Герой войны

Я был военным инспектором. В составе королевской комиссии по инспектированию боеготовности вооруженных сил Ее Величества королевы Даэрлянской. А в соседней Тырконнелии как раз умер король. Военные базы вдоль границы оживали, как пчелиные ульи весной. Солдаты забегали по плацам, офицеры — по штабам. А меня направили на одну из баз, чтобы убедиться в готовности войск к предстоящей военной кампании по возвращению во владение Ее Величества области под названием Восточная Даэрляния (которая, пока-что называлась Западной Тырконнелией). Сразу скажу, я был образцовым патриотом. Свое родное королевство я обожал, как обожал и нашу старуху королеву. Мне нравилось, как все было устроено у нас в стране, мне нравился ее неторопливый образ жизни, мне нравилась моя красавица Элли, с которой я встречался вот уже два с половиной года. Наш Даэрлянский флаг внушал мне уважение, а наши вооруженные силы — почтенное благоговение. Отвоевание Западной Тырконнелии (Восточной Даэрлянии, — одергивал я себя) я не воспринимал как интервенцию, напротив, искренне считая, что эти земли испокон веку должны принадлежать Ее Величеству. Впрочем, это так, к слову. Комиссия, по большому счету, почти целиком состояла из разного рода богатых котов или их высокомерных нуворишских отродий. Ни к тем, ни к другим я, как ни странно, не относился, и был удивлен, что вообще продолжаю числиться в штате, ведь это была очень серьезная контора, практически вторая по значимости в нашем военном министерстве. Но, так или иначе, король Тырконнелии умер, наши войска на границе засуетились в ожидании начала наступления, а меня направили на одну из баз, проверять боеготовность наших танковых войск. Командующий танковой бригадой, генерал-майор Зимнеберг не был особо рад моему приезду. Впрочем, и не рад тоже не был. Он заседал за горами бумаг и часто срывался на тех, кто приносил ему еще. Мне каким-то образом удалось быстро заполучить его подпись на своем бланке и отправиться выполнять то, зачем я сюда и приехал. Ко мне приставили капитана Щепкинса, такого усатого, бравого вояку, с рыцарским крестом на шее, и сигарой во рту. За каким хером, думал я, глядя на него, придумали сигары, когда есть, мать их, трубки? Интересоваться и сбивать с толку капитана я не стал, а потому сразу отправился инспектировать. Мне показали танковые ангары. Сказать, что танков было много, — не сказать ничего. Там их было, кажется, около пяти сотен. Мне показали старенькие Т-5 «Ганбокс», потом более новые М-1 «Граундкрузер», обвешанные динамической защитой, "умными" дальномерами, и ракетами. Т-5 было больше всего. Меня это удивило. Я спросил об этом капитана, на что он ответил, что войны ими давно не ведутся, они оказывают только поддержку, да выполняют патрульные операции. Ответ меня удовлетворил, и мы вместе с капитаном Щепкинсом отправились смотреть новейшие танки Ее Величества М-2 «Рэйнлорд». Для меня, как для большого патриота, и любителя (чего уж скрывать), восхищаться нашей военной техникой, это был один из самых радостных моментов моей жизни. Я глядел большими, как монета в шесть шиллингов, глазами на это чудо военной промышленности; «Рэйнлорд» был очень крутым. С огромной пятидюймовой пушкой, дальномерами, динамической и активной защитой. На башне стояли в четырех специальных трубах, противотанковые управляемые ракеты. Я залез внутрь, и почти (мать его) испытал оргазм от того, что увидел: компьютеры, какие-то приборы, ночное и тепловое виденье. В общем, М-2 мне виделись этакими рыцарями современного поля боя (да, я чертов романтик), ведущими в бой менее способных М-1 и совсем уж древних Т-5. Капитан сказал, что современная доктрина подразумевает концентрирование атакующей мощи вокруг одного головного танка, который практически неуязвим для устаревшего оружия Тырконнельцев. М-2 просто будет получать все снаряды, продолжая воевать как ни в чем не бывало, а другие танки группы в это время будут прикрывать его, чтобы он мог как