Butterfly's Wings

С поля доносились громкие крики и возгласы, громкий рев болельщиков и оглушительный писк свистка. Стоило подойти ближе, и я была буквально охвачена атмосферой, окружающей меня вокруг. Определенно, я сошла с ума, если решила, что смогу прийти сюда спустя столько лет. Сквозь громкий гул открытого стадиона я слышала шелест листьев на деревьях, мои волосы развевались под порывами сильного ветра, и придерживая их одной рукой, я все же неуверенно сделала пару шагов вперед, ступая на деревянную площадку и поднимаясь по дощатым ступенькам, проходя мимо большого количества людей. Я решила остановиться на седьмом ряду, неуверенно посмотрев наверх и потоптавшись на месте, но когда стадион снова взревел и кто-то радостно закричал «Вперед!», я не удержалась и оглянулась назад. Может я зря поднялась так высоко: отсюда было хуже видно лица, и я сначала испугалась: вдруг я не узнаю его? Или я просто перепутала что-то, и его родители наврали мне про его матч? Быть может он действительно не желает меня видеть? Но распознав среди них кучерявые темно-русые волосы я поняла, что нигде не ошиблась. По крайней мере Чанёль все еще был здесь: он похлопывал кого-то по плечу, а когда просвистел свисток, он сорвался с места, подбегая к другому парню и перехватывая у него мяч, под оглушительные крики принялся вести его к воротам. Соперник напористо бежал рядом, все время пытаясь перехватить обратно на себя инициативу, и пока Пак не забил мяч в ворота, я не осознала, что все это время оказывается стояла, затаив дыхание и сжав кулаки. Кучка парней счастливо налетела на него, обнимая его и хлопая по спине и плечам, а он улыбался и обнимал их в ответ. Я совсем не помнила его друзей: кажется, тот светленький знаком мне, но его имя определенно стерлось из моей памяти. Как и все остальные, когда я улетела в штаты. Я даже не поняла, что счастливо улыбаюсь вместе с остальными, наблюдая за маленькой победой Чанёля, пока тот не повернулся лицом к зрителям и не замахал руками. Именно тогда мы встретились взглядами. Я испуганно задержала дыхание и замерла на месте. Даже с такого расстояния я четко видела его лицо, его застывшую недоуменную улыбку на лице и широко распахнутые глаза, которые я никогда не смогла бы перепутать с чужими: я всегда говорила ему, что они похожи на шоколадное драже. Раньше я специально покупала m&m’s и Чанёль сам прикладывал маленькие шарики к своим зрачкам, и мы делали смешные фотографии. Самый большой плюс был в том, что когда я жевала эти самые конфетки, у меня появлялось ощущение, будто бы сам Чанёль пахнет этим вкусным шоколадом из маленькой цветастой пачки. Будто бы я пробовала на вкус самого Чанёля. Я осветляла свои волосы, а он красил свои в красный – так мы называли друг друга Red and Yellow. Мы объедались этими драже, собирали их в коллекцию, копили в специальной коробке и мечтали о том, чтобы заполнив ее всю, отнести в детский дом и отдать детям. Мечтали. Пока мои родители вдруг не решили, что мне лучше продолжить обучение в другой стране. Чанёль неверяще смотрит на меня, пока я продолжаю неподвижно стоять на том самом седьмом ряду небольшого деревянного открытого стадиона перед его новой школой, о которой я уже ничего не знала. Мне ужасно страшно: я чувствую, как сердце бешено колотится о грудную клетку, как живот уже начинает скручивать от накатывающей волны паники. Я не писала Чанёлю последние уже несколько лет. Он звонил на мой день рождения, но я была ужасно занята. Я звонила на его день рождения, и все что сказал мне тогда Чанёль, было: «Спасибо, что позвонила». Я неуверенно шла к нему домой. Долго не решалась постучать в дверь, а когда его родители сказали, что Чанёль на соревнованиях по футболу, который он просто обожал еще с детства, я так же неуверенно шла к школьному