Дженсен помнит, каким маленьким и хрупким он смотрелся в том черном кресле на двадцать девятом этаже одного из небоскребов города, в котором он жил. Его руки потели, и он волновался, что его не возьмут, потому что все смотрели на него так, словно он неизлечимо болен, раз пришел сюда с решением уехать за многие мили и жить в полном одиночестве там, где он находится сейчас. То собеседование было первым в его жизни – ему было восемнадцать, и только сидя в офисе перед владельцем и основателем транснациональной корпорации, которая зарабатывала миллионы каждый день, он понял, насколько же смелым должен был быть человек перед ним, что вообще рассматривает его кандидатуру. Он помнит, как писал свои ответы на листе бумаги, отчего-то совсем не стыдясь того, что не мог говорить, наверное из-за того, что до сих пор не мог привыкнуть к тому, что его голос теперь звучит только в его голове. После выписки из больницы его одолела апатия, и желание уехать было обоснованным и взвешенным. Он просто был уверен, что это единственный выход для него.
Это судно незнакомо ему. Они никого не ждут, в эти края никто не заплывает по ошибке… Поэтому небольшое беспокойство зарождается где-то глубоко в душе, стоит ему взглянуть на возлюбленного и увидеть на его лице страх, который тут же сменяется решимостью. Дженсен берет Мишу за руку, лежавшую до этого у него на боку – и тот улыбается чуть напряженно, не сводя глаз с картины за окном. До Миши… Ему просто было некого терять. И сейчас он не хочет думать, что может лишиться его – не тогда, когда все настолько хорошо, что любая мысль о его потере заставит его испортить все удовольствие от любви к нему. Дженсен видит его волнение в каждой морщинке между бровей, в том, как чуть заметно сжались его губы, и потому тактично отстраняется, решив не терять времени зря и хотя бы одеться. Он наклоняется, чтобы поднять с пола кофту, и, скользнув взглядом по обнаженной спине и растянутым пижамным штанам, тихо вздыхает, возвращаясь и накидывая кофту на его плечи. - Кто бы это ни был, они зна-ли, куда ехать, - говорит он тихо и смотрит на выбежавшего на корму человека – невысокого мужчину, но он слишком далеко, чтобы разглядеть больше. - Здесь много ценных вещей, - таким же странным голосом отзывается Коллинз, не поворачивая головы. – Они ведь не собираются… - Не знаю, - Дженсен обнимает его за плечи и чувствует, как дрожат его руки – прошло много времени, очень много времени с тех пор, когда он последний раз встречался с незнакомцами. Поджав губы, он отвернулся от окна, зная, что они будут в доме через двадцать минут. Ему нужно использовать это время, чтобы подготовиться. – Тебе на-до одеться, Миш. Они одеваются в спешке, и Миша накидывает кофту на футболку, даже не разобрав, чья она, и он усмехается, когда тот спросонок тянется к его ботинкам, а после чертыхается и бежит в ванную, чтобы почистить зубы. Они сталкиваются в дверях, и Дженсен дарит ему успокаивающую улыбку – что бы ни произошло сегодня, чем бы ни грозила встреча с теми людьми на лодке, он не позволит случиться чему-то плохому. Он просто хочет, чтобы с Мишей все было хорошо. - Ты зря беспокоишься, - и после этих слов он знает, что это желание взаимно. Школьные коридоры были пусты, когда он осмеливался выглянуть из-за угла из-за нежелания наткнуться на тех, кто постоянно находил себе жертву на переменах… И которой чаще всего оказывался именно он. Ему шестнадцать лет – первый курс старшей школы, легкая добыча, ведь он не из тех, кто постоит за себя. - Привет, - за его спиной раздается полный любопытства женский голос, и он оборачивается, вздрогнув от неожиданности. - П-привет, - девушка за его спиной чуть смеется – либо над его нервозностью, либо потому, что он не то, чего она ожидала, но он отбрасывает второй вариант, когда видит на ее лице добрую улыбку. - Ты… - она не успевает закончить, уставившись куда-то за его спину. - Твой класс за поворотом, - внутри Дженсена все холодеет, и он больше не смотрит на уходящую девушку, которая больше никогда к нему не подойдет. - Решил завести подружку, а, принцесса? – толчок в бок, и он падает на пол, окруженный свитой самого отъявленного хулигана в школе, имени которого он никогда не слышал – только прозвище. - Н-нет, - кто-то бьет его снова, пока остальные смеются над его заиканием и передразнивают, а громче всех он - коротышка, тощий и нескладный, каким-то образом подчинивший трех или больше рослых бугаев, методично пинающих его ногами. - Правильно, ты ведь не достоин иметь друзей, Эклз, посмотри на себя! - раздается над ним пропитанный отвращением и злобной насмешкой голос. Он не может поднять голову и ответить на издевку, и по его щекам в очередной раз скатываются слёзы – и от боли, и от беспомощности и ненависти к самому себе. - Он такое ничтожество, правда ведь? - спрашивает все тот же голос, и прямо в его ребро впивается острый нос чего-то ботинка. Он слышит окружающий его смех и всхлипывает, не чувствуя ни рук, ни ног.Первый год в полном одиночестве тянулся медленно – словно бесконечная зима в ледяной пустыне, потому что снег покрыл остров уже в октябре и не таял до апреля, и серый пейзаж за окном заставлял его чувствовать себя так, словно его сердце заледенело… И ничто не в силах его растопить. Он не помнит, сколько рассказов написал за все это время – бумага перед ним была единственным способом отвлечься от дневной рутины и кошмаров ночью, когда некому было успокоить его и принести стакан воды… всегда было некому. Его герои так же не находили покоя, как и он. Он прекратил писать на третий год – когда все его страдания исчерпали себя, и новый сюжет просто не возникал в голове, потому что был построен из нескольких старых. Внутри будто что-то наконец-то умерло после многих лет мучительной агонии, и он отложил последний недописанный рассказ до лучших времен – пока все не изменится.
Они идут в столовую, выходят в гостиную, следуя по коридору к закрытой двери, и с каждым шагом молчание становится все более напряженным. Он чувствует, как сжимается рука его парня в его, как ладонь становится влажной; на лице его ни проблеска страха, но Эклз чувствует, что ему не по себе. Он может понять это, потому что сам чувствует себя в десятки раз взволнованней. - Дженсен? – Миша задает первый вопрос только тогда, когда они ступают на лестницу, и вместо ожидаемого спуска поднимаются вверх, на чердак. - Мне нужно взять кое-что. На случай, если это… граби-тели, - слово ложится на язык почти неохотно, но он заставляет себя проглотить нервозность и с уверенностью взглянуть в глаза Миши, такие серьезные сейчас… И такие же полные решимости защищать его, если потребуется. - Я рос в детдоме, я не боюсь, - и тут он понимает, что все это время тот беспокоился не из-за себя – глядя в его серьезные глаза сейчас, в эти голубые омуты, в которых так и хочется утонуть, он чувствует себя таким по-дурацки счастливым, что не может не улыбнуться из-за того тепла, что появилось в груди после осознания такой простой вещи. Сердце начинает щемить от нежности, и он просто скрепляет их пальцы в замок, отстраняясь и продолжая идти наверх, на чердак. Место, где все начиналось. В конце января сумерки сгущались слишком рано, и когда он вышел из больницы, фонари уже освещали полупустые из-за мороза улицы. На дороге, ведущей к его дому, было по-прежнему людно, и спустя несколько минут попыток поскорее пробраться через толпу он сворачивает в темный переулок, коротко выдохнув и поборов дрожь в руках – скопления народа постоянно заставляли его нервничать. Тяжелый рюкзак неприятно отдавил плечи – настолько, что кожа ныла даже через теплую куртку, и выпустив пар изо рта, он снял рюкзак, чтобы достать хотя бы несколько учебников и понести их в руках. - И я… Эй, ты кто такой? – он вздрогнул, когда сзади раздался пьяный голос, и ему словно стало еще холоднее. - Н-никто, - горло все еще саднило после очередного осмотра, и ответ выдал весь его страх. Внутренне подобравшись, он прижал к себе рюкзак и затравленно смотрел на трех высоченных парней, подбиравшихся к нему и загоняющих его в угол. Он споткнулся о лежащую на земле балку и упал на спину, тут же сев. - Н-никто! – тот передразнил, сделав его голос высоким и писклявым, и он замолк, чувствуя себя униженным. – Глянь