Galatea / Галатея

      Он был повержен.       Вокруг него лежали руины тронного зала, уничтоженного им в приступе ярости, теперь остывшей в его сердце. Ему нужно было разнести всё вдребезги. Нельзя сказать, что это помещение до этого было великолепным, будучи игровой площадкой для замковых гоблинов, но теперь стало ещё хуже. Плиты каменного пола были расколоты, выгибаясь вверх, окна выбиты из круглых рам, а свечи разбросаны повсюду хаосом воска и искорёженной латуни.       «У тебя нет власти надо мной».       Он вздрогнул, сильнее запахиваясь в свой плащ. Её здесь не было, чтобы это сказать. Но эхо в его голове останется на долгие годы.       Возможно, дольше.       Новая волна гнева захлестнула его, и он вскочил на ноги, зарычав как зверь, обезумевший от боли. Он схватил один край своего рогатого трона и опрокинул его набок; пурпурная драпировка взметнулась от движения. Трон приземлился с впечатляющим грохотом.       Этого было недостаточно.       — Она была моей! — взревел он. — Она пришла в мой Лабиринт! Я владел ею!       Он понял, что его руки в перчатках дрожат. Он сжал их в кулаки.       — Она была моей, — прохрипел он.       Он хотел, чтобы она осталась. Она хотела сбежать.       Два несовместимых факта.       Он ощущал опустошённость. Словно сгнила сердцевина, оставив его ни с чем. Ни сил. Ни власти.       Ни Сары.       Он завыл, как маленький мальчик, которого лишили развлечения, подняв кулаки к груди. Он упал на колени, почти рыдая, склонив голову к полу. Чувство поражения, доселе неведомое, вскипало внутри как нечто осязаемое, саднило и душило. Всё было не так, как предполагалось. Так ни в коем случае не должно было произойти.       Он потерял её, и это сделало её невообразимо желанной.       Всего лишь ребёнок, прошептала какая-то его часть, но он покачал головой. Нет, не ребёнок. Ребёнок сдался бы на полпути, пожертвовал бы чужой жизнью ради собственных грёз в силу детского эгоизма. Эта... девушка... была чем-то иным. Намёк на зрелость в широко раскрытых глазах, невинная улыбка врезались в память с тенью осознания.       А теперь потеряны навсегда.       Он протянул руки, распластавшись по грубому каменному полу, как будто ища опору в зыбком мире. Почему, почему, почему, почему, почему это случилось с ним...       Он затрясся, хватаясь пальцами за грязь и пыль. Всё, что осталось от его прекрасного королевства. Она уничтожила его как дитя — игрушку, раздирая на части по швам, только чтобы добраться до своего маленького брата. Ему придётся восстановить его: кропотливо залатать зияющие дыры в его нынешнем существовании, и вернуть Лабиринт к жизни.       ...Чтобы собрать воедино разрозненные кусочки, и вдохнуть жизнь в постройку...       Он вскинул голову.       Нет.       Да, но он может. Это возможно. Он полностью управляет этим миром, и способен на всё, о чём только может мечтать.       Гнусная идея.       Это лучше, чем быть одному.       Он сидел там словно бы уже часы, слушая звук собственного надсадного дыхания и обдумывая другие пути. К варианту, который содержал бы ту же дразнящую притягательность, однако без вопиющих... моральных препятствий.       И ни одного не нашлось. ________________________________________       Несколько дней спустя, когда всё снова стало самим собой, когда луна и солнце были найдены и установлены на свои места, и не было больше никакой путаницы с различением воздуха и твёрдой почвы, обитатели Лабиринта получили приказ от своего короля. Не было ни объявления, ни уведомления, и всё же весть о его воле крадучись расползлась по всему королевству, шепча и давая знать о себе каждому созданию в пределах — и за пределами — стен. Король гоблинов хотел, чтобы каждый след, оставленный Сарой Уильямс, был незамедлительно доставлен к нему.       В течение нескольких часов перед замком выстроилась очередь.       Хобгоблины принесли помаду, которой пользовалась девушка, чтобы отмечать свой путь; их ладони всё ещё были немного красноватыми от соскабливания алого состава в маленькие горшочки. Старьёвщица притащила персик, от которого Сара откусила, а затем выкинула. Огневики — пряди её длинных волос, зацепившиеся за древесные ветви, когда она удирала от их веселья. Фея, укусившая её за воротами, и та услужливо отхаркнула кровь смертной девушки на ломтик белого хлеба в обмен на крошку. А потом ещё более слабые следы, вручённые эфирными существами, которые были их свидетелями. В пальцах Рук-помощников осталось ощущение её учащённого пульса — ритм её страха. Танцоры всё ещё хранили в своих глазах её удивлённый взгляд, отпечаток обожания на её чуть приоткрытых губах. В ублиете были слёзы, а с ними вкус её отчаяния.       И так далее, и так далее, вплоть до камней, отдавших звуки её шагов. Когда последняя крупица из того, что можно было собрать, была вложена в руки короля, он взял всё это в самую верхнюю комнату самой высокой башни и заперся там внутри.       И приступил к работе.       Он начал плести основу своего прекрасного творения, формируя его из пыли и оставшихся вздохов. Он задействовал всё, что ему дали. Он использовал все частицы с известной одному ему целью, пока все они не подошли друг к другу, как кусочки одной головоломки, доведя всё до безупречного конца. След от её зубов, укус. Дыхание меж губ, сердцебиение. Мягкость волос, падавших на бледную щёку. Её смех. Её голос. Её скорбь. Её радость.       Он ни разу не вышел из комнаты. Он не ел, не спал, не делал перерыв на отдых от работы. В этой верхней комнате всегда горел свет, на протяжении долгих ночей и ещё более долгих дней. Те, кто жил в городе, видели по ночам, как одно окно горело ярче любой звезды в небе, и перешёптывались между собой. Им было любопытно, что за безумие охватило их короля, в какую мечту он целится химерической стрелой. И от кого останется одно мокрое место, если он промахнётся.       Ему было всё равно. Он был слишком занят гобеленом, который ткал из воспоминаний и тоски, из тепла, которое он вызывал из самого воздуха, чтобы удовлетворить своё стремление. Он ваял с бесконечной осторожностью, его пальцы ощупывали каждую деталь с резкой, острой памятью.       Он был художником.       Нет, он был проклятым безумцем.       Никакой разницы. ________________________________________       И вот, готово.       Он вздохнул, прислонившись к подоконнику, и потёр глаза руками в перчатках. Как же он устал. Но если это сработает, то оно того стоило. Он окинул критическим взглядом модель, которая стояла посередине комнаты. Коротко кивнув, он пересёк помещение в несколько шагов. Немного наклонившись, мягко поцеловал её, вдыхая жизнь через рот, как в своё новое дитя.       Сара открыла глаза.       Он положил одну руку в перчатке на её щёку, большим пальцем коснувшись её уст.       — Не бойся, — сказал он тихо. — Я не причиню тебе вреда.       Она взглянула на него большими зелёными глазами. В душе он был поражён своей работой. Подобие было совершенным. От оттенка кожи до нежного биения пульса у основания горла, она была безупречной копией Сары, которая ворвалась в его Лабиринт всего за несколько дней до этого. И она была мягкой, тёплой и живой. Даже через кожу перчатки он чувствовал её тепло.       — Ты помнишь меня? — тихо спросил он.       Сара продолжала серьёзно на него смотреть.       — Да.       — Ты знаешь, где находишься?       Она огляделась.       — Наверное. Мы в замке?       — Да, — улыбнулся он.       — Я не... — Она нахмурилась, слегка озадаченная. — Я не помню, как попала сюда.       — Скажи мне, что ты помнишь.       — Я... всё, пожалуй, до того, как... — Она нахмурилась сильнее. — Я стояла на краю, а Тоби был намного ниже меня, и, помню, я подумала... Помню, задала себе вопрос, должна ли я... — Она покачала головой. Задумалась на мгновение, а затем отмахнулась, пожав хрупкими плечами. — Это не важно.       — Нет.       Он положил другую руку на её лицо (поставь их плечом к плечу — и не различишь, кто из них кто) и приподнял его.       — Нет, — выдохнул он, наклонившись вперёд, — не важно.       И снова поцеловал её.       Сперва она замерла под его прикосновением. Поцелуй застал её врасплох, и мгновение она осознавала его, прежде чем позволить себе открыть рот, расслабить губы, отвечая ему. Но через время, ушедшее на пробу, на ощущение, она прижалась к нему всем телом, заставив его издать хриплый вздох. Она усилила напор, пустив в ход зубы, и издала тихий, эротичный звук, показывая, что хочет большего. Он отшатнулся в недоумении.       Что-то было не так.       Он не был уверен, что ожидал от этого второго поцелуя. Он победил бы с триумфом — ну, с толикой слабости, пожалуй. Может быть, хотел проверить, как искусно он сумел преобразовать исходные обрывки её сущности, чтобы облечь в форму своё желание. В этом отношении он, несомненно, добился успеха. Это был ответ не юной девушки. Но это и не было реакцией Сары, которая отвергала его на каждом шагу.       — Что ты такое? — спросил он настойчиво.       Она облизнула губы. И улыбнулась, засмеялась, откинув волосы за спину.       — Я буду Королевой Гоблинов! — восторженно воскликнула она, словно это был чудесный секрет. — Буду ведь? — кокетливо спросила она. — Я думала, что это то, чего ты иногда хотел...        Она потянулась, в потемневших глазах понимание, что он смотрит на её выгнутое дугой тело, на туго обтянутую блузкой грудь.       — И я буду обладать магией, и мне никогда не придётся заботиться снова о моём брате, — сказала она удовлетворённо. — Прямо как в моих мечтах. Прямо как ты обещал.       Холодный ужас разлился по его нутру.       Всё было не так, медленно понял он. Ему не удалось — нет, не так. Ему слишком хорошо удалось. Собрав все следы Сары, какие только отыскались, он заодно подобрал то, с чем она сознательно рассталась, когда путешествовала через Лабиринт: свой эгоизм, свою алчность — всё, что он поначалу увидел в ней, всё, что заставило его так уверовать в то, что она никогда его не одолеет. И даже больше. При сборе всех этих осколков её он по недосмотру невольно забыл исключить из тех частиц ощущения и осознания, которые заставили её потерять те нежелательные черты. Пока подделка говорила, ему слышались отголоски собственного голоса.       «Твои глаза могут быть так жестоки...»       «Так много проблем из-за такого крошки, но ненадолго... Она скоро забудет о тебе, мой малыш...»       Его собственное искажённое видение её личности, зашоренное из-за высокомерия и самонадеянности. До момента её последнего выбора и шести простых слов, разрушивших его мир, и тогда он узрел, как правда отражается в обломках расколотого зеркала. Это подобие — она была из тех девушек, которые приняли бы всё, что бы он ни предложил.       Она не была Сарой, которую он вожделел.       Пока он молчал, подобие подкралось вперёд, в глазах её засветился интерес, пока она подходила ближе и ближе. Она нерешительно протянула руку, положив её ему на грудь. Он чувствовал жар этой маленькой ладони сквозь свою льняную рубашку. Глядя ему в глаза, не-Сара перемещалась, пока её тело не оказалось близко настолько, что хватило бы одного вдоха, чтобы они соединились. Её рука заскользила вверх, пока не смогла накрутить на пальцы прядки его золотистых волос. Она требовательно привлекла его голову к себе, потянувшись вверх за ещё одним поцелуем.       — Ты не то, что я хочу, — прошептал он ей в губы.       Она помедлила, а затем улыбнулась.       — Я то, что у тебя есть.       Он не мог отрицать. ________________________________________       Она хотела свадьбу.       Он позволил ей спланировать всё самолично.       Она хотела, чтобы он велел прислуживать всему королевству — гоблинам, феям, людям, монстрам — чтобы засвидетельствовать её торжество над Королём гоблинов.       Он сделал, как она просила.       Она хотела приглашения с вытисненными золотом словами на кремовой бумаге. Она хотела последующий пир. Она хотела, чтобы там был белый торт с розовыми розами и её именем жёлтой глазурью. Она хотела надеть маску из кости, потому что видела такую на ком-то в пузырьке грёзы, и это было здорово, и она хотела такую. Она хотела платье из шёлка, и хотела, чтобы гоблины несли её шлейф. Она хотела, хотела, хотела.       Какая-то часть его спрашивала, не должен ли он остановить её. Не должен ли попытаться ограничить, обуздать её испорченную натуру. Но он знал, что это бесполезно. Она была тем, чем была, и такой, какой он её сделал. Она не поддавалась изменению.       А иногда оно того стоило, просто чтобы увидеть её улыбающейся и смеющейся, когда она добивалась своего. И тогда он мог притвориться, что это его Сара. А иногда — лишь на мгновение, на долю секунды — мог поверить.       Потом она захотела получить свою мать.       Тут Джарет решительно воспротивился. Нельзя же было утащить Линду Уильямс, обездвижить и связать, как индейку для жарки, и спустить в Подземье. Он заявил, что не может похищать взрослых без их желания. Он заявил, что это нарушает все правила. Он клялся, что такое просто не может быть совершено.       Но он лгал. Правда была в том, что он отрёкся от мысли забрать Линду у реальной Сары, отчуждённая она или нет, и не побоится детской истерики, лишь бы не причинять такую боль.       Истерику он и получит. Его творение расшвыряет вещи, будет кричать, будет топать ножками, будет бить кулачками по камням. Это случалось довольно часто — слишком часто. И предметом её гнева всегда был он, и она всегда будет успешно выматывать его своей яростью, пока он в конечном итоге не рявкнет в ответ.       И всякий раз, когда происходили эти стычки, когда вопли становились такими громкими, что пугали замковых гоблинов, завершались они всегда одинаково. Он ловил себя на том, что целует её только, чтобы она затихла, чтобы заставить её замолчать, и она будет биться в его объятиях, в то же время впиваясь пальцами в его плечи, чтобы притянуть его ближе. Он толкнёт её на пол, удерживая её руки над головой, чтобы она не могла поцарапать его, и прильнёт своим открытым ртом к её плечу, чтобы запечатлеть горячие, влажные, ожесточённые поцелуи, от которых останется отпечаток зубов. И его худощавая рука заскользит вниз по её боку, чтобы рвануть молнию её джинсов, а затем разорвать на ней рубашку, отчаянно пытаясь забыться в запахе и мягкости её юного тела. И она заставит его наклонить голову, сжав пальцы в гуще его волос, выгнет спину, когда он припадёт ртом к её маленькой груди, дразняще трогая изгибы и выпуклости, от чего она тяжело задышит.       И когда он стянет с неё джинсы и белое хлопчатобумажное бельё вместе с ними, он будет думать, что, по крайней мере, у него есть это. По крайней мере, есть вероятность. Потому что с Сарой, возможно, было бы так же. Может быть, как и это создание, она бы тихо застонала, когда он проведёт языком по её горлу, ощущая вкус её солоноватого пота. Возможно, она издавала бы такие же сдавленные вздохи, когда его пальцы скользнут на низ её живота, вдавливаясь внутрь её, заставляя её спину изогнуться, а ноги задрожать от желания большего, молить о нём. И когда он расстегнёт свои бриджи, он сможет лишь задать себе вопрос, будет ли с Сарой точно так же, исторгнет ли она тот же тихий грудной стон, когда он войдёт в неё, обовьёт ли она игриво ноги вокруг его талии, принуждая его проникнуть глубже, неистово откинув голову назад, уронив волосы на рот и на глаза, когда он ляжет на неё всем телом, содрогнётся под ним, вскрикнет и, наконец, закричит от облегчения.       И оседлает ли она его так, как эта, неудовлетворённая, несмотря на всё, толкнув его на спину, прижимаясь маленькими ладонями к его груди, как бы стараясь вобрать его всего в себя, согнув пальцы и вонзая ногти в его кожу. Будет ли её тело двигаться на нём так же, чуть вскидывая бёдра с ощущением, что она контролирует глубину, на которую он входит в неё. Будет ли она реагировать таким же образом, когда он дотянется и обхватит ладонями её полуоформившиеся груди, чтобы нежно помять соски большими пальцами, а затем сильнее: встряхнёт ли она головой, разожмёт губы и хныкнет, будто ей больно. Затрепещет ли её живот, когда он скользнёт рукой под её бедро, умело касаясь там, где она хотела, так, чтобы она достигла пика (как и он вслед за ней), всхлипывая, обрушиваясь на него сверху, как сломанная кукла.       И он будет держать её, чересчур тёплую и часто дышащую, в плотном кольце своих рук. И задавать себе этот вопрос. ________________________________________       Саре снились кошмары.       Они начались примерно через неделю после того, как она вернулась домой из Лабиринта. В общем и целом жизнь стала идеальной. Ну, может быть, и не идеальной, но лучше — например, она перестала ввязываться в склоки с Карен, и заставила папу сесть и поговорить с ней о... много о чём. И написала своей матери письмо. И Тоби, конечно, был радостью. В большинстве случаев этот неисправимо капризный малыш был радостью в стиле «заноза в заднице», но... теперь он даже больше был её ребёнком, чем его родителей. Она была счастлива.       Так что не было никакого здравого объяснения тому, как она заработала эти бросающие в пот, учащающие сердцебиение кошмары, от которых она вскакивала на постели, просыпаясь с застрявшим в горле готовящимся криком. Не было никакого здравого объяснения, что ночь за ночью она встречала, вжимаясь в подушки, тяжело дыша, почти задыхаясь от страха.       В своих снах она бежала по Лабиринту.       Она бродила по длинным, извилистым коридорам без всякой цели, в сопровождении только звука своих кроссовок, стучащих по камням, и собственного прерывистого дыхания, когда начинала бежать, всё быстрее и быстрее. Она ощупывала стену для равновесия, обдирая ладони о грубую поверхность, а когда просыпалась, её руки продолжали саднить. Она кричала и звала своих друзей, тех, кого должна была встретить, хоть кого-нибудь, а утром в горле першило и жгло. Она пробовала снотворное, горячее молоко, даже пару языческих амулетов, про которые узнала из библиотечных книг. Ничего не помогало, и каждую ночь она возвращалась в Лабиринт.       И когда она слишком уставала, чтобы бежать, когда прислонялась спиной к стене и скатывалась по ней на пятую точку, вытянув вперёд ноги, вот тогда камни начинали шептать.       «Король гоблинов хочет тебя, — тихо скрежетали они вокруг неё. — Он требует твою сущность. Он ищет каждую твою частицу. Дай их нам. Дай их нам».       И она крепко обнимала себя за плечи и молилась, чтобы дневной свет спас её. ________________________________________       Настал день свадьбы.       Празднество длилось три дня, что было одним из требований невесты. На улицах города пировали и веселились, как она и приказывала. Были жонглеры и глотатели огня, на каждом углу сказочники слагали волшебные истории группкам гоблинят с широко раскрытыми глазами. Огневики устроили представление на ступенях замка. Маскарад длился две ночи подряд, танцоры в шелках и драгоценностях соперничали своим блеском с искрящимся ночным небом.       А она смотрела на всё это большими радостными глазами, сидя сбоку от него. Она распорядилась изготовить к торжественному дню пару тронов, и всё было исполнено в срок. Два близнеца, одинаковые по замыслу вплоть до завитушки. Единственное их различие заключалось в том, что его трон был из золочёного дерева, её — из посеребрённого. Его сверкающее солнце у её бледной, холодной луны.       И вот, наконец, пролетел третий день и незаметно перешёл в третью ночь. И приглашения, которые были разосланы за несколько дней до этого, были принесены в руках, затянутых в перчатки, и в скрюченных пальцах (а также во рту, если руки были слишком коротки) к замковым воротам, и предъявлены в виде билета в роскошь внутри.       Ибо там было роскошно.       Пришлось открыть и проветрить одну из редко используемых комнат замка, парадную залу с белыми мраморными полами и колоннами, которые поддерживали потолок, разрисованный застывшими галактиками. Как только гости налетели на праздничный ужин из пудинга, фазаньего жаркого и других необычных деликатесов, солнца взорвались, а планеты с грохотом раскололись, и замерли во времени над головами присутствующих.       Да и сама зала была украшена в соответствии с её пожеланиями. Отрезы кисеи почти скрывали стены от взора, и знамёна из золотой парчи с насыщенной синью спускались на пол с самого верхнего яруса. В их мягкие складки были вшиты кусочки зеркал, так что глаз ошеломлённого зрителя ловил их блеск всюду, куда бы ни повернулся. Масляные лампы ярко горели в каждом углу и закоулке, превращая залу в настоящий колодец света.       Джарет готовился в своих покоях. Высокие зеркала на его стене отражали бесстрастного, холодного мужчину, которого он узнавал сквозь процесс уничтожения своего «я», ведь он был тут один. Но всё ещё оставалось что-то вроде удивления.       Он смотрел на зазеркальных незнакомцев, каждый из которых располагался в чуть отличном от него самого ракурсе. Почему он позволяет этому происходить?       Потому что он не особенно заботился о том, чтобы всё остановить.       Он улыбнулся своим мыслям. А потом, поддавшись неожиданной прихоти, наколдовал в руке кристалл. Тот мягко скользнул по его пальцам в перчатке успокаивающей и знакомой тяжестью. Озорства ради Джарет вызвал и второй в другой руке, а затем позволил им обоим игриво затанцевать, догоняя друг друга на ладони. Его улыбка слетела на мгновение, но затем в его глазах вспыхнул новый огонёк. Да, почему бы не позволить себе это. В последний раз.       Он сосредоточился.       Сара Уильямс — настоящая Сара, та, что украла его сердце — бежала, задыхаясь. Её волосы летели за ней, лицо пылало, и сбивчивость её шагов говорила о глубокой усталости.       И она была в его Лабиринте.       Он издал резкий изумлённый вдох, и его пальцы сильнее вцепились в стеклянные поверхности.       — Нет, — прошептал он. — Невозможно.       Сара в сферах запнулась, останавливаясь, полусогнулась и уперлась руками в колени, задыхаясь от напряжения и опустив голову. Затем выпрямилась.       — Хоггл! — закричала она, оглядываясь, и на ходу продолжила описывать взглядом круги. — Хоггл, ты меня слышишь? Людо? Дидимус? Кто-нибудь?       Он пристально всматривался в шарики, неимоверно озадаченный. Что происходит? Что она здесь делает?       И тогда она сжала рот, стиснула кулаки, и её лицо приобрело выражение упрямой решительности, которое он очень хорошо помнил. Её руки вытянулись по бокам, она глянула вверх, как будто ожидая нисхождения какого-то вмешательства с небес.       — Джарет! — завопила она.       Кристаллы лопнули. ________________________________________       Кошмар изменился.       Как только она выкрикнула имя Короля гоблинов, всё стало иначе. Туман, который до этого с трудом позволял ей ориентироваться, рассеялся как по волшебству. Сара увидела раскинувшийся впереди лабиринт, и горизонт чётко обозначился на фоне ночного неба. И когда она пошла вперёд, коридоры сместились, перетекая в новые формы, несомненно, ведя её в замок вдали.       Она помедлила одно мгновение.       А потом возобновила бег. ________________________________________       Гости терпеливо ждали в парадной зале, их тяжёлые юбки и тёмные костюмы блестели собственным слабым глянцем в мягком, зыбком свете. Головы с причёсками в виде изящных локонов и сложных кос поворачивались друг к другу или склонялись к хрупким бокалам в руках, которые наполняла искрящаяся, светлая жидкость, или же оттенка расплавленного рубина, или напиток, пылающий ярко-синим кобальтом. И шептались, шептались, шептались, пока любопытство не переполнило комнату.       Вот они вышли, и толпа замерла, тишина волнами прокатилась от места их появления.       Верхнюю часть комнаты окружали антресоли, открытые так, чтобы видеть свысока сверкающее великолепие внизу. Они прошли часть, появляясь и исчезая между украшенных колонн, минуя их. Вместе они достигли вершины колоссальной лестницы, которая спускалась на пол, и вся толпа ахнула, как один.       Они оба были одеты в белое. Он был облачён в мягкую замшу с белой по белому вышивкой, короткий плащ из пуховых перьев на плечах, с которым почти смешивались его льдисто-светлые волосы. Единственным разнообразием были ботинки из блестящей чёрной кожи и тёмные перчатки. Глаза прикрывала небольшая маска. Она — в платье из шёлка-сырца, облегавшем её молодое, совершенное тело, формующимся как вторая плоть при каждом движении. Волосы оставлены распущенными и прямыми, и ниспадали по плечам тёмной завесой. Маска её была жуткой. Фронтальная кость прикрывала лицо ото лба до кончика носа, удлинённые части нависали над её бледными щеками. Видны были только угрюмо искривлённый рот да глаза — холодные. Жестокие.       И они начали спускаться. ________________________________________       Сара была в замке. Провалиться ей на месте, если она помнила, как именно она оказалась там, или даже проникла внутрь, но это, пожалуй, не имело значения. Бока жгло, и каждый вздох горячо пронзал лёгкие, но она продолжала бежать. Она проходила через двери, которые вели в странные комнаты, и влезала в окна, которые открывались в новые комнаты, и бежала, бежала, бежала. Что-то направляло её, двигало ею, и ей нужно было выяснить, что это было, до того, как кончится ночь или она рухнет без сил — в зависимости от того, что наступит раньше.       Но что бы ни случилось, она найдет Джарета, Короля гоблинов, и треснет его. ________________________________________       Толпа расступилась, едва их ноги коснулись пола, ткань тяжело зашуршала, когда все посторонились для Его Величества и его девочки-невесты. Глаза следили из-под нависших век, когда они проходили, и каждый отметил, как хорошо они смотрелись вместе.       Они шли по холодному мрамору к возвышению, её рука властно опиралась на его локоть. Слуга, одетый в ярко-бордовую ливрею, поспешил подставить несколько временных ступенек к подножию, и проворно поднял на них не-Сару, чтобы она могла взойти. Король отказался от какой-либо помощи, но к этому было не привыкать. Он присоединился к девушке в несколько сильных, энергичных шагов, и все заметили, как она улыбнулась сама себе, изогнув губы от удовольствия обладания им. В толпе некоторые щёки немного покраснели в память о том, когда такая гордость была у их владельцев.       Они сели рядом на парные троны, и по сдержанному повороту руки юного создания церемония началась.       Незаметно от зрителей, темноволосая девушка чуть повернула голову к своему возлюбленному и прошептала, едва шевеля губами:       — Что с твоими перчатками?       Постановка вопроса была грубой и колючей, и резанула его руки почти как острые осколки кристаллов.       — Ничего, — солгал он, глядя прямо перед собой. — Я думал...       Он практически неуловимо пожал плечами.       — Это уже не имеет значения. ________________________________________       Теперь она рыскала по проходам, которые отличались от всего, что она когда-либо видела в замке, по элегантным и красивым коридорам, что сплавлялись из ровных углов и гладких мраморных полов, по которым скользили кроссовки.       Сара бродила мимо гобеленов и масляных картин, среди статуй и больших декорированных дверей, что манили зайти — в буквальном смысле, так как многие из дверных колотушек были машущими руками. Она уклонялась, бесцельно ища, пока наконец не заслышала звуки музыки и смеха, и пошла на них.       И вот она нашла источник, ввалившись в открытый полуэтаж, который смотрел вниз на огромную комнату. Обхватив колонны по обе стороны от себя, Сара наклонилась, чтобы рассмотреть дивный бальный зал, задрапированный тканями кремовых, золотых и полночно-тёмных цветов, мерцающих на свету. Сотни голов внизу, белокурых и темноволосых, вороново-чёрных и тёмно-рыжих, беседовали друг с другом, не подозревая, что сверху следят за каждым их жестом. Она улыбнулась, блуждая взглядом по живой, колышущейся массе, и отыскала — там.       Там был Джарет, сидящий на троне на круглом возвышении, окружённый своими подданными. Сара узнала бы его где угодно; хотя она находилась очень высоко, но всё же с трудом смогла различить чёткий, аристократический профиль, который выдавал Его Величество с головой. А девушка рядом с ним...       Даже когда она запоздало захлопнула обеими руками себе рот, Сара не сумела заглушить свой крик неподдельного ужаса. ________________________________________       Звук раскатился эхом по всей комнате.       Джарет первым оказался на ногах. Бездумно он вскинул руку в направлении Сары, чтобы остановить её, чтобы защитить её, чтобы оттолкнуть её... Разительная бледность плоти пальцев на фоне разорванной кожи перчатки. И всё, о чём он мог думать, было: «О, небо, нет, только не это, пожалуйста, не дай ей увидеть!»       Тут заметили и остальные — челядь и народ королевства. Их красивые головы завертелись, ища причину стресса Его Величества. И когда нашли — все до единого в конечном счёте — наступила минута полной тишины. Пробежала секунда-другая, в течение которых рты были разинуты в шоке и смятении, а глаза выпучены в ужасе, — никто не шелохнулся. А потом разразилась свистопляска.       Все начали кричать, орать, вопить друг другу, когда догадались, что их король совершил нечто запретное, невозможное, что он женится на вещи из магии и пыли, и, боги милостивые, если он способен создать такую правдоподобную иллюзию, такую аппетитную жизнь, то что он мог сделать им, о, они знали, что он мог им сделать, он мог растерзать их на кусочки, вывернуть наизнанку в мгновение ока и так далее, и им нужно убираться от него подальше, подальше, подальше. Они спотыкались друг об друга в спешке, выплёскивая из забытых фужеров волшебный ликёр, отшвыривая в сторону блюда с едой и разрывая шикарные занавески, раздирая их прямо посередине в стремлении добраться до дверей. А гоблинята растерянно ревели, а родители пытались найти их и вытащить из бурлящей, клокочущей толпы, а руки оттаптывали, а лица царапали, и даже сломали пару костей. Иными словами —       Совершенно адский хаос.       В центре всего этого, ограждённое эпицентром бури, неподвижно сидело подобие на своём троне серебрёного дерева. Но вот, в какой-то момент шевельнулось — потянулось поднять маску кости с лица, сдвинув её на глаза и назад на волосы, со стуком роняя её на помост. И в болезненном очаровании Джарет наблюдал, как обе Сары смотрят на себя.       В конце концов безмолвие затопило зал, когда все остальные существа ушли, оставив лишь их троих. И его творение обратило на него пытливый взор и тихо спросило:       — Кто она?       Ему нечего было ответить.       Джарет провёл рукой по лицу, позволяя себе миг слабости — нет, признавая слабость, которая правила его жизнью две прошлые недели. Теперь было слишком поздно, чтобы вернуть их назад.       ...Если не считать, что их не было, конечно.       Он крутанулся на каблуках, бросая взгляд на девушку над своей головой.       — Сара, — позвал он. — Спустись.       Глаза девушки расширились, и он знал, что она ничего не хотела меньше, чем подойти ближе.       — Сара, — сказал он снова, и на этот раз вложил в голос неоспоримый тон приказа. — Живо.       Медленно, чуть подрагивая тонкими плечами, она начала путь к величественной лестнице и вниз к королю.       Он вздохнул и посмотрел в лицо своему созданию, которое теперь стояло. Подделка по-детски топнула ногой, заставив заколыхаться своё шёлковое платье.       — Я Сара! — воскликнула она упрямо.       Он поймал её за плечи, чтобы повернуть лицом к себе.       — Нет, — ответил он с бесконечной нежностью и острой грустью и усталостью, которая пронизывала его до мозга костей, — ты не она.       Он начал отменять всё, что натворил, распутывать хитросплетения своего безумия. Она стала кричать, извиваться в его руках и вырываться на свободу. Она навзрыд умоляла его отпустить её, он причиняет ей боль, он такой плохой, она хочет к папе, она хочет к маме, пожалуйста, пожалуйста, прекрати!       Она взглянула на него; волосы спутались в тёмное облако, зелёные глаза увлажнились от слёз.       — Это нечестно, — несчастно вымолвила она. — Ты был моим.       Джарет уставился на неё. И расхохотался.       — Спасибо, — сказал он мягко. — Наконец-то до меня дошло.       — Но…       — Тише, — успокоил он. Он превратил её в паутину и звёздный свет, и её унесло прочь.       Он оглянулся через плечо и увидел, как примёрзшая к месту Сара изумлённо на это таращится. Она, по-видимому, пробиралась через разгромленные остатки пира всё это время и остановилась только за несколько футов поодаль. Она держала руки перед собой в бессознательно оборонительной позиции. Глаза слегка остекленели от потрясения.       — Что это было? — прошептала она.       Он повернулся к ней, ощущая, как слабая боль ложится, словно вуаль, на его лицо.       — Ты не захочешь это знать.       Джарет стряхнул с плеч перистый плащ, позволяя ему упасть и смяться пушистой грудой. Он рассеянно стянул с рук погубленные перчатки и кинул их на кучу. Бросил взгляд на Сару из-под бледного золота волос.       — Тебя больше не затянет в это место, — пообещал он негромко. — Я только хотел извиниться. Мне... Мне очень жаль.       — Ладно, — сказала она чуточку сорвавшимся голосом.       — Ты можешь уйти, когда захочешь.       Она нервно сглотнула.       —Это тебе не раз плюнуть.       — Да? — Он с отсутствующим видом упал обратно в свой трон. — Почему нет?       Она облизала губы, выглядя так, будто желает бежать без оглядки.       — Не знаю. Но я не могу просто сказать «проснись» — и вуаля.       Он печально взглянул на неё.       — Могу ли я как-то помочь?       — Нет, я так не думаю. — А потом она выпалила: — Я думала, ты будешь злиться. Разве ты не ненавидишь меня?       — Нет. — Он подумал о ночах, что провёл, складывая её следы в живую мозаику. — Не ненавижу.       — Хорошо. — Сара перевела сбивчивое дыхание, глядя на обломки кругом. Она кивнула в сторону помоста. — Можно, я сяду?       Он замялся.       Но только на мгновение.       — Конечно.       Потом Джарет проследил, как она ногой подтолкнула временную лестницу обратно к подножию сооружения, опасливо вскарабкалась и села в серебрёную пару его собственного трона. Мгновение девушка смотрела вперёд, а затем вытянула шею, чтобы взглянуть на него.       — Наверное, мне всё ещё следует бояться тебя, если это не сон, — задумчиво сказала она.       — Не лишено смысла.       — М-м-м. — Она подтянула ноги к груди, откинувшись назад. — Прости, что испортила твою вечеринку.       — Не стоит.       Она пожала плечами.       — Ну и ладно. — А потом одарила его строгим взглядом. — Знаешь, пять минут назад я по-настоящему вышла из себя. А теперь не могу вспомнить, почему.       — Возможно, потому, что для тебя это сон — сны трудно удержать.       — Да. — Сара нахмурилась. — Я помню, здесь была девушка, и... и я думаю...       — Что? — тихо спросил он.       Она покачала головой.       — Нет, никак не вспомню.       — Пожалуй, оно и к лучшему.       Сара пришла в недоумение.       — Ну, нет, — дерзко возразила она. — Я не считаю, что счастье в неведении.       — Это потому, что ты ещё слишком молода. — Джарет опустил веки от горечи, вспомнив это. — Ты всего лишь маленькая девочка.       — Вовсе нет! Мне пятнадцать!       — Ты ребёнок.       Длинные ноги, обвитые вокруг него, её тело (но не её) движется под ним.       — Что бы другие ни делали из тебя.       Он почувствовал, как его задела её рука. Резко распахнув глаза, он обнаружил, что девушка перегнулась через расстояние между ними, чтобы приблизить к нему лицо.       — Я, — твёрдо сказала она, — не маленькая девочка. Я победила тебя. И могу сделать это снова.       Он моргнул.       — Что ж. Аргумент принят.       Довольная Сара коротко кивнула. Но не отодвинулась.       — Ты выглядишь иначе, — выдала она после паузы.       — Я не слишком много спал.       — Пожалуй, можно и так сказать. Но это не то. — Она склонила голову набок, обдумывая. — Ты не такой, гм, страшный.       — А-а. — Он поразмыслил над этим. Что оказалось труднее, чем это должно было быть. Ему хотелось, чтобы она снова села на своё кресло. — Это хорошо?       — Не знаю.       Она изучала его лицо.       — Знаешь, — вдруг сказала она, — я в курсе, парни — то есть, ну, мужчины — не должны быть красивыми. Но ты такой. Ты самый красивый из всех, кого я только видела.       — Как и ты, — ответил он просто.       Сара немного покраснела и встряхнула волосами, чтобы скрыть румянец.       — Нет, я не такая, — произнесла она смущённо.       Он знал, что должен махнуть на это рукой. Но не мог. Не с ней. Не так.       — Сара, — проговорил он скрипучим от сдерживаемых эмоций голосом. — Прошу, поверь мне.       Её глаза сфокусировались на нём. Её губы приоткрылись, как будто она собралась что-то произнести, но потом снова сжались. Она отпрянула и пристально посмотрела на него, закусив нижнюю губу.       — Ты правда так считаешь? — спросила она слабым голосом.       — Да. Считаю.       Она встала с места и обошла трон. Ещё минуту глядела на него, сидящего совершенно неподвижно, заинтересованного, для чего она поднялась. Внезапно она склонилась, как пикирующая птица — и поцеловала его.       Джарет застыл от этого мягкого слияния ртов. Не дрогнул ни мускулом.       Сара почти сразу дёрнулась назад, теперь её лицо стало пунцовым. Она чуть не упала, рухнув на колени сбоку от трона. Прижала стиснутые кулаки к своим горящим щекам.       — Извини, — прошептала она стыдливо. — Мне просто захотелось это сделать.       Он тронул пальцем свои губы.       — Я очень, очень сожалею. — Она вскочила на ноги, неистово взмахнув волосами, стараясь обрести равновесие. — Вот чёрт, даже если это сон, я не должна была этого делать, ты же наверняка просто вне себя, и я очень извиняюсь, пойду, найду тёмный угол, спрячусь там и, клянусь, не потревожу тебя…       — Сара.       Она запнулась на полушаге к бегству.       — Иди сюда.       Она чуть-чуть придвинулась к нему. Он наклонился вперёд, положив локти на бёдра, и указал — вон там. Она встала, где он попросил и, когда он адресовал ей ещё один строгий взгляд, уселась в позе лотоса у его ног.       — Сара, — непринуждённо начал он. — Я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение.       Он протянул руку и слегка — словно боясь напугать её, — принялся отводить назад пряди волос, упавших на её лицо.       — Какое?       — Я хочу, чтобы ты вернулась в свой мир. И хочу, чтобы ты забыла обо мне.       Её глаза расширились.       — А после, — продолжал он дружеским тоном, — ты продолжишь расти и хорошеть в окружении своих грёз — и знаешь, что будет потом?       Сара покачала головой.       — Ты найдёшь меня. — Он усмехнулся. — Во всяком случае, надеюсь, что ты это сделаешь.       Он наклонился ещё вперёд, и, поддев её за подбородок, поцеловал. Это было нежно, почти целомудренно, без тёмной, требовательной страсти в глубине. Но это был взрослый поцелуй, неторопливый и полноценный, заключающий в себе подлинную значимость его отношения. Он знал, что всю оставшуюся жизнь Сара будет целовать других парней, других мужчин, и сравнивать их с этим — и они не выдержат конкуренции. После этого краткого, жгучего прикосновения он отстранился. Сара медленно улыбнулась ему.       И проснулась.