стадиону. Больше всего, чего я боялась сейчас, так это то, что он действительно обиделся на меня, а кроме него у меня здесь больше никого не было. Звонки из штатов слишком дорогое удовольствие, а тот список предметов, что появился у меня после переезда просто превышал все мои лимиты. Я успевала приходить домой и просто падать в кровать, а потом ночами заучивать предметы. Стать врачом оказалось слишком сложной задачей, на которую я тратила почти всю свою жизнь, проживая ее в Америке. Я скучала по тому беззаботному времени, что мы проводили раньше с Чанёлем, но чем больше времени проходило, тем меньше и меньше я решалась даже на простой звонок. Я была больше, чем уверена: вместо меня вероятно уже кто-то есть. Этот парень никогда не мог находится один и грустить: с его лица так редко сползала улыбка, что я не всегда любила вспоминать те моменты, когда я действительно видела Чанёля в другом состоянии. Я пораженно замираю, когда понимаю, что он несется наверх по тем самым ступенькам, по которым я так медленно и неуверенно поднималась еще с несколько минут назад, а затем просто меня заключают в такие крепкие и неожиданные объятия, выбивая весь воздух из моих легких. Я выдохнула: облегченно и счастливо. Правда было наплевать, что весь стадион пялился на нас: Чанёль всегда делал такое, выходящее за рамки нормы, но мы никогда не обращали внимания на нотации. Чанёль все еще пах тем самым шоколадом от m&m’s, спортивным потом и мятным шампунем для его волнистых волос. Он буквально душил меня в своих объятиях, но когда я оказалась в невесомости, приподнимаемая его руками, я рассмеялась. Я невероятно соскучилась по нему: оказывается Пак вырос – он стал еще выше, его глаза стали еще больше, а уши так смешно торчали из – под его кучерявых волос, что я не удержалась и дернула его пару раз. Он засмеялся. В Чанёле не изменилась улыбка. Она была все той же теплой и светлой, от которой я чувствовала себя наконец-то дома. Наконец-то на своем месте. -Подожди, до конца игры еще совсем… -Пак Чанёль! Быстро сюда! – тренер закричал уже в громкоговоритель, и я вздрогнула от неожиданности, и парень тут же крепче вцепился в мои плечи. -Давай, порви их всех! – я показала ему кулак, и он довольно кивнул, тут же сталкиваясь своим кулаком с моим, и взглянув на меня еще раз, разрываемый между полем и мной, он все же унесся вниз. Чанёль забивает еще один гол, и команда соперника проигрывает им со счетом 5:2. Я вместе с остальными поднимаюсь на ноги, помогая себе пальцами делаю свистки вместе с остальными болельщиками и даже дружно кричу в общем хоре его имя. Он лишь счастливо размахивает всем руками и делает несколько поклонов. Только когда все начинают разбредаться со стадиона, возбужденные прошедшей игрой и громко обсуждающие все ее подробности, я подхожу к раздевалке и с несколько минут дожидаюсь его. Он выходит так же внезапно и резко, как и всегда появлялся передо мной. Хватает за руку и ведет к выходу со стадиона, и я с трудом поспеваю за ним, перебирая ногами и благодаря небеса за то, что умудрилась надеть кеды и шорты – иначе бы Чанёлю пришлось нести меня на спине – из-за его длинных ног его шаг теперь увеличился настолько, что когда мы подошли к мотоциклу, я громко дышала и переводила сбившееся дыхание. -Ты что, выдохлась? – он щелкнул меня по носу, усаживаясь на крутой мотик, пока я восторженно разглядывала новый предмет гордости Чанёля, он протягивал мне шлем. -Ты же… ты бежал как ненормальный, - я возмущенно выдохнула, все еще испытывая трудности при разговоре. Я взяла из его рук шлем, пока он взъерошивал свои волосы и с улыбкой поглядывал на меня. – Это твой? -Ага. Родители подарили на совершеннолетие. Круто, правда? -И ты хорошо водишь? – я прищурилась, и он легонько толкнул меня в бок. -Это точно ты? Почему ты мне