на это смазливое личико! Что же нам сделать с тобой, малышка? – они склонились над ним, растягивая губы в похотливой усмешке. Дженсен вскрикнул, когда один из них схватил его за подбородок и заставил разомкнуть губы, проводя по ним большим пальцем, и закашлялся от стойкого запаха перегара. - О-отпустите, - заикаясь, прошептал он, вцепившись в руки парня и чувствуя выступившие на глазах слёзы. Он зажмурился и повторил. - От-тпустите! - Куда, детка? - второй присоединился и задрал его рубашку, не обращая внимания, как колотит паренька и как отчаянно он пытается оттолкнуть их обоих. - Мы хотим хорошенько развлечься. - Отпуст-тите! - никогда ему ещё не было настолько страшно. Он дернулся, почувствовав холодные руки на голой коже живота, случайно заехав локтем по лицу одного из парней. - Вот урод! - гневно воскликнул тот и повалил его на землю, нанося быстрый и болезненный удар по рёбрам. - Не рыпайся, а то хуже будет! Что-то острое уткнулось прямо под ребра, и он дернулся назад, уходя от прикосновения с холодным, небольшим ножом, и тут же закричал, когда тот оцарапал грудь и вонзился ему в бок по самую рукоять. Боль была адской, а кровь из раны мгновенно застывала на морозе, так, что он не успевал даже почувствовать, как много ее вытекает. Болевой шок заставил его окаменеть на месте, и только новая рана отрезвила его и заставила закричать. Он уже ничего не соображал от накатившей на него паники и потери крови, как вдруг откуда-то сбоку раздался знакомый голос: - Эй, вы. Эта принцесса моя, так что отвалите по-хорошему, - он побледнел и сжался от пронзившей все тело боли, когда с него слезли и заставили подняться. Его колени тут же подкосились, но он устоял, глотая непрошенные слёзы и пытаясь удержать себя в сознании. - И почему мы должны слушаться тебя, коротышка? – хохотнул самый смелый, глядя сверху вниз на того, перед кем дрожала вся его школа. – Вали по-хорошему, а иначе сделаем то же, что и с ним. Дженсен не решался поднять красное от мороза и слез лицо, чувствуя, как его колотит от холода. Он слышал ругательства, металл в голосе того, кто зачем-то решил отбить его у этих подонков, и голова начала пухнуть от слабости во всем теле и моральной истощенности… Ноги подкосились, и он потерял сознание под крики и вой сирен. Здесь… Уныло. Дженсен видит это только сейчас, когда вспоминает, как сворачивался калачиком под тонким пледом, даже не одеялом, как писал свои рассказы до глубокой ночи, чтобы забыться в выдуманном мире от того, как он был одинок. Он не смотрел в зеркало, разбив его в первый же день, изматывал себя работой и тяжелыми мыслями… Он не представляет, как мог жить здесь один, пока в его жизни не появился Миша. Прошедшие шесть лет теперь кажутся страшным сном. Он проводит пальцами по стойке с раковиной, смотрит на сложенные в углу коробки с мусором и вытаскивает одну из своих многочисленных толстых тетрадей, исписанных ровным, чуть небрежным почерком. Он не возвращался к ним с самого переезда с чердака… Может, уже и не вернется, потому что больше не нуждается в том, чтобы выплескивать на бумагу всю свою печаль, которая исчезла несколько месяцев назад. Он улыбается и кладет тетрадь обратно… чтобы наклониться и поднять крышку небольшого люка, спрятанного в полу. - Ты не говорил о нем, - Миша хмурится, и Дженсен подзывает его к себе, пожав плечами. - В этом доме много тай-ников. Про этот я узнал еще в пер-вый год жизни здесь, когда тот, кто меня на-нял, выдал мне оружие, - глаза Коллинза вдруг округлились, и он издает странный удивленный звук, подойдя к окну. Незнакомое судно уже останавливается у пристани, и он видит всего трех людей на борту. - Ты владеешь оружием? – негромко спрашивает он, потому что это… Ох. Это было неожиданно. Дженсен понимает, что представить его с ружьем в руках сложно, и будь его воля, он бы не прикасался ни к чему огнестрельному до конца своей жизни, но ему пришлось научиться стрелять и перезаряжать ствол… Просто чтобы его наниматель не беспокоился за его поведение в чрезвычайных ситуациях, одна из которых происходит прямо сейчас. - Это вхо-дит в мой конт-ракт. Защи-щать тебя и любого, кто приедет с тобой сюда, - отвечает он так же тихо, услышав, что гул лодочного мотора стих. Они близко. Пистолет, который он достает из футляра, тяжелый и пыльный, неудобно ложится на ладонь, и Дженсен чувствует себя неуютно с ним в своих руках. В магазине всего шесть патронов, и он решает, что этого достаточно, потому что вряд ли он осмелится в кого-то стрелять, если им с Мишей не будет угрожать опасность. Он переводит на притихшего возлюбленного мрачный взгляд, и тот встречает его своим, обеспокоенным, но не испуганным, и берет его за руку, погладив тыльную сторону большим пальцем. - Все будет хорошо, - Миша прислоняется к его лбу своим на секунду, после выдохнув и вставая на ноги. – Идем, Дженсен. Я люблю тебя. - И я тебя. Ствол в его руке тяжелеет с каждым шагом вниз, и он затыкает его за пояс, сбоку, потому что призрачная надежда, что все обойдется без него, так и не ушла. Последние несколько ступеней они преодолевают, держась за руки, потому что уже слышат шаги и голоса… Пока Миша не замирает на мгновение, а после не срывается с места, утягивая его за собой. - Ми-ша?... – он зовет его по имени, не представляя, что происходит, но безрезультатно – тот просто уносится прочь, не обернувшись и остановившись лишь тогда, когда достигает конца коридора. Дженсен встает рядом с ним, встревоженно осмотрев его, взвинченного и с выражением надежды на лице, и прослеживает его взгляд… Увидев застывшего в такой же позе невысокого мужчину. Забывал ли он когда либо лицо того, кто в буквальном смысле обратил его жизнь в кошмар? Да, признается он после этого вопроса, потому что после стольких лет он не помнит деталей, лишь смутный, смазанный годами образ, в который он вплел как воспоминания, так и фантазии. Попроси его кто-нибудь описать этого человека сейчас – он бы не смог, потому что мозг активно вытеснял все, что с ним связано, последние лет шесть. Миша спрашивал – нечасто, всего раз или два, еще до того, как он загорелся идеей вернуть ему голос, и Дженсен не смог сказать ничего вразумительного – словно воспоминания уплывали от него, стоило только подумать о нем, но он и не стремился их поймать, оба раза ответив категоричным отказом на его любопытство. - Ричард… - срывается с губ Коллинза неверяще, и он отмирает первым, сделав неуверенный шаг ему навстречу. Дженсен чувствует себя остолбеневшим настолько, что забывает убрать руку с рукоятки пистолета, машинально сжавшуюся там. Ричард… Миша обнимает брата так порывисто, что тот сам не успевает отреагировать – морщится от боли в ребрах и тут же расплывается в улыбке, и Дженсен видит слезы в его глазах. Он знает, что Миша выглядит точно так же. Выйдя из-под тени крыши, он оглядывает всех прибывших и пытается угадать, кем они являются для его парня. Один высокий юноша выглядит совсем еще молодо, и его чуть более длинные, чем у других волосы развеваются на ветру, попадая в глаза. Что-то в нем подсказывает Дженсену, что он не был знаком с Мишей – его улыбка теплая, но полна любопытства, и держится он ближе к Ричарду, чем к кому-либо еще. Дженсен слышит смех возлюбленного, когда второй мужчина обнимает его и похлопывает по спине, словно скучал очень сильно. Миша мало говорил ему о своей жизни там, на континенте, упомянув только брата раз или два. Теперь же он видит, что у того были друзья – кто-то, кто приехал за ним сюда, кто искренне рад его видеть… Из-за поднявшихся серых волн и ветра он не различает слов, которыми обмениваются эти трое, но ему хватает их жестов и взглядов, чтобы понять, что они все очень счастливы видеть друг друга. Никто не обращает на него внимания, пока он не подходит достаточно близко, чтобы разглядеть Мишиных знакомых – по крайней мере, тех двух, что стоят к нему лицом. Стоит невысокому мужчине взглянуть на него, замершего за спиной Миши и недоверчиво, хмуро глядящего на них, все словно по команде оборачиваются, и Дженсен коротко смотрит каждому в глаза… Пока очередь не доходит до Ричарда. - Это Дженсен, - представляет его Миша, и хотя он стоит в метре от них всех, их изучающие взгляды почти ощутимы. – Он присматривает за домом… И за мной, с тех