того дня, когда он доберется и до него, надеясь, что это произойдет как можно раньше. Кто же знал, что ему уготована судьба стать десертом? Исин считал себя хищным зверем, способным ранить и пожирать. Исин – всего лишь человек, который задыхается от переполняющего его бессилия. Ангелы делают минет, пачкая спермой белоснежные крылья. Дьявол играет людьми как марионетками, стравливая их между собой. Чжан наблюдает за тем, как Чунмён изгибается в оргазме, прижимая к себе тяжело дышащего Ифаня. Тот ласково целует его в влажный от пота лоб и неожиданно смотрит прямо в глаза Исину. Он ничего не говорит, но Чжан понимает его без слов. Он молча давится своими чувствами и шепчет одними губами: - Приятного аппетита… И протягивает хищнику на серебряном блюде свое разбитое сердце. The End.