задаешь такие глупые вопросы? Садись уже, - он в нетерпении задергал ногой, и я усмехнувшись, надела шлем, но стала путаться с застежкой. -Черт. Я даже не спрашивала, куда мы поедем. В этом городе было только одно место, где мы всегда проводили время вдвоем. В том небольшом лесу в нашем районе, где среди деревьев были разрушенные старые домики. Мы все время ползали там и играли в раскопщиков, таская домой всякую ерунду и получая за нее выговор. Оказавшись сейчас рядом с Чанёлем я ощущала, будто бы не было всех этих долгих четырех лет. Словно мы виделись только вчера, а сейчас поедем в наше любимое место. Все как раньше. Я была счастлива, хоть и Чанёль, который сидел сейчас передо мной был таким взрослым и совершенно другим. Он абсолютно спокойно дотрагивается до застежки, оказываясь к моему лицу неприлично близко, и я замираю, боясь даже отдернуть пальцы от его. Ладонь Чанёля теплая и мягкая, и его пальцы небрежно застегивают застежку, потому что он словно сейчас лопнет от нетерпения, и за руку усаживает меня позади себя. Я тихо смеюсь с несколько секунд и, прижимаясь к его широкой спине в мягкой красной толстовке, неуверенно сцепляю руки в замок на его животе. Он давит по газам, и мы срываемся с места. Он едет действительно быстро, и вроде бы сначала я не обращаю внимания: мимо проносящиеся знакомые дома и улицы, теплый ветер, развевающий мои волосы и смешивающий в летнем воздухе запахи цветущих деревьев и шоколада, мне нравятся. Я блаженно прикрываю глаза: именно об этом я мечтала все это время, что жила в штатах. Я мечтала приехать и гулять с Чанёлем все время, гудеть ему об учебе, теребить его волосы и дергать за уши, фотографировать его с драже m&m’s, а потом играть с ним в футбол и жаловаться на то, что в баскетбол с ним совершенно невозможно играть при его-то росте. -Ты едешь быстро! – наконец открыв глаза, я действительно пугаюсь, потому что мы несемся неприлично быстро. -Расслабься! – он отмахивается от меня, и я вынужденно прижимаюсь к нему еще ближе. Тот самый лес уже близко, и мы едем по извилистой и неровной дорожке. Здесь совсем тихо и нет гула машин и толпы людей, только шепот листьев, пение птиц и гудение мотоцикла. В одно мгновение я моргаю, потому что становится слишком тихо, и даже не сразу сооброжаю, что происходит. Только потом я понимаю, что мы оба лежим на земле, но тело еще не успевает среагировать так быстро. –Так, спокойно. Я испуганно дергаюсь, пытаясь подняться, но ноги подкашиваются и я падаю рядом с упавшим мотоциклом, пока Чанёль быстро отстегивает свой шлем. Я вижу разодранные коленки и пальцы на ноге, подбитые и грязные от земли, и боль в ребрах только сейчас начинает заявлять о себе. Чертовски больно, хотя я уже давно не маленькая. -Я же говорила тебе! – мой голос обиженно срывается на последних словах, когда я пытаюсь пошевелить ногами и понимаю, что как пальцы на ноге, так и содранные колени слишком воспреемчивы сейчас к любому движению. -Ну прости, я честно хотел покатать тебя с ветер… Ты что, плачешь? Закусываю губу. Ну что, правда как маленькая – такая ерунда, мы оба живы, только лишь коленки поцарапала, а того глядишь сейчас разревусь как маленькая девочка. Обижаюсь на него из-за того, что предупреждала его, но он не послушался. -Эй, ну ты чего! – он встревоженно подскакивает ко мне, быстро расстегивая застежку моего шлема и аккуратно снимает его с меня. Я тут же тыльной стороной ладони пытаюсь размазать предательскую влагу, льющуюся из глаз. -Да не плачу я, просто больно, - и голос у меня как у плаксивой девочки, что даже стыдно становится. Чанёль повзрослел, а я как будто бы нет. Я пытаюсь храбро уже приподняться на ногах, как он неожиданно придвигается ближе к моим коленям и осторожно дует на ранки, приводя меня в полный шок. -Ну вот. Хотел как лучше, а