пор, как я здесь, - он улыбается чуть смущенно, но Дженсен неотрывно смотрит на того, кто ближе всех к его возлюбленному - русоволосый, с пристальным взглядом карих, с золотым отливом глаз, от которых его отчего-то вдруг бросает в дрожь. Рука сама собой ложится на бок и цепляется за ствол, и это странным образом успокаивает. - Вы тот человек, что приглядывал за этим местом? – его голос кажется смутно знакомым, как и чуть ленивый, расслабленный жест, которым он предлагает пожать ему руку. Дженсен протягивает свою и кивает, глядя на него во все глаза и не понимая причину того, что у него пересохло в горле, как только он дотронулся до его ладони. – Вы спасли моего брата. Спасибо. Он кивает еще раз, сглотнув и пытаясь выдавить в ответ хоть слово, но язык немеет, и он смущается, желая провалиться сквозь землю. Супер. Какое впечатление он на них произвел?... - Я Роберт, - следующим становится самый старший из них, мужчина со светлыми добрыми глазами и легкой щетиной, такого же роста, что и Ричард Коллинз. Его рука сухая и теплая, и он излучает благодарность намного более явную, чем у брата Миши. – Хороший друг их семьи. Спасибо, что был рядом с Мишей. Дженсен чуть улыбается ему, когда чувствует подбадривающее касание к своему плечу и оборачивается, чтобы посмотреть на Мишу. Тот выглядит счастливым и не может перестать смотреть на своих близких, и на короткий момент его пронзает зависть, потому что его семья не хотела бы его вернуть. - Джаред, - просто представляется тот самый юноша, когда Дженсен с вопросом в глазах обращается к нему. Его словно смущает, что он еще не произнес ни слова, но он не видит отвращения в его глазах – лишь неловкость и почти щенячья любознательность, с которой он смотрит на все вокруг, и это отзывается внутри него легкой симпатией. – Я… Я работаю на мистера Коллинза. Дженсен вспоминает, как называл Мишу так же, оставляя ему короткие записки, и искренне улыбается ему, сжимая его ладонь. - Дженсен, нам надо многое обсудить. Возможно, за завтраком, – говорит тот через секунду, кашлянув, и хочет было по привычке потянуться за поцелуем… Когда вспоминает, что больше они не одни. - Да, - соглашается он, глядя в его глаза, и он почти чувствует странное напряжение, исходящее от Ричарда. Мысль, что он где-то встречал его, не дает покоя с первого взгляда в его усталые глаза, и он надеется, что его тревога связана совсем не с этим. Как бы ни расслабился Миша в компании своих родных, для Дженсена они чужие – по крайней мере до тех пор, пока Миша не решит представить его… официально. Стук в дверь кухни раздается спустя полчаса, когда Дженсен почти заканчивает жарить оладьи. Всем сердцем надеясь, что это Миша, он оборачивается, тут же заметно приуныв, когда видит Джареда. Он понимает своего парня – он почти поверил, что его брат мертв, почти не надеялся, что от семьи осталось хоть что-то… Но он не сообщил о своих отношениях с ним. Возможно, еще слишком рано, и он хочет чересчур много, - думает он и кивает новому знакомому, поворачиваясь обратно к плите. - У наших начальников семейный совет, - говорит тот, переминаясь с ноги на ногу, и Дженсен, к своему удивлению, чувствует себя немного более расслабленно, когда понимает, что Джаред нервничает. – Можно побыть здесь, пока нас не позовут? - Я не могу вам отка-зать, - отвечает он после паузы, потому что как бы он ни боялся новых знакомств, он не может сказать «нет» гостю. – Конечно. Хотите… чего-нибудь? Он не знает, что предлагать в таких случаях, потому что завтрак вот-вот будет готов, но не спросить ему запрещает вежливость. Он должен быть учтив и внимателен, поэтому он оборачивается и сглатывает чуть нервно, заметив взгляд, полный интереса. - Лучше на ты. Я ведь младше, и не занимаю высокий пост, - его улыбка искренняя, и Дженсен благодарно кивает, немного расслабившись. – Кажется, наш приезд был неожиданным. - Был, - он не отрицает, переворачивая блин и вскоре опуская его на тарелку, решив было спросить, как долго они тут пробудут, но тот опередил его: - Честно говоря, мистер Коллинз не надеялся, что найдет своего брата здесь. Он потратил на поиски несколько месяцев, и они не дали результата. Никто не думал, что Мише удалось доплыть. Как… Как вы нашли его? - Он ле-жал на берегу без созна-ния, рядом с яхтой, - тихо говорит он, потому что это воспоминание пробуждает слишком много эмоций. – У меня полу-чилось помочь ему по-правиться, у него был перелом руки и множество ушибов. Это… Слож-но объяснить. Повисшая в воздухе пауза после его слов заставляет его в который раз за эти недели вернуться мыслями к тому дню, но его размышления прерывает новый вопрос, и он смотрит на Джареда, отчаянно пытающегося сдержать свое любопытство и проигрывающего в этой неравной борьбе. - Мистер Коллинз пролежал в коме около пяти месяцев… и за это время Миша ни разу не дал о себе знать. Почему? – в его голосе смешивается печаль и недоумение, и Дженсен внезапно чувствует себя неловко. Он действительно не знает, что отвечать. - Здесь нет связи с внеш-ним миром. Ни интернета, ни почты. Здесь были… Только мы, - это звучит неожиданно одиноко, настолько, что смущение перед Джаредом увеличивается вдвое. Ему кажется, что атмосфера в поместье стала совсем другой… Иначе не объяснить то странное чувство, когда даже воздух вокруг пропитывается новыми людьми, тая в себе не только спокойствие, но и угрозу. Джаред молчит, глядя на его ловко переворачивающие блины руки, и это внимание удивительным образом не напрягает – даже Миша одно время вызывал у него почти ужас своими случайными взглядами, большей частью потому, что он совсем не знал, чего ожидать от человека, которому он должен подчиниться вне зависимости от своей воли. Это было тогда, а сейчас… Может, они до сих пор не на равных? Тишина не напрягает его, пока дверь на кухню не распахивается и он не видит Мишу, буквально сияющего от счастья. Он хочет улыбнуться ему и спросить насчет пребывания на острове его брата и того, хочет ли Миша вернуться с ним… Хочет ли он представить его своей семье как кого-то близкого? И только присутствие кого-то третьего сдерживает его от этого. Он сглатывает и размыкает губы, чуть растерянно глядя на возлюбленного и не зная, что он может сказать ему сейчас, но тот решает эту проблему сам, заметив сидящего за стойкой Джареда, молчаливо взирающего на них. - Все готово? – откашлявшись, спрашивает тот, переводя взгляд с одного на другого и останавливая его на нем. - Еще пять ми-нут, - запнувшись на последнем слове от того, как тот смотрит на него, Дженсен неловко переставляет руку и задевает локтем сковородку. Избегая взгляда Миши, он подхватывает ручку одной рукой, услышав краем уха его смешок над тем, что смущенный он может издавать столько шума. - Хорошо, - он понимает, что странное движение его рук не осталось незамеченным не только для него, когда смотрит на нового знакомого и видит, как слегка расширились его глаза и словно в удивлении приоткрылся рот. Кивнув и вновь отвернувшись в плите, он с замиранием сердца ожидает каверзного вопроса, на который не сможет дать ответ, но… Его не следует, и он не рискует оборачиваться, чтобы увидеть в его глазах все, что он думает об из с Мишей отношениях. Он и не помнит, когда последний раз переживал из-за чужого мнения, но… именно сегодня все зависит от того, что родные Миши насчет него решили. Остаток времени проходит в молчании, пока каждый из них пытается обдумать то, что происходит сейчас и во что это выльется в будущем, и стоит последнему блину упасть на тарелку, Дженсен преодолевает свое странное чувство беспокойства у себя в душе и говорит: - Я принесу все в столовую, - и, поведя плечом, кивает в сторону двери. - Я-ясно, - отчего-то хрипло и скованно отзывается тот и быстрым шагом уходит, что все же вызывает улыбку. Пусть они совсем незнакомы, Дженсену с ним отчего-то легко… потому что не только ему здесь немного неловко. Он возится на кухне еще несколько минут, непривычно долго расставляя пять приборов посуды вместо двух. Что-то тянет его остаться здесь, на кухне, вдали от новых знакомых… и Миши. Сердце начинает стучать как сумасшедшее при одном взгляде на дверь, и он не понимает, с чем это связано. Предчувствия случались у него и раньше – тревожные или радостные, но