следует прицелиться и перестрелять вражеские корыта. Это очень хорошо соответствовало моему виденью картины современной войны, и я ушел спать, пребывая в очарованных чувствах. Кажется, я даже от моей Элли не был в таком восторге. Дни пролетали. Я бывал в штабах, смотрел, как офицеры шагают циркулями по картам. Особо я не вникал, уже полностью будучи уверенным в непобедимости наших танковых войск. Планирование военной кампании продвигалось полным ходом. Сверху присылали карты и планы. Офицеры курили (сигары! дьявол, они все курили сигары!), пили кофе с коньяком и разбирали их, предвкушая будущую славу. А я ходил по базе и полигонам, смотрел учебные стрельбы (туда уже завезли мишени в виде тырконнельских танков) и писал отчет, полный восхищенных отзывов. Однажды, я шел по базе и решил (уж не знаю, что за черт меня дернул) попросить интервью у одного из офицеров по поводу того, что он думает о предстоящей кампании. Это был коммандер Райкхоу. — Война двух обезьян, — ответил он мне. Я не на шутку так опешил от такого заявления и не слишком учтиво попросил его пояснить, что он имеет в виду. — Это будет ебаная драка на палках и камнях, — пояснил Райкхоу в своей прежней манере, не отрываясь от дешевой сигары (вояки, похоже, все на голову шизанутые, если предпочитают трубкам сигары) и никак не показывая интереса к моей персоне. Такой ответ меня отнюдь не устроил, и я спросил Райкхоу, уж не наши ли новейшие «Рэйнлорды» он подразумевает под палками и камнями? Коммандер впервые перевел на меня взгляд. В его глазах читалось: "Парень, ты что, серьезно?" Я был полностью серьезен и с вызовом в голосе сказал ему об этом. Райкхоу затушил сигару каблуком, достал новую, закурил, положил мне руку на плечо и другой указал на вяло шагавшего по кромке плаца солдата. — Вот это, — сказал он, — сержант Жукинс. Он командует танком Т-5 с бортовым номером 227. Вся жизнь сержанта построена, так сказать, на трех огромных и бессмертных китах: Мотыга, Рис и Поле. Его мнение о мироустройстве исходит из этих трех понятий, потому что он никогда не видел ничего другого, а тот факт, что где-то в мире есть такая хреновина как «танк», стал для бедолаги немалым удивлением. Жукинс умеет считать до трех, потому что в его системе счисления всего три числа: один, два и много. Он не умеет читать, поэтому знаком с уставом только понаслышке. Я лично зачитывал самые важные статьи всей их роте, но, поскольку, никто ничего не уразумел, я возложил на себя задачу разъяснить все понятным для них языком: вся рота носит устав зашитым в подкладку одежды. Слушая коммандера, я не верил своим ушам. Образ Даэрлянского солдата представлялся мне далеко не таким. Я не знал, стоит ли верить, но коммандер Райкхоу безжалостно продолжал. — Вдоль границы с Тырконнелией находятся двадцать четыре наших базы, где расквартировано, в общей сложности, порядка ста тысяч человек, которым и предназначено участвовать в предстоящей кампании. Сержант Жукинс умнее девяноста процентов из них. Он знает, какая нога левая, а какая правая, имеет представление о том, что такое стороны света и может определить время суток по показаниям стрелки на циферблате часов. Этим парнем я по-настоящему горжусь. Он тянет всю свою роту. К сожалению, ему кто-то рассказал, что военная кампания — это то место, где он может умереть, и теперь он ни на секунду об этом не забывает. Он забоится о своей жизни, и потому каждый вечер ходит в ангар, где разрисовывает свой танк охранными языческими рисунками при помощи кисти и банки белой краски. Эти рисунки должны, по его мнению, уберечь его от смерти. Мы пытались доказать ему, что защитный камуфляж имеет больше шансов уберечь его от тырконнельских снарядов, чем белая мазня, которую видно за пару километров. Но безуспешно. Впрочем, как я уже сказал, он достаточно умен. Нам нужны способные кадры, поэтому перед началом наступления мы пересадим его на другой танк, с нормальной маскировкой. Я слушал и слушал, чувствуя, как мне