получилось, - он обиженно надувает губы, опускает глаза, продолжая одной рукой просто осторожно водить ладонью по моей ноге, будто успокаивая, и дует на саднящие раны – и мне правда становится легче. –Ты не плачь только, иначе я не знаю, что нужно делать тогда. Я даже не знаю, смеяться или правда плакать: Чанёль внешне действительно изменился, но только не внутренне. Он все еще такой же ребенок, который иногда совершенно не понимает, что ему и как делать, и не слушает, если ему говорят что-то. Упрямый и напористый. А когда дело доходит до таких мелочей, он испуганно хлопает своими длинными ресницами и растеряно смотрит шоколадными глазами на меня. -Нет, серьезно, - ему почему-то кажется, будто бы я снова начиню плакать, и тогда он возмущенно выдыхает, и в следующую секунду приводит меня в еще больший шок, чем прежде. Он начинает невесомо касаться губами каждой ранки, выпуская немного воздуха, облегчая боль, и вся моя кожа тут же покрывается мурашками. Я теряюсь, не понимая, как реагировать на это - раньше, когда мы были совсем еще детьми, такое было совершенно нормально. Мы слишком часто попадали в такие переделки, когда все локти и колени были измазаны в зеленке и на щеках красовался лейкопластырь с мишками. Чанёль всегда старался не допускать моих ран, потому что раньше я просто "обожала" плакать, и он боялся моих слез как огня, потому что когда взрослые видели плаксивую меня, попадало конечно же ему. И только стоило мне упасть, он уже испуганно несся ко мне, умоляя не плакать во весь голос. Позже он нашел решение - зацеловывая мои раны он добивался того, как я моментально замолкала. Он добился этого и сейчас: я пораженно замерла, но к прекратившимся слезам прибавились мурашки и быстро колотящееся сердце. -Подожди, - он так же спокойно соскочил на ноги, подбегая к своему мотоциклу и доставая свою спортивную сумку, и я судорожно выдохнула. Вроде бы это совершенно обыденная вещь, но я так странно реагировала на нее, что сама была в шоке. Изменения во внешности Чанёля привели к изменениям в моем отношении к нему самому. -Нуна пол-утра уговаривала взять аптечку с собой, и... Я не хотел брать, ну ты же знаешь, что мне эти ссадины на коленях, - он продолжал сбивчиво говорить, подходя вновь ко мне и раскрывая небольшую коробочку. -Нет, только не говори мне, что ты собираешься мазать меня зеленкой, - я испуганно отползла назад под его широкую улыбку. -Ты только вернулась, и мы уже успели попасть в переделку, - он усмехается, доставая маленький зеленый тюбик, и я нервно сглатываю. -С тобой иначе нельзя. -Без тебя я ни разу не сдирал свои колени, кроме поля. -Ну да, мы оба просто ядерная смесь, - усмехаюсь в ответ, все еще подозрительно поглядывая на то, как этот парень достает вату и обильно смачивает ее зеленой жидкостью, -Нет, пожалуйста, - я умоляюще смотрю на него, но он качает головой, пододвигаясь ближе. -Я снова буду ныть. -Я снова поцелую, - не обращая внимания на мои мольбы Чанёль просто одной рукой держит мою ногу, а второй прикладывает ватку к содранной коже. Я даже не успеваю осмыслить его слова в своей голове, тут же отвлекаясь на ссаднящую боль и тихо шипя, закусываю нижнюю губу чуть ли не до крови. Он правда тут же дует на ранку, и я горько усмехаюсь. -Не получится, - он удивленно поднимает на меня свои широкие глаза, не понимая, к чему я это сказала. -Не будешь же ты зеленку лизать. Чанёль растерянно хлопает глазами, и мне приходится самой взять у него из рук вату и приложить к собственой коленке, тихонько поскуливая от боли. Раньше я была закаленной к таким процедурам, но спустя четыре года такое понятие как боль конечно же благополучно забылось. Теперь стоило бы вести себя стойко и терпеливо, но моя повышенная чувствительность всегда мешала мне жить нормально, и слезы сами по себе