теперь… Он вздыхает и берет поднос в руки. Коридор полон отголосков, звуков и шума, исходящего от двери. Что-то скручивается у него в животе, когда он слышит голос Ричарда – он кажется ему знакомым, отчего-то пробуждающим внутри него все самое темное, и так некстати и неожиданно вспоминается старшая школа, мысли о которой посетили его еще на пляже. Не прислушиваясь к разговору, он останавливается у гостиной лишь тогда, когда слышит свое имя из уст Миши. - Дженсен стал мне очень хорошим другом с тех пор, как я здесь. Признаюсь, вначале было нелегко, но мы действительно близки теперь. Он потрясающий, если узнать его лучше, - заглянув в щель, он видит его – сидящего на диване и скрестившего ноги и руки, так, что кажется… словно ему неприятно говорить о нем. Он не знает, зачем прячется, но что-то удерживает его от того, чтобы прервать диалог. - Он всегда так молчалив? – интерес Роберта кажется искренним – может, из-за добродушного лица, может, потому что это действительно так, но все внимание Дженсена приковано к Мише – что он скажет? - У него… сложная ситуация с общением, - заерзав на стуле, Миша взъерошивает волосы. - Когда мы познакомились, он был совсем другим. Он заговорил первый раз за все шесть с лишним лет, что он здесь, всего месяц назад. У него… у него в жизни были тяжелые времена, и это вылилось в то, что он перестал говорить. - И как ты вынудил его сделать это? – в голосе Ричарда сквозит серьезность вкупе с легкой усмешкой, и повернув голову, он увидел, как тот без тени улыбки наблюдает за реакцией брата. - Думаю, ты уже понял, что нас связывает большее, чем просто дружба. Я люблю его, - в глазах Миши – вызов, но в голосе… проскальзывает неуверенность. Чашки на подносе дрожат с легким звоном, и он поджимает губы. - Может, у тебя и был здесь скудный выбор… Но я уверен, что ты не обратил бы на него внимания, встреться вы где-нибудь еще, – этот разговор напоминал бы ему противостояние двух стихий, если бы уже сейчас не было заметно, что самый важный для него человек не хочет ссориться с братом и потому готов сдаться. Он знает, что Миша ответит. - Возможно, и нет… - но услышать это вживую все равно оказывается больно, пусть он понимает, что Ричард прав. - Может, ты и не видишь этого, но он не из твоего мира, Миша. - Это не так. Тяжесть оседает у него в груди, стоит ему взглянуть на своего возлюбленного и понять, как же больно ему это слышать. Больно, но… Он не удивлен. - Так или иначе, у него здесь работа, - продолжает тот, выждав паузу и дав Мише время обдумать свои слова. - Дом должен кто-то сторожить, а ты уедешь. Мне жаль говорить тебе это, но вы расстанетесь через неделю или две… Как часто ты сможешь навещать его, если вообще захочешь? – он видит, как хмурится Роберт и неловко отводит взгляд Джаред, как сверкают глаза Миши – в протесте ли или от беспомощности, потому что ему нечего возразить – он не знает. Зубы, кажется, до крови прикусили нижнюю губу… Или это просто солоноватый привкус от того, как сильно начало кровоточить его сердце. - Я найду кого-нибудь другого на эту должность, Дженсен уедет со мной, мы так решили, - он говорит тихо, не отводя взгляд, и он хочет прямо сейчас выйти из своего ненадежного убежища и взять его за дрожащие руки, но как может он, если у их отношений все равно нет ни будущего, ни перспектив, и они оба об этом задумывались. Этим жестом он все испортит, даст ему надежду, чтобы потом оттолкнуть, и это будет жестоко. - Ты встретишь кого-нибудь более подходящего тебе. Он немой, нелюдимый… Он не может быть твоей парой. Он не слышал ответа Миши, словно в тумане опуская поднос с едой перед дверью и отступая назад, в затемненный коридор, где никто не увидит на его лице ни боли, ни страданий. Он оступается за ковровую складку спустя всего пару шагов, не желая слышать доносящийся сквозь вату в ушах мягкий и раздраженный тембр Мишиного голоса. Что он ответит ему? Что он вообще может сказать? Он ведь старший брат, единственный родственник, который не одобряет его… Миша не бросит свою семью ради кого-то, с кем знаком чуть больше полугода. Дженсен просто не позволит ему поступить так безрассудно, как бы ни болело сердце. Он не понимает, когда начинает бежать по коридору – подальше от гостиной, от места, где Коллинзы хотят решить его судьбу, забыв о том, что он не станет бездействовать и просто принимать свой приговор. Не станет смотреть, как Миша будет стараться оправдаться или убедить их обоих, что все получится – ему это не надо. Он решит и скажет все сам… Как только найдет для этого время. Ноги несут его в сторону старой Мишиной спальни, и он закрывает дверь на ключ, как в тумане подходя к окну и не представляя, что с ним будет, когда наступит вечер. Сейчас утро – преступно рано, чтобы принимать решения, преступно рано для всего, потому что глядя на поместье, пляж, чужую лодку у причала, Дженсен не хочет думать о том, что его жизнь решила повернуться так круто именно сейчас. Пора ему начать верить своим предчувствиям. *** Миша не чувствовал себя так двояко уже очень давно, и сейчас, сидя в гостиной под строгим взглядом брата, он ощущал себя второклассником, получившим первую в жизни двойку. Ему не показалось, что он видел сочувствие в глазах Ричарда – тот не был чудовищем, просто заботился о нем в своей грубоватой манере, но это ничуть не умаляло тот факт, что он оскорбил его чувства к Дженсену и влез не в свое дело. - Миша прав, - подает голос Роберт, скрестив руки на груди и глубоко вздохнув. – Ты не можешь решать, как им жить. Если он влюблен… - Влюбленность пройдет, - говорит Рич, смотря только на Мишу, и тот сжимает кулаки, отвечая ему злым взглядом. - Извините, что вмешиваюсь, но… Что Дженсен думает о том, чтобы уехать отсюда? – Джаред напрягается, когда все поворачивают к нему головы, но уверенно продолжает. – Я не успел спросить его, но сомневаюсь, что он захочет остаться. - Ты знаешь его всего пять минут, Джей, и уже готов делать такие выводы? – Ричард смотрит на него с подозрением, но мягко, не осуждая за то, что он высказал свое мнение. - Но он прав, - Миша уже устал от этого спора, который начался лишь из-за того, что его брат не хочет делить его с кем-то еще после того, как потерял его из виду так надолго. – Мы… Мы говорили о переезде уже давно. Дженсен устал от жизни здесь в одиночестве. - Ты позволишь мне поговорить с ним без тебя, чтобы мы смогли хотя бы узнать друг друга чуть лучше? – спустя пару минут с тяжелым вздохом спрашивает Ричард, и Миша кивает, втайне радуясь, что тот готов дать ему хотя бы шанс… Ведь он знает, что тот бывает упрям настолько, что не хочет и слышать о том, чтобы уступить. - Нам необязательно обсуждать все важные дела сегодня, Рич. В конце концов, ссориться после столь долгой разлуки… - Роберт не договаривает, но им и так ясно, что он имел в виду. Миша улыбается ему, благодаря за поддержку и такие нужные сейчас слова. Был бы здесь Дженсен… Миша хмурится, потому что отчасти он ожидал, что сообщит об их отношениях в его присутствии, а не у него за спиной, но Ричард сам догадался, и он не мог понять, как. Он смотрел слишком влюбленно? Коснулся его так, что сам не заметил? Как бы то ни было, он должен был оставить этот разговор до тех пор, пока они с Ричардом не успокоятся после встречи друг с другом – его голова буквально пухнет от столь различных сильных чувств, что ему пришлось испытать за последний час. - Миша, я не хочу торопить Дженсена… - Роберт вновь подает голос, удобнее устроившись на диване и теребя край подушки пальцами, и он переводит на него чуть рассеянный взгляд. – Но разве он не обещал принести завтрак еще двадцать минут назад? - Я… Я схожу за ним, - мотнув головой и стряхивая с себя тяжелые думы, отвечает он. За этой дискуссией он и не заметил, что время летит так быстро. «Не похоже это на него», - думает он, встав с дивана и потянувшись, чтобы размять затекшие плечи. Тряхнув головой и откинув со лба непослушные прядки, он идет к двери и по привычке мягко толкает ее, ожидая, что она мгновенно распахнется, и удивленно морщится, заслышав звон стекла. Протиснувшись в узкую щель, он видит оставленный у порога большой поднос, до отказа забитый тарелками и чашками с остывшей едой и чаем. «Он слышал», - не вопрос, но понимание появляется у него в