Венецианская работа

      Я сажусь перед трельяжем и смотрю на себя в зеркала. Думая о том, что рабочий день наконец закончен, я тяжело вздыхаю и, поддев ногтями у подбородка и у линии висков, снимаю маску. Кручу её в руках, всматриваясь в мельчайшие детали. По внутренней стороне этой маски уже пошли маленькие трещины. Но ничего страшного. Если на ночь положу маску в раствор, то уже утром она будет почти идеальна.       Идеальность каждой маски необходима для жизни. И у каждой маски свой срок идеальности. Маска для моей нынешней работы создавалась всего три дня и стала совершенно скрывать лицо уже через две недели. Немыслимо короткий срок для такой кропотливой работы и той сосредоточенно-серьёзной и в тоже время покорной вещицы, что получилась в результате. А первые трещинки на этой маске появились уже спустя два месяца. Тоже очень быстро. Видимо, нынешняя работа мне совсем не подходит. Ну ничего… месяца четыре ещё маска точно продержится.       Я поднимаю глаза и смотрю на маску, висящую слева над трельяжем. У неё уголки губ приподняты в услужливой улыбке, а глаза очерчены так, будто в них подчёркнуты памятливость и внимательность. Маска расколота на две неравных части. В правой половине от высокого лба к подбородку пролегла широкая трещина. Меньшая часть вся потрескавшаяся, кое-где в ней заметны небольшие неровные дырочки. Эта маска для моей предыдущей работы. Её срок – двадцать один месяц.       Хорошо, когда по истечении своего срока маска только теряет свои краски, когда губы кажутся поджатыми, а глаза неприметными из-за того, что нечётко очерчены. То есть, хорошо, когда маска попросту снашивается. Но зачастую маски раскалываются, трескаются, разваливаются на куски из-за абсолютного противостояния истинным эмоциям, мыслям и чертам своего носителя. И опасно, когда маска ломается, находясь прямо на лице. В такие моменты маска с точностью до наоборот выполняет свои функции и, кроме того, может поранить лицо. Эти раны, не смотря на время, за которое затягиваются, уродуют навсегда. Иногда такие шрамы выдают тайны своего обладателя. В этих шрамах остаётся краска или даже осколки маски, врастая в истинное лицо.       Я легко провожу подушечками пальцев по тонкой полоске неровности кожи на левой щеке и смотрю на стену справа от трельяжа. Там висит маска абсолютного счастья влюблённости. В её улыбке переплетены нежность и лукавство, на щеках присутствует румянец из-за яркого желания, очертания глаз словно подчёркивают интерес и восторженность. Эта маска создавалась для встреч с моим любовником. Теперь уже бывшим. И эта маска была великолепна. Но после двух месяцев непрекращающихся слёз от внешних уголков её глаз вниз поползли тонкие трещинки. Сейчас эта маска - лишь украшение стены.       Я пробегаю глазами по ряду разложенных на столешнице перед зеркалами совершенно разных масок. Они напоминают о великолепных в своём изяществе работах венецианских мастеров, созданных специально для роскошного карнавала. Но, не смотря на всё великолепие этих масок, и их необходимость, счастье – порою просто любоваться ими, не примеряя на лицо.       Я грустно улыбаюсь своим мыслям.