лились без предупреждения. -Черт, - я раздраженно выдохнула, пытаясь помочь самой себе, дуя на рану, и другой рукой размазывая предательскую влагу по лицу. -Почему ты всегда плачешь? - Чанёль устало вздыхает, дотрагиваясь до моих щек и медленно большим пальцем проводит по разгоряченной коже. -Я не специально. -Знаю, - он перебивает меня, и тут я понимаю, что он снова близко ко мне. Поднимаю на него свои заплаканные глаза и снова задерживаю дыхание. Какого черта? Когда он научился быть таким серьезным? Или раньше я просто не замечала этого? , Он повторяет движение со второй моей коленкой, пока я снова сижу и тихо поскуливаю от боли. Кажется, будто бы он изменился и будто бы нет. Раны сильно щиплет, и из-за того, что именно на эту ногу я и упала, то там кожа была содрана сильнее, буквально до красноты, поэтому я снова не сдержавшись, тихо всхлипнула. И совершенно не ожидавшая того, что Чанёль вместо того, чтобы подуть на рану, поцелует меня в уголок губ, я в полном шоке замерла, ощущая на своей щеке его дыхание. Конечно я сразу забыла о боли, прислушиваясь к моментально наступившей тишине, нарушаемой лишь шорохом листьев и гудением насекомых, удивленно положив руку на его плечо. Только тогда он отодвигается, но не настолько далеко, чтобы я не смогла разглядеть блеск в его темно-шоколадных глазах. -Я тут понял, - он прерывает тишину первым, точно так же непринужденно и спокойно, как делал это всегда. -Твоя кожа как крылья бабочки, знаешь, что они сверхчувствительны? Хотя, ты же врач, о чем это я... Я прерываю его сама, прикладывая пальцы к его губам, с трудом все еще веря в то, что он только что этими самыми губами целовал меня. Чанёль удивленно замолкает и переводит взгляд на меня. -Эй, красный, - как обычно называла его я, окликаю дрожащим голосом его и медленно провожу пальцем по его мягким бледно-розовым губам. -Зачем ты.. Зачем поцеловал меня? -Я же обещал, а зеленка не такая вкусная, - он вдруг широко улыбается, и я уже замахиваюсь, чтобы треснуть его по голове, когда до меня доходит смысл сказанных им слов. -Что? - тупо переспрашиваю его, и он вдруг снова придвигается ближе ко мне, отчего у меня перехватывает дыхание. -Я сказал, что ты такая же красивая, как крылья бабочки. Все, что у меня вырывается в ответ, это судорожный выдох и немой взгляд,попадающий в пучину этих темно-карих больших глаз и длинных пушистых черных ресниц. И то ли я сама сошла с ума, то ли меня перегрело солнцем, но я сама потянулась к его губам, медленно проводя пальцем по его нежной теплой щеке и запуская пальцы в его кудрявые каштановые волосы, пахнущие мятой и шоколадом тех самых драже от m&m's. Я прижалась к его губам мягко и почти невесомо, задерживая дыхание, но Чанёль сам осторожно раскрыл губы навстречу моим, медленно и плавно целуя меня. Крылья бабочки символизируют мягкость, изящество и легкость, но и хрупкость. Существует форма болезни, которую называют "болезнью бабочки". Оно характеризуется бесконечной болью и повышенной чувствительностью кожи. Меня с детства пугали тем, что моя высокая восприимчивость кожи сможет когда-то вылиться в нечто подобное, но я несмотря на запреты матери бежала на авантюры с Чанёлем. Я никогда об этом не задумывалась, но сейчас я вдруг поняла, что наверное благодаря именно ему и его поцелуям моя кожа всего лишь превратилась в крылья бабочки, а превратиться полностью в "больную и хрупкую бабочку" этот вечновеселый парень с широкой улыбкой, глазами-драже и кудрявыми волосами и смешно торчащими ушами не позволил, зацеловывая буквально каждое мое "ранение". Чанёль подарил мне эти "крылья", и сейчас, когда его мягкие губы осторожно и плавно двигались на моих, я чувствовала их будто бы за спиной, готовая вспорхнуть далеко и высоко в голубое майское безупречно чистое сеульское небо.