голове, и он наклоняется над ним, чтобы отнести в гостиную. Пусть еда остыла, он еще чувствует тепло тарелок свозь металл… Вот только сам он думает, что не сможет съесть ни кусочка, думая лишь о том, чтобы как можно скорее найти своего парня и убедить его в том, что все, что было произнесено в гостиной, никак на них не повлияет. - Где Рич? – спрашивает он, возвращаясь в гостиную и видя лишь тихо переговаривающихся Джареда и Роба. - Здесь, - тот выглядывает из-за камина, держа в руках шкатулку – ту самую, которую Дженсен подарил ему на Новый год. Миша все еще хранил там некоторые из их переписок, так как они напоминали ему о том, как невинно и медленно у них обоих развивались их чувства друг к другу, и он искренне не хотел, чтобы кто-то еще читал их. - Не трогай, - он отобрал ее так, словно там находилось что-то драгоценное, и опустил взгляд, не зная, как сказать ему, что… - Дженсен не присоединится к нам за завтраком, верно? – но его брат всегда умел читать по его лицу то, что тревожило его душу. - Он слышал, - Миша кивает, больше всего на свете желая броситься на его поиски прямо сейчас, но Дженсен все еще знал это место лучше, чем он… и если тот не хочет видеть его прямо сейчас, он его не найдет. - Значит, говорить с ним должен я, а не ты. Он удивленно оборачивается к брату, встречаясь с ним встревоженным взглядом. - Но… - он пробует возразить, но слова словно застряли в горле. - Ты не сможешь сказать ему ничего нового, а я – да. Тем более, лучшей возможности у меня может и не представиться, - Ричард не выглядит обеспокоенным, вот только Миша вынужден согласиться с ним. Дженсен обязательно понравится ему, когда они поживут вместе какое-то время, и чем раньше они начнут общаться, тем, наверное, лучше… Пусть противный червячок сомнения грызет что-то внутри, он кивает, усилием заставляя себя сесть обратно на диван. Может, Дженсен слышал его, может, сбежал, как только Ричард начал, вот только он сделает все, чтобы убедить их обоих, что они одинаково важны для него и он не отвернется ни от одного из них, даже если любовь всей его жизни и его брат не поладят. Эта мысль успокаивает, потому что он не отпустит Дженсена так просто. Не позволит отобрать у себя самое светлое, необходимое и ценное, что у него есть. Все, что было и есть у них, ощущается так правильно… И Миша знает, что этого будет не заменить. - Есть всего пара мест, куда он мог пойти, - чуть хрипло произносит он через минуту, прочищая горло и как следует подумав, где он может быть. – Седьмая комната слева, если выходить в коридор из столовой, и спальня на третьем этаже, с красной дверью. Вряд ли он ушел далеко, но если его там нет… Может, не стоит его трогать, пока он не обдумает все сам. Я… Я ему доверяю, - словно оправдываясь, добавляет он. - Посмотрим, - Ричард треплет его макушку и похлопывает по плечу, и лицо у него нечитаемое. Миша скучал по нему, но… Едва ли он представлял, что знакомить его с Дженсеном будет так сложно. - Иди, - вздыхает он, пока что-то в нем не заставило его пойти следом. *** Он слышит шаги в коридоре, медленные и достаточно тихие, чтобы быть почти незаметными, вот только ищущий его человек совсем не скрывается, шурша ковром и дергая за ручку каждой встречной двери. Его голос все еще дрожит, он чувствует это, но прятаться от Миши и дальше будет слишком глупо… Он должен выслушать его, и что бы он ни надумал чуть раньше, любое решение об их совместной жизни они примут вместе, как пара. Миша не простит ему, если он сделает это без него. Он подходит к двери и делает глубокий вздох, не зная, насколько красные у него щеки и совсем об этом не заботясь. Миша не тот, перед кем он стыдится за свои эмоции. И он не тот, от кого он станет их скрывать. Ключ поворачивается в дверном замке быстро и негромко, но шаги замирают, и он прочищает горло, отходя от двери подальше и становясь рядом с кроватью. Ручка податливо поворачивается, и он вскидывает взгляд, готовясь отвечать на последующие вопросы… - Дженсен, нам нужно поговорить. Вот только это говорит совсем не тот, кого он ждал. Он машинально выпрямляется под взглядом Ричарда, стоящего у двери и слишком пристально его разглядывающего. «Не понимаю…» - мелькает у него в голове прежде, чем он кивает, незаметно для них обоих сжав руки в кулаки и встав в оборонительную позу. - Миша поручил этот разговор мне, - дверь глухо стукается о косяк, отрезая их от остальных, и это заставляет Дженсена нервничать так, как он не нервничал очень давно. Все в этом человеке внезапно стало чересчур отталкивающим, противным… И чувство не подводит его, когда тот заглядывает ему в глаза. - Не стану тянуть с тем, что было очевидно с самого начала. Думаю, ты и сам понимаешь, что вашему раю для двоих пришел конец. Эти слова слетают с его губ так просто, что на мгновение Дженсен сомневается, что Миша знал, что его брат решил сказать ему. Его рот приоткрывается от удивления, и слабая надежда, что Ричард примет их, испаряется во мгновение ока. - Я люблю его, - слетает с его губ тихим шелестом, ровно и уверенно, но сам он дрожит внутри, как осиновый лист. - Я знаю. Видел по твоим глазам, - этот диалог странный и неправильный, и Дженсен думает о том, что они не с того начали. – Твоя любовь истинна, может быть, второй такой ты не испытаешь за свою жизнь. Проблема в том… - он подходит ближе, заставляя его отступить, но после как-то устало вздыхает. – Ну, ты и так слышал мое мнение. Миша хотел пойти к тебе, но… думаю, тебе действительно стоит выслушать меня. И почему я не хочу, чтобы ваши «отношения» продолжались. - Это не тебе решать, - возмущение поднимается внутри него горячей волной, вот только Ричард выглядит стеной из каменного льда, которой нипочем его пламя. Они оба молчат какое-то время, разглядывая друг друга и чувствуя себя, словно противники на ринге. Примеряясь, разгадывая каждый жест… Словно два диких зверя, готовых нападать. - Я не хочу криков и не хочу громких ссор, - осторожно начал Коллинз, садясь в кресло и махнув рукой на соседнее, но Дженсен не сдвинулся с места. - Просто… - он усмехнулся, глядя в пол, но совсем без веселья. – Дело даже не во мне. Вашим отношениям не выжить за пределами этого острова, потому что там другая жизнь, в которой не будет места для любви. Только… осуждение. Дженсен молчит, потому что ему не нужно переспрашивать, чтобы понять, что тот имеет в виду. Они из разных миров, они оба – мужчины, но Миша не подвержен влиянию чужого мнения настолько, что бросит его, если люди откажутся сотрудничать с ним, правда ведь?... Он смотрит на Ричарда, смотрит и пытается узнать, откуда ему знаком этот снисходительно-сочувствующий прищур, эта склоненная набок голова и голос, так легко и прямо высказывающий то, что съедало его изнутри с самого начала знакомства с Мишей, и было лишь притуплено до недавних пор. Если только… Внезапная догадка пронзает его, как игла, стоит ему вглядеться чуть лучше, и он чувствует, как кровь отливает от щек, и… не может даже пошевелиться. - Я ведь встречал тебя раньше, - вдруг уверенно, но тихо говорит Ричард, но Дженсен и сам уже понял, кто стоит перед ним и почему все утро его преследовало чувство, что что-то не так. Он сглатывает тяжело, глядя в ничуть не изменившиеся глаза на постаревшем, заросшем щетиной лице с новыми морщинами вокруг глаз, и воздух отказывается поступать в легкие, потому что он чувствует себя так, словно разучился дышать. – Дженсен… Дженсен… - его глаза распахиваются от внезапной догадки, и он недоверчиво склоняет голову набок, и терпеть это становится невыносимо, когда они оба знают, что их связывало в прошлом. - Слишком редкое имя, чтобы оши-баться, - говорит он совсем тихо, и страх уступает место шоку, злости и обиде на судьбу, потому что он готов рассмеяться над этим ужасным совпадением, поверить в которое для него оказывается так просто. - Спустя столько лет, - тянет Ричард ошеломленно, никак не показывая, что ему неловко и некомфортно, и он чувствует себя загнанным в угол, вспомнив все ужасы, что творились в старшей школе. – Тем не менее, Миша… - он издает странный смешок, глядя на него все с большим интересом, когда имя возлюбленного вдруг приводит Дженсена в чувство, и он застывает. Что-то на его лице заставляет Ричарда замолчать, когда он поднимает