становится нехорошо. Коммандер был настолько циничен и безжалостен, что розовые стекла моих воображаемых очков осыпались от одного звука его голоса. — И вот теперь скажи мне, инспектор, — проговорил Райкхоу, — какого, блять, хера ты вообразил, что кто-то из этих ебаных улиток способен управлять чем-то сложнее молотка? Какого, блять, хера ты вообще осмелился подумать, что кто-то из них в состоянии сесть в «Рэйнлорд» и поехать воевать? Какого, мать твою, хера ты думаешь, что они справятся с управляемой ракетой, если, дьявол их побери, не знают, где право, а где лево?! Я был в шоке от дерзости коммандера. По правде говоря, я просто охерел от его дерзости. Я даже не мог ничего сказать в ответ. А Райкхоу все продолжал. — Когда начнется кампания, их всех посадят на ржавые «Ганбоксы», бросят камни на тапочки и отправят вперед, посмотреть, докуда доедут. А с другой стороны на них попрут такие же амебы из Тырконнелии на таких же консервных банках с такими же кирпичами на тапках. Я даже не особо верю в то, что они перестреляют друг друга — не попадут. Они просто проедут мимо друг друга, и так и будут гнать вперед, пока не осушат баки, или не нарвутся на минное поле. Коммандер закурил и проводил взглядом сержанта Жукинса, который вскоре скрылся за массивными дверями одного из танковых ангаров. Я так ничего и не записал из слов Райкхоу. Просто стоял и пялился на него некоторое время. А коммандер, казалось, совсем утратил ко мне интерес. Постояв, я закрыл разинутый рот и ушел. Не дойдя до своей кровати, я внезапно развернулся и помчался к танковому ангару. Забежав туда, я увидел, как Жукинс разрисовывает свой танк охранными знамениями. Я не стал ему мешать и пошел спать. А утром разорвал свой восхищенный отчет, и написал новый. Противоположный предыдущему по смыслу. Через две недели после того, как я отправил отчет наверх, пришло известие о том, что начало кампании переносится на неопределенный срок. А еще через неделю сообщили, что наступление отменено вовсе, войска демобилизованы и направлены на переобучение, а я отправляюсь назад в столицу к своей красавице Элли. Когда я приехал, Элли встречала меня как настоящего героя войны. Бедняжка. У нее ведь совсем нихера нет в голове, если она не отличает мою работу от войны. Да уж, Элли была абсолютной дурехой. Но я ей об этом не сказал, и правильно сделал, потому что потом мы отправились в постель. Через двадцать лет я уже был на пенсии. Войны, хвала небесам, так и не произошло. Не знаю, чувствовал ли я себя героем, который смог изменить ход истории, предотвратив массовое кровопролитие. Наверное, все же чувствовал. Ведь у меня были очень серьезные на то основания. На престол Тырконнелии сел новый король, с которым наша Старуха быстро подружилась странами. Я любил свою страну, любил старуху Королеву, любил холодное пиво с утра и смотреть телек. Пить пиво с утра я научился сразу, как только вышел на пенсию, и это мне нравилось. Я смотрел ТВ, и вдруг увидел передачу. Как раз о тех событиях. Рассекреченные данные из архивов Тырконнелии о том, как благодаря одному человеку война закончилась, так и не начавшись. Я некоторое время как полный баран смотрел в экран, а потом начал безудержно, маразматично хохотать. Я ревел как идиот, смотря эту передачу. А потом я со злости разбил окно бутылкой пива. Но потом снова начал хохотать. На шум пришла сонная Элли. Она любила подольше поспать по выходным. Оглядев причиненные мною разрушения, она сказала мне, что я совсем сдуревший старый алкаш и мудак, и пошла звонить стекольщикам. Но я ее не слушал. Мы было плевать, что говорит эта дура. Я пялился в телек и хохотал как чокнутый, держась за живот. Я чувствовал досаду, злость, на всех и на самого себя, глупого кретина, но продолжал хохотать как последний недоумок. А с экрана на меня смотрел герой не начавшейся войны. Коммандер Райкхоу. Сверкающий наградами на груди, лучший, за те времена, спецагент комитета государственной безопасности Тырконнелии.