Wo bist du?

"Ich liebe dich nicht mehr" Ты охладел ко мне, я же не сошёл с ума, мне же это не кажется. Это же действительно так. Страшно спросить тебя об этом. Твои появления в моём доме стали реже. Это такое мучение. Так больно в этом уголке сердца, который отвечает за те чувства, что мозг обычно не в состоянии контролировать. А вот это мне, наверное, уже кажется, - я стал меньше улыбаться. Подойдя к зеркалу, я теперь вижу небольшую щетину, которая скоро скроет мои годами сделанные морщины около губ. Губ, что раньше так часто касались твои мягкие и такие сладкие, такие любимые, такие желанные. Как же мне больно вот здесь, между рёбер. Ничто не трогает моё сердце теперь, я тоже холодею. Но ни в коем случае не к тебе. Нет. Ко всему остальному, что окружает меня. Мне больше не хочется шутить, подкалывать народ. Больше не хочется выходить на улицу, чтобы любоваться наконец распустившейся весенней зелени, молодыми девушками с красивыми формами, хотя меня с тех самых пор это уже не так привлекает. Не хочется есть и пить. Нет, пить хочется, но не воду. "Ich liebe dich nicht" Я не помню, когда последний раз покидал дом, чтобы просто купить продуктов. А нет, помню... Ещё с тобой ходили. В холодильнике до сих пор что-то лежит. Мой накопленный (совсем не мини) бар заменил мне еду. Больше к зеркалу я не подхожу, от греха подальше. Страшно взглянуть на маленькое теперь до жути небритое пьяное чудовище с ужасными мешками под глазами. Тебя тут не было уже месяц. Где тебя носит? Зайди ты ко мне так в начале зимы, а я был бы в таком состоянии, ты бы стал откачивать меня, колотить за то, что я снова пью. Обязательно вытащил бы, облил холодной водой. А когда бы я пришёл в себя, ты бы обнял меня, поцеловал своими нежными губами мой горячий лоб. Да, я, кажется, заболел. Не хочу идти за лекарствами, зачем они мне? Мой главный антибиотик - это ты. Где ты? Может мне стоит себе сделать ванну из алкоголя? Говорят, что если в ней посидеть минут двадцать, то наступит смерть. Какая хорошая смерть, то, что мне надо. Самоубийство - грех. Что делать? Я хочу умереть, но знаю, что сам не сделаю себе больно. Попросить кого-то? Мне некого. Точнее никто не захочет этого делать. Питаю надежду, что этот придурок вернётся. Где ты? Ещё одна бутылка закончилась. На репетициях я, естественно, не появлялся всё это время. Телефон постоянно звонил первую неделю, в дверь тоже колотили, чуть не выбили. Но я не открывал, всё равно это не ты, у тебя есть ключ. Потом перестали, приходили СМСки ото всех, я их открывал, но не вчитывался особо, всё что мне попадалось был мат, если бы я его слышал, то уши бы завяли, а так, можно сказать - кровь из глаз. Ото всех, кроме тебя. Ни одного сообщения от тебя. Где ты? Мыслительный процесс потихоньку отступал от меня, выходил из моей головы, новая бутылка лежала рядом, или стояла? Не помню. Я уснул. Снова уснул. Снова один. Один. Где ты? *** - Ландерс... Пауль... - я слышал своё имя, как будто находясь в тумане, только это слуховой туман. Что-то щипало щёки, даже не щипало, не знаю, как это описать. С каждым разом всё больнее. Потихоньку я приходил в себя, но ещё не открывал глаза. Веки по одному разлеплялись с большим трудом. Снова голос, такой знакомый, родной, - Пауль! Идиот! Проснись! Не верю своим глазам, нет. Не может быть. - Ты что тут устроил без меня?! Что за свинарник? - он вероятно показывал мне на разбросанный по комнате мусор, 80% которого составляли пустые бутылки, - ты совсем нюх потерял?! Мне нельзя отъехать, а ты уже не просыхаешь. Сколько раз тебе говорить?! Завязывай с этим. - Но... - Не знаю никаких "но", ты меня понял? - он тряс меня, держа за плечи. Щеки ещё пытали от колючего пробуждения. - Понял... Шнай... - я смотрел в его переполненные гневом глаза, но искра злости прятала за собой то, чего я так давно хотел увидеть, твоё волнение, та твоя нежность, которой мне не хватает. - Что? - Где ты был? - я начал тянуться к его лицу, пытаясь высвободить плечи. - Ты сбрендил? Я же говорил. Вот, что с тобой делает алкоголь. Завязывай. За-вя-зы-вай. Дурак. - Не говорил. Ты ничего не говорил. - Я написал тебе записку, пока ты сладко посапывал. Ты её не нашёл что ли? - Нет... - я нахмурился. - На самое видное место положил же, даже два экземпляра сделал. Неужели ты не подходил к холодильнику? И на тумбочку не смотрел? - Нет... - шёпот, мне стыдно. Горе ты моё луковое. Соскучился? - Кристоф сел на корточки прижал меня к себе, оторвав от подножия дивана. - А ты как думаешь? - как мне тепло, как хорошо, - Безумно. Я с ума сошёл, видишь? - Вижу, - моя голова была у него на плече, Шнайдер тихо шептал мне в ухо, горячо дыша в шею, когда молчал, от чего у меня были неописуемо приятные мурашки, - Вижу... Зачем? Зачем так убиваться? Это же просто я, - я отстранился от него. - Ты не звонил, убежал, не сказав ни слова про записки я не подумал даже, мне казалось, что это очередной список продуктов или типа того, поэтому не обратил внимания, тебя не было месяц в конце концов. И что значит "просто я"?! Где ты был? - Я написал тебе, что был у родственников, там очень проблемная ситуация возникла. Даже звонить некогда было. Прости. Большие проблемы, а я же часть семьи, я не мог не поехать. Мне позвонили рано утром, поэтому я не сказал тебе лично, надеялся, что ты заметишь эти чёртовы записки. Ребят я тоже не предупредил. Перед ними так же надо будет извиниться. Пауль, прости, прости, родной, - "родной" отдалось эхом в моей голове. - Конечно прощаю, - кажется это слеза. Такое тепло разливается в сердце. Не буду больше пить, не буду выдумывать свои версии. Мне стало так стыдно. Шнайдер вытер слезинку и прильнул губами к моему лбу. Как я и предполагал, как я и мечтал: своими тёплыми, мягкими, нежными, желанными губами к моему горячему лбу. Я хотел было потянуться за следующим поцелуем, но ты остановил меня, приставив палец к моему рту. - Погоди. Приведи себя в порядок, а уж потом покажешь, как ты соскучился, - улыбнулся Крис, проводя большим пальцем по моей бороде, где должна быть щека, - тем более, ты болен. - Нет уж потерпишь, - я накинулся на него, потратив на это все оставшиеся силы и повалив его на пол, и коснулся этих сладких-пресладких губ, по которым уже давно плакали мои. Сразу же углубляя долгожданный поцелуй, я теребил волосы нисколько не сопротивляющегося барабанщика. "Ich liebe dich"