руки и отворачивается, схватившись за голову от осознания. - Твой брат… Он твой брат… - едва слышно произносит он, потому что это кажется насмешкой. Он ненавидел этого человека почти десять лет, и полюбил Мишу – человека, который был таким другим… Неужели его чувства были ложью? Эта мысль как осколок битого стекла, вдруг попавший в его сердце и заставивший его пошатнуться. – Миша не знает, - говорит он уже громче, сжав ладони в кулаки. – Он не знает, что это был ты. Я никогда не назы-вал имени. - Дженсен, что бы ни было в прошлом, теперь… - Ты не хо-чешь, чтобы с ним был я, - он поднимает взгляд и не видит в его глазах ни намека на то, что Ричард будет спорить. Коллинз качает головой, хмуро и тяжело глядя в ответ. - Ты ему не подходишь. Ты вырос и возмужал, бесспорно… Но Мише самому нужен кто-то сильный, кто-то из его общества. Он не сможет заботиться о тебе всю свою жизнь, - тот не говорит этого с целью обидеть, скорее просто как факт, и Дженсену кажется, словно и не было всех этих лет… Вот только он успел измениться. - Я доста-точно хорош, чтобы быть с ним. Ты не хочешь его ви-деть именно со мной… Будто ты мало испор-тил мне жизнь, когда мы были в школе, - получается резко, и Коллинз впечатлен, вот только его теперь заботят собственные чувства. Не его мнение. - Ты был жалок, Дженсен. Твоя жизнь была испорчена раньше, чем я появился в ней, первый и второй раз, - но тот фыркает ему в лицо, вдруг ощетинившись. – Оглянись назад! Ты не мог постоять за себя, ходил с этим угнетенным выражением на лице, словно каждый в той чертовой школе обязан был разглядеть в тебе что-то особенное, - он отступает назад, когда видит в глазах напротив то, что пугало его еще в школе – абсолютное, искреннее равнодушие к нему. - Ничего особенного в тебе нет, Эклз. И я не представляю, что мой брат в тебе нашел. - Ты унижал меня без особой причи-ны, - говорит он тихо, потому что горло и старые шрамы начали болеть. Снова. – За что? - Ты ведь не это хочешь узнать, - Ричард тоже переходит на более спокойный тон, и Дженсен удивляется, когда на его лице на мгновение мелькает усталость. – Я и не смогу тебе ответить. Скажу только, что временами жалел, что был такой неуравновешенной сволочью, и даже тот единственный раз, когда я спас тебя от таких же ублюдков, ничего не менял. Прими мои извинения за то, каким подростком я был, и если тебя это утешит, я могу даже выдать тебе моральную компенсацию… вот только ты часть той жизни, которую я бы очень хотел забыть. И я не подпущу тебя к Мише, потому что ты не сделаешь его счастливым. Ты… Ты слабак, Эклз. И моему брату нужен кто-то получше. - Я… - у него не находится слов, и он не замечает того, как противно защипало глаза, а из-за стиснутой челюсти заболели уши, но Ричард взмахивает рукой, качнув головой, и у него опускаются руки. - Не стоит. Не скажу, что было приятно увидеть тебя вновь… Я благодарен тебе за Мишу, но с этого момента ваши дороги должны разойтись раз и навсегда. Так будет лучше… для всех, - он выглядит так, словно это решение далось ему тяжело, и Дженсен, наверное, рад, что тот оставляет его, закрыв за собой дверь и оставив за собой последнее слово. Ничего не проносится в его голове, когда он обессиленно опускается на постель и смотрит на свои дрожащие руки, вспоминая все, что произошло за последние месяцы. Обиды нет, лишь боль – боль, что он, кажется, только что потерял совсем недавно обретенный смысл своей жизни. Он вспоминает каждый миг, когда его посещали эти мысли – еще до их отношений, когда Миша поцеловал его в самый первый раз, и он был слишком напуган этим жестом, чтобы поверить его чувствам. Он думал тогда, что недостоин, что его прошлое даст о себе знать все равно, и как бы он ни забывался в своей любви, кем бы ни притворялся, оно напомнит ему, кто он есть на самом деле. Ирония… Но сейчас ему хочется рыдать, что жизнь заставила его полюбить того единственного, кто родственными узами связан с кошмаром его подростковых лет. Его жизнь состояла совсем не из мелочей, делающих человека счастливым - и у него таких было совсем мало, и подавляющее большинство ему подарил Миша. Он не знает, как бы он жил сейчас, не будь в его прошлом определенных обязательств, желаний, обстоятельств или людей, не знает, как бы еще сложилась его жизнь, но он был бы согласен пережить всю ту боль снова, если ему будет позволено остаться с Мишей. Жаль, что этого не случится. Невидящим и мутным от слез взглядом осмотрев все вокруг себя, он поджимает губы, решив, что должен увидеть Мишу хотя бы в последний раз… И он будет сегодня. Поднявшись с постели, он тихо проскальзывает на лестничную клетку и быстро поднимается на чердак, вздрогнув от холода, исходящего от каменных стен. Там, наверху, он насколько может быстро находит несколько старых чемоданов и один саквояж, возрастом старше его самого. Он видит свои рассказы в коробках и вытряхивает их в сумку, не заботясь о том, что страницы смешались и восстановление порядка займет кучу времени. Там, на новом месте, у него оно будет. Их блокнот отправляется туда же – не заметил ли он, как кинул его внутрь с остальным, он не знает, потому что хочет убраться отсюда как можно быстрее, не задерживаясь взглядом на лишних вещах. Самая малость отправляется в чемодан – забытая здесь одежда и пара мелочей вроде ручки, фонарика и любимой кружки, и он уходит с этого чердака, не обернувшись. Зная, что никогда не вернется сюда. С остальными вещами сложнее, потому что как бы мало их ни было, он то и дело натыкается на что-то, принадлежащее Мише, и соблазн забрать что-нибудь на память определенно не из тех вещей, которым он сейчас может сопротивляться. Миша заметит пропажу, вспомнит его… но лучше ему не оставлять о себе напоминаний. Он забирает все, каждую мелочь, убирает даже лампу со своей стороны кровати, потому что так создается впечатление, что кроме Миши здесь никто не жил. Он хочет стереть себя из этого места, убрать свой запах, и вскоре его подушка убирается в шкаф, и он стелет новое белье. Просто потому, что Мише будет проще смириться с потерей, если цепляться будет не за что. Сложенные чемоданы стоят в углу, и он подавляет желание упасть в постель и выплакать все горе в светлую подушку, поэтому просто садится в кресло у окна, чтобы последний раз оглядеть все это. У него есть шанс передумать, остаться здесь, но… Кажется, ему будет проще оставить Мишу самому, чем ждать, пока тот его бросит, но он не дает ненависти к себе разгореться внутри от этих мыслей. Он уносит сумки к парадному входу, еле дотащив неожиданно тяжелую ношу. Миша не должен наткнуться на них, пока он не уйдет. Вот только сбежать незаметно у него не получиться. Заглянув в зеркало по пути обратно, он вытирает слезы и пробует вернуть себе нормальный цвет лица, приведя дыхание в норму. Пусть сердце сжимается от тоски, пусть в носу щиплет от новой порции рыданий, он пробует улыбнуться самому себе, зная, что потом, вдали отсюда, будет легче. Обязательно будет. Самообман, но он работает и дает ему сил добраться до гостиной и ни разу не свернуть с дороги. Лица обращаются к нему, как только он тихо отодвигает в сторону дверь и переступает через порог, отмечая, что Ричарда здесь еще нет. Он переборол свой страх перед ним, переборол то чувство, которое возникло, когда он понял, что он тот самый человек… Но стоило ему взглянуть на тут же вскочившего Мишу, он не захотел избавляться от мысли, что все было подстроено с целью сломать его. Пусть цинично, пусть он эгоист… Но оставить его, думая, что тот не испытывает тех же чувств – проще. Настолько, что он даже не понимает, что начал что-то говорить. - В грузо-вике полный бак, если захотите про-ехаться по пляжу и осмо-треть тут все, - он не смотрит на Мишу, зная, что тот мгновенно поймет, что его голос дрожит сильнее, чем обычно. - Ты не с нами? – спрашивает, что удивительно, Джаред, но Роберт кивает, тактично отступив и потянув парня за локоть. - Оставим их наедине. Вряд ли у них было время для разговора, - его взгляд обеспокоенный и участливый, и Дженсен радуется, что Миши есть такие друзья - готовые волноваться даже за незнакомого человека. Миша не двигается с места, и он не начинает говорить, даже когда единственным звуком, что наполняет помещение, становится их общее дыхание. Дрожащие руки сами собой складываются на груди, и он не знает, что сказать… Зная, что это последний раз, когда они друг друга видят. - Дженни, - Миша осекается на его имени, непонимающий, напряженный, и как бы Дженсен ни хотел вжаться в него всем телом, он чувствует, что их разделяет пропасть. Словно по полу между ними ползет трещина, словно Миша стоит так близко, но отделен невидимой стеной, и он не может сделать шаг навстречу, потому что упадет вниз. Упадет так глубоко, что не сможет выбраться. - Все в поря-дке, Миш, - улыбка не выходит вымученной, что приятно удивляет, но тот не верит и подходит ближе, переступая воображаемую черту, которую провел Дженсен. «Все границы – в голове», - думает он, жалея, что в данный момент это не так. Потому что больше всего на свете он хочет и обнять, и оттолкнуть его сейчас, вернув на место. - Ни черта не в порядке, - он становится на расстоянии вытянутой руки, не решаясь притронуться, и в глазах его – страх, волнение, но Дженсен не реагирует на то, как слабо, задушенно трепыхается его любовь к нему, разбившаяся о реальность. – Ты не должен был слышать… Нет, мы просто не должны были об этом говорить. - Все в поря-дке, - повторяет он и наконец берет его за руку, и это лишь делает боль в груди сильнее. Он сомневается, что сможет довести дело до конца, не сломавшись, но… Он любит его достаточно сильно, чтобы отпустить. – Мы пого-ворим, когда насту-пит время, в подходя-щем месте. Они твоя семья, прове-ди с ними хотя бы день. - Может, ты и прав, - Миша тянется за поцелуем, и он прикрывает глаза, не с силах больше смотреть, и еле заметно вздрагивает, почувствовав его губы на своих и стараясь запомнить это чувство, его чуть мятное дыхание, тепло его руки и волнующую близость, которую, он знает, он потерял навсегда. Наверное, поэтому взглянуть на него вновь так сложно. Миша опускает ладонь на его щеку, огладив пальцем скулу, и Дженсен чуть склоняет голову, касаясь мягкой кожи ладони губами и не отрывая взгляда от его глаз, которые так привлекли его, когда он его впервые увидел. - Иди, - говорит он после этого поцелуя и искренне, нежно улыбается на легкий смешок, накрывая его руку своей и отстраняя, не задержав касание. Так, как улыбаются люди, готовые умереть в следующий момент. Миша кивает и делает шаг назад, к двери, и Дженсен не перестает улыбаться, чувствуя, как улыбка намертво прилипла к губам, и даже когда тот отворачивается и скрывается в темноте коридора, он улыбается сквозь слезы. Потому что больше нет пути назад. Ветер дует словно сквозь него, когда он забирается в катер и пристегивает чемоданы к креплениям внутри кабины. Дыре в его груди не закрыться, даже со временем, но он не чувствует себя пустым. Он чувствует себя как никогда целым, полным печали и тоски, которые заняли освободившееся место. Лед сковал его изнутри, даруя обманчивое спокойствие, но оно помогло не обернуться на поместье, на белый, заснеженный пляж, на гору в тумане и чернеющий лес, что он так любит. Это место было ему домом так долго, и теперь, когда пришло время уходить… Он не знает, что испытывает по этому поводу, так как это не описать словами. Остров остается позади, окончательно скрываясь в тумане всего через полчаса, и Дженсен не помнит, когда в последний раз чувствовал себя таким маленьким. Словно его тело слишком слабое, чтобы выдержать такие чувства – грудь почти трещит по швам от душевной боли, но он не может ни закричать, ни заплакать, ни разомкнуть губы и сделать первый нормальный вздох, потому что иначе сорвется, упадет на пол и сломается окончательно. Дженсен упорно сверлит горизонт взглядом, стиснув пальцы на руле и увеличивая скорость до предела. Потому что нет пути назад. *** Он обводит кабинет тяжелым взглядом, прикрыв за собой темную дверь, которой он секунды назад по неосторожности, в десятый раз за прошедшие пару дней сбил бедное растение, лежащее теперь на полу. Фикус был подарен Робертом на прошлое Рождество, чтобы в новом кабинете стало чуть уютнее… Вот только ничто не поможет заменить ему дом, но он поклялся не вспоминать о том, что было, кажется, целую вечность назад. И сейчас не вспомнит, чтобы не теребить едва начавшую заживать рану. Отдел, где он работал, занимал всего два этажа в одной из многоэтажек Нью-Йорка - не слишком маленькой, чтобы затеряться среди жилых домов, но и не одной из гигантов-небоскребов, на которые он подолгу смотрел из окна, когда выдавалась свободная минутка. Благо дела к ним поступали нечасто, и таких минут за день выдавалось семь-восемь. Он проходит к своему столу, не слишком роскошному и не слишком дешевому, потому что ему незачем обставлять кабинет слишком дорого – он бывает здесь не чаще, чем раз в неделю, чтобы утвердить новые проекты или поинтересоваться, как идут дела. Его жизнь теперь состоит из командировок, и пусть он начальник, он может позволить себе лично присутствовать во всех местах, где его благотворительный фонд оказывал помощь. Поправив галстук, он опускает портфель с чертежом школы на стул, проходя к окну и лишь сейчас замечая стопку писем на столе. Почта собралась за всю неделю, что он был на Гаити, и он взял пачку в руки, стянув резинку и присев на диван, чтобы рассортировать. Все равно до прихода брата у него есть лишнее время. Рекламные брошюры отправляются в мусорку, вслед за ними несколько бланков социальных опросов, которые ему не нужны. Вопросы стандартные, сухие, каждый раз напоминающие, что у него больше никого нет. И это сложнее всего, потому что спустя столько времени в памяти свежи и недоумение, и печаль, и отчаяние, что овладели им в тот мрачный мартовский день. Но, - он напоминает себе, - он об этом не вспоминает. Среди оставшихся в его руках счетов только одно письмо выделяется слишком сильно – пожелтевшая от времени, затисканная бумага, на которой указан его старый адрес. Письмо датировано прошлым годом, и такие затерявшиеся на почте вещи изредка продолжают приходить, чаще всего оказываясь чем-то совсем неважным. Он не знает, что привлекло его в ровных, почти каллиграфических буквах на письме, но рука не поднялась отправить его в утиль, даже если его время давно прошло, и он знать не знает, не помнит человека, который ему написал. От сканирования конверта взглядом его отрывает открывшаяся дверь, и Ричард останавливается на пороге, смерив его взглядом и поджав губы. - Рубашка не та? – спрашивает он, засовывая письмо за пазуху и поднимаясь. Офисный стиль никогда не был его любимым, и он предпочитал проводить в костюмах как можно меньше времени, руководя процессами в кампании откуда-нибудь издалека. Работа была его всем, но… Деньги ему платили большей частью не за то, что он сидел в кабинете. - Нет, все нормально. Просто… не ожидал, что ты выйдешь на работу сегодня, - уголки его губ дергаются в печальной улыбке, но он не дает брату ее разглядеть. - Пора жить дальше, - туманно отвечает он, и Ричард понимающе кивает, хлопнув его по плечу и обернувшись. - Тогда, нас ждут в зале заседаний. Здание почти выкуплено, остались формальности, плюс заключить договора с новыми поставщиками материала. Миша кивает, продолжая слушать новую информацию о его последнем проекте. Их проекте, потому что именно Ричард дал ему наводку на это место, решив, что им стоит хоть раз за два года поработать вместе, и Миша не смог ему отказать. Боль наконец начала уходить, и это книжное издательство вполне могло стать его новой отдушиной, тем, на что он не пожалеет ни времени, ни сил. Один такой проект у него уже есть… Вот только каждый раз, когда он возвращается туда, ему становится слишком тяжело. Галстук все еще жмет, и он машинально теребит его, погрузившись в глубокие думы по пути в конференц-зал. Ричард уже замолк, понимая, что сегодня ему не до пустой болтовни, и просто шел рядом, сверяя отчеты и изредка отвечая что-то проходящим мимо людям, даже если обращались не к нему. Миша отдавал работе всего себя, мотаясь по всему свету в поисках нуждающихся в помощи людей, которых еще не взяла под свое крыло ни одна организация, и он знал, что после перелета тот всегда рассеян, но… Сегодня первое марта. День, в который ему приходилось быть гораздо более серьезным, чем обычно. За большим овальным столом их встречают трое человек, юристы и прежний владелец. Миша коротко здоровается и пожимает руку каждому из них, пробегаясь глазами по пунктам договора, лежащего на столе. Попытайся он объяснить сам себе, чем его привлекло бывшее когда-то известным издательство, он бы не смог ответить. Проект был бы выгоден и для него, и для Ричарда – они бы дали работу сотням людей и повысили бы качество своей продукции по всей стране, а так же помогли семейной корпорации выйти на новый уровень. Интернациональная «Collin’s» имела связи и влияние почти везде, благотворительные фонды, сети магазинов и кафе как вторичный бизнес, раскинулась по миру, словно паутина оплетая все на своем пути. Мише не понять тяги Ричарда к завоеваниям новых сфер, но он согласился на покупку издательства, потому что это поможет людям стать более образованными, а все, что несет добро… Он просто не смог отказаться. - Мистер Коллинз, - юрист обращает его внимание на себя, и он поднимает взгляд, чтобы выслушать его. – У моего клиента есть к вам небольшая просьба, раз уж мы смогли обо всем договориться. - Я слушаю, - он улыбается мягко и вежливо, потому что прежний владелец, мистер Дженкинс, всегда вызывал у него симпатию. Он бы с радостью выполнил его просьбу. - Когда я был еще при делах, я был лично знаком со многими сотрудниками и каждым писателем, кто хотел публиковаться в моем издательстве, - его голос был полон ностальгии, и Мишу восхищало то, что в свои восемьдесят с лишним лет тот оставался человеком с удивительно живым умом, остроумным и молодым в душе. Он уже понял, что тот привязан к старым традициям, пусть и восхищался новизной технологий. – Не могли бы вы продолжить это для меня? Я хочу знать, что вы будете уделять должное внимание их работе, может быть, не прочтение книг, но… Мы нуждаемся в них так же, как они нуждаются в нас. Поэтому поддерживать с ними хорошие отношения очень важно. - С удовольствием, - он кивает, и улыбка становится искренней, пусть он двигает лишь кончиками губ. Временами ему становится особенно одиноко, и он будет рад, если по возращении в издательство многие будут рады его видеть. Он был там всего два раза до сих пор, но дружественная атмосфера в их большом коллективе восхищает. Конечно, он постарается сохранить ее. Успокоенный его ответом мистер Дженкинс рассказывает несколько смешных случаев с производства, и они подписывают окончательный вариант договора после устранения некоторых пунктов и корректировки других. Они прощаются до следующей недели, когда его и Ричарда официально представят как новых владельцев, и Миша хочет поскорее уехать отсюда, так как офис всегда нагонял на него тоску… И заставлял погружаться в совсем ненужные ему мысли. Он знает, что Ричард не забыл о сегодняшней дате. Знает, что тот последует за ним до дверей его квартиры, когда он найдет предлог уйти. Сегодня он был намерен дотерпеть до конца дня, потому что прошлые два раза, оставаясь наедине с собой, он порывался бросить и работу, и семью, отправившись на поиски, пусть для этого потребуется объехать весь мир. Он бы смог, но протрезвев на утро, терял всякую уверенность в том, что Дженсен захочет его видеть, после того, как оставил без слов, без записки… Обведя вокруг пальца и заставив поверить, что все было хорошо. Миша помнит, как в полной темноте рухнул на постель без сил, безумно устав после экскурсии по дому и поездке в горы. Еще тогда он подумал, что что-то не то, но голова была пуста, и он заснул, едва успев раздеться. Дженсена не было в кровати тогда, но он не обратил внимания, решив, что тот решил прибрать в гостиной и на кухне… Вот только утром было плохо от осознания, что спальня, как и шкафы и ванная, оказались пусты. Он помнит свое недоумение, когда увидел, что второй лампы у кровати больше нет. Дженсен иногда зачитывался допоздна, и она светила ему в глаза, немного раздражая, и он утягивал парня под одеяло, и сон снимало как рукой, вместе с желанием Дженсена узнать продолжение, и то, что ее больше нет, заставило все в животе и груди похолодеть от плохого предчувствия. Он помнит, как на ватных ногах подошел и распахнул двери шкафа, наткнувшись на пустые полки там, где были вещи Дженсена, и его подушку на самом верху. Лежащую там, словно никто и никогда ее не использовал. Он ушел. Эта мысль впилась в его голову, когда он прокрутил в памяти их последнюю встречу вчерашним днем и понял, что Дженсен прощался. Поэтому спровадил в гараж, просчитал, когда он будет далеко, чтобы не успел остановить, не успел вернуться… Чтобы даже не заметил пропажи, когда пришел домой. Он оббежал весь дом, обошел каждую комнату, не найдя и следа его присутствия здесь, не найдя документов, и на чердаке отчаяние настолько захватило его, что он опустился на кровать, разом ослабев и обессилев. Он ушел… Стоило об этом подумать, осознать, как глубоко внутри что-то треснуло, надломилось и упало. Пролетело вниз, на землю, с высоты этой башни и там разбилось вдребезги, разлетелось на куски, и он пришел в себя лишь в объятиях своего брата, навсегда запомнив полные сожаления и грусти взгляды Роберта и Джареда. Пресса тогда не слишком освещала его возвращение из мертвых, потому что Ричард не позволил любой информации утечь из круга самых близких. Его лицо было на первых страницах газет, мир жаждал подробностей, и Миша благодарен за то, что их не было, потому что сейчас при знакомстве с новыми людьми ему не приходилось отвечать на многие каверзные вопросы, которых хотелось бы избежать. И он избегал, пока люди не успокоились, пусть ждать пришлось почти год. День проходит сумбурно и как-то нелепо, потому что Ричард дважды путал места, куда им предстояло попасть, и Миша каждый раз пытался понять, что заставило его быть настолько рассеянным. Джаред присоединился к ним во второй половине дня, занеся документы во время обеда и совсем не незаметно следуя за ними, куда бы их не занесло. Было забавно наблюдать, как Рич в его присутствии терялся и волновался, словно тот был несмышлёным дитем, пусть Джаред сильно возмужал за прошедшие пару лет… Потому что в душе он все равно остался прежним. - Мистер Коллинз, на сегодня больше нет дел, которые требуют незамедлительного рассмотрения, - говорит тот часов в шесть вечера, когда они выходят из здания, где расположен главный офис Ричарда. Тот остался под предлогом разобрать письменный стол, пообещав догнать их позже. - Тогда я домой. Джаред, передай моему брату, что завтра мы идем на вечернее собрание у Фелиции, - тот кивает и возвращается внутрь, а Миша садится в машину и только там позволяет себе выдохнуть. День выдался сложным, - признает он и откидывается на сидение, приводя мысли в порядок и прикрывая ладонью зевок. Водитель быстро отвозит его домой, в небольшую арендованную квартиру в доме на окраине, откуда открывается прекрасный вид на город. Ричард пишет ему дважды, чтобы сказать, что приедет через час, и после, что решил оставить его одного на этот вечер, потому что тоже безумно устал. Миша отвечает ему смайликом и благодарит всех на свете, что в его доме есть лифт. Дверь открывается со скрипом, и он захлопывает ее ногой, вешая пиджак на спинку стула в прихожей и проходя в гостиную, чтобы сесть на диван. Он прикрывает глаза всего на секунду, и просыпается, когда уже ночь, и спину болезненно ломит. - Черт возьми, - незлобно ругается он, когда встает, чтобы переместиться в постель, и хватает пиджак, намереваясь перевесить в шкаф, когда из кармана вылетает письмо… То самое, которое он не успел прочесть утром, и даже не вспомнил бы о нем . Вздохнув и решив, что сможет разобраться с ним, пусть и на ночь глядя, он зевает и потягивается, включая свет и вновь устраиваясь на диване. Кто-то под окном протяжно гудит, но он не обращает внимания, пристально рассматривая конверт. Адрес нечеткий, но с его именем, и он не видит, откуда оно пришло – словно кто-то просто оставил его на столе в его кабинете, умело запрятав среди остальных. Он вскрывает его аккуратно, чтобы не надорвать, и бумага внутри еще больше затерта… Почерк на конверте был ему незнаком, но он навсегда запомнил то, что его имя выглядит так, только если оно написано одним человеком. И руки задрожали, когда он прочитал короткое «Мише» и развернул письмо. «Мне слишком тяжело писать это письмо сейчас, но боюсь, больше я никогда не